Исчезающее небо 3 страница

Гипноз…

Трудно не «влиться в поток», глядя на всеобщее счастье, всеобщее довольство жизнью. Телевидение прекрасно управляло людьми и их интересами.

Дайр с сожалением глядел на происходящее вокруг, сидя в машине. Раннее, после исполнения задания он бы сразу телепортировался во дворец, но сегодня почему-то ему захотелось увидеть то, что он практически никогда не видел (вид из окна дворца не считается, было ощущение, что и там тот «вид» был создан руками «заботливых» людей или роботов, контролеров мозга), а именно – город изнутри, внизу, со стороны обыкновенных людей. Вероятно, желание увидеть город появилось из-за провала своего ответственного задания, и маг решил оттянуть немного время встречи с крутой по нраву правительницей, но может быть, и из-за своего обещания показать Джервейсу «то, от чего он отказывается». Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что показывать богато украшенный дворец смысла не было – этого было бы слишком мало, и поэтому маг давно решил показать ему город – благо, говорили, что достопримечательностей в нем хватает. Но это был совсем не тот город, каким видел его когда-то Дайр. Он запомнил его мрачным, опасным, красивым и величественным, однако раньше люди в нем не были столь подвержены влиянию телевизора – у них были другие интересы, интересы живых людей, а не марионеток, которым внушались фальшивые ценности. Сейчас же либо все слишком поменялось вокруг мага, либо поменялся он сам – ему было противно созерцать картины безвольного стада, ведомого счастливыми дикторами и слащавыми актерами, ведомого под простые гимны рекламы зубной пасты.

Дайр наивно полагал, что город за пять лет не изменился.

Маг слишком долго отсутствовал, и теперь, спустя время, видел результаты – мог ли он вообразить себе такую картину общества? Мог, но только в самом ужасном сне.

Безволие… Гипноз…

Дайр несколько раз моргнул глазами, чтобы избавиться от чувств, которые навязывал ему экран (но безуспешно, телевидение было сильнее), и завел машину. Дальнейшие движение он помнил плохо, все было как бы на автомате, его сознание немного прояснилось, когда он ступил на такие знакомые широкие ступени дворца. Он увидел в воздухе колебания сильной магической энергии, такой же подавляющей, как и телевидение, и эта магия снова лишила Дайра недавно вернувшейся к нему силы воли, обвившись кольцами вокруг его тела. Мир вокруг него изменился, маг даже и не сразу понял, что его невероятная сила перенесла прямиком во дворец. Он оказался в широком просторном холле, освещенном тысячами ламп, и его, полуживого, бесцеремонно схватив за руки, стражники потащили наверх.

Его молча вытащили на середину очередного большого зала и бросили на пол. Тот, кто был в зале (если кто-то и был), позволил Дайру немного помучиться, дав ему время придти в сознание. Во внешнем мире его окружало множество навязчивых звуков, попав же сюда, Дайр подумал, что лишился слуха. Здесь было тихо, даже слишком, и маг начал догадываться, почему: кажется, во всем дворце не было ни одного телевизора.

- Здравствуй. - Приветствие громом разорвало мертвую тишину. Голос был властный, недовольный. Дайр с трудом поднял глаза на обладательницу такого голоса, но когда увидел недовольное лицо своей повелительницы, тотчас припал к полу, что-то раболепно забормотав. – Молчи, хватит, - прервала она его бесполезные попытки ее задобрить.

- О, моя повелительница, скажи – стража тебе больше ни к чему? Почему не охраняется вход?

- Это ты верно подметил, ни к чему. Да и зачем народу нападать на мой дворец? Это раньше такое могло произойти, когда еще король правил, а теперь… Король был дураком, если не догадался использовать такое средство управления массами, как телевидение. А он все – «удачные - не удачные» реформы, законы…

- Без твоей магии не обошлось, о, повелительница?

- Хватит этого! – грозно прервала подобострастный вопрос хозяйка. – Говори со мной на равных. Не терплю, когда равные мне падают мне в ноги, заходя в тронный зал. Итак, Дайр, за долгие пять лет, что ты отсутствовал, сумел ли ты выполнить хотя одно из моих поручений?

- Конечно! – Дайр радостно вскочил на ноги. – Всем, кому требовалось, я выдавал твои замечательные подарки. Я координировал действия людей из разобщенных городов. Я показывал людям, где находятся заброшенные военные склады. Я помогал им подготовиться к будущим действиям. Я…

- Самолеты прилетели? – злобно перебила его хозяйка. – Ох, этот медленный транспорт…жуткий механизм! Он должен пересекать эту страну несколько лет!

- Прилетели, вот, недавно начали осуществлять поставленную перед ними задачу.

Хозяйка откинулась на спинку металлического трона и довольно улыбнулась своим мыслям. Дайр отметил сильное сходство ее и Каллисты – как во внешности, так и в поведении, точно они были сестрами-близнецами. Эти постоянные переходы от одного настроя к другому, некоторая непредсказуемость, нетерпеливость – все это точно характеризовало как хозяйку, так и Леди.

- Я нахожу эту драму, которая разыгралась сейчас в соседней стране, очень забавной, не так ли? Каждый день вертолеты-камеры, маленькие устройства, передают мне кадры того беспорядка, что сейчас там творится. Это великолепное зрелище, не находишь?

Ему нравились разрушения – от них он получал удовлетворение, но то были другие разрушения – которые он произвел сам. Этот же хаос не он устроил, но народ той страны, и он находил беспорядок отчасти забавным, отчасти печальным – смотря с какой стороны посмотреть, и смотря какое настроение было у Дайра.

- Эх, все это конечно прекрасно, но необходимо позаботиться и о заключительном аккорде нашей пьесы – ты ведь знаешь, как я люблю концы, поражающие воображение. На сей раз, я думаю, не стоит устраивать что-то в духе «конца света» - нет свидетелей, чтобы показывать им грандиозный катаклизм – я решила обойтись одним только моим действенным средством. Да, и о самом главном – нужен заключительный элемент для того, чтобы прекрасный конец состоялся. Ты привел этот «элемент»?

Судя по витиеватой речи хозяйки, Дайр должен был ответить примерно также, но ответ получился более чем скромным:

- Джервейса я не привел.

- Как??? – свирепо бросилась на Дайра повелительница, забыв про правила приличия.

- Он создал двойника! Этот двойник был полностью идентичен ему настоящему – полноценный маг! Я не смог отличить «подделку». Я понял, что маг обманул меня, когда только двойник начал таять – это была не телепортация, а именно растворение без какого-либо колдовства!

- Любопытно… Это была демонстрация высшей магии, которой владеют лишь единицы – я в том числе. Она слишком сложна для понимания рядовых волшебников – и на овладение хотя бы одним заклинанием у многих уходят годы, а для того, чтобы виртуозно ее применять – века! Невозможно за семь лет, которые он находился на территории другой страны, научиться этому. Я склонна верить твоим словам по поводу мастерски созданного двойника, встает вопрос – тогда чему он научился еще, живя отшельником?

- Повелительница, я полагаю, что он умеет все, что когда-то вкладывали в него вы. Все ваши умения. Все ваши заклинания, на которые уходят годы, у него усвоились за несколько секунд, да так и остались в его голове – ты ведь знаешь, что маги способны запомнить многое…

- Он становится опаснее. С каждым днем все опаснее. Я не могу им управлять, ты же знаешь – сущность в нем сильна, и когда-нибудь она победит личность мага. Что получится? Бессмертная боевая машина, да и к тому же в совершенстве владеющая высшей магией. Дайр, времени нет. Ты же знаешь, что маг находится не в самых лучших для него условиях – каждый день его поджидает множество душевных волнений, множество поводов показать свою ярость, и невозможно будет ему постоянно сохранять хладнокровие без чье-то помощи. Мне нужен маг, маг-личность, а не неукротимая сущность – я могу еще что-нибудь поделать с практически превратившимся во зверя волшебником, но если он перейдет эту грань, грань, из-за которой невозможно вернуться, то все, что я устроила, может обернуться против меня. Стоит спешить. Маг мне необходим. Маг – заключительное «звено» в нашей «цепи».

- Но неужели Джервейса нельзя заменить каким-либо другим магом?

Дайр ожидал, что сейчас его накроет волна истеричного крика, как это обычно случалось практически при каждом его вопросе, но хозяйка ответила спокойно, даже грустно, вновь вернувшись к трону.

- Нельзя, в том-то и дело. Так получилось, что в нашем государстве остались последние двенадцать магов. Если считать с Джервейсом – тринадцать. Но ведь ты же знаешь наш уговор – хочешь жить – веди Джервейса ко мне. Для таинства нужны лишь двенадцать магов. А мне так не хочется использовать тебя и твою силу, да и тебе хочется жить, не правда ли?..

Напоминание о собственной ничтожной жизни, которой так легко может воспользоваться повелительница в своих целях (а Дайр знал, что таинство было со смертельным концом для двенадцати магов), и поэтому его нежелание идти за всемогущим Джервейсом сменилось решимостью.

- Конечно. Я обязательно приведу его. Я даже догадываюсь, куда он может пойти.

- И куда же? – участливо отозвалась повелительница.

- Туда, где я больше никогда ему не встречусь.

Старик Армлингтон всегда легко чем-нибудь увлекался, иногда даже чересчур. Несколько лет назад он играл в революцию, всерьез считая, что идеи Духа-Революционера, предводителя восстаний, помогут изменить мир. Но одной идеи оказалось недостаточно, «демократия» рушилась на глазах, до светлого будущего рукой не достать, двери надежды захлопнулись полностью – навсегда. Это понимание пришло позже, когда старик, глядя на руины мира, на те руины, которые некогда он называл своего страной, на те разрушения, что совершил он, будучи в ряду революционеров – и увлечение опасными идеями воплотить мечты в жизнь ушло. На смену прибыло новое мировоззрение, новые мысли, и теперь все существо старика захватило новое увлечение – он страстно желал поймать Духа Революции, который был и не духом вовсе, а магом (Армлингтон несколько раз сам видел, какие действия производит волшебник, и сомнений у него давно не осталось), и поэтому под старость лет он стал охотником на чародеев. Возраст не мешал ему освоить премудрости охотничьей науки, к тому же, рядом была Каллиста, всегда разделявшая его стремления и поддерживающая старика в трудные минуты своего обучения.

За пять лет Армлингтон стал профессионалом, убившим не одну сотню магов, но женщина, хотя и официально была охотником, не делала даже попытки кого-либо уничтожить. Ей были интересны только боевые приемы, только специальные устройства для охоты – но не более. Насилия над кем-либо она не признавала. Недавно она увидела воочию безжалостную деятельность своего отца по отношению к Джервейсу, и что-то в ней немного изменилось. Может, она стала более настороженно относиться к Армлингтону. Может, начала его бояться. А может, стала относиться с презрением – она не могла определиться. Отцов не выбирают, и ей приходилось послушно терпеть все выходки чересчур активного старика.

Сейчас, вдохновленный какими-то своими мыслями, он обозревал сборище охотников на магов и не совсем охотников, но ближайших своих друзей, а в прошлом политических деятелей и просто богатых людей. Толпа недовольно восседала на неудобных сидениях пассажирского вагона поезда, и всем им приходилось выглядывать из-за небольших перегородок в узкий коридор, шедший через весь вагон, чтобы держать на виду своего духовного лидера. Охотники и не охотники осторожно держали на своих коленях одинаковые коричневые чемоданы, такой же чемодан был и у Армлингтона, и у Каллисты – каждый обращался с ручной кладью аккуратно и очень бережно. Из-за чемоданов многим было неудобно смотреть в конец коридора на старика, но положить драгоценный груз на сидение никто не решался.

- Друзья мои! Вот и собрались мы все вместе ради исполнения нашего общего дела, ради восстановления справедливости в этом темном мире! Сейчас тронется поезд, мы пересечем всю страну, но только ради того, чтобы спастись. Но у нас есть и еще одна цель, побочная, однако за достижение которой платятся огромнейшие деньги – я их плачу. Ваша задача состоит в том, чтобы спрашивать на станциях у местных жителей, у наших новых попутчиков, если такие будут, в общем – у любых людей, про то, как выглядит Дух Революции и где он может находиться.

Мрачный настрой команды охотников и «не очень» не только не прошел от его слов, но еще более усилился.

- Из ума выжил, Армлингтон? – крикнул кто-то с верхней полки. На глаза «говорун» показываться не спешил, и старик сделал медленный обход вагона.

- Да, Дух Революции – это всего лишь миф! – снова возразил кто-то, и на сей раз старик сумел схватить говорящего за руку и так выразительно взглянуть ему в глаза, что дальнейшие вопросы оказались начисто стертыми из памяти человека.

- Не миф. Я пытался поймать его ранее, во время самих восстаний. Духом оказался маг – очень могущественный маг. – Армлингтон вздрогнул от неожиданной боли в ноге – что-то нестерпимо жгло кожу. Старик машинально сунул руку в карман, но тут же ее отдернул: в кармане лежала колбочка, наполненная особым составом, с ее помощью можно было определять, врет ли твой собеседник, или нет. Однако сейчас колбочка светилась и жгла тело самого лжеца – ведь Армлингтон сказал мало правды в своем монологе. Приходило терпеть адские муки, но не выдавать себя. - Я был рядом с магом, следил за его действиями, но вот беда – он наложил на меня сильнейшее заклятие, и я забыл, как он выглядит. – На самом деле старик попросту забыл лицо мага, но – самостоятельно, без помощи «злобного врага-мага» - сказывался почтенный возраст. – Поэтому вашу задачу я уже изложил – нужна любая информация о Духе и его местонахождении!

- Все просто, все-то дел… - проворчал кто-то из охотников. Вступительная речь Армлингтона на этом была закончена, и все, в том числе и старик, начали обустраивать свои места для нескольких дней поездки.

Каллиста поначалу с интересом слушала страстную речь охотников на магов, потому что ее интересовал только аспект самого боя. Об устройствах для убийства предпочитали молчать, скорее всего, это было сделано с целью не выдавать свое оружие «потенциальным конкурентам» - каждый маг считал себя и только себя «самым-самым» в этой сфере, и никому не хотелось, чтобы уникальное оружие, этот предмет неизменных побед, выходило на всеобщее обозрение. Но старику захотелось послушать рассказов не только о трудных боях и сладких триумфах, но и о том, какие причины заставили того или иного податься в убийство ненавистных обществу магов.

И тут началось совершенно невообразимое. В вагоне стало слишком тихо – был слышен голос только рассказывающего о себе. Повисло неприятное напряжение наподобие тучи над головой у каждого. С каждым метким, резким, жестоким словом становилось понятно, что тема для разговора выбрана не самая удачная, для каждого работа охотника – что-то свое, и каждый пришел в нее по своим, личным причинам. Хватало и предрассудков начет персон магов, и людей, свято в них верящих, однако прозвучало немало действительно ужасных историй. Каллисту больше всего поразил рассказ маленького мальчика (да, тут был и такой!), который в свои десять лет уничтожил несколько волшебников. Он говорил это так серьезно, что у женщины мурашки поползли по коже.

- Раньше я не думал как-то о профессии охотника – думал, это скучно. Я наивно полагал, что меня от злобных чародеев смогут защитить мои родители – мне они виделись практически всемогущими, впрочем, как и всем детям. И что же вы думаете? Видно, некто свыше решил сыграть со мною злую шутку и направить меня на путь охотника – мать и отец оказались магами. Гадкие маги – мои родители! Немыслимо! Я убегал из дому, звал на помощь, но настоящие охотники мне не верили – считали, что я вру. Меня постоянно возвращали в ставший мне немилым дом. Я не мог терпеть этот ад – попытки внушения мне другого восприятия реальности, которые ежедневно пытались предпринять родители, что я не выдержал – однажды, предварительно посовещавшись с одним превосходным местным охотником, я вырезал сердца у волшебников. С того самого дня я понял, что уничтожать чародеев – мое призвание. Мой поступок оценили, меня похвалили и одного не оставили – я прибился к группе профессионалов и с каждым днем стал постигать искусство убивать.

Повисла жуткая тишина. Никто не решался задать вопрос, или начать свой рассказ – слишком трудно было осмыслить услышанное. Ребенок напоследок громогласно добавил, чем еще больше усилил в Леди чувство отвращения (она поняла, что это было именно отвращение, а не страх) ко всем охотникам:

- Я создан для благого дела! Я помогаю сделать мир лучше!

Ребенок в одно мгновение показался сидящим в вагоне маленьким дьяволом. Он перестал казаться сопляком, недомерком, он был полноценным членом общества охотников, таким же хладнокровным и беспринципным убийцей, как и остальные.

Леди от этого легче не становилось. Лихорадка уничтожения магов занимала не только взрослых, но и детей, что и было пугающе. Что было неправильно.

Ведь не все маги были опасными! Джервейс был тому подтверждением, но вряд ли голос женщины сейчас был бы воспринят правильно, тем более толпой кровожадных охотников: как минимум, ее поймают на еретических настроениях, как максимум – тут же убьют.

Хотя, может быть, Джервейс был исключением, нежели правилом?

Ехать предстояло долго. Люди, поначалу испытывающие вполне предсказуемую антипатию друг к другу (охотники выглядели либо хотели выглядеть устрашающе), но прошел день, за ним второй, и попутчикам надоело сидеть в полнейшей тишине. Одиноким людям приходили в голову мрачные размышления о себе и о своих действиях, а в компании, которая создалась сразу после обнаруженной кем-то выпивки (предыдущие пассажиры забыли ящик с вином под сидениями), можно было на время забыть об отдельных моментах своей жизни. Вино действовало быстро, и вскоре все, кто решился попробовать бесплатное пойло, почувствовали себя в разы смелее, чтобы начать разговор с попутчиками не только о себе и о своих должностях, но и о пустяках, развлекающих многих.

Безмятежное настроение постепенно накрыло всех попутчиков. Вскоре на столиках оказались не только стаканы и закуска, но и настольные игры, и карты. Люди веселились, много шутили, еще больше пили и общались друг с другом так, будто знали друг друга всю жизнь, а не только из описания Армлингтона. В окно практически не смотрели – просто не было подходящих видов, на которые стоило бы любоваться. Зато в изобилии встречались голодные, забитые люди, унылой толпой бредущие по дороге, точно стадо. Пассажиры только посмеивались, глядя на них: ведь у них были средства к существованию, была еда, были дома и уже были заготовлены «теплые» места под крылом будущей власти. Люди взирали на толпу голодных бедняков свысока – каждый из этих людей, живущих в нищете, когда-то поддерживал действия революционеров, и теперь люди остались один на один с их «демократией».

Каллиста, которая дольше всех оставалась неподвластной всеобщему веселью, после некоторого уговаривания со стороны пьяных охотников робко выпила бокал вина – и вдруг все те неприятные мысли, которые, как и всех одиноких в этом вагоне, безраздельно владели ее сознанием, отступили. Женщина спустя некоторое время обнаружила еще один забытый кем-то груз – целый чемодан великолепных платьев, и теперь, под одобрительные возгласы, она устроила парад мод, переодеваясь через каждые несколько часов. Она чувствовала на себе страстные (а порой и откровенно похотливые) взгляды мужчин, она была безумно довольна своей находкой, она больше не предавалась грусти и прочим чувствам, в том числе и чувству меры.

Вагон был островком счастья и безудержного веселья, вагон был единственным местом, откуда несколько дней подряд над умирающим миром прокатывался смех.

Но любое вино кончается, и кончилось то веселье, полученное столь легким способом – наступило время головных болей и того странного ощущения безнадежности, которое рано или поздно захватывало каждого пассажира. Еще слышались шутки, но все меньше они вызывали улыбок – над головой попутчиков витало нечто гнетущее, неопределенное, и от этого опасное. Тревогу почувствовали все, и, когда все окончательно отрезвели, в вагоне повисла жуткая тишина. Все сидели на своих местах, держа чемоданы на коленях (как и в первый день поездки), и никто не осмелился разговаривать.

Все чего-то ждали. Напряженно ждали.

В воздухе раздался вязкий гул, заполнивший все помещение вагона. Люди испуганно кинулись к окнам – сразу возникло подозрение, что опасность надо ожидать снаружи. Но вместо зловредных коварных магов, которых ожидали увидеть все охотники на магов, и вместо голодной неистовой толпы, готовящейся совершить нападение на поезд (как это ожидали богачи), небо медленно пересекали тяжелые, больше похожие на плоские треугольные камни, самолеты. На днище каждого был четко прорисован особенный знак, и люди, более-менее сведущие в географии и в странах вообще, замерли, в тщетной надежде, что это их спасет.

В небе были не просто самолеты, но настоящие боевые машины соседней страны. Это могло означать только самое плохое – если во внутренний конфликт государства вмешиваются соседи, одним захватом территорий они вряд ли ограничатся. Каллиста заметила смятение на лицах своих попутчиков, ее знак тоже заинтересовал, и она осторожно спросила у отца:

- Это кто? Чьи самолеты? Это ведь не нашей страны машины?

- Не нашей, верно подмечено, это наемники. Нас охраняют. Если ты не заметила, в вагоне полным-полно некогда уважаемых лиц, заметных политиков, богатых чиновников, превосходных охотников на магов, имеющих как неплохие навыки, так и большие суммы на своих счетах. Поверь, было бы крайне досадно, если бы на нас напал кто-нибудь из этих необразованных скотов-«демократов». Поэтому без сопровождения нам не то, что в путь, из домов своих выдвигаться было опасно.

Вполне обоснованный страх сменился каким-то странным довольством. Довольство еще более усилилось, когда днище летательных кораблей начало медленно раздвигаться, и оттуда стали выпадать по одному смертельные груз – бомбы. Они стремительно достигали населенных пунктов внизу, и неимоверный, безумный грохот без лишних предисловий красноречиво сообщал обреченным людям о скорой их смерти.

Крики, нечеловеческие крики, разорвали тишину в вагоне. Преспокойно сидящие в вагоне охотники переглянулись, и не сговариваясь, сунули руки в карманы.

Шум, свет…грохот, маленькие землетрясения, сотрясающие пол даже в вагоне.

Каллиста видела, что народ не мог убежать от смертельного дождя, и многие, даже слишком многие люди падали наземь, поняв полную безнадежность своей ситуации. Это казалось вполне естественным – желание принять мгновенную смерть, и о борьбе за ничтожную жизнь не могло быть и речи – люди были ослаблены от многодневного голода.

Крики…

Люди ловким движением доставались своим мобильные телефоны из карманов (эти некогда популярные в этой стране устройства без вышек связи могли служить только плеерами и фотокамерами) и начались с каким-то демоническим удовольствием снимать происходящий за окном локальный ад.

Дым застилал деревеньки, делая видимость из окна практически нулевой, но глаза Каллисты к этому времени были наполнены слезами. С каждой бомбой, с каждым душераздирающим криком душа женщины разрывалась на часть. Она не могла понять оживления в вагоне, она не могла понять, как в кадрах кровавой расправы можно видеть что-то удовлетворяющее, как можно упиваться каждым мгновением чужих смертей – но охотники даже не видели страданий Леди.

Или старались не замечать.

Снова раздались шутки, смех – людей позабавила картина очередного изжаренного адским огнем человека.

Разрушения! Смерть!

Хаос…

Вскоре маленькое преставление закончилось, и гигантские корабли двинулись прочь, на север. Пассажиры разочарованно убрали фотокамеры и, возбужденно переговариваясь, вернулись на свои места.

И тут:

- Отец, это что? По-твоему, так должны вести себя наши защитники? Уничтожать все, что, по их мнению, представляет потенциальную для нас угрозу, даже если это и не опасно? – раздался на весь вагон крик, прервавшийся в конце истерическим плачем. Каллиста сидела на неудобном сидении, положив голову на колени и обхватив их руками. Периодически она поднимала голову, и охотники недоуменно взирали на непонятно почему плачущее «женское существо» (она была единственной женщиной в вагоне), в особенность теперь, после такой потехи. Послышались недовольные реплики в ее адрес, в изобилии украшенные только отборными нецензурными словами. Отец держался от ревущей женщины в стороне, не желая подойти и утешить ее, чтобы не стать посмешищем в глазах верных боевых товарищей. – Почему все так? А почему вам доставляет это удовольствие? Вы снимали на камеры – для того, чтобы потом похвастаться перед друзьями? Желаете дешевой славы свидетелей и множества просмотров?

- Да, - нестройно согласились с практически всеми вопросами попутчики.

- Вы жестокие. Да, вы – охотники, да и остальные, присутствующие здесь, тоже. Наши сопровождающие жестокие, но не больше, чем вы. Жестокость проявляется еще и в радости при виде чужой беды, - сказала Леди тоном, после которого все дальнейшие к ней вопросы автоматически отметались.

В воздухе надолго повисло неловкое молчание. Обличительная речь не оставила никого равнодушным. Все почувствовали тихую ненависть к Каллисте, сказавшей правду – правда была достаточно неприглядной.

- Это не мы жестокие, - тихо проскрипел старик, пытаясь унять в себе всевозрастающую злобу – ему отчаянно хотелось сделать выговор своей дочери здесь и сейчас. – Это благодаря миру вокруг мы стали такими!

Действительно, нравы людей не только этой, да и всех остальных стран, были испорчены до невероятной степени. Но неверно было бы винить один только мир вокруг – если не нравится что-то в окружающем тебя обществе, стоит прежде всего начать менять его с себя. Каллиста пыталась это сделать, отлично понимая, что надо сделать. А вот ее попутчикам проще было свалить вину из-за излишней любви к жестокости на мир – и дело с концом. Все это легче, чем попытаться изменить мировоззрение и устои, сформировавшиеся за годы жизни…

Ежедневные бомбардировки окружающих городов не могли не наводить на мысли о собственной ничтожности. Бомбы падали все ближе к поезду, и теперь уже охотники начали задумываться о том, что они становятся жертвами какой-то чудовищной ошибки. Ведь это их должны были охранять пилоты самолетов, ведь это сидящим в вагоне должны были расчищать дорогу, но выходило все совсем наоборот – дорогу освобождали от них. Это как бы подтверждалось чередой сплошных остановок из-за повреждения железнодорожных путей, постоянно сопровождающиеся смертельной гонкой самолетов – они пытались подлететь к стоящему транспортному средству достаточно близко, но бригада рабочих, подгоняемая страхом смерти, старалась закончить работу как можно быстрее. И судьба была к путешественникам благосклонна – поезд всегда оправлялся в путь вовремя.

Но, как говорится, все хорошее (даже если это хорошее – относительное) имеет свойство быстро заканчиваться, и охотников, и «не очень», и других пассажиров поезда начали преследовать неудачи. Помимо постоянных бомбардировок, где каждый раз достаточно трудно было предугадать траекторию падения неуправляемого снаряда, все запасы еды и воды подошли к концу – и теперь во всех вагона поезда повисло мертвая тишина. Пассажиры были раздражены, напуганы, и никто и не мог припомнить, что всего несколько дней назад во всем поезде царило такое веселье, которого прежде не знал никто из этих людей. Остановки становились все более длительными – с каждым днем поврежденных путей становилось все больше, и ремонт приходилось делать более основательный. Казалось, кто-то испытывает нервы людей на прочность, и постоянно заставляет бояться, завидев в небе вражеские (теперь уже вражеские самолеты), медленно, но верно разрушающие страну.

Бах! Море света захлестнуло вагон, утопив в себе каждого из перепуганных людей. Дополняя ежедневную симфонию смерти, с хрустальным звоном вылетели стекла, и пассажиры мигом прильнули к полу, с жаром шепча молитвы какому-нибудь всевышнему.

Бог! Отзовись!

Еще один взрыв, и теперь казалось, что стены вагона против того, чтобы люди оставались живыми – они начали деформироваться с неимоверным скрежетом. Кое-где сквозь огромные дыры в потолке проглядывало кроваво-красное небо.

Боже!

Крики становились невыносимыми – кого-то задело большим обломком крыши. Был слышен плач ребенка, раздающийся из соседнего вагона.

Но, если Бог и слышал эти жаркие призывы, если и наблюдал за мучениями раненых, если и видел, какие разрушения сейчас были внизу, слышал плач не только уставших постоянно бояться людей, но и земли, если и видел, что небо с завидной регулярностью окрашивалось из-за взрывов в цвет крови, то Он тактично молчал.

Бог точно стоял на краю могилы, и ему ничего не оставалось делать, кроме как произносить прощальные речи.

Мир умирал…

Охотники и богачи ранее не знали, что такое Война. Они прежде не раз откупались от предложений пойти и защищать свою родину, они спонсировали того, кого считали на момент боевых действий наиболее успешными (даже если успешными оказывались враги), они смеялись над навечно искалеченными солдатами. Они не могли знать, насколько это тяжело – не просто воевать, но даже находить непосредственно рядом с городами, где идут регулярные бомбардировки. Они не знали – ветераны войны не хотели заново переживать этот ад, в котором они некогда побывали, пусть и в виде слов – и на их «неумение» рассказать увиденное в адрес воинов слышались шутки и смех. Какое богачам и охотникам было дело до тех, кто защищал родину?

Дата добавления: 2015-06-28