Различие между организмами и мертвой природой

Издание второе, исправленное и дополненное

ЧЕРТЫ ИЗ НАУКИ О ПРИРОДЕ

МИР КАК ЦЕЛОЕ

С.-ПЕТЕРБУРГ

Письмо V

Таинственность границ между предметами. - Арифметический способ понимание. - Жизнь как ряд перемен. - Ошибка Кювье и Биша. - Явления развития и явления круговорота. - Мысль о жизненном элексире. - Неизвестность причин смерти. - Непонятность полового различия. - Теория Шлейдена. - Размножение клеточек. - Превращение заро­дыша. - Теория заключенных зародышей. - Сравнение с грозою. - Обра­зовательное стремление Блюменбаха. - Мысль об искусственном произведении организмов. Рецепт Парацельса для произведение гомункула. - Сравнение с облаком. - С кристаллом. - С планетою. - Развитие как совершенствование.

Есть много людей, которыми постоянно обладает стремление к таинственному, то есть не только неизвестному, но даже не могущему быть вполне известным, к чему-то бесконечно глубокому. Много заблуждений проистекло из этого стремления; история челове­чества представляет такой длинный ряд и таких очевидных заблуждений этого рода, что легкомысленные умы нередко готовы считать всю эту историю какою-то нелепостью и отказаться от всякой надежды увидеть луч­шее в будущем. Между тем самое стремление в таин­ственному есть одно из благороднейших и высочайших свойств человека. В нем, очевидно, выражается неутомимая жажда знания, которая владеет человеком. Ум по своей сущности бесконечный требует для себя и бесконечного поприща. Какой бы предел вы ему ни положили, то есть какой бы взгляд, определенный

в мельчайших подробностях, вы ни почитали окончательным взглядом на мир, этот взгляд будет смертью для ума. При таком пределе нередко настает тоска, и вся жизнь становится пустой и лишней. Если все известно, все ясно, то из-за чего же жить? Помните, что говорит Печорин: «а все живешь из любопытства: ожидаешь чего-то нового. Смешно и досадно!»

Таинственное, неисчерпаемо глубокое, действительно, существует для удовлетворения жажды нашего ума. Но те, которых томит эта жажда, нередко ищут его не там, где следует, и вот причина бесчисленных заблуждений. Они готовы поверить в духов, пишущих столиками, в заоблачный, допредметный мир, готовы перенести свое таинственное дальше самых далеких звезд, и не замечают, что самое загадочное, наиболее неизвестное и неисчерпаемое есть то, что всего ближе к нам, что чудеса совершаются прямо перед нашими глазами. Человек есть без сомнения самое таинственное существо в целом мире. Посмотрите, как все кругом него существует ясно, просто, спо­койно; один человек задает себе загадки, один он видит везде какие-то задачи, какие-то глубины и борется с природой, чтобы выманить у нее тайны, будто бы скрываемые ею, следовательно, сам человек и есть величайшая загадка, труднейшая задача, тайна между всеми тайнами.

Неисчерпаемой загадочностью полны для нас те границы, которыми существа одного рода отличаются от существ другого. Возьмите высший род - человека, его связь с животными по-видимому так тесна, что едва можно уловить внешнюю черту отличия, между

тем как таинственное внутреннее отличие делает мир человеческий - особым миром в мироздании. Глубоко загадочно также отличие животных от расте­ний. В прошлом письме я указывал вам на всю трудность - составить понятие об организмах, отыс­кать их существенное различие от простых вещественных тел и явлений. Таким образом, сколько мы найдем различий, столько же получим и задач. Из отличия человека вытекает вопрос: что такое дух человеческий? Из отличия животных - что такое душа животных? Из отличия организмов - что такое организм?

Последним вопросом нам и нужно заняться. Заметим, прежде всего, что обыкновенно об этих предметах мыслят так сказать арифметически. Полагают, что существующее подходит под следующие формулы.

Вещество плюс жизненная сила - организм.

Организм плюс душа - животное.

Животное плюс разум - человек.

Такой образ понимания вещей кажется до того естественным и так распространен, что обыкновенно не приходит и в голову спросить, верен ли он или нет. Его принимают за несомненный и прямо при­нимаются решать: существует ли жизненная сила? существует ли душа? и т. п.

Между тем, такой образ понимания не верен. Ничто в мире не слагается арифметически, ничто не представляет простой суммы, напротив, единства в существующем так сказать больше, чем отдельности (вы видите - я сам употребляю арифметический язык).

Если бы мы имели полное понятие о веществе, то мы с необходимостью вывели бы из него понятие об организме. Сущность организма, очевидно, кроется в сущности вещества.

Если бы мы имели понятие об организме, то мы с необходимостью вывели бы из него понятие о животных, о существах одушевленных, потому что, оче­видно, одушевленными могут быть только организмы, и одушевление необходимо должно быть следствием высшего развитие организации.

Если бы мы, наконец, имели полное понятие о животных, то мы увидели бы, что животность необходимо переходит в человечность, увидели бы, что дух есть цель этого стремления, цель бесконечных превращений.

Следовательно, если бы мы понимали вещество, то понимали бы и дух, но вполне очевидно, что и наоборот, если бы мы понимали дух, то вполне пони­мали бы вещество. Отсюда вытекает заключение неблагоприятное для материалистов, - именно, что, так как понимающее, т. е. человек, есть дух, а не вещество, то ясно, что постижение должно быть начато с духа, а не с вещества. Вещество же есть ни что иное, как именно то, чти нужно постигнуть.

Но вместе с тем вы видите, что откуда бы мы ни начали и каким бы путем ни шли, мы достигнем одинаковых результатов, потому что цель всей деятельности мышления постоянно остается одна и та же, именно - постигнуть единство всего существующего, или, если хотите, - постигнуть разнообразие мира, то есть привести его к единству.

Путь, представляемый естественными науками, имеет величайшую привлекательность, потому что

отличается тою положительностью и определенностью, кото­рою так хвалятся натуралисты. Это факт, против фактов спорить нельзя— вот обыкновенные речи, в которых выражается уверенность натуралистов, и, хотя рядом с этими несомненными фактами идут тысячи несомненных заблуждений, они любят повторять: давайте нам фактов, фактов!

Посмотрим же, что представляют нам факты, попробуем строить понятие об организме из отдельных черт, представляемых органическими существами.

Организм есть живое, живущее тело. Жизнью же называется ряд перемен, которым подвергается организм, начиная от первого его зачатие до смерти. Прошу заметить - ряд изменений самого организма, а не тех, которые только происходят в организме. Так, например, биение сердца не есть еще жизненное явление, оно происходит совершенно механически. Но если от радости у вас забилось сердце сильнее или, если оказы­вается, что у юноши сердце и, следовательно, пульс бьются скорее, а у стариков медленнее, то такие перемены вы можете считать явлениями жизни.

Дело здесь совершенно ясное, так понимается жизнь смыслом народа, такое значение имеет это слово в языке, и нужно быть ученым, для того, чтобы забыть это значение. Мы живем - это в вещественном отношении значит: мы рождаемся, растем, мужаем, стареем и умираем. Возрасты суть отделы нашей жизни, смерть - ее необходимое заключение.

Следовательно, ошибался Кювье, говоря, что жизнь состоит в круговороте частиц, вернее было бы сказать - в изменениях этого круговорота. Ошибался Биша, говоря, что жизнь есть совокупность отправлений,

противостоящих смерти, вернее было бы сказать - совокупность явлений неминуемо идущих к смерти.

Вы видите поэтому, как неверно сравнивать жи­вое существо с водопадом или водоворотом. Жизнь есть ни что иное, как развитие; в нравственной сфере вы, впрочем, это знаете очень хорошо: кто не разви­вается, тот не живет, тот мертв духом.

Явление развития суть собственно органические, жизненные явления. В противоположность им я буду называть явлениями круговорота те процессы, которые по­стоянно совершаются в организмах, но служат, по-видимому, только для возобновления его в прежнем виде. Таковы, например, пищеварение, кровообращение, дыхание и проч.

Заметьте, что эти явления совершенно отличаются от собственных явлений жизни, от явлений круго­ворота нет никакого перехода к явлениям развития. Я старался уяснить это в прошлом письме, круговорот совершается, например, в водопаде, или, если возьмем всю ту область, к которой принадлежит водопад, круговорот происходит во временах года и в атмосферных и водных явлениях, подчиненных этим временам. Очевидно, в этом круговороте нет никакого развития, а совершается только повторение одного и того же, то есть происходит именно то, что соответствует понятию круговорота. Так точно круговорот человеческого тела не дает нам никакого объяснения, почему мы растем, мужаем, стареем и умираем. Это до того справедливо, что, представляя себе жизнь только как круговорот, как повторение одного и того же, а не как развитие, мы не найдем ничего нелепого в мечтах алхимиков о жизненном элексире.

Эти мечты, как вы видите, вовсе не вздор, ошибка алхимиков была, так сказать, правиль­ная, она была та же самая ошибка, в которую впали Кювье и Биша. «Пока круговорот продолжается, - говорил Кювье, - тело живет, когда он останавливается, тело умирает»*. Очевидно, остановка круговорота есть дело случайное, вовсе не зависящее от самого кру­говорота. Если в самом круговороте нет никакой необходимости остановиться, то можно устранить те посторонние обстоятельства, от которых он останавли­вается, и тогда круговорот вместо десятков лет будет продолжаться сотни и тысячи.

Что жизненный элексир вовсе не есть нелепость - можно видеть из того, что и до сих пор физиологи не знают причины смерти. Так или иначе они понимают почему в живом человеке происходят известные явления, понимают, почему он живет, но не понимают, почему он умирает. Здесь я говорю о естественной смерти, которая наступает после полной жизни, в глубокой старости. Самое остроумное, что было сказано о причинах смерти физиологами, заклю­чается в следующем: развитие сопровождается все большим и большим отвердением различных частей тела; это отложение твердых веществ в старости, наконец, переходит меру, органы становятся сухими и жесткими, окостеневают большие жилы, по которым льется кровь, зарастают тоненькие жилки, так называемые волосные, и т.д. Наконец, жизненное движение становится невозможным. Замечу, во-первых, что такое объяснение положительно отвергается отличными физиологами, окостенение[1]*

жил, зарастание их, и тому подобное, они считают ненормальными, болезненными явлениями. Но если бы эта причина смерти и была справедлива, то, очевидно, что она недостаточна, что она слишком одностороння. Отвердение частей есть явление довольно важное, но далеко не самое существенное, даже прямо можно ска­зать, что важнейшие изменения, приближающие нас к смерти, должны происходить в центральном органе тела, в нервной системе. Но, если бы мы и знали эти перемены, остающиеся пока совершенно неизвест­ными в этой таинственной области физиологии, то и тогда они должны казаться нам непонятными, должны представляться нам каким-то недостатком в устрой­стве тела, каким-то злом, против которого можно и должно бороться. В здоровом, зрелом человеке круговорот совершается так правильно, что мы иногда многие годы не замечаем никакой перемены в теле, по-видимому, это есть нормальное состояние круговорота, так что старость будет болезнью тела и, следовательно, будет непонятно, отчего эта болезнь поражает всех людей без исключения.

Смерть есть явление страшное, потому именно страш­ное, что жизнь так хороша. Понятно, что для нас любопытно было бы знать его причину. Но неведение причин относится не только к этому поразительному явлению, а вообще ко всем явлениям развития. Как физиологи не умеют объяснить смерти, так точно они не умеют объяснить ни одного явления развития. Это в особенности замечательно потому, что в явлениях круговорота физиология идет быстрыми шагами к самому удовлетворительному объяснению. Мы очень хорошо понимаем, как, почему воздух входить в

грудь, как он поглощается кровью, как разносится по всем частям тела, как вступает в химические соединения с частями крови, отделяет теплоту, образует углекислоту и пр. Если что-нибудь здесь и не ясно, то физиология встречает эти затруднения с бодростью, с полной уверенностью рано или поздно победить их.

Совершенное иное - явления развития. Здесь все непонятно, все таинственно и наука не видит даже пути, по которому она могла бы дойти до решения представ­ляющихся вопросов. В самом начале при произведении первого зачатка организма встречается великая загадка раздвоения полов, раздвоения, свойственного, как это подтвердили еще недавно наблюдения, всей органической природе. Это явление в человеческой жизни составляет также важный элемент. Чувство любви, принимающее столько форм, от самых грубых до самых возвышенных, и непобедимо вла­ствующее над человечеством - основано на половом различии. Что же такое это половое различие?

Физиологи долго трудились над решением этого вопроса. В последние годы ему посвящены были большие усилия, он сильно занимает их и теперь. Они взяли вопрос в простейшей, элементарнейшей форме, именно исследовали его у растения, и при всем том - ничего не нашли. Знаменитый спор, долго веденный по этому поводу ботаниками целого мира - не привел их ни к чему. Спор этот быль поднят Шлейденом. Чтобы объяснить половые явления у растений, он думал разрешить вопрос, отрицая самое явление, полов у растений нет, следовательно, все ясно, то есть нечего объяснять. Но жаркий спор, поднятый

против Шлейдена, кончился тем, что полы у растений были всеми признаны, и следовательно - все оста­лось темно по-прежнему.

Такая ученая история поучительна. Уловка, употреб­ленная Шлейденом, не раз встречается и не раз встретится в истории наук. Очень обыкновенны теории, которые исчерпывают явление, не оставляют в нем ничего таинственного, - только в силу того, что его отрицают. Но загадка этим не разрешается, и скоро появляется снова. Так случилось и со Шлейденом.

Пойдем теперь далее. После зачатия во чреве матери, и также в центре каждого цветка, в плоде каждого растения, - происходят явления столь же таинственные, как и самое зачатие. Зародыши всех органических существ одинаковы. Они представляют клеточку, т.е. тоненький круглый пузырек, наполненный жидкостью и содержащий еще некоторые не жидкие части. Такой пузырек начинает размножаться, то есть распадаться на подобные же пузырьки. Много споров было у физиологов и на счет этого размножения, они касались впрочем только более точного изображения самого процесса, но до сих пор нет даже и самого далекого намека на причину этого явления.

Число клеточек увеличивается более и более. Потом масса их начинает, как говорят, дифференцироваться, расчленяться, то есть в различных местах клеточки становятся неодинаковыми, так что посте­пенно из одних образуется мускул, из других хрящ, и т. д. Так что, если сначала клеточки всех организмов сходны, то потом зародыши начинают уже разнообразиться, смотря по организмам, которые должны произойти из них.

Но это еще не все. Заметили, что зародыш никогда не получает вдруг формы взрослого организма, он непременно подвергается так называемым метаморфозам или превращением. Чем ближе к зачатию, тем превращения быстрые и удивительные. Одни части увеличиваются, другие перестают расти, и вовсе исчезают, являются новые части, и тоже или остаются навсегда, или, просуществовав несколько времени, постепенно пропадают. Вся эта чудная история, разъясненная до мельчайших подробностей усилиями ученых, произво­дится совершенно неизвестными причинами. Прекрасно можно наблюдать такие превращения у лягушек, животных некрасивых, но, по счастью, очень удобных для физиологических исследований и потому беспрерывно встречающихся в физиологии. Лягушки мечут икру, то есть мелкие и мягкие яички. Каждое яичко превращается сперва в маленькую рыбку, - эти рыбки всем известны под именем головастиков, весной они встре­чаются во всех лужах. Потом у этих рыбок вырастают ноги, понемногу исчезает хвост, и они становятся маленькими лягушками. Известно также, что бабочки и мухи сперва имеют вид червей, потом переходят в неподвижное состояние куколки, и из него уже выходят бабочками и мухами. Человеческий зародыш претерпевает не менее удивительные превращения, и его история даже длиннее всех других.

И весь этот ряд явлений, при котором из ни­чего, из микроскопического пузырька, создается новое существо, совершеннейший организм, остается для нас совершенной загадкой. Мы видим только, что проис­ходит какая-то сложная и хитрая работа, но пружины и машины от нас скрыты, и мы не знаем даже,

где искать их, и не умеем составить о них ника­кого, ни самого легкого понятия.

После рождения развитие не прекращается и после­довательно доходит до смерти. Сравните ребенка, зрелого человека и дряхлого старика - какая разница! Вы хорошо знаете умственную и нравственную разницу, физиология доказывает, что ей соответствует вполне и разница в теле.

Чтобы объяснить явление развития, в прошлом веке была предложена теория, долго занимавшая всех физиологов, бывшая предметом горячих споров, и пережившая даже этот век; великий Кювье, по крайней мере, в начале своего поприща, был ее приверженцем. Это теория Галлера и Боннета, знаменитая теория заключенных зародышей. Предполагали, что в организмах заключаются уже готовые зародыши, кото­рые созданы Богом при самом творении организмов. Эти зародыши имели уже все части, какие находятся у взрослых организмов, и все развитие состояло только в постепенном увеличении частей, происходящем вследствие питание. Таким образом, из всех явлений развития оставалось объяснить только одно, именно рост, что, по-видимому, было уже легко.

Весьма замечательно, что эта теория, которой с величайшим увлечением держались многие ученые, совершенно похожа на теорию Шлейдена. И она объясняет явления развития тем, что отрицает их. По ее смыслу - постепенного образования человека не бывает; это образование приписывается прямо чудес­ному акту творчества при создании первых организмов. Но исследование показали, что эти чудеса, которые авторами теории относились к первому обнаружению

творческого всемогущества, происходят теперь, здесь, перед нашими глазами. С этой точки зрения весьма справедливо сказать, что Божественное творчество не прекращается ни на минуту, что великая тайна создания мира совершается перед нами до сих пор.

Вы видите отсюда, что задача естественных наук - объяснить себе эту тайну - безмерно глубока, и что неудивительно, если они мало успели в ее разрешении.

Но если мы остановимся только на том понятии, что развитие есть ряд вещественных перемен, совершающихся в организмах, то мы можем подумать, что объяснение еще не так трудно.

В этом смысле организм можно сравнить с некоторыми совершенно неорганическими явлениями и искать для него механического объяснения. Представим себе грозовое облако. Оно образуется в воздухе сперва совершенно чистом, хотя и наполненном невидимыми парами. Постепенно оно растет, чернеет, летит по воздуху, наконец, разражается молнией и громом, дождем и градом, и, успокоившись, несется дальше и разрешается, распускается снова в прозрачные пары.

С таким облаком можно сравнить человека, и это сравнение будет вернее и полнее, чем знаменитое сравнение жизни с ручьем. Облако представляет сво­его рода жизнь, своего рода развитие, тут есть посте­пенное образование, есть зрелость, исполненная драма­тической деятельности, полного раскрытия сил, и есть, наконец, смерть, туча исполнила свое назначение, равновесие восстановилось, и она исчезает.

Очевидно, однако же, весь этот процесс есть чисто механическое явление, замечательно, что физики до сих пор не успели вполне разъяснить быстрого и сложного

явления грозы, но тем не менее никто не вздумает признавать здесь что-нибудь таинственное, какую-нибудь особенную силу или особенное существо, воплощающееся в облако и улетающее из него по окончании грозы.

Физиологи не были столь осмотрительны. И в на­стоящее время многие приписывают явления развития организмов той жизненной силе, о которой мы уже говорили. Это очень непоследовательно. Вообще заметим, что жизненная сила долгое время была понятием, на которое все сваливали, что ни находили особенного в организмах, одним словом, это было грубое олицетворение самого организма под видом силы. Со вре­мени открытия силы тяготения, у натуралистов существует больше пристрастия к силам.

В прошлом веке было предложено, однако же, дру­гое понятие, для подведения под него явлений развития, - понятие более определенное и точное. Это - образовательное стремление (Bildungstrieb) знаменитого и остроумного Блюменбаха. Я приведу вам подлинные его слова.

«В грубом и сперва необразованном плодотворном веществе органических тел, когда оно достигнет своей зрелости и дойдет в надлежащее место, возбуждается особенное, в течение всей жизни дей­ствующее, стремление - сперва принять определенную органическую форму, потом сохранять ее в течение жизни и, если она будет нарушена, по возможности восстановлять ее»[2]*.

В пояснение он прибавляет: «слово образовательное стремление, точно так как слова - притяжение,

тяжесть и т. д., должно служить, ни более ни менее, к одному только обозначению некоторой силы, которой постоянное действие известно из опыта»[3]*.

Вот ложный физиологический взгляд, ложный даже в материалистическом отношении. Здесь такая же ошибка, как и в жизненной силе, т. е. материализм не последователен сам себе. Вещество всего легче представить себе в виде атомов, одаренных различ­ными силами. Так, например, если вы представите, что солнечная система состоит из атомов, одаренных определенной силой притяжения, то все явления небесной механики объясняются вполне. К подобному объяснению явлений развития стремился и Блюменбах.

Но заметим, что притяжение атомов полагается как сила неизменно и постоянно действующая, при­сущая атомам от самого создание мира, а у Блюмен­баха принимается сила, которая вдруг возбуждается, а потом исчезает. Такое появление и исчезновение силы есть явление совершенно непонятное. Последовательный материализм должен все объяснять из свойств ве­щества, следовательно, из свойств постоянно принадлежащих веществу, как притяжение атомам, а не из таких, которые неизвестно откуда являются, а по­том пропадают. И действительно, материализм имеет полную возможность объяснить вещественные явления, не прибегая к появлению сил из ничего.

В самом деле, если развитие есть только ряд вещественных изменений, то его легко построить из обыкновенных, неизменных свойств вещества. Тело человеческое есть совокупность атомов, нужно найти,

какие силы действуют в атомах так, что эти атомы расположились, как мы их находим, и что они изменяют свое расположение так, как мы это видим при развитии. Задача трудная, но очевидно разрешимая. Так точно, как в облаке, так в движениях солнечной системы все может быть объяснено силами, всегда присущими атомам.

Таков истинный материалистический взгляд на развитие.

Из него вытекает, между прочим, то замечательное заключение, что, так как развитие зависит от обыкновенных сил, всегда принадлежащих веществу, то мы со временем будем в состоянии делать организмы, производить их искусственно. Мы можем искусственно произвести облако, струя пара из самовара есть ничто иное как маленькое облако. Мы можем искусственно произвести молнию и гром, хотя в малых размерах. Отчего же не полагать, что мы можем произвести искусственные организмы?

На первый раз можно попробовать произвести маленькие, даже микроскопические организмы, например, инфузорий и водоросли, действительно, множество ученых принимались за эти опыты, и многие были убеж­дены, что им удалось получить эти маленькие живые тела, обыкновенно состоящие из одной клеточки. Наш профессор Ценковский недавно также делал остроумные попытки образовать такую живую клеточку, и несколько времени был убежден в успехе.

Как бы то ни было, ученые большей частью предполагали, однако же, что такой способ происхождения может принадлежать только самым низшим организмам, но существовали некогда мнения и более

смелые. Алхимики бессознательные, но последова­тельные материалисты, не только мечтали о жизненном элексире, они полагали также, что можно искусственно произвести все тела и все организмы, и даже совершеннейший организм - человека. Вы, конечно, знаете, что этих искусственных людей они называли гомун­кулами. Вот как описывает процесс их образование Парацельс: «После сорокадневного брожения в за­крытой колбе вещество (sperma) оживляется и двигается, что легко видеть. Оно принимает форму, отчасти по­добную человеческой, но совершенно прозрачную и еще без corpus. После того, его нужно кормить argano sanguinis himani в продолжение 40 недель и держать по­стоянно при одинаковой теплоте ventris eguni; тогда выйдет совершенно живое человеческое дитя, со всеми членами, какие бывают у всякого другого дитяти, рожденного женщиною, но только гораздо меньшей вели­чины; такое дитя мы называем Homunculum»[4]*.

Не берусь вам объяснить, что значат все латинские слова, которые я нарочно оставил в этой выписке; очень может быть, что некоторые из них означают такие же фантастические предметы, как и самый гомункул. Замечу только, что, очевидно, Парацельс под­делывается под естественные условия развития: на это указывает сорок недель, предписываемая им темпе­ратура и кормление чем-то из человеческой крови - argano sanguinis himani. Но, очевидно, великий алхимик не имел ясного понятия о развитии человека, для него это развитие состояло только в увеличении частей, тогда как оно состоит в изменении форм, и зародыш

в начале вовсе не похож на человека, хотя бы и без corpus.

Все-таки отсюда видно, что с материальной точки зрения легко представить себе искусственное образование человека точно так, как искусственное образование облака. В параллель рецепту Парацельса можно по­ставить следующий: «налей в сосуд воды и закрой его крышкой с малым отверстием, подложи под сосуд огонь, и ты увидишь ясно, что когда вода достигнет известной температуры, пар с большой силой станет выходить из отверстия и образуется маленькое облако, совершенно похожее на кучевые облака, являющиеся в ясный тихий день».

Что же мы выведем из всего этого? Неужели то, что человек действительно ни что иное, как подобие исчезающего облака? Неужели мы скажем, что наша жизнь проходить

Дата добавления: 2015-06-27