Четверг 6 страница

Вэл возмущенно фыркнула:

– Он же просто треплет тебе нервы! Покажи ему, что ты его не боишься!

Кэтлин нашла, что в этом есть логика. Она набрала то, что предложила подруга, и отправила сообщение.

– Этого он уж точно не ожидал, – с удовлетворением заявила Вэл.

– Ой, Вэл, я боюсь!

Вэл протянула руку, и Кэтлин ответила на ее пожатие.

– В твоем положении каждому было бы страшно.

– «В твоем положении каждому было бы страшно»? – не веря своим ушам, повторила Кэтлин и отпустила руку подруги. – Может быть, у тебя припасены еще и другие банальности типа: «Ничего, все утрясется» или «Не заморочивайся ты этим»?

– А вот это уже несправедливо! – обиделась Вэл, и Кэтлин в ту же секунду осознала, что подруга права.

– Прости меня, пожалуйста, – попросила она тихо. – Просто я не привыкла к тому, что даже ты…

– Что даже я иногда могу растеряться?

Кэтлин не успела ничего ответить. Ее мобильник снова запищал.

– Разговорчив и скор на ответ, – прокомментировала Вэл, и Кэтлин немного успокоилась: перед ней была прежняя Вэл. Вэл-без-границ. – Ну что там?

Кэтлин прочитала текст и пожалела, что не послушалась внутреннего голоса, который советовал не читать. Не говоря ни слова, она положила мобильник на стол. Вэл взяла его и прочитала:

– «Как дела у вашей мамаши? Благополучно ли прошла ночь?»

– Давай пошли! – воскликнула Вэл и вскочила с места.

– Вы не знаете его? – настойчиво повторил Бен. – Может быть, я перепутал фамилию?

Карен, социальный работник, покачала головой:

– Мне очень жаль, но у нас тут нет никакого Марка. – Прикусив губу, она задумчиво посмотрела на Бена: – Разве что Мартин. Время от времени сюда, конечно, заглядывают люди из нашего офиса или кто-то, кто работает над другими проектами. В Глазго на следующей неделе открывается два молодежных центра. Может быть, вам там узнать?

Потирая подбородок, Бен смотрел на обстановку за спиной у его собеседницы. Это здание когда-то служило пабом. На полу остался прежний, заляпанный пятнами зеленый ковер, обои тоже никто не переклеивал. Сохранилась даже стойка, просто за ней больше не продавали алкогольных напитков. Только колу, лимонад, воду, возможно, еще кофе и чай. В помещении болталось несколько подростков, уставившихся в телевизор над стойкой. Еще несколько ребят сидели за интернет-терминалами, другая группа играла в настольный футбол.

– Разве они сейчас не должны быть в школе? – спросил Бен.

Карен улыбнулась:

– Уж лучше пускай они прогуливают школу здесь, чем на улице! Правда же? Мы даем им выпустить пар, а потом заводим разговор про их будущее, как они представляют себе свою жизнь без школьного аттестата. Рассказываем им о перспективах, которые открываются благодаря аттестату, – как это расширит для них возможности выбора. Рассказываем, какие существуют программы дальнейшего образования, и довольно часто добиваемся того, что кто-то из них начинает снова регулярно посещать школу. Многие обращаются к нам за помощью с домашними заданиями. Но большинство из тех, кого вы тут видите, уже давно прошли точку невозврата и не могут наверстать пропущенное. Скоро мы начнем работать по новой программе, будем проводить занятия с этими ребятами маленькими группами или индивидуально, чтобы они восполнили пробелы и закончили школу как следует.

– И у вас что-то получается? В смысле, как обстоит дело с государственным лицензированием?

Карен рассмеялась:

– Конечно же получается! Наши проекты тщательно продуманы. А зачем вам понадобился этот Марк? Может быть, я могла бы помочь?

Бен не рассчитывал, что придется выдумывать отговорки.

– Я по личному делу, – попытался он отвертеться.

– По личному? И не знаете, где он работает?

Ему показалось, что девушка не прочь с ним пофлиртовать.

– Когда я говорил с Марком, я так понял, что он работает здесь. Но вы, конечно, правы. Я просто сам позвоню в фонд.

– У вас есть их номер? Хотите, я вам запишу? – услужливо предложила Карен, когда сзади вдруг открылась дверь и на пороге появилась доктор Кин. Бен почувствовал, как сразу же изменилась атмосфера. Даже когда он сам вошел, подростки ненадолго примолкли. Они недоверчиво приглядывались к нему, но успокоились, как только поняли, что они его не интересуют. На появление доктора Кин они отреагировали совершенно иначе: сбились в кучку, как щенята, прячущиеся от опасности в стае своих соплеменников. Доктор Кин словно ничего не замечала.

– Мистер Эдвардс, – громко обратилась она к Бену. – Чему мы обязаны такой честью?

Поняв, что доктор Кин его знает, Карен перевела удивленный взгляд на начальницу:

– Он ищет здесь какого-то Марка Каннингема.

Глаза доктора Кин округлились:

– Он что-нибудь натворил?

– Вы его знаете? – спросил Бен.

– Нет, что вы. Вы, наверное, о каком-нибудь мальчике, который удрал? – одергивая на себе жакет подозрительно дорогого костюма, она с улыбкой перевела взгляд с Бена на Карен и обратно.

– Я посоветовала поспрашивать в офисе фонда, – услужливо подсказала Карен.

Доктор Кин покачала головой и потрогала наманикюренными пальцами свой подбородок:

– Я бы помнила это имя. Даже не трудитесь туда звонить. Прошу меня извинить, но мне сейчас, к сожалению, некогда. Было очень приятно повидать вас снова, мистер Эдвардс.

Она пожала ему руку и скрылась у себя в кабинете.

– Она часто приходит сюда в общее помещение? Мне она сказала, что обходит эти комнаты стороной, – поинтересовался Бен.

Карен пожала плечами:

– Здесь всюду видеокамеры. Вероятно, она увидела вас на мониторе. Вы, кажется, уже знакомы? – с любопытством стала выведывать Карен.

– Я пишу для газеты, – признался Бен.

– Ах, так это вы работаете над репортажем о фонде? – обрадовалась Карен. – Что же вы сразу не сказали?

– Кто вам это рассказал? Наверное, доктор Кин?

– Ну что вы! Она с нами почти не разговаривает. О вас мне рассказывал Сандер. – Она окинула Бена таким взглядом, словно сняла с него мерку, и удовлетворенно кивнула. – С того дня он просто расцвел.

– Ну, не преувеличивайте, пожалуйста! – сказал Бен. – Я только на днях с ним познакомился. Вряд ли он с тех пор мог так уж сильно измениться.

Карен настойчиво потянула Бена к стойке:

– Пожалуйста, присядьте. Будете что-нибудь пить? Вам колы? – Скрывшись за прилавком, она достала из холодильника две бутылки колы и обратила на него сияющий взгляд. – Вы же не знаете, каким он был раньше. Полное отсутствие мотивации! Не понимал, где его место. Он с легкостью мог получить аттестат и пойти в университет. Но он боится тех, кто его окружает. И не представляет себе иной жизни, кроме вот этой. Понимаете? Он знает только такую жизнь. А тех, кто хорошо успевает в школе, там травят и бойкотируют. Никто не любит тех, кто метит подняться выше. Его родители, конечно же, безработные. И не думаю, чтобы они вообще когда-то работали. Когда он родился, его матери было четырнадцать лет. Отцу – пятнадцать. Отец немного послужил в армии, но был за что-то уволен. Больше я ничего о нем не знаю. Можете себе представить, что это значит для ребенка? Если у него есть хотя бы искра таланта? Тут нет никого, кто бы помог ей разгореться. Поэтому мы с ними и занимаемся.

Бен прервал ее, прежде чем ее речь перешла в рекламный панегирик фонду «We help».

– В чем же он изменился? – спросил он.

Карен отхлебнула колы:

– Он сразу же рассказал мне о вас. Что вы – журналист. Что у вас клевая работа и что вы сказали ему: он тоже когда-нибудь может стать журналистом. С тех пор он только об этом и говорит. И с вашим шефом он тоже, видимо, познакомился? Тот, кажется, человек со странностями.

– «Со странностями» – это довольно точное определение, – сказал Бен. – А о Джейми у вас с Сандером не заходил разговор? У него сейчас дела обстоят не очень хорошо, – спросил он, намеренно преуменьшив истинный размер катастрофы.

– Ой, Джейми! С ним вообще печальная история. С некоторых пор у него случаются тяжелые срывы. В семье этот мальчик как неприкаянный, у него нет надежного тыла, вообще ничего. Иногда он заходит сюда и просто сидит в углу, ни с кем не разговаривая. Кроме того, он очень сильно выпивает…

– А вы никогда не видели, чтобы он разговаривал с кем-то из посторонних, кто сюда к вам заходит?

Карен немного подумала и вдруг вспомнила:

– Знаете, я поняла, о ком вы спрашивали. Он – психолог, но мне не представлялся. Странно, вообще-то. Как-то раз мы, правда, поздоровались за руку, но я никогда не слыхала его имени. Заглядывает иногда сюда, разговаривает с некоторыми мальчиками. Довольно высокий, вашего возраста, темноволосый. Не слишком хорошее описание, да?

– Оно очень подходит к тому, кого я ищу, – дружелюбно сказал Бен, думая в это время о том, как могло случиться, что доктор Кин его не знает. – Я рад за Сандера, – перевел он разговор на другую тему, чтобы отвлечь Карен. – Я встречусь с ним сегодня. А сейчас мне, к сожалению, пора уходить, – закончил Бен, мысленно утешая себя, что авось мальчик не наболтал чересчур много лишнего.

Карен посмотрела на него печально:

– А вы не согласились бы заглянуть к нам как-нибудь еще и выступить перед ребятами с лекцией? Нет, лекция – это не то слово… Просто рассказать о своей работе? Сандер сказал мне, что вы сами вроде бы из простых?

Бен улыбнулся:

– Из самых низших слоев рабочего класса. Три поколения шахтеров, нынешнее – в основном безработные. Я там, среди них, исключение из правила, к которому относятся неприязненно.

– Превосходно! – воскликнула она и тотчас же зажала себе рот рукой. – То есть нет! Я, конечно, не то хотела сказать, чего уж тут превосходного… Пожалуйста, подумайте как-нибудь на досуге об этой просьбе. Сюда ведь в основном ходят мальчишки, и вы, вероятно, могли бы как-то помочь, чтобы у кого-то из них появилась мотивация.

Бен пообещал исполнить ее просьбу и почувствовал даже легкий прилив гордости оттого, что Сандер им восхищается, и оттого, что, наверное, и правда мог бы помочь кому-то из ребят, вселить в них надежду. Да что уж там скрывать: сейчас он гордился достигнутым успехом.

Пускай в настоящий момент он и сам не понимал, в чем этот успех заключается. Но об этом можно подумать как-нибудь в другой раз.

Выйдя из подросткового центра и миновав несколько кварталов, Бен позвонил в офис фонда. Ленни Макгарригл начал с пространных жалоб: все, кажется, считают его новой Кэтлин Андерсон, а затем объявил, что во всем фонде нигде нет сотрудника, которого звали бы Марк Каннингем.

– Странно, – не удовольствовался этим ответом Бен. – Мне только что сказали, что он психолог и часто заглядывает в центр эдинбургского проекта.

– Ах да! Знаете, вообще-то, есть такой человек – Марк Каннингем. Правда, он не психолог, а психиатр. И он не работает на «We help». – Макгарригл от раздражения застонал. – Может быть, вы его имели в виду? Вы уверены, что не перепутали имя?

– Почти уверен.

– Но не вполне. Ну ладно. Тот, о котором мы говорим, – это худощавый тип, у него мало задницы, но в остальном хорошо тренирован, смазливое лицо, как у молодого Джереми Нортэма Джереми Нортэм (р. 1961) – британский актер театра, кино и телевидения., возраст около тридцати пяти?

Еще одно интересное описание!

– Похоже на него, – согласился Бен.

– В таком случае, возможно, вы имели в виду доктора Марка Каннингема, работающего в Центре Харлана Трента. Однако, насколько я знаю, он никак не связан с фондом.

– Наверное, я его с кем-то перепутал, – сказал Бен.

Его голова уже была занята другими вопросами. Он поблагодарил Ленни и отключил телефон.

Зачем психиатру из Центра Харлана Трента заходить в молодежный клуб? И почему бывший главный врач Центра Харлана Трента заявляет, что не знает этого человека? Может быть, он поступил на работу после того, как она оттуда ушла? Но почему тогда его знает никогда не работавший в этом медицинском центре Ленни Макгарригл? Бен не любил оставлять открытые вопросы. Он вскочил в первый подошедший автобус. Пора было обратиться за ответами к первому великому оракулу двадцать первого века – «Гуглу».

Если отвлечься от резиновых трубок и аппаратов, ее мать и здесь, как всегда и везде, производила впечатление какой-то неуместности. Волосы у нее отросли и стали немного длинней, седые пряди почти полностью вытеснили прежние светло-русые. Никаких других изменений Кэтлин не заметила в ее облике. По крайней мере пока глядела на нее из-за стеклянной перегородки.

– Инфаркт?

Медицинская сестра пожала плечами:

– Неглубокий. По-видимому, она из-за чего-то сильно переволновалась.

Кэтлин испытующе взглянула на сестру:

– Вчера случилось что-то из ряда вон выходящее? Может быть, чье-то посещение?

– Если да, то не в мою смену.

– Она разговаривала с кем-нибудь по телефону?

Сестра скривила рот:

– С кем ей разговаривать, кроме вас?

Кэтлин ощутила на плече теплую руку Вэл.

– Ей можно туда зайти?

– С чего ты взяла, что я хочу к ней заходить? – громким шепотом заявила Кэтлин, скрестив на груди руки. – Эта женщина ни разу в жизни не проявила ко мне интереса.

Она проглотила комок, чтобы удержаться от слез.

– Миссис Марч…

– Андерсон, – поправила сестру Кэтлин. – Я переменила фамилию.

– А! – воскликнула сестра. – Теперь понятно…

– Что вам понятно? – так и вскинулась Кэтлин, ожидая услышать новые комментарии по поводу того, как она пренебрегает дочерними обязанностями.

– У нас тут лежит письмо на ваше имя.

Кэтлин и Вэл удивленно переглянулись.

– Здесь? На мое имя?

– Да. Конверт адресован на имя миссис Андерсон. В скобках указана фамилия вашей матери. Но рядом с фамилией Андерсон стояла пометка «лично в руки», подчеркнутая жирной чертой. Поэтому у нас никто не вскрывал это письмо. Мы решили оставить его, и если три месяца оно пролежит невостребованным, то…

– Разве ты не дала им свой новый адрес? – спросила Вэл.

– Я оставила новый номер мобильного телефона.

– Значит, не давала. И новую фамилию не сообщила? – Вэл приподняла брови. Сестра тоже.

– Номер телефона важнее! – сказала в свою защиту Кэтлин и затем, обращаясь к сестре, спросила: – А кто-нибудь интересовался номером моего телефона? К примеру, мой бывший муж?

Теперь уже сестре пришел черед скрестить на груди руки.

– Вы несколько раз настойчиво просили нас никому не давать ваш новый номер.

– Но это же еще не значит, что вы этого не сделали.

– Мы не давали.

– Так-таки не давали?

Обе раскраснелись. Они стояли, буравя друг друга глазами, выжидая, когда противница первая отведет взгляд.

– Это теперь уже не имеет значения, – вступилась Вэл. – Главное, как она себя чувствует и благополучно ли перенесет инфаркт.

– Миссис Марч давно уже сильно сдала. Доктора высказывались не слишком оптимистично. У нее пропала воля к жизни.

– Чего-чего, а этого у нее никогда не было, – недовольно проговорила Кэтлин.

С тех пор как четыре года тому назад ее мать допьянствовалась до комы, а после того, как оправилась, была направлена в клинику для лечения от алкогольной зависимости, в ее состоянии ничего не менялось. Поначалу она еще думала, как бы поскорей вернуться домой, чтобы снова добраться до выпивки, но в клинике ей сказали, что отпустят только тогда, когда она полностью излечится от этой тяги. Поняв это, она вообще перестала разговаривать. Она отказывалась от еды и питья, ее приходилось кормить искусственно. Временами она начинала есть, потом неделями отказывалась, потом снова соглашалась и так далее. Но говорить она с тех пор окончательно перестала. И вставать с постели тоже. Ее перевели на психиатрическое отделение. Ни лекарства, ни уговоры на нее не действовали, и она пребывала все в том же состоянии. Последовало два-три перевода в другие больницы, и наконец она попала в дом для престарелых.

– Трудно одной, без близких, – завела было сестра.

Но тут Кэтлин окончательно потеряла терпение:

– Ой! Сейчас заплачу! Эта женщина бросила меня на произвол судьбы, когда была мне нужнее всего. Я была еще ребенком, школьницей, а она каждый день валялась пьяная на диване. Она не готовила мне еду, не покупала новой одежды. Иногда оставляла мне на столе денег. Просто замечательно! Меня воспитывали родители моих одноклассниц. Единственный родной человек у меня – Вэл. Без Вэл и ее родителей я бы пропала. Еще вопросы?

Кипя от злости, Кэтлин проковыляла по коридору в туалет и громко захлопнула за собой дверь. Через несколько секунд она ее приоткрыла и осторожно выглянула в коридор.

Сестра все еще стояла, скрестив руки. Вид у нее был не менее воинственный, чем у Кэтлин.

– Откуда же мне было знать, – проворчала она. – Это же ее мать.

– Пусть она сама решает, заходить ей в палату или нет. Пожалуйста, не настаивайте! – примирительно сказала Вэл.

– Да ладно, – буркнула сестра.

– Вы точно знаете, что у миссис Марч не было посетителей? Что никто ей не звонил? А может быть, кто-то о ней справлялся?

Кэтлин увидела, что сестра неопределенно пожимает плечами. Если, мол, хотите узнать, почему у вашей матери ночью случился инфаркт, то надо поговорить с ночной сестрой. А с другой стороны, если человек уже годами лежит, не вставая с кровати, то немудрено, что у него нарушается кровоснабжение сердца.

В конечном счете не имеет значения, побывал ли ее преследователь здесь или нет, подумала Кэтлин. Он постоянно опережает ее на шаг. По крайней мере, он не нашел и не забрал письмо, пришедшее на имя Кэтлин, даже если и наведывался сюда. И письмо было не от него.

Она тихонько закрыла дверь и отвернула кран, чтобы охладить разболевшуюся руку. «Хотя бы эти боли немного отпустили», – подумала она. Кэтлин уже не понимала, что у нее болит сильнее – нога, рука или голова. Или сердце. Что бы ни происходило за прошедшие двадцать пять лет, эта женщина – ее мать.

Однако она так и не смогла пересилить себя, чтобы войти в палату и взять ее за руку. Вдохнуть ее запах, услышать ее дыхание, что-нибудь ей сказать. Все эти годы она не могла себя заставить и до сих пор была к этому не готова, и похоже, уже никогда не сможет этого сделать.

Кэтлин открыла дверь и присоединилась к остальным.

– Я бы хотела взять письмо, – сказала она сестре.

Заметно было, что Вэл сумела растопить броню и смягчить ее отношение к Кэтлин. Вскоре сестра вернулась, неся в руке пухлый белый конверт.

Почерк Кэтлин узнала с первого взгляда: это был почерк Томаса. Но на конверте не был указан отправитель. Она вскрыла конверт. Из него выпал СD-диск в пластиковом чехле. Никак не надписанный. В конверте не оказалось ни письма, ни хотя бы записки. Только этот диск.

Сестра с любопытством наблюдала за происходящим:

– Ну что? Это для вас?

– Несомненно, – ответила Кэтлин, стараясь говорить спокойно и убедительно. – Я уже устала ждать. Очевидно, произошло какое-то недоразумение с адресом. Когда пришло сюда это письмо?

– Совсем недавно. Не больше недели назад.

– Прекрасно. Огромное вам спасибо. Мы пошли.

Кэтлин резко повернулась, не бросив больше ни одного взгляда на свою мать. Вэл последовала за ней, подставив руку, чтобы Кэтлин могла опереться.

Если бы Кэтлин могла, то, выйдя из такси, она бы бегом взбежала по лестнице в квартиру Вэл. Пока ноутбук включался и Вэл вставляла в него диск, она разволновалась до такой степени, что казалось, это взорвет ей голову.

– Что это? Вэл, что такое он мне прислал? – спросила она нервно. – И почему на адрес дома престарелых? Он же знал, где я нахожусь, под каким именем живу, знал место моей работы. Почему он не прислал мне это в Калландер?

Пожав плечами, Вэл принялась нажимать клавиши компьютера:

– Погоди, пока мы не увидим, что на этой штуке записано. Тут же огромная база данных…

На экране появились имена, адреса, ряды цифр. Вэл стала прокручивать текст сверху вниз. Списку имен, казалось, никогда не будет конца.

– Какого черта, – сказала она. – Тут же тысяч двадцать или тридцать записей. Что это такое?

– Ты ведь говорила – детектив по экономическим делам? – вспомнила Кэтлин. – Подумай сама! Он знал, что я почти не захожу к матери. Если бы это предназначалось мне, он прислал бы диск на мой адрес. Вероятно, он хотел оставить его в больнице на хранение.

– Припрятать для надежности?

– Если с ним вдруг что-то случится, – пояснила Кэтлин.

– Чтобы ты нашла это, если с ним что-то случится, – дополнила Вэл ее мысль.

– Но я совершенно не понимаю, что мне с этим делать, – вздохнула Кэтлин.

Вэл бросила на нее сердитый взгляд:

– Пожалуйста, не веди себя как затравленный кролик, который ничего не знает и не умеет. Вдвоем мы с тобой как-нибудь разберемся в этой тайне.

Кэтлин с сомнением взглянула на подругу:

– Как ты думаешь: это имеет отношение к последнему делу, которое он расследовал?

– Как ты думаешь: этот диск стал причиной его убийства? – ответила Вэл вопросом на вопрос.

От нетерпения Кэтлин потянула подругу за рукав. Вэл вырвала руку:

– Минутку! – Она пристально всматривалась в проплывающие перед глазами колонки цифр. – Это база данных здравоохранения. Вот: при каждом имени – информация личного характера и детали, относящиеся к истории болезни. – Она остановилась. – А тут… – Вэл указала на экран.

– Моя мать! – воскликнула Кэтлин. – Вэл, я не понимаю!

– Погоди! – Вэл углубилась в записи. – Здесь пациенты, поставленные на учет как страдающие наркозависимостью.

– Поставленные на учет? Кем поставленные?

– Судя по тому, что я вижу, Национальной службой здравоохранения.

– Но для чего Томасу понадобилась база данных НСЗ? Что же это – те самые, которые были украдены? Об этом сообщалось в прессе. За последние полгода в НСЗ было утеряно несколько списков из базы данных, включающих сведения о пациентах. Причем речь шла не о том, что базы данных вообще исчезли. Пропали копии: три CD-диска пропали на почте или затерялись во время их пересылки через курьера. Одну, кажется, выкрали из машины курьера.

– Давай-ка посмотрим! – Вэл перешла в Интернет. – Вот: «Пять месяцев тому назад пропала база данных, содержащая информацию о наркозависимых больных, проживающих в Англии». Должно быть, это она и есть. Спустя еще два месяца пропал CD из Службы здравоохранения Шотландии, содержавший информацию о десяти тысячах детей. А недавно еще один с общими данными пациентов, тоже из Службы здравоохранения Шотландии.

Некоторое время подруги провели, обсуждая эти сведения. Следы, как их назвала увлеченная таким авантюрным сюжетом Вэл, вели в Шотландию, и, чтобы продвинуться в своих изысканиях, следовало именно туда и отправиться.

– В Лондоне я, наверное, могла бы еще некоторое время скрываться от полиции, но в Шотландии это невозможно, – с сомнением отнеслась к такому предложению Кэтлин.

– Разве у тебя есть выбор? – настаивала на своем Вэл. – Думаю, рано или поздно тебе все равно придется пойти в полицию и рассказать им все, что ты знаешь. Ведь что тебе светит впереди? Либо полиция, либо свихнувшийся киллер, которому явно все о тебе известно. Ну так как?

Кэтлин скривилась:

– Можно мне хотя бы пять минут на размышление? Легко ли сделать выбор между чумой и холерой!

Вэл расхохоталась.

Сандер ждал на пустыре. Он сидел на земле спиной к Бену, рисуя камешком чертиков.

– Привет! – крикнул Бен еще издали, чтобы не испугать мальчика. Сандер вяло помахал ему рукой. Плечи его сутуло согнулись, и вид у него был усталый. Веснушки на бледном лице проступили еще ярче, глаза смотрели растерянно.

– Ну как? Все выяснилось? – спросил Бен.

– Не… Как подумаю о Джейми, мне уже самому тошно.

Бен опустился рядом с ним на корточки:

– Потому что он так напился?

Сандер простонал что-то невнятное:

– Он пьет все больше и больше… Ему вроде как и черт не брат. Говорит, что ему можно пить сколько угодно. – Сандер вытер грязные руки о джинсы. – Мне это уже просто надоело. А вот родители – их я вообще не понимаю. – Он потер ладони. – Они даже ничего не говорят ему. Сидят в соседней комнате – и ни слова! Моя мать меня бы так отколошматила, что живого бы места не осталось, если бы я явился домой с бутылкой водки. А эти что? Не видят, что ли, что делается?

Бен слушал его с ощущением полной беспомощности. Может быть, он и вышел из рабочей среды, но по сравнению с теми условиями, которые видел здесь, он вырос, можно сказать, на блаженном острове. Нет, он, Бен, был отнюдь не из тех, кому пришлось «пробиваться в жизни»! Насколько же легче ему пришлось, чем Джейми! Или, к примеру, Кэмерону, с которым ему так и не довелось познакомиться. Вспоминая переполнявшее его еще недавно чувство гордости, он сейчас ощущал стыд.

В растерянности он пытался подыскать подходящие слова. Но ничего не приходило в голову. Он переменил тему, заговорив о том, что собирался сейчас сделать: навестить родителей тех детей, имена которых числились у него в списке погибших, чья смерть выглядела подозрительно. Сандеру он сказал, что надеется получить подтверждение, что это были действительно «всего лишь» несчастные случаи, но может оказаться и что-то совсем другое.

– Кто-то им «помог»? – спросил Сандер.

Бен кивнул и увидел, как мальчик крепко стиснул зубы, закрыл глаза и потер переносицу, словно стараясь сосредоточиться. Или не заплакать. Не слишком ли много он взвалил на подростка? Может ли он вообще брать на себя такую ответственность, втягивая в это дело четырнадцатилетнего парнишку? Когда Бен пошел на попятный, сказав мальчику, что лучше, пожалуй, провернет все это сам, тот не согласился. Сандер ответил, что пригодится ему в этом деле, без него, мол, Бена даже на порог не пустят, и Бен понял, что он прав. Поэтому он показал Сандеру свой список:

Кэмерон Макфедден (15) – падение с крыши

Дилан Кристи (10) – утонул

Айдан Хендерсон (12) – играл с отцовским ружьем

Райан Флеминг (8) – осколки стекла, смерть от потери крови

Адам Гордон (9) – падение из окна, десятый этаж

– Это дети, погибшие за последние три месяца. Все они жили в этом районе, и я хочу узнать, действительно ли причиной были несчастные случаи, или за этим кроется что-то другое.

Сандер просмотрел имена:

– Про Кэмерона все говорили, что это было самоубийство. Он в последние дни был как будто совсем, ну, совсем ненормальный. Должно быть, это были наркотики. Он решил, что может летать. – Сандер пожал плечами. – А что ты думаешь?

– Я хотел бы знать, не ходил ли он в молодежный центр фонда.

– Да все они ходили, – сказал Сандер, думая уже об остальных именах. – Насчет Дилана можешь не сомневаться, он утонул. Его старший брат Мэтью учится в одном классе со мной. Все случилось при нем. С тех пор Мэтью прямо не в себе и в школу перестал ходить. Понимаешь, они перед тем поссорились, на пляже в Портобелло. Мэтью назвал Дилана бебиком и попрекнул, что он всего боится. Дилан хотел ему доказать и прыгнул в воду. Он не умел плавать, а Мэтью над ним смеялся. Ну, Дилан и полез дальше, на глубину, ну и вот…

– А что с Мэтью? С ним работает психолог?

– Мэтью-то? Колотит его отец каждый день, вот что с ним! Когда учитель его спросил, он сказал, что раз виноват, то значит заслужил наказание, и с тех пор больше не приходил в школу.

– О господи! – тяжело вздохнул Бен.

Сандер прочитал следующее имя:

– Айдан Хендерсон… О черт! Я же знаю, кто это. Он застрелился. Кто-то рассказывал, что он решил получше рассмотреть ружье своего предка, а оно возьми и выстрели. Этого не могло быть, все знали, что Айдан умеет стрелять лучше всякого полицейского. Ты бы видел его! В ярмарочных тирах он попадал без промаха во все фигуры, он их все снимал, даже если хозяин неправильно установит ствол. Один пробный выстрел – и все, Айдан уже знает, как надо целиться. Да он ни разу в жизни не промахнулся!

– Райан Флеминг?

У Сандера на глазах проступили слезы:

– Говорили – осколки стекла. Это было ужасно. Никто не хотел верить.

– Не верили, что осколки?

– Да нет! Что малыш умер. Такой был славный мальчуган! Он только придет, и все уже улыбаются. Никудышные родители! Тут все только удивлялись: откуда это у них такой ребенок! Старшему-то брату уже лет сорок, и обе сестры ненамного моложе. Лет по тридцать пять. А их мать вдруг в пятьдесят взяла и родила еще одного. Она и не хотела рожать, но было уже поздно для аборта. Она же во какая толстуха, ну вот и заметила только, когда была уже на восьмом месяце. Райан был такой славный, а они за ним совсем не смотрели. Представляю себе, что он у них, может быть, несколько часов истекал кровью, пока они наконец о нем вспомнили и стали искать. Сволочи! – сплюнул Сандер.

– Про Адама я слышал, что он будто бы был склонен к депрессии.

Сандер бросил на Бена мрачный взгляд:

– Мать Адама – подстилка для всего Крейгмиллара. Она каждому дает, в любом месте и в любое время. Даже в школе есть несколько парней, которые к ней ходили, чтобы кое-чему поучиться. Она любому дает.

– За деньги?

– За все: за деньги, за курево, за все без разбору. С ней только поздороваются, она уже юбку задирает. Кто тебе рассказал про Адама?

Бен ответил уклончиво:

– Я был недавно в пабе, ну, там и услышал.

– В пабе? Там, на углу?

Дата добавления: 2015-06-27