Эволюционное вмешательство

[вмешательство при развитии]

“Эволюционное вмешательство” можно определить как все, что угодно мешающее нормальному протеканию развития. Этот термин можно ограничить как описывающий те ситуации, которые вовлекают мощное внешнее (со стороны среды) вмешательство в определенные потребности и права ребенка, или ситуации, в которых к ребенку предъявляются неоправданные требования. При предъявлении таких требований среда часто не принимает во внимание недостаток у ребенка Эго-способности, чтобы выполнить или справиться с ними. Расстройство, внесенное таким образом, может иногда повлиять на развитие положительным образом, но обычно влияет отрицательно.

Надо добавить, что подразумевается, что многие эволюционные вмешательства не будут иметь места. Их можно описать как случайные, как в случаях длительных разлук матери и ребенка из-за продолжительной болезни или госпитализации матери.

В другой группе случаев вмешательство культурно детерминировано и фактически навязывается ребенку обществом через его представителей, мать и другие авторитетные фигуры. Приведем всего несколько примеров: рано и жестко навязанное обучение ходить в туалет, кормление по фиксированному, негибкому расписанию через каждые четыре часа, безотносительно к индивидуальным потребностям и различиям.

Приведенные выше случаи охватывают те ситуации, в которых что-то делается с младенцем или ребенком либо активным способом, либо случайно средой или ее представителями. Не менее важным является случай, когда эволюционное вмешательство происходит не через избыточную, несоответствующую и не адекватную возрасту стимуляцию, но через недостаток обязательного минимума стимуляции и взаимодействия между младенцем и его матерью или его средой.

Вполне установленным фактом считается то, что здоровое развитие младенца требует таких взаимодействий и что их недостаточное количество изменяет нормальное протекание процессов развития, ведя к задержкам искажениям, которые при определенных условиях становятся необратимыми.[10] Так, недостаток обеспечения таких стимуляций составляет мощное “вмешательство” в то, что является sine qua nom (совершенно необходимыми) требованиями для протекания нормального развития.

Степень влияния на ребенка определенных типов вмешательства явно зависит от их природы и от специфической стадии развития, на которой они возникают. Тогда как некоторые вмешательства в потребности ребенка или в права развития существенно специфичны для каждой фазы, воздействие других будет меняться с возрастом ребенка. Невозможно дать исчерпывающий список всех возможных форм эволюционных вмешательств на различных стадиях жизни ребенка. Я ограничусь перечислением небольшого количества ситуаций, часто возникающих и являющихся репрезентативными примерами.

Одним из таких вмешательств является отделение ребенка от матери во время, когда у ребенка имеется сильная биологическая потребность в присутствии матери и право на него. Вынужденное разделение из-за родительского отпуска, госпитализаций и по другим причинам приведет к смещениям в эмоциональной жизни ребенка, смещениям, с которыми он не может справиться с помощью имеющихся в его распоряжении ресурсов. Другое такое вмешательство наблюдается в случаях явной и продолжительной депрессии у матери в начале жизни ребенка. Другими возможными вмешательствами являются: подвергание голоду по причине пренебрежения или жесткого расписания кормления; госпитализация ребенка (фактор, который может действовать как вмешательство либо из-за разлуки или из-за травматических медицинских манипуляций); болезнь, причиняющая сильную боль и длительная по времени; хирургические вмешательства, такие как удаление миндалин или аппендицита, происходящее на фаллическо-эдипальной фазе, могут действовать как спусковой механизм для определенных форм инфантильного невроза; очень раннее и жесткое приучение к туалету; смерть родителей, сиблингов (братьев и сестер) или других важных лиц (моменты, в которые происходят эти переживания в жизни ребенка особенно важны для его последующего развития).

Два нижеследующих примеров, возможно, помогут проиллюстрировать некоторые из приведенных положений.

СЛУЧАЙ 1

К.С. было три года четыре месяца в момент обращения за помощью. Ее мать привела ее в Клинику, так как хотела получить совет насчет яслей (? Детских садиков) и в связи с продолжающимся в течении года кожном раздражении, начавшемся, по ее словам, на следующий день после того, как отец навсегда ушел из дома. По этой причине мать была убеждена, что причина этого — психологическая.

Миссис С. имела подготовку воспитателя для яслей и теперь работала как художник и скульптор. Она очень беспокоилась о нормальном эмоциональном развитии ребенка. Ее брак был испорчен с момента, когда ребенку было 2 месяца; в конце концов отец ушел из дома — за несколько месяцев до обращения за помощью, и сейчас мать пыталась получить развод с ним. Она утверждала, что ее муж, учитель в школе для детей-преступников, имел привычку к марихуане.

Ранняя история ребенка характеризовалась следующими важными моментами. Примерно в возрасте двух месяцев К. была оторвана от груди и приучена к бутылке, чтобы ее можно было отдать в дневные ясли; причиной этого послужило то, что брак портился, родители решили расстаться, и мать искала работу. Примерно в возрасте четырех месяцев К. отдали в дневные ясли до того, как ей исполнилось восемь месяцев, когда родители решили возобновить брак. В течение первой недели в яслях К. отказывалась много раз от кормлений и у нее развилась сильная диарея. После этого она начала питаться нормально в яслях. Это была первая серия разлук с матерью, на которую К. прореагировала рядом расстройств.

Затем К. оставалась дома с матерью в течение пяти месяцев, т.е. с восьмого до тринадцатого. К сожалению, в это время миссис С. забеременела и у нее был выкидыш (??? аборт). В этот период К. была отправлена на три недели к тете со стороны матери. Мать уверена, что ребенок был расстроен этим расставанием. С того времени К. переживала беспокойство, связанное с потерей матери и цеплялась за нее.

Между годом и двумя с половиной К. ходила в ясли; однако, так как мать всегда находила их неудовлетворительными, то несколько раз ясли менялись. В момент обращения за помощью мать снова занималась поиском других яслей-сада, чтобы она могла продолжать работать; поэтому она намеревалась найти круглосуточные ясли-сад.

Когда К. было два года девять месяцев, миссис С. легла в больницу по поводу гинекологического лечения. На этот раз К. отправили к подруге миссис С., женщине, у которой было два маленьких мальчика примерно того же возраста, что и К. В результате этой разлуки К. начала каждую ночь писаться в кровать. До этого она оставалась сухой в постели ночью с двухлетнего возраста. У нее также развилось нарушение сна (за которым последовали другие факторы, здесь не обсуждаемые). Тогда как она всегда хорошо спала ночью в своей комнате, теперь она часто стала выражать желание спать вместе с матерью и крепко обниматься с нею очень, по восприятию матери, чувственным образом.

К. была описана как очень живой (бдительный), умный и очень разговорчивый ребенок. Ее физическое развитие всегда имело тенденцию слегка отставать, и она была довольно маленькой для своего возраста. Больше всего она любила, чтобы мать была рядом. Пока К. знала, что мать дома, она довольно легко соглашалась выходить гулять и играть, например, в саду с другими детьми, но при этом она постоянно поглядывала, чтобы удостовериться, что мать в студии, которую было видно из сада. Ребенок был очень привязан к матери и ненавидел уходить от нее.

Новая угроза нависла над ребенком: мать заговорила о том, чтобы в ближайшее время отправить К. заграницу к ее дедушке и бабушке, хотя окончательное решение она еще не приняла.

Было ясно, что вследствие многих разлук с раннего детства ребенок страдал от “подлинной тревоги разлучения”. Это проявилось в регрессии, симптомах и психосоматических нарушениях, которые развивались у К. в такие периоды. Очень иллюстративный пример имел место во время психиатрического интервью. Это демонстрирует, насколько давящими были собственные потребности и страхи матери и как, отчасти по этой причине, она просмотрела, отрицала и искажала реальные вещи, касающиеся благополучия ребенка.

Миссис С. хотела поговорить наедине с психиатром, опрашивающим С. Психиатр ответил, что будет довольно трудно, потому что К. не следует оставлять одну в комнате для ожидания, однако, он постарается организовать для нее отдельную встречу. После нескольких неудачных предложений она сказала: “Нам надо будет сделать лучшее,” — и затем велела К. спускаться вниз и подождать ее в “той комнате, где мы были раньше”. Психиатр не мог поверить, что она собиралась отослать ребенка вниз одного и подумал, что его обманул слух, но через секунду она открыла дверь, подтолкнула ребенка выйти за дверь и закрыла дверь за ребенком, говоря: “Она очень самостоятельный ребенок.” Психиатр вышел за дверь, туда, где стояла К., выглядевшая сбитой с толку и готовая расплакаться. Увидев через раскрытую дверь мать, К. вернулась в комнату и сказала матери: “И ты иди со мной.” Психиатр затем настоял, чтобы миссис С. отвела ребенка в комнату для ожидания, и сказал, что сможет поговорить с ней, только если К. будет подготовлена подождать несколько минут и если будет взрослый, который приглядит за ней; в противном случае лучше встреться в другой раз.

Миссис С. отвела К. вниз и тут же вернулась, говоря: “С ней все будет в порядке, у нее — мозаика. Теперь поговорим об этом IQ (показателе умственного развития). …” Через несколько секунд в комнате послышался звук плачущего от расстройства ребенка. Когда психиатр поинтересовался, не К. ли это, мать прислушалась на мгновение, сделала вывод, что это не К. и попыталась продолжить задавать свои вопросы. Психиатр решил, что лучше выйти и проверить. Он нашел К., горько плачущую на этаже выше. Когда они встретились, миссис С. сказала: “Так это была она, моя, моя, что за слезы?” К. прохлюпала, что не могла найти свою мамочку.

Перечень характерных событий и реакция К. на них

В четыре месяца, помещение в дневные ясли: К. развила желудочно-кишечные расстройства в форме сильной диареи и отказа от пищи.

С восьми до тринадцати месяцев, беременность матери и выкидыш, за которыми последовало трехнедельное пребывание К. с тетей по линии матери: К. была расстроена и начала переживать беспокойство о потере матери; начала цепляться за мать.

Когда К. впервые отправили в ясли, у нее случилось несколько простуд.

В два года девять месяцев (мать в больнице по поводу гинекологического лечения) К. отправляют к подруге: К. реагирует регрессией на писание в кровати, нарушением сна, усилением цепляния и тревоги о потери матери.

Вскоре после этого отец уходит из дома навсегда: говорят, кожное раздражение началось на следующий день после того, как отец ушел из дома навсегда.

Надо отметить, что этот ребенок обладал хорошим Эго, которое помогло ей в значительной мере справиться со всеми “разлуками” с матерью. Это ясно видно в ее способности привыкнуть — в очень раннем возрасте после начального периода огорчения — к яслям; более того, ей пришлось справиться с добавочной трудностью — многократными сменами яслей, часто предполагавшими адаптацию к новому окружению и новым объектам (детям и взрослым). К. могла принимать участие в мероприятиях в яслях и заинтересоваться предлагавшимся материалом и оборудованием. Она также могла сформировать тесные дружеские отношения с некоторыми детьми.

Тогда как различные вмешательства в некоторые основные потребности ребенка не помешали ей осуществить многие адекватные задачи, количество и степень вмешательства привели к расстройствам, описанным выше. Картина в дальнейшем усложнилась существованием других форм вмешательства, которые, по причине их простоты, я здесь не обсуждал; они относятся к ее фаллическо-эдипальному состоянию и идентификациям. Помимо описанных расстройств, другие факторы повлияют на дальнейшее развитие ее личности: это воздействия, вытекающие из специфических возрастных вмешательств, и наличие набора обстоятельств, которые в ее последующей жизни могут привести к нежелательным идентификациям.

СЛУЧАЙ 2

А.Б., два года один месяц, привели в Хэмпстедскую клинику в связи с трудностями питания, начавшимися в возрасте одного года. До этого она ела хорошо, но затем начала отказываться от пищи и вместо этого бегала вокруг стола и играла. Ее можно было заставить есть только многими уговорами и предложением ей игрушек.

Тогда как раньше она спала очень хорошо, за три месяца до обращения за помощью у нее развилось нарушение сна.

Миссис Б. Связывала трудности питания с эпизодом энтерита, когда А. был год. А. потеряла аппетит и была в очень плохом состоянии в течение двух-трех недель. Однако миссис Б. полагала, что нежелание есть началось у А. фактически раньше, чем случай энтерита: где-то в тот период, когда ребенку было десять месяцев и началась вторая беременность матери. Миссис Б. также полагала, что проблема с едой стала еще более сложной с момента рождения сестры А. Когда А. было девятнадцать месяцев, она провела четыре недели у бабушки по материнской линии, пока мать находилась в больнице. После возвращения А. домой, она часто отказывалась от еды.

Проблема со сном появилась недавно, когда родители переехали в новый дом. Из-за переезда и во время него А. снова отправили к бабушке по линии матери на неделю. Там впервые ее положили спать на маленькую кровать вместо детской кроватки.

По возвращении домой А. снова стала спать в своей кроватке, но стала вскрикивать, когда мать оставляла ее. Миссис Б. поинтересовалась, не боится ли ребенок темноты или непривычности нового дома, и оставила дверь к ней открытой. А., казалось, была рада и заснула.

К сожалению, через три недели, мать решила переместить А. в новую постель, а младшей сестре занять кроватку А. (Здесь надо добавить, что А. выражала много знаков сильной ревности к сестре, которые мать вынужденно отрицала полностью). Через несколько дней А. начала просыпаться и плакать. Если мать не подходила к ней, А. шла и сворачивалась калачиком у дверей родительской спальни, ходила между своей и их спальней. В результате, днем А. была усталой, и это действовало и на мать.

Комментарий

Будет отмечено, что мать была полна добрых намерений, но не всегда согласовывавшихся с потребностями ребенка. Часто она не замечала, на что реагировал ребенок, и понятия не имела о воздействии разлук, рождения сестры, смены кровати, ревности к сестре — событиях, с которыми ребенок должен был справиться и которые быстро следовали одно за другим.

Как и К., девочка из первого примера, А. сильно старалась справиться с предъявляемыми к ней требованиями, но для такого маленького ребенка этих требований было слишком много и они оказались в рамках очень короткого временного периода.

Ясно, что одинаковый тип вмешательства может порождать различные результаты и реакции у разных детей. Хотя и возможно различить некоторые общие тенденции в зависимости от типа вмешательства и возраста ребенка, каждый случай необходимо оценивать индивидуально. Различный фон, различный опыт, различные внутренние обстоятельства могут либо усилить, либо смягчить воздействие данного вмешательства.

Как можно заметить из приведенных примеров, дети реагируют на смещения, создаваемые эволюционными вмешательствами с анормальными манифестациями, которые во многих примерах похожи на те, что наблюдаются в случае невротического конфликта или собственно невроза; т.е. они реагируют тревогой, многочисленными формами регрессии в области влечений, иногда внося определенные достижения в Эго и развивая анормальные формы поведения.

Эта группа “симптомов” на поверхности идентична тем симптомам, которые вызваны формированиями компромисса в невротических конфликтах. Более внимательное исследование, однако, показывает, что существуют важные метапсихологические различия между этими симптомами. Симптомы, возникающие рано в жизни, часто не являются формированиями компромисса с символическим подсознательным значением и содержанием (сам симптом подразумевает некоторое количество косвенного бессознательного удовлетворения); скорее они являются специфическими реакциями и свободны от каких-либо преимуществ, которые достигаются решением конфликта посредством формирования компромисса в форме симптомов. С другой стороны, по мере взросления ребенка эволюционные вмешательства будут интерпретироваться в терминах той стадии развития, через которую проходит ребенок. Травматическое хирургическое вмешательство на пике фаллическо-эдипальной фазы можно интерпретировать как наказание за эдипальные стремления и мастурбаторные фантазии. В этом случае вмешательство действует как значительное усиление или увеличение интенсивности и трудностей того, что в противном случае является нормальной фазой развития ребенка с ее типичным конфликтом развития, т.е. фаллическо-эдипальным конфликтом. Таким способом судьба фаллической организации может быть детерминирована в направлениях, являющихся не самыми желательными.

Важно еще раз подчеркнуть, что воздействие эволюционных вмешательств на будущее развитие ребенка сильно варьирует в зависимости от возраста ребенка, уровня Эго и развития влечения во время вмешательства, также как и от других факторов. Тогда как не все эволюционные вмешательства автоматически разрушают структуру личности, я думаю, вряд ли стоит сомневаться в том, что многие личности в решительной мере формируются такими вмешательствами, особенно если они случаются на решающих фазах развития и действуют в течение продолжительного периода времени. Мы знаем, что развитие Эго отчасти детерминировано взаимодействиями между внутренними потенциальными возможностями ребенка и его средой. Если определенные формы вмешательства, воздействующие на специфическое Эго, происходят достаточно рано в жизни, Эго может принять иную форму. Такие случаи могут на деле объяснять индивидуальные различия в функционировании и широкий диапазон вариантов нормальности.

Те же самые рассмотрения, однако, также выдвигают интересную проблему того, что некоторые результаты этих вмешательств (в терминах развития личности) могут не быть ни обратимыми, ни доступными психоаналитической технике. Например, обеспечение стимуляции на более поздней стадии не может перенаправить развитие, которое было потрясено в результате недостатка заботы, требуемой в младенчестве.

Более того, эти ранние расстройства, эти эволюционные вмешательства, когда они имеют определенную природу, будут детерминировать результат последующих конфликтов развития, невротических конфликтов, инфантильных неврозов и неврозов взрослых. Они могут провести, например, через чрезмерную фрустрацию или даже избыточное удовлетворение к установлению важных точек фиксации на одном или более уровнях. Таким образом, когда ребенок позднее сталкивается с обычными конфликтами развития — особенно теми, которые характерны для фаллическо-эдипальной фазы, — он может быть не способен выдержать их удовлетворительно. Когда значительная часть его либидо и агрессии оставлена позади на ранних точках фиксации, у него может не оказаться в наличии достаточного количества либидо и агрессии, способных к движениям вперед. Так, жесткая позиция не может быть установлена на более поздних стадиях развития, и обычные специфичные для фазы конфликты могут оказаться слишком сильными для слабой организации влечений. Не менее важно постоянное оттягивание назад, вызываемое этими ранними точками фиксации. Комбинация таких, как эти, факторов может привести к коллапсу личности, когда индивид столкнется с конфликтами или другими стрессами либо в детстве, либо взрослым.

Ясно, тогда, что эволюционные вмешательства будут разными способами вносить вклад в процесс структуризации различных аспектов личности. Этим объясняется и множество вариаций нормальности и определенные анормальные и нежелательные черты характера. Как упомянуто выше, они также закладывают основу, на которой впоследствии будут развиваться невротические конфликты. Более того, они в большой мере детерминируют тип конфликта, который может развиться, его формы выражения и его силу.

Именно потому, что эволюционные вмешательства могут производить такое разнообразие воздействий, важно изучать специфические факторы, действующие в каждом случае. По мере того, как мы будем больше узнавать о том, что влияет на развитие положительным или отрицательным образом, можно будет избегать вредных манипуляций, требований и ожиданий в пользу тех, полезный эффект которых признан. В результате профилактическое вмешательство сможет быть более эффективным.

Наконец, я хочу указать на то, что взрослые также могут быть подвергнуты массивному вмешательству стрессов или жизненных ситуаций, которые очень напоминают те, которые я описал для детей. Их влияние, однако, имеет совершенно иную природу, потому что структура взрослой личности полностью развита. Она уже больше не может моделироваться в соответствии с этими вмешательствами, как это было возможно в случае ребенка. Более того, взрослый человек гораздо лучше оснащен для того, чтобы справиться со стрессами по той самой причине, что он законченный продукт; его Эго и Суперэго полностью развиты, он может осуществлять выбор между несколькими альтернативами того, как справиться, и многочисленными формами удовлетворения влечений. Тем не менее, некоторые из вмешательств в более поздней жизни могут действовать как спусковая ситуация, расстраивая внутреннее равновесие и экономию. С потерей равновесия ранее латентный невроз может выйти на поверхность. В других случаях “анормальная реакция” исчезнет или отступит, как только исчезнет “массивное (травматическое) вмешательство”. Люди из первой группы предположительно имеют структуру личности, в которой баланс сил более нестабилен и которая содержит тенденции, благоприятные для развития невротических конфликтов, когда утрачивается ненадежное внутреннее равновесие. Люди из второй группы предположительно обладают в основе своей более здоровой структурой, которая позволяет им выправляться, как только травматические условия исчезают. Следовательно, чтобы нарушить их равновесие, требуется гораздо большее вмешательство по сравнению с первой группой. И все же, имея в виду, что каждый взрослых имеет свою индивидуальную историю и подвергался специфическим ранним вмешательствам, сформировавшим его характер, склонности и уязвимые места, воздействие вмешательств в его взрослой жизни будет, следовательно, зависеть не только от их интенсивности, но и от их специфической природы.

Возвращаясь еще раз к ребенку, надо отметить, что большинство эволюционных вмешательств имеют природу конфликта между влечениями ребенка и его средой. Анна Фрейд (1962) описала их как “внешние конфликты”[11] в противоположность “интернализированным конфликтам”, которые являются конфликтами между различными структурами (Ид, Эго, Суперэго), тогда как исходно внешние конфликты стали частью интрапсихической структуры и действуют как внутренний представитель внешнего мира. “Интернализированные конфликты” надо отличать также от “внутренних конфликтов” (амбивалентность, бисексуальность и т.д.), типичных для человеческой природы.

Мне также хочется подчеркнуть, что такие конфликты с внешним миром, когда они действуют как эволюционные вмешательства, не всегда манифестируют себя в формировании симптома или нарушениях поведения. Вместо того, чтобы вести к формированию симптома, они часто содействуют определенным формам структуризации или вносят вклад в развитие определенных черт характера через интернализирование внешних требований или через идентификацию с внешним авторитетом.

ГЛАВА 4

Дата добавления: 2015-06-27