Издание второе, исправленное и дополненное 1 страница

ЧЕРТЫ ИЗ НАУКИ О ПРИРОДЕ

МИР КАК ЦЕЛОЕ

С.-ПЕТЕРБУРГ

Письмо VIII

Содержание органической жизни

О формах вещей. - Кристаллы. - Смысл их формы. - Формы расте­ний. - Формы животных. - Человек. - Слон. - Идея рациональной ме­ханики животных. - Внутренние части животных. - Телеология.- Принцип условий существования.

«Форма ничего не значит, главное - содержание. Форма может быть очень различной, не обращайте на нее внимание, а старайтесь видеть содержание». Вот обыкновенные понятия о форме. Мы легко отличаем форму от содержания и мыслим о них так, что форме даем второстепенное и даже ничтожное значение, а содержанию главное и существенное. Философия давно уже заметила, как мало глубины в таком взгляде. Против него направлено уже знаменитое положение Аристотеля - форма дает бытие вещи. И Гегель, новый Аристотель, как часто его называют, постоянно указывает на то, что форма и содержание вещей совпадают.

Легко убедиться, что обыкновенный взгляд на форму мешает нам познавать вещи. Форма есть именно то, что всего доступнее для нас, что мы понимаем и познаем всего яснее. Содержание же всегда есть нечто скрытое и мало доступное. Следовательно, если мы не поймем, что такое форма, не заметим ее смысла и будем отбрасывать форму за формой как пустую шелуху, то сущность предмета будет

казаться нам все темнее и неуловимее, и мы не дойдем ни до какого ясного познания.

Мы, вообще, легко придаем всему таинственный смысл, глубокое значение, от этого происходит множество ошибок, мы не понимаем самых ясных вещей, совершающихся прямо перед нашими глазами, потому что смысла их ищем за тридевять земель. Помните ли шутку барона Брамбеуса в «Фантастическом путешествии»? Знаток иероглифов у него читает целую повесть на стенах пещеры, которые потрескались от мороза, случайные фигуры он принял за знаки, которыми выражалась египетская премудрость. Между тем, вся сущность этих фигур за­ключалась в их форме, вот что значит пренебре­гать формой и видеть существенность не в ней, а в том, что под ней скрыто.

Итак, чтобы понимать сущность вещей, нужно, хотя бы из одной осторожности, строго определять значение их формы.

Мы очень привыкли к мысли, что бывают и пустые формы, но это относится только к человеческому миру. Человек есть существо, совмещающее величайшие противоречия, он способен создавать и пустые, лишенные содержания формы. Но если мы обратимся к природе, которая не хитрить и не мудрствует, то мы не встретим в ней никакого фальшивого блеска, никакой напыщенности, никакой пустоты под радужной оболочкой. В ней каждая форма прямо вытекает из сущности вещи, красота природы, ее богатство и разнообразие есть истинное выражение ее содержания.

Обращаюсь к прежнему моему примеру, к узорам, которые рисует морозь на стеклах. В холодных

странах эти узоры составляют, конечно, одну из красот природы в зимние месяцы, почти так, как цветы летом, а плоды осенью. Как причудливы и разнообразны они бывают! Их формами, кажется, управляет только прихоть и фантазия мороза, который по ночам втихомолку занимается этим рисованием. При ближайшем исследовании оказывается, однако же, что узоры составлены по точным и неизменным законам. Весь рисунок состоит из более или менее совершенных мелких кристаллов; образование кристаллов зависит вполне от сущности того вещества, из которого они состоят, то есть воды, расположение кристаллов звездочками, деревцами и т.д. само зави­сит от кристаллизации и следует строгим правилам. Форма здесь тесно связана с сущностью.

Но что такое кристалл? Постараюсь объяснить это, насколько нужно для вопроса, о котором говорим. Кристалл есть правильная форма, свойственная неорганическим телам. Как растение и животные имеют определенные формы, так точно их имеют и тела, лишенные жизни. Обыкновенно, мы не замечаем этого и воображаем, например, что камень не имеет ни­какой существенной формы. Действительно, для растений и животных форма дороже, важнее, чем для камня. Организм, которому не дают раскрыть свою форму, погибает. Разрежьте пополам животное - оно умрет и разлетится газами, рассыплется пылью; разбейте по­полам камень –его половники останутся неизменными. Вот почему минералы, которые мы встречаем, обык­новенно лишены своей формы и продолжают существовать огромными бесформенными скоплениями, состав­ляющими поверхность земли. Но, если дать минералу

образоваться свободно, если обстоятельства ничем не стесняют его формование, то эта масса, лишенная жизни, принимает строгую форму. Во многих местах слоев земли, где встретились такие благоприятные условия, мы находим эти формы, называемые кристаллами.

Кристаллы - одно из прекраснейших произведений природы, если они вполне хорошо образованы, то они отличаются твердостью, блеском, прозрачностью, ярким или нежным цветом, так что едва ли не большая часть их принадлежит к так называемым драгоценным камням. Алмаз, как известно, есть кристалл того вещества, из которого состоит уголь.

В чем же заключается эта форма? Жаль, что кри­сталлы морозного узора слишком мелки и потому не могут служить образцом. Для простоты, возьмем соль, которую мы кладем в наши кушанья. Если опу­стить ее в воду и дать потом свободно осесть из раствора, то она образует правильные формы, назы­ваемые кубами. Другие вещества дают другие формы, например, шестигранной призмы (вода), октаэдры (алмаз), параллелепипеды и т.п., но во всех кристаллах замечены следующие общие черты:

1) Все кристаллы бывают ограничены только плоскостями.

2) Каждой плоскости кристалла соответствует на другой его стороне параллельная плоскость.

Вот главные законы кристаллических форм. Что же они значат? Нельзя ли найти, что выражают эти формы? Позволю себе попробовать их толкование, может быть, оно будет не совсем полно и точно, но во всяком случае оно докажет, что толкование возможно.

Почему поверхность мертвых тел имеет только одну форму, именно форму плоскости? Кристаллические плоскости, если они хорошо образовались, отличаются величайшей, математической ровностью. Какой же закон стремится к такому строгому выполнению?

Легко заметить, прежде всего, что плоскость есть простейшая из всех поверхностей, какие возможны. Но в чем состоит ее простота, и какое значение она имеет для самого минерала?

Во-первых, части плоскости ничем не отличаются между собою, это показывает, что части кристалла, которые ими ограничиваются, точно также ничем не различаются, что они совершенно однородны на всем протяжении плоскости. Совершенно подобным образом, капля воды представляет однородную шарообразную поверхность, и, хотя бы капля состояла из различных веществ (земля и все небесные тела тоже суть почти совершенные капли), для того, чтобы она была вполне шарообразна, необходимо, чтобы ее части, прилегающие к поверхности, были действительно вполне однородны.

Но плоскость имеет наибольшую простоту еще в другом отношении. Обе стороны плоскости одинаковы. У шарообразной поверхности одна сторона выпуклая, другая вогнутая; у плоскости, и только у одной плос­кости, обе стороны ничем не отличаются. Отсюда выводим, что эта поверхность имеет совершенно одинаковое отношение к самому кристаллу и к тому, что вне кристалла. Ограничивая кристалл, она просто только отделяет его от всего остального, тогда как всякая другая поверхность представляет не одно только ограничение, но и особенное ограничение. Так, даже

простейшая из неплоских поверхностей, именно шарообразная, уже представляет особенное ограничение потому, что мы всегда вправе предложить себе вопрос: почему она обращена внутрь тела вогнутой стороной, а кнаружи выпуклой?

Отделять особенным образом внешнее от внутреннего, очевидно, можно только на основании какого-нибудь особенного отношения между внешним и внутренним, например, если предмет имеет форму шара, то, во-первых, это указывает на одинаковые отношения со всех сторон. Круглая форма капли действительно зависит от того, что частицы жидкости в ней следуют только собственному притяжению и не подчиняются ни с какой стороны внешнему влиянию. Во-вторых, то, что поверхность обращена внутрь вогну­той стороной, указывает на стремление всех частиц капли снаружи внутрь, на их взаимное притяжение по прямой линии, чем и определяется и исчерпы­вается сущность формы капли. Если та же поверхность будет иметь обратное положение, например, в ша­рообразной вогнутой чашечке цветка, то это будет указывать на другое отношение. В самом деле, здесь мы можем спросить: куда цветок обращен отверстием? Известно, что, большей частью, цветки обра­щены кверху или, если обобщим разные положение цветков, кнаружи от растения, на котором сидят. Такое положение необходимо должно иметь значение для самой жизни цветка.

Таким образом, мы видим, что поверхность кристаллов показывает отсутствие всяких отношений к тому, что их окружает. В этом мы еще более убедимся дальнейшим

рассмотрением. Если отношение между внешним миром и предметом имеет большое значение для предмета, то он необходимо представляет внутреннее разделение, именно в нем можно различить наружные и внутренние части. Так, у всех организмов наружные части, как взаимодействующие с внешним миром, отличаются от внутренних. Так и простейший организм, клеточка, представляет внут­реннее содержимое и оболочку, которая устанавливает известные отношения между ним и веществами, окружающими клеточку.

Ничего подобного нет у кристалла. Кристаллы однородны во всей массе, в них нет ничего центрального или внутреннего, что бы отличалось от наружного. Отсюда объясняется второй закон кристаллических форм, то есть параллельность плоскостей. Положим, с какой-нибудь стороны кристалл ограничен плоскостью, имеющей известное направление. Так как вся масса кристалла одинакова, то она в каждой точке способна принять это самое ограничение, в каждой точке может образоваться плоскость, идущая по тому же направлению. Следовательно, на другой стороне кристалла, где он должен кончиться и принять какую-нибудь поверхность, непременно явится плос­кость, имеющая то же самое направление. Таким образом, параллельность плоскостей кристалла объясняется совершенной однородностью его массы.

Я сказал - где он должен кончиться, но, собственно говоря, кристалл не имеет никакой причины, почему бы он кончился здесь, а не в другом месте. И в самом деле, кристаллы оканчиваются всегда случайно, то есть где-нибудь. От этого происходит, что

величина кристалла и его размеры по разным направлениям никогда не бывают определенные. Более или менее определенная величина свойственна животным и растениям, минералы же способны давать самые раз­нообразные кристаллы, от микроскопических до саженных.

Точно также расстояние между каждыми двумя параллельными плоскостями кристалла может быть какое угодно. От того-то кристаллы почти никогда не имеют совершенно правильной формы. Мы говорили, что соль кристаллизуется в кубах, представьте же себе, что расстояние между каждыми двумя противо­положными сторонами этих кристаллов может быть какое угодно, тогда вместо кубов могут образоваться четырехгранные прямоугольные столбики или же плоские таблицы.

Мы сказали, что масса кристалла в каждой точке способна принять то ограничение, которое он имеет снаружи. Это подтверждается удивительным явлением листопрохождения. Многие кристаллы очень легко делятся по плоскостям, параллельным их граням, листятся по этим направлениям. Обыкновенно об этом говорят как о строении кристаллов, именно утверждают, что кристаллы состоят из слоев. Но, чем совершеннее кристалл и его листопрохождение, тем он ближе к тому, что может разделиться в каждой точке, какую бы мы ни взяли; такова, например, слюда. Следовательно, всякие заметные слои суть только несовершенство кристалла, происходят от неправильного, неравномерного его образования, от перерывов при кристаллизации. Слоев - бесконечное число, точно так, как бесконечное число частиц в

каждом теле. Это значит, что и слои и частицы существуют только в возможности, а не в действи­тельности.

Таким образом, мы видим, что форма кристалла выражает собой и его внутреннюю сущность, именно совершенную однородность его массы, и его совершенное равнодушие, полную безотносительность к тому, что его окружает.

Итак, мы по форме кристалла определили его природу. Существенная черта кристаллов и, следовательно, существенная черта вообще неорганических тел, состоит в том, что свойства их не находятся в связи ни с какими внешними обстоятельствами, а зависят только от их собственной сущности, от вещества, из которого они состоят.

Не то в органических телах. Организмы суть существа, которые по самой своей природе необходимо находятся во взаимодействии с миром, их окружающим. Это коренное свойство их обнаруживается и в их форме. По самому своему определению, форма вещи есть ничто иное, как ее ограничение, ее обособление между другими вещами, следовательно, главного смысла формы должно искать именно в отношениях каждой вещи к остальному миру.

Органические формы чрезвычайно разнообразны. Наука о них, так называемая морфология, еще далека от правильной и строгой обработки. Потому вместо полного обзора, я приведу здесь только не­сколько истолкований в виде примеров.

Чти можно сказать вообще о растительных формах? Как они ни различны между собой, если мы сравним их с кристаллами, то заметим следующее:

у растений можно всегда отличить две стороны - верх­нюю и нижнюю; у кристаллов нет такого различия, все стороны одинаковы. Нижняя часть растения всегда образована иначе, нежели верхняя, остальные стороны обыкновенно равны. Понятно от чего это зависит. Нижняя часть находится во взаимодействии с землей, с ночвой, верхняя - с атмосферой, с воздухом. Одни из самых низших растений - лишаи - являются в виде круглых пятен, плоских наростов на камнях и коре деревьев. И в этих пятнах уже раз­личается нижний слой, обращенный к коре или камню, и верхний, обращенный к воздуху.

В сложных формах отношение растения ко все­му, что его окружает, обнаруживается еще яснее. Возьмем дерево. Со всех сторон, кроме верхней и нижней, форма дерева одинакова. Точно так и все окружающие обстоятельства одинаковы со всех сто­рон кроме верхней и нижней. Бывает, впрочем, и здесь небольшое различие: часто ветви гуще растут с южной стороны, - с той стороны, откуда греет солнце. С этой стороны и ствол нарастает толще.

Ствол дерева потому же кругл, почему круглы пятна лишаев. Но сверх того ствол длинен и по­тому образует цилиндр. Длина ствола представляет расстояние, на которое ветви и листья удалены от земли и подняты в воздух и в свет. В лесу можно видеть, как удлиняются стволы, они вытяги­ваются до тех пор, пока не выставят своей макушки на вольный воздух и на свет между другими де­ревьями. Понятно, что и у отдельно стоящего дерева чем выше макушка, тем свободнее движется около нее воздух.

Значение ветвей то же самое, как и ствола, Они вытягиваются и разветвляются во все стороны для того, чтобы расставить листья, чтобы дать им больше места и простора. Но этого еще мало, каждый лист сидит на тоненьком черешке так, что может ка­чаться в воздухе и, следовательно, подвергаться полному его действию.

Листья имеют плоскую форму, таким образом, воздух и свет могут действовать на каждую точку их вещества, если бы они были толсты, то это действие могло бы происходить только на наружный их слой. По листьям идут твердые жилки, они мешают тонкой пластинке листа складываться и заворачиваться и, следовательно, закрывать одни части другими.

Перед нами полный образ дерева, и вы видите, как строго его формы соответствуют внутренней жизни дерева, то есть его непрестанному взаимодействию со светом и воздухом или вообще со всеми явлениями, совершающимися в атмосфере.

Под землей те же отношения - тонкие пластинки в виде листьев не могли бы удобно проникать в землю, поэтому вместо них на корне и его ветвях вырастают бесчисленные тонкие нити, легко пробирающиеся между частицами почвы. Впрочем, взаимо­действие здесь слабее, и корень, вопреки общеприня­тому мнению, не есть главнейший орган растения.

Другие более сложные части растения, например, цветок и плод, имеют формы, которых значение определить труднее. Но и здесь некоторые указания являются сами собою. Так, круглая форма плодов, звездообразная фигура цветов указывают на равен­ство отношений со всех или со многих сторон.

Есть цветы, которые бывают открыты не кверху или книзу, а в сторону, такие цветы часто теряют звездчатую форму, и у них верхняя и нижняя стороны различны, и только правая и левая сторона одина­ковы между собой. Так бывает у гороха и у многих близких к нему растений.

Если от растений мы перейдем к животным, то мы встретим формы еще более ясные, именно потому что у животных взаимодействие с внешним миром совершается несравненно с большей энергией, а следовательно, и сама форма их определяется этим взаимодействием гораздо строже. Животные, как известно, отличаются от растений тем, что они воспри­нимают внешние влияния не просто, но с ощущением, и отвечают на них, то есть сами действуют на внешний мир не просто, а с произволом.

Ощущение есть процесс внутренний по самой своей сущности, оно не может проявляться в каких-нибудь наружных формах. Из понятия об ощущении невозможно вывести формы того существа, которое ощущает. Казалось бы, что растение, прикасающееся всей своей массой к окружающему миру, к воздуху и почве, всего удобнее могло бы ощущать их действие, между тем, мы убеждены, что растения не чувствуют. Свет действует на каждый лист, на каждую зеле­ную точку растения, но растение не видит света. Между тем, у животных являются на теле маленькие таинственные точки, - чаще всего две, иногда только одна; и в этих точках совершается великое чудо - происходит зрение.

Но, если ощущение, как нечто вполне внутреннее, не высказывается явно в наружных формах, то, с

другой стороны, оно требует, как необходимого последствия, чтобы в существе, обладающем ощуще­нием, был произвол. Чувствовать - значит в тоже время - различать между приятным и неприятным, следовательно, стремиться к одному и избегать другого. Произвол же, то есть произвольное действие на внешний мир, необходимо должен выражаться во внешних формах, и действительно, по формам животных легко видеть, что они существа, одаренные произволом. Это я и желал бы доказать.

Внешний мир есть мир вещественный, следова­тельно, и действие на него может быть только веще­ственное же. Вещественные действия могут быть весьма различны. Есть животные, которые защищают себя и прогоняют от себя неприятелей дурным запахом. Другие, как, например, змеи действуют ядом. Некоторые рыбы имеют еще более удивительную спо­собность, - они дают электрические удары. Но легко согласиться, что эти и другие подобные действия весьма несовершенны. Самое сильное и в то же время самое свободное, то есть наиболее правильное и наиболее быстро изменяющееся действие может быть только механическое. Поэтому, существа, одаренные произво­лом, должны действовать на внешний мир преиму­щественно механически и, следовательно, в устройстве животных, в механике их тела, всего больше обнару­живается их способность к произвольным действиям.

Действовать механически - значит двигать частями своего тела. Есть многие низшие животные, которые всю жизнь растут на одном месте, и только могут двигать своими членами. Но большая часть животных, и даже весьма несовершенных, обладают высшей

способностью - двигать всем своим телом, способностью передвигаться с места на место.

Форма тела животных ясно соответствует этой способности. Между тем как растение раскидывается и разветвляется во все стороны и в воздухе и в почве, у животных тело более или менее округлено и сосредоточено; части тела животного тесно сгруппи­рованы около центра тяжести, для того, чтобы передвижение было удобнее и быстрее.

Далее. Только низшие и немногие животные имеют лучистую форму и похожи на цветы или на гри­бы, зато они или двигаются очень дурно или даже вовсе не двигаются с одного места. У животных, хорошо движущихся, форма бывает другая и определяется самым движением. Передняя часть, то есть та, которая встречает препятствие и которая устремлена к цели движения, резко отличается от задней, кото­рая следует за ней. Нижняя сторона, обращенная к земле, или вообще к среде, служащей опорой для движения, отличается от верхней, свободной и обращенной кверху, то есть к свету и ко всем атмосферным влияниям. Затем, правая и левая стороны совершенно одинаковы. Это зависит оттого, что с этих сторон все обстоятельства равны, именно равны в отношении к движению. Животное можно разделить плоскостью на две равные половины, эта плоскость есть плоскость движения, то есть передвижение животного совершается по ее направлению. Для правильности и быстроты передвижения необходимо, чтобы между частями тела с одной и с другой стороны было совер­шенное равновесие. Так точно и лодка, и корабль, и всякий сухопутный экипаж делаются строго симметрическими

с боков. Вот почему замечено, что у жи­вотных, отличающихся особенной быстротой и легкостью движений, например, у птиц и у насекомых симметрия правой и левой стороны соблюдается всего строже. Животные же несимметрические встречаются именно между теми, которые дурно движутся. Такова, например, улитка со своим домиком, завернутым в одну сторону, и многие другие сродные с ней животные.

Вы видите, как резко в форме животного высказывается его деятельность. Определенную переднюю и заднюю, а, следовательно, и правую и левую сторону может иметь только самопроизвольно движущееся существо. У предметов неодушевленных, у кристаллов и растений, этих сторон нет, они являются разве еще у искусственных предметов, которые создает человек, сообразуясь с самим собой, так стул, повозка, дом и т. п. отражают в своей форме живую природу человека, строящего их для самого себя.

И не только эти общие и мало определенные черты, но всю фигуру животного до малейших подроб­ностей можно бы построить по тому же началу, так что в результате оказалось бы, что форма животного вполне определяется его движениями. Задача здесь чисто математическая, следовательно, совершенно точная, выражаемая числами и геометрическими чертежами. Она состоит в том, чтобы найти для данной среды, то есть для данной опоры движения (для воздуха, воды или суши) наивыгоднейшее движение, какое может иметь самодвижущийся предмет. Из этого движения строго будет вытекать и сама форма предмета. Таким образом, мы нашли бы, что для воздуха

наивыгоднейшая форма есть форма птицы, для воды - форма рыбы, для суши - форма человека. Все другие формы будут только приближением к этим главным формам, они будут не безусловно выгоднейшие формы, но только выгоднейшие при известных условиях, при данных частных обстоятельствах. Понятно, что высшие животные в своих формах более подчиняются требованиям движения; у низших же могут брать перевес другие, низшие деятельности и форма должна к ним приспособляться.

Для пояснения всего этого возьму частный пример. Известно, что для того, чтобы тяжелый предмет оста­вался в устойчивом равновесии, он должен опи­раться, по крайней мере, тремя своими точками. Если предмет продолговатый, следовательно, одно измерение в нем преобладает, то наивыгоднейшая устойчивость получится при четырех точках опоры, расположенных по сторонам концов преобладающего измерения.

Животные большей частью продолговаты, именно продолговаты по направлению плоскости движения; это зависит от того, что только в этом направлении тело может удлиняться, не портя движений, не мешая их легкости и быстроте. Следовательно, простейшая и при большой массе единственно возможная форма опоры для животного будет четыре ноги.

У низших животных мы находим больше четырех ног, у насекомых шесть, у пауков восемь, у рака десять. Совершенно ясно однако же, что такое обилие ног нисколько не способствуют им хорошо двигаться. У высших животных, где движение го­раздо сильнее, мы встречаем только четыре ноги; лишние ноги здесь были бы совершенной помехою, а

четыре - вполне необходимы. Так как опираться и двигаться на четырех ногах всего легче, то у животных даже маленьких, но таких, у которых главное отправление движений есть передвижение с места на место, мы находим четыре ноги. Что для больших животных есть непременное условие, то для малень­ких есть условие наиболее выгодное.

Но кроме легкости и быстроты, кроме огромности самодвижущейся массы, природа избирает еще высшую цель - наибольшую свободу движений и создает удивительнейший из всех своих механизмов, именно человека. Человек представляет соединение устойчивого и неустойчивого равновесия в одно время. Неустойчивое равновесие бывает тогда, когда предмет опирается одной точкой, лежащей прямо под центром тяжести предмета. Человек ходит на двух но­гах, но такое движение возможно только потому, что он может удобно удержаться на одной ноге. Тело человека поднято кверху в плоскости движения, так что центр тяжести как раз находится над ступней ноги, на которую человек опирается. Ступня же упирается только тремя точками, и расстояние между ними так малы, как только возможно. Если человек при таком устройстве и падает, то все-таки сравнительно очень редко.

Так как каждая нога может поддерживать все тело, то ноги человека совершенно прямы и очень крепки. А так как от их движения зависит движение целого тела, то они очень длинны и снабжены самыми сильными мускулами. Далее, чтобы дать воз­можность человеку двигаться самым разнообразным образом и, следовательно, удобно поворачивать свое

тело и устойчиво держаться в разных положениях, ногам дано свободное движение во все стороны. Только при таком устройстве, где соблюдаются самые выгодные условия, возможна та быстрота и легкость, с которой движется человек.

Можно было бы доказать, что масса человеческого тела достигает наибольшей величины, какая возможна при таком механизме. Человек легко падает – вот один из признаков его совершенства. В самом деле, кошка или собака почти не могут упасть, оступившись или запнувшись даже на месте, удобном для движения. Упасть - значит потерять власть над своими движениями, вдруг уступить свой произвол действию слепой силы - тяжести. Следовательно, у существ, способных падать, масса и, значит, тяжесть тела так велика, что приближается к равновесию с движущей силой, масса у них доходит до наибольшей величины, какая может быть свободно и быстро управляема произвольно движущей силой.

Замечательно в этом отношении устройство ног слона. Можно положительно сказать, что слон есть величайшее из возможных сухопутных животных. Мамонт или допотопный слон был вполне похож на нашего слона и немного превосходил его величиной. Животные, которые больше слона, встречаются только в воде, где движение гораздо легче, сюда принадлежат именно киты.

Итак, понятно, что у слона, где масса тела достигает наибольшей тяжести, ноги должны иметь некоторое сходство с ногами человека. Несмотря

на четыре точки опоры, громадное тело столько же подвергается опасности упасть, как малое тело человека. Опоры должны и здесь иметь относительно не меньшую крепость, длину, силу и свободу движений, потому что иначе громада не могла бы иметь стойкости, ни сколько-нибудь соответствуют человеческим ногам, представляют с ними значительное сходство. Длинные кости этих ног, бедро и обе эти берцовые кости особенно ясно напоминают соответствующие им человеческие кости. Между прочим, на этом были основаны многие рассказы о великанах; люди несведующие, находя кости ног мамонтов, принимали их за человеческие и создавали в своем воображении племена гигантов, которые, как мы теперь видим, даже вовсе невозможны. Задние ноги слона годятся только при существовании передних ног. Они могут удобно поддерживать и двигать только заднюю часть слона, а вовсе не гигантское тело человека, которое соответствовало бы им своими размерами.

Человек и слон, вообще, суть животные, в которых разрешены природой две механические задачи о наибольших и наименьших (de maximis et minimis). Слон бежит не быстрее лошади, следовательно, довольно тихо сравнительно с размерами его тела. Быстрее бегать не дает масса, а бегать медленнее значило бы быть совершенно неуклюжим, негодным для жизни.

Человек, по своему механическому устройству,

не может долго бегать, он ходит, т.е. сравнительно с другими животными, употребляет способ передвижения почти безобразно медленный. Тут быстрота сведена до минимума для того, чтобы достигнуть максимума свободы движений.

К этому можно бы прибавить еще множество замечаний такого же рода. Но они еще не приведены в систему зоологами, еще не существует рациональной механики животных, которая определяла бы их формы по данным движениям. Первые основания этой науки были положены еще Аристотелем и далее развиты Галилеем в его «Разговорах о двух новых науках». Но до сих пор эта новая наука суще­ствует только в слабых очерках.

Прибавлю, что, во всяком случае, движение есть главное отправление, определяющее собою форму животного. Каких бы других частей и форм ни тре­бовали другие отправления, они подчиняются требованиям движения. В случае нужды все тело животного сосредоточивается в один клубок, в шарообразную массу, так как чем больше сосредоточена тяжесть, тем удобнее ее передвигать. Так устроено тело у птиц, у которых голова с шеей и ноги доведены до возможной легкости, а круглое туловище содержит всю тяжесть тела.

Дата добавления: 2015-06-27