Сознательный интерес и подсознательное влечение

Но видеть, как казнимый искренне жалеет мучителей своих, прежде не доводилось никому. Даже предполагать, что такое доведется увидеть, не мог никто. Если бы мне до казни сказали, что я увижу такое, я бы счел такого предсказателя просто глупцом.

Все мы в прежней жизни своей повидали немало казней. Зрелище это не из приятных. Гримаса боли, искажающая лицо казнимого, мало кого оставляет равнодушным. Самый жестокосердный невольно жалеет истязаемого, против воли жалеет даже самого закоренелого преступника.

Мы, присутствовавшие при казни Бальтазар, Мельхиор и я, Каспар, поняли это много позже. То, что увидели мы и все другие, кто был там, никогда прежде никому из смертных видеть не доводилось. Да и промыслить такого никто прежде не мог.

Оно и не могло быть иначе, ибо после Голгофы, все присутствовавшие при казни в той или иной степени попали под Его влияние, стали последователями учения Его.

Это обстоятельство тщательно скрывалось, но для многих в Иудее оно не составляло секрета.

Достаточно сказать, что Понтий Пилат, прокуратор Иудеи, уверовал во Христа и до конца жизни оставался тайным Его последователем. Менее известно, что Каифа, первосвященник Храма иудейского, тоже стал тайным последователем учения Его.

Голгофа изменила мир.

Но Голгофа полностью опрокинула замыслы и надежды властей. И не только опрокинула, но и в значительной степени изменила взгляды на жизнь и само мировоззрение многих представите­лей римской и иудейской власти.

8. Что, собственно, произошло?

Но почему это произошло, почему все бывшие в тот день на Голгофе уверовали в Него? Почему и палачи, и зрители, до того издевавшиеся и смеявшиеся над Ним, вдруг стали молиться и пла­кать, и с надеждой взирать на Него, на кресте за них страдающего?

9. Может ли жертва любить палача своего?

А ведь я был прежде знаком с учением Его, знал, что Христос учил любить врагов своих. Странна была мне эта наука, не скрою, очень странна и непонятна. Но я знал недюжинную мо­ральную силу Его. Поэтому счел: то, что для нас простых смертных недостижимо, по плечу Ему.

Но все же своими глазами увидеть, как сквозь гримасу нестерпимой, нечеловеческой боли, явст­венно проступает любовь и сострадание к палачам, это было для меня шоком. Просто нельзя было себе представить, что лицо человека такое может выразить. А на лице Его любовь к па­лачам проступала явственно. Потому, наверное, что у Него не лицо, как у всех нас, а Лик Боже­ственный.

Вот это то и произошло. Все увидевшие лик Его, искаженный болью и одновременно смягчен­ный любовью и состраданием к палачам своим, в тот же час уверовали в Него.

Глава 4. Три независимых центра жизни усадьбы

Не могу не признать, что знакомство с Марленом Михайловичем Кузовлевым, с его удивительной усадьбой, с налаженным в ней бытом произвело на меня сильное впечатление.

В этот же период я, со странным чувством удивления, смешанного с откровенным недоумением, изу­чал «Апокрифы от волхвов». Это чтение оказывало на меня какое-то удивительное воздействие. Я не понимал, в чем оно, но подсознательно чувствовал, ощущал, что меняюсь, что во мне, в моем ми­ро­ощущении что-то медленно, но неуклонно изменяется.

Я хотел обсудить эти апокрифы, с многомудрым г-ном Письменным, но милейший Тарас Иванович был под завязку занят организацией сразу двух конференций, которые в ближайшее время должны были (одна за другой) состояться в усадьбе олигарха.

Как человек, привязанный к реальному миру, я с живым, непрекращающимся (даже, несмотря на то, что отошел от дел и пребываю на покое) интересом, увлеченно знакомился с усадьбой, с особенно­стями ее архитектуры, с бытом в ней налаженным. Но, вместе с тем, эти ранее никому не известные Евангелия, по смыслу своему никак не похожие на другие известные миру апокрифы, чем-то неудер­жимо меня влекли. Так я продолжал свое существование, как бы поделенное на две независимые друг от друга части.

Дата добавления: 2015-06-27