Слово в художественном тексте как национально-специфичное явление

Лекция 12

К составляющим ЯКМ относят и специфику слова в художественном контексте. Рассмотрение этой проблемы предполагает обсуждение двух вопросов: 1. Возможна ли асимметрия родного языка и национального самосознания? 2. Какова роль национального художественного слова в творчестве билингва и переводчика?

Обсудим первую проблему – возможность асимметрии родного языка и национального самосознания. Общеизвестен факт, что чувство родного языка сливается в сознании народа с любовью к родине. Поэтому передовые люди любой страны борются за чистоту и величие языка. Язык в этом случае представляется важным фактором духовного развития нации. Одна из комиссий Общего рынка, занимающаяся стандартизацией изделий электронной промышленности, предложила выпускать единую клавиатуру компьютеров для всех стран ЕЭС, то есть без буквы «енье», обозначающий мягкий носовой согласный испанского языка, придающий этому языку напевность. Всё испанское общество встало на защиту буквы, которой исполнилось 1100 лет. Значит, и одна буква может разбудить вулкан национальных чувств.

Привязанность к родному языку объясняется неповторимостью ассоциаций образного мышления, особым семантическим наполнением каждого слова, ставшими привычными для выражения мыслей и чувств. Поэтому асимметрия родного языка и национального самосознания вполне возможна. В этом плане интересен пример В.И. Даля. Сын датчанина и немки, он всю сознательную жизнь считал себя русским: «… Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит». Владимир Ходасевич, не имеющий в себе ни капли русской крови, по мнению Н. Берберовой, является воплощением русского ренессанса первой четверти ХХ века. Лицейский друг А.С. Пушкина А.А. Дельвиг, несмотря на немецкое происхождение отца, воспитывался в духе православия и сформировался как русский поэт и русская личность. Инициаторы создания «Русской энциклопедии» относят к русской культуре евреев О. Мандельштама, И. Левитана, киргиза Ч. Айтматова, а также русских по крови, но работавших за рубежом В. Набокова, А.И. Солженицына и др.

Возможно и двойное самосознание народа. Академик О.Н. Трубачёв высказывал эту мысль. Двойное самосознание вызвано многоязычием – активное использование двух языков. Чуваш считает себя представителем чувашского и русского этносов. Культура и обычаи обоих народов для них являются своими. Известны поэты, творящие тексты на двух языках: Саят-Нова создавал произведения на грузинском, армянском и азербайджанском языках. Близость культур среднеазиатских народов и полилингвизм способствовали появлению Фирдоуси, писавшего на персидском и таджикском языках.

Другим вопросом в рамках проблемы национальной специфики художественного слова является роль такого слова в творчестве билингва и переводчика. Полное овладение родным языком невозможно без приобщения к художественному творчеству. Слово – зерно художественного текста (О.А. Потебня). В нём есть скрытая энергия, как в почке спрятана возможность самой стать деревом (М. Пришвин).

И. Бродский, переводивший свои стихи на английский, заметил, что английский язык тяготеет к точности, а русский – иной природы: флективный, со спиральными витками синтаксиса.

Посмотрим, что сами билингвы говорят о роли художественного слова в творчестве. Ч. Айтматов считал, что написанные им на русском языке повести и романы – произведения киргизской прозы, потому что существует не только стихия национального языка, но и стихия национального мышления. Иона Друце Ч. Айтматов тоже считает выразителем национального духа молдаван. Корейца же А. Кима он считает русским писателем, потому что он совершенно владеет стихией русского языка и мышления. Таким образом, критерием отнесения писателя к той или иной культуре является освоение того, что лежит за пределами понятийного ядра слов – национально-культурной коннотации.

Билингвы также подчёркивают неповторимость каждого из используемых языков. Азербайджанец Чингиз Гусейнов написал на русском языке роман «Фатальный Фатали» о выдающемся просветителе М.Ф. Ахундове. Потом роман был воссоздан на азербайджанском языке. Удивляла разница в объёме одного и того же произведения: на азербайджанском языке роман получился в полтора раза больше. Различие языков вызвало и внутреннюю нетождественность вариантов романа. Язык, на котором он писал, вовлекал в сферу осмысления реалии жизни, быта, истории, культуры, связанные именно с данным языком.

В. Набоков, «двуязыкая бабочка мировой культуры» (А. Вознесенский), писал: «Телодвижения, ужимки, ландшафты, томления деревьев, запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, всё нежно-человеческое, а также всё мужицкое, грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски, но столь свойственные английскому тонкие недоговорённости, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлечённейшими понятиями, роение односложных эпитетов, всё это, а также всё относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям – становится по-русски многословным [21, c. 114].

Ф. Искандер, абхазец, пишущий на русском языке, говорит: «Особенности абхазского языка состоят в том, что это действие, выраженное по-русски четырьмя словами, по-абхазски передаётся одним словом, и потому выразительность его в переводе несколько тускнеет» [Там же, с. 100].

Роль билингвизма в творчестве писателя. Он благотворно сказывается на его творчестве. По словам Д.С. Лихачёва, французский язык Пушкина способствовал превосходному чувству русского языка, точности и правильности речи. Двуязычие помогает видеть мир в «цвете».

Трудности перевода. По мнению философа Хосе Ортеги-и-Гассета, семантические объёмы слов, выражающих одни и те же понятия в разных языках, различны. ЛЕС в испанском языке нечто иное, чем WALD в немецком. И дело не только в разных реалиях, но и в эмоциональных и духовных откликах, вызванных словом. Переводить сложно, так как нужно на определённом языке сказать то, что принято на этом языке умалчивать. Это проблема лакунарности в языках. Большинство теоретиков перевода считает, что адекватный перевод в принципе невозможен. Хуже всего переводу поддаётся наименее банальное, а потому больше всего заслуживающее внимания. Чтобы свести к минимуму неизбежные потери при переводе, нужно переводить не слова и даже не смысл, а скорее, впечатление оригинала (А.К. Толстой). Ещё один совет переводчикам: «Думай не над смыслом слова, а над тем, что заставило человека сказать именно это слово» [21, с. 103]. Умберто Эко советовал переводчикам, как преодолеть лакуны принимающего языка: «Если в вашем языке есть красивое название выпада (речь идёт о фехтовании), пусть даже оно не совпадает с тем, что пишу я, это не имеет значения. Пусть герой дерётся по-другому, лишь бы выпад был красивым и назывался соответственно эпохе» [Там же, с. 105].

Перевод остаётся важным элементом сотрудничества культур и развития каждой из них. В.Г. Белинский говорил, что через Жуковского россияне научились понимать и любить Шиллера как бы своего национального поэта, говорящего русскими звуками, русской речью. Языковед В.М. Алпатов обратил внимание на ту роль, которую сыграл перевод рассказа И.С. Тургенева «Свидание» (из «Записок охотника») на развитие японского литературного языка. Важным оказался перевод не сюжета рассказа, а описаний природы. Японская классическая литература не знала развёрнутого пейзажа, и попытка передать его по-японски требовала использования новых языковых средств.

Самым сложным с точки зрения перевода является перевод фольклорных текстов, в которых аккумуляция культурно-этнических смыслов достигает максимума, а слова тесно связаны друг с другом в эпические и другие формулы. Обращение к опыту перевода русских сказок на английский и грузинских сказок на русский показывает, что труден не только перевод имён, топонимов, лакунарной лексики, зачинов и концовок сказок, фразеологизмов, игры слов, но и сохранение в переводе духа и тона повествования, без чего сказка становится нехитрой историей без национальной принадлежности. Замечено: чем меньше объём фольклорного текста, тем труднее его переводить. Основная трудность тут – в несовпадении приращённых объёмов лексем – соответствий. Например, СОКОЛ в латышском фольклоре – хищник, в русском он имеет противоположный знак оценки. Кукушка в русской лирике – олицетворение горести, в латышской – символ звонкого песенного начала. КОВЫЛЬ-ТРАВА, ПОЛЫНЬ-ТРАВА, КУСТ РАКИТОВЫЙ, КАЛИНА-МАЛИНА, ЛЕБЕДА, ТРАВУШКА-МУРАВУШКА из русской лирики не знают соответствий в латышской. Латышское слово ВИЛЛАЙНЕ (наплечная женская шаль, часть национального костюма) – символ молодости, надежд, забот, красоты, благосостояния, совершенства. Его буквальный перевод на русский язык невозможен. Переводя на польский язык пушкинское вступление к поэме «Руслан и Людмила» («У лукоморья дуб зелёный …»), Ю. Тувим обратился не к образу ДУБА, а к образу ЯВОРА, таинственного дерева, в котором слышится пасторально-романтическая традиция и фольклорные образы: ярь зарослей, ров-овраг, мурава. В японском языке много слов, обозначающих «тщетные усилия», потому что японцы на тридцати процентах своих островов (остальное – скалы) веками пытались что-то вырастить, выстроить, борясь с тайфунами, землетрясениями и цунами.

Вопрос о возможности создания шедевра на неродном языке. Изучение феноменов поэтов и писателей-полилингвов показывает, что создать шедевр на неродном языке нельзя. И. Бродский, во вторую половину своей жизни перешедший на английский язык, признавался, что английский для него всегда содержит элемент кроссворда. А. Вознесенский отмечал: «Стихи – это то, что нельзя написать на чужом языке. Это – неподконтрольное... Каждый, кто пробует писать стихи на неродном языке, расплачивается банальностью за кощунство …» [21, с. 114]. В. Набоков говорил: «… в течение пятнадцати с лишним лет я писал по-русски и за эти годы наложил собственный отпечаток на своё орудие, на своего посредника. Переходя на другой язык, я отказывался … от индивидуального, кровного наречия …» [Там же, с. 114].

Считают, что человеку по-настоящему свойственно знать только один язык. Б.Г. Ананьев объясняет этот феномен законом психической асимметрии: ведущим языком билингва является тот, в котором проявляется наибольшее соответствие между мышлением и языковыми средствами. Остальные языки функционально слабее, и им отводится подсобная роль. В освоении материнского языка участвуют оба полушария, а в освоении любого следующего – в основном, левое. Только на родном языке можно объясняться в любви. На чужом языке можно лишь преподавать язык, разговаривать о политике и заказывать котлету (А. Битов).

Дата добавления: 2015-06-27