Как выбрать сковороду. 13 страница

Она забавно похлопала ресницами.

– Не говоря уже о том бесконечном вожделении, которое рождается в процессе чтения.

– Хм. Так может быть, вместо того чтобы вносить изменения в «Сказки старого пруда», имеет смысл написать еще один непристойный роман?

Она ткнула его пальцем в грудь.

– Ни в коем случае. Сначала закончи одну работу, а потом берись за другую.

– А новый роман ты тоже разыграешь в лицах?

Она на миг задумалась.

– Только если он окажется столь же впечатляющим.

Дэвид рассмеялся и поцеловал ее в губы.

– Есть отличная идея, – заговорила Хелена, едва он отстранился. – Давай не будем жениться тайно, а воспользуемся потерей памяти и устроим грандиозную свадьбу. В конце концов, женщина должна помнить самый главный день своей жизни!

Идея показалась отличной, хотя и невероятно смелой.

– Честно говоря, всегда мечтал о пышной свадьбе.

Хелена шутливо погрозила пальцем.

– И никаких сельских церквей. Только в Вестминстерском аббатстве!

– Опустошим сад Милли и украсим собор цветами – снизу доверху.

– Обязательно. И сад Венеции тоже. Она обидится, если теплицы герцога останутся без внимания.

Он шутливо ущипнул Хелену за попу.

– Нарядим тебя в белое платье – символ девственности. Ничего, что гитара уже побывала в руках музыканта.

Она шлепнула его по плечу:

– Фу, как грубо! Хотела украсить тебя жемчугами и бриллиантами, но теперь скорее всего передумаю.

– Нет! – с наигранным ужасом воскликнул Дэвид. – Прошу, не меняй планов! Если бы ты только знала, как я прекрасен в жемчугах и бриллиантах!

Она рассмеялась и взъерошила светлые кудри.

– Тщеславный!

– Ничуть. Всего лишь хочу быть красивым – для тебя.

Хелена умиротворенно вздохнула, и сердце Дэвида переполнилось счастьем.

– А медовый месяц обязательно проведем на озере Сахара. Будем ночевать в шатре и охотиться, как номады.

Удивительно, она помнит даже об озере Сахара!

– Будем стоять на берегу обнявшись и любоваться восходом.

– Да, – шепотом согласилась она. – А птицы будут парить над водой – белые, как паруса.

Хелена безмятежно заснула в его объятиях, а он еще долго лежал без сна и спрашивал себя, выдержит ли вновь обретенное счастье испытание полным восстановлением памяти.

Глава 16

Хелена почувствовала, как кто‑то заботливо поправил одеяло. Во сне она часто меняла положение и по‑детски раскрывалась, отчего к утру ноги изрядно замерзали. Сейчас было особенно холодно, поскольку заснула она обнаженной.

Теплые руки растерли ступни, а потом бережно укрыли. Хелена умиротворенно вздохнула. Тот же ласковый незнакомец подошел и поцеловал в лоб.

– Моя красавица, – прошептал он.

Она улыбнулась и снова погрузилась в сон, но уже через несколько секунд очнулась, словно от резкого толчка.

Ставни оставались закрытыми, она лежала в темной комнате – одна. Хелена опустила тяжелые веки: разум тонул в тумане, как случается, когда спишь дольше обычного. Несколько минут полежала неподвижно, а потом медленно села и спустила ноги с кровати.

Посмотрела вокруг и заметила на тумбочке фотографию: Фиц и Дэвид стоят в центре Том‑Куод, самого большого внутреннего двора Оксфордского университета. Во время одного из приездов брата (а он часто навещал ее во время учебы) Хелена сама сфотографировала их «Кодаком» Дэвида. Вскоре мимо прошла Мэри Дилхорн, однокурсница и подруга. Они немного поболтали все вместе, и Мэри пошла на занятия, а Дэвид с Хеленой проводили Фица на железнодорожную станцию.

Фиц сел в поезд. Не дожидаясь отправления, Дэвид прошептал на ухо:

– Одна из приятельниц‑лесбиянок? Когда пригласите посмотреть?

– Только после того, как вы пригласите посмотреть на себя в роли катамита, принимающего во все дырки, – ответила Хелена, невинно улыбаясь и не переставая махать Фицу.

Сейчас Хелена тоже улыбнулась. Да, в то время они сражались с воинственным упрямством, равным противостоянию Рима и Карфагена. И некоторые из своих залпов она с гордостью вспоминала до сих пор.

Ночью Дэвид поднял с пола пеньюар и повесил на спинку кресла. Хелена оделась, подошла к окну и распахнула ставни. Солнце уже встало, и вдалеке ярко блестел пруд, на берегу которого теперь стоял прелестный игрушечный домик. Она глубоко, безмятежно вздохнула.

Однако уже в следующий момент в глубине сознания родилась смутная тревога: что‑то не так, она что‑то забыла и никак не может вспомнить. Хелена постаралась прогнать неприятное чувство. Конечно, забыла – почти половину жизни. Однако мучительное сомнение продолжало упрямо сверлить мозг.

Она покачала головой, как будто надеялась вытряхнуть лишний груз. Ах да, рукопись Дэвида. Лучше убрать ее подальше, пока не пришли слуги. Однако одного взгляда в изножье кровати оказалось достаточно, чтобы увидеть: ни пюпитра, ни рукописи там уже нет. Дэвид предусмотрительно позаботился и об этом.

И все же странное, тревожное недоумение не проходило. Может быть, оно связано с работой, с фирмой «Фицхью и К°»? Забыла отправить в типографию важную корректуру? Или, отослав в газету рекламу новых изданий, пропустила какое‑нибудь название?

Гнетущая растерянность немного отступила, когда выяснилось, что в памяти наконец‑то восстановился образ Милли. На сердце сразу потеплело. Милая, добрая Милли! Как все они к ней привязались и как она умела удивлять! Они с Фицем всегда были гостеприимными родственниками и заботливыми хозяевами, неизменно собирали в своем поместье самые веселые компании.

Ну и конечно, Хелена и Дэвид не пропускали ни одного из этих дружеских сборищ и ни на миг не прекращали пикироваться.

– Не смотрите на него так.

– Как хочу, так и смотрю.

– Но он моложе вас.

– Что за ерунда!

– У него маленькие ноги.

– Отлично. Можно сэкономить на обуви.

– Разве вам не известно, что говорят о мужчинах с маленькими ногами?

– Известно. Они менее нахальны.

– Он для вас слишком мягок. Вам нужен стальной мужчина, мисс Фицхью. А этот похож на птичье гнездышко: сделан из прутиков и пуха.

– Откуда этот болезненный интерес к моим отношениям с другим человеком, Гастингс? Если немедленно не смените тему, решу, что ревнуете.

– Право, мисс Фицхью, что за смешное подозрение! Вы же прекрасно знаете: чтобы привлечь меня, женщине необходимо обладать полноценным бюстом. Так что интерес к вашей персоне следует считать сугубо гуманитарным. Запомните мои слова: скоро будете мечтать о мужчине с большими ногами и крепким… позвоночником.

Эндрю! Они говорили об Эндрю Мартине!

Хелена в ужасе попятилась и наткнулась на кровать. В этот миг она не чувствовала ничего, кроме холодного, безысходного отчаяния.

Эндрю, неизменно готовый обсудить все книги на свете, деликатный и уважительный в разногласиях и возражениях. Эндрю, убедивший ее в успехе издательского дела, в то время как родные встретили замысел с нескрываемым скепсисом. Эндрю, который каждое утро оставлял у ее двери букет полевых цветов, но стеснялся спрятать в нем карточку – до тех пор, пока она не застала его на месте преступления.

– Если любите, положите завтра еще один букет, – сказала она и наутро обнаружила сразу три.

Какое это было восхитительное, необыкновенное время!

А когда он с рыданиями просил прощения за то, что увлек ее, изначально зная, что должен жениться на другой, она, тоже обливаясь слезами, ответила, что не винит, не сердится, не обижается. Больше того, благодарит судьбу за высокие чувства и светлые воспоминания.

А на самом деле хватило одного удара по голове, чтобы моментально все забыть.

В комнате стало нестерпимо душно. Хелена вернулась к окну, рывком его открыла и жадно вдохнула прохладный утренний воздух. Бедный, бедный Эндрю. Как же он, должно быть, страдал во время недавних встреч, когда она обращалась с ним как с чужим, случайным человеком!

Что бы почувствовала она, если бы однажды проснулась и обнаружила, что тот, кого любила вечно, внезапно охладел?

Кто‑то подошел сзади, положил руки на плечи и поцеловал в шею.

– Отгадай, что принесла утренняя почта? Нашу специальную лицензию на брак. Может быть, уже пора рассылать все эти скандальные приглашения?

Боль в сердце почернела, распухла и взорвалась. Хелена сбросила руки, увернулась и отошла от окна.

– Не прикасайтесь.

– Понятно, – послышалось после долгого молчания.

Взглянуть на него она не находила сил. Но еще тяжелее было смотреть на кровать и вспоминать собственное бесстыдство. Если бы вина заключалась лишь в похоти, она могла бы себя простить. Но разговоры о свадьбе, о медовом месяце? Обязательства на всю жизнь?

Единственным оправданием, пожалуй, можно было бы считать тот факт, что среди множества слов до сих пор так и не прозвучали главные – «я люблю тебя»… но только потому, что их хотелось произнести во время настоящей брачной ночи.

Собственное предательство прожигало душу каленым железом. Отвратительное, невыносимое чувство! Она ненавидела и себя, и те унизительные минуты, когда с готовностью раздвигала ноги и приглашала, умоляла его овладеть собственным телом.

– Хелена…

Она стремительно обернулась.

– Как вы могли поступить подобным образом? Я потеряла рассудок. С трудом осознавала, что происходит, совершенно ничего не помнила и не могла ответить за собственное поведение. Настоящий джентльмен взял бы себя в руки и убедил подождать. Потребовалось бы всего несколько недель, так неужели тот, кто клялся, что любит всю жизнь, не мог потерпеть еще чуть‑чуть?

– Я просил подождать. – Дэвид выглядел обиженным, опустошенным, а глаза светились искренностью, которую она предпочла бы не заметить. – Не уставал повторять, что лучше было бы потерпеть.

Правда горьких слов терзала душу.

– Вы же знали о моих чувствах к мистеру Мартину. Знали, как давно я его люблю, лучше всех понимали, что никогда не соглашусь предать возникшее между нами доверие. Но видели рядом похотливую дурочку и не могли отказать себе в развлечении, так ведь?

– Хелена!

Во взгляде появилась жесткость, и от этого она окончательно взбесилась.

– С чего вы взяли, что в состоянии когда‑нибудь занять в моем сердце место мистера Мартина? Откуда такое самомнение? Может быть, вы тоже потеряли рассудок?

Гастингс не повторил ее имя и не посмотрел в лицо. Хелена затаила дыхание: очень хотелось, чтобы он позвал ее своим волшебным, бархатным голосом, начал уговаривать, убеждать, доказывать, что весь этот хаос не больше чем нелепое заблуждение.

Наконец виконт поднял глаза, и сердце радостно дрогнуло. Но он лишь ехидно ухмыльнулся.

– Что ж, было действительно забавно. Как я и подозревал, вы оказались бесстыдной потаскушкой. Конечно, сиськи по‑прежнему убогие, но зато энтузиазма в избытке. А как вы меня сосали! Не всякая блудница способна на подобные подвиги!

Лицо пылало. И не только лицо. Пылало все существо.

– Да, вы действительно были готовы на все, не так ли? – безжалостно продолжал Дэвид, медленно подходя и сверля ледяным взглядом. – И очень нравились мне в образе похотливой дурочки с широко разведенными ногами, стонущей и кричащей от…

Хелена ударила его с такой силой, что заболела рука. Но унижение оказалось несравнимо больнее.

– Убирайтесь вон!

Виконт презрительно поднял бровь.

– Это моя комната, дорогая леди Гастингс. Может быть, забыли, что ночью явились, сгорая от похоти, и не оставили меня в покое до тех пор, пока я не оттрахал вас за милую душу?

Недавние воспоминания обернулись черным кошмаром и увлекли в пучину безнадежности все, что согревало душу: доверие, искренность, надежды на будущее.

Хелена молча ушла.

Соединяющая спальни дверь захлопнулась. Гастингс окаменел, не в силах поверить, во что превратился… снова.

В то чудовище, которое всегда ненавидел.

Неужели последние недели так ничему и не научили? Разве недавние бурные события не доказали, что ложь никогда не защищает от боли, но зато надежно отгораживает от счастья?

Дэвид стоял неподвижно и ловил ртом воздух.

Недавно он признался, что долгая история идиотизма – исключительно его собственная вина. Так оно и было на самом деле. Но в тяжкие минуты, подобные этой, из потаенных глубин сознания являлся мальчишка, не признававший никаких аргументов, кроме достойного ответного удара. Все вокруг понимали лишь одно: бьет он очень больно и никогда не промахивается.

Нередко значение имела не сила, а лишь видимость силы.

Но разве он не клялся себе, что больше не допустит ни лжи, ни трусости, ни малодушных попыток спрятать истинные чувства за насмешками и показным презрением? Разве не давал слова стать человеком, достойным любви и уважения той единственной, о которой мечтал долгие годы?

Дэвид на миг прикрыл глаза. Он знал, что должен сделать сейчас же, немедленно, но не был до конца уверен в собственном мужестве.

Обхватив голову руками, Хелена сидела перед туалетным столиком. Внезапно внутренняя дверь распахнулась, и она порывисто встала.

– Что вам надо?

Гастингс бесшумно закрыл дверь.

– Пришел, чтобы попросить прощения.

Она его почти не слышала. Как мог тот, кто несколько минут назад смотрел с ненавистью и безжалостно оскорблял, так быстро превратиться в воплощение самого искреннего, самого глубокого раскаяния?

– Попросить прощения за что?

– За фальшивые, злые слова, в которых нет ни капли правды. Сожалею, что в ту минуту, когда вам, как никогда, требовались помощь и поддержка, вернулся к своей порочной привычке.

Пока Дэвид не заговорил, Хелена не сознавала, до какой степени мечтала услышать слова раскаяния. Но сейчас, когда он признал вину, окончательно запуталась и не знала, что принесло извинение: облегчение или еще большее разочарование.

– Значит, раскаиваетесь в том, что уступили моим плотским желаниям?

Дэвид покачал головой:

– Нет. Прошу прощения только за слова, способные ввести вас в заблуждение и заставить усомниться в глубокой искренности моих чувств.

Волшебный голос не оставлял вопросов: Гастингс все еще молился о дожде в пустыне Сахара. Настойчивость одновременно трогала и приводила в ярость.

– Хотите сказать, что с радостью воспользовались моей слабостью? Не жалеете, что переспали со мной, когда я ничего не соображала?

– Хелена, вы утратили память, а не разум. Все это время вполне сознательно вели и бизнес, и собственную жизнь.

Она и сама так считала, пока не очнулась от любовного сна с безжалостно разбитым на мелкие кусочки сердцем.

– Говорите так потому, что мой выбор вас вполне устраивал.

– И все же подумайте и дайте ответ: разве на протяжении нескольких последних недель вы хотя бы раз почувствовали себя не такой, как прежде?

Хелена едва не расплакалась. Он доверял ей больше, чем она сама, убеждал в праве на сознательный выбор.

– Та, какой я была прежде, ни за что не легла бы с вами в постель.

Дэвид медленно, словно с опаской вдохнул и так же осторожно выдохнул.

– Полагаю, причина заключается в том, что свобода от ставших привычными чувств к мистеру Мартину позволила вам обратить внимание на другого человека и даже испытать к нему подобие страсти, а может быть, и влюбиться.

Хелена покраснела. Паника охватила каждый мускул, каждую клеточку существа.

– Не говорите глупостей. Я в вас не влюблена.

Новая провокация. Кажется, она специально вызывала его на поединок.

Но Дэвид лишь грустно улыбнулся.

– В данном случае термины не имеют принципиального значения. Достаточно и того, что я способен определить глубину чувства.

Хелена упрямо вскинула голову.

– Возможно, пора купить очки. Я люблю мистера Мартина, а не вас.

– И все же позволю себе повторить то, что уже сказал однажды. Вы любили мистера Мартина таким, каким он был пять лет назад. Но этого человека больше не существует. Если исключить ностальгические воспоминания, то сейчас перед вами окажется всего лишь обходительный джентльмен, не представляющий особого интереса.

Если бы он кричал на нее, она могла бы ответить тем же. Но самообладание, достойное святого, окончательно лишило возможности и желания продолжать борьбу. Хелена вернулась к туалетному столику, села и невидящим взглядом уставилась в зеркало.

Спустя некоторое время дверь тихо открылась и так же тихо закрылась. Она снова осталась одна.

Беатрис потянула отца за рукав и показала на ветку:

– Это… это… – Он посмотрел внимательно, пытаясь вспомнить название. – Это зяблик. Мы таких птичек уже встречали. Видишь белые полоски на крыльях? По ним зяблика сразу можно узнать.

Девочка смотрела серьезно и ждала продолжения рассказа.

Обычно во время прогулок Дэвид говорил намного больше. В иной ситуации поведал бы все, что помнил о зябликах, а если бы познаний не хватило, то ловко перевел бы разговор на какую‑нибудь другую певчую птицу. Например, на канарейку. Обязательно упомянул бы, что многие ошибочно считают, будто Канарские острова называются так потому, что там живут канарейки, а на самом деле по‑латыни название звучит как «Insula Canaria», что означает «Остров собак».

Но сегодня виконт был способен лишь на то, чтобы кое‑как передвигать ноги.

– Это джентльмен, – с трудом выдавил он. – Видишь голубую шапочку и красную грудку? Леди Зяблик выглядит гораздо скромнее.

Беатрис оглянулась: она уже привыкла, что Хелена идет следом.

– Леди?

– Леди Гастингс неважно себя чувствует. Очень неважно.

Девочка прикусила губу.

– Старая?

В другой день Дэвид наверняка бы рассмеялся.

– Нет, она совсем не так стара, как сэр Хардшелл. Просто иногда людям приходится… оставаться в своих комнатах.

Возле пруда он осознал, что Беатрис впервые в жизни изменила маршрут прогулки – ради того, чтобы поиграть в новом домике. Внезапное проявление гибкости должно было бы обрадовать, но вид очаровательного игрушечного коттеджа отозвался в душе болью: еще недавно счастье казалось таким близким.

Он сделал единственное, что оставалось в его силах: сел на скамейку и начал молиться о возвращении на берег озера Сахара.

Едва Хелена успела одеться, как в дверь постучал дворецкий.

– Мэм, к вам с визитом миссис Мартин. Что ей сказать?

Хелена вздрогнула. Миссис Мартин, собственной персоной? Здесь? Но зачем?

Она надела тюрбан, подошла к зеркалу и окинула себя критическим взглядом.

– Сейчас спущусь в гостиную.

Гостья приехала в траурном платье, и на мгновение сердце сжалось: Хелена не сразу поняла, что траур не вдовий.

– Здравствуйте, миссис Мартин.

В отличие от похожей на хорька сестры, миссис Монтит, миссис Мартин выглядела весьма представительно и элегантно. Как предписывал этикет, несколько минут дамы провели в обсуждении погоды и последних светских новостей. Однако как только принесли чай, гостья перешла к непосредственной цели своего визита.

– Вижу, что память ваша восстановилась, леди Гастингс. Об этом свидетельствует настороженный взгляд.

– Признаюсь, несколько озадачена вашим визитом, миссис Мартин. Но вы правы: воспоминания действительно вернулись.

Во всяком случае, в достаточной степени. Рассказы Гастингса о детстве все еще оставались не больше чем рассказами; терялся в тумане и первый приезд Дэвида в Хэмптон‑Хаус.

– Отлично. Если бы вы до сих пор не вспомнили мистера Мартина, мой визит оказался бы напрасным. Дело в том, что я намерена добиться развода, – пояснила миссис Мартин таким тоном, словно собиралась купить новую шляпку.

Хелена не смогла скрыть изумление.

– Развода?

– У меня есть пылкий поклонник – американский джентльмен, который жаждет на мне жениться. В Америке к разводам относятся намного проще, чем у нас. Согласитесь, для брака, которого не должно было бы случиться, пять лет – срок немалый. Я вышла замуж за мистера Мартина с одной целью: чтобы заслужить расположение отца. Не понимала, что если к восемнадцати годам он так и не сумел полюбить дочь, то в дальнейшем все старания напрасны. Мистер Мартин женился по настоянию своей матери – и тоже не добился одобрения. Мой отец умер три года назад, а свекровь скончалась на прошлой неделе. После смерти отца я постоянно жила в деревне, а Эндрю оставался в Лондоне. Такой порядок я завела специально для того, чтобы аргументировать развод раздельным проживанием и неверностью супруга.

Вот, оказывается, почему в течение долгих лет Мартины не появлялись на людях вместе. Эндрю всегда и везде приезжал один. Хелена благодарила судьбу и предпочитала не выяснять, почему жена его не сопровождает.

– Судя по всему, вы планировали разрыв давно и тщательно.

– Даже представить себе не можете, как тщательно. Но до недавнего времени существовала забавная проблема: мистер Мартин не из тех мужчин, кто с легкостью склоняется к измене. Все его силы и время уходили на писательскую деятельность. Когда же наконец удалось найти среди его бумаг письмо от влюбленной женщины, я сочла это огромной удачей. Последний кирпичик, которого так не хватало в моем сооружении, все‑таки встал на место. Я тут же поехала к сестре, и она заверила, что добудет неопровержимые доказательства адюльтера. Но о моих планах на развод миссис Монтит, разумеется, не подозревала, иначе ни за что не согласилась бы оказать содействие.

Как дальше развивались события, вы или знаете, или в состоянии представить. Из отеля «Савой» сестра вернулась пристыженной и ошеломленной: в специально снятом номере вместо моего мужа она наткнулась на лорда Гастингса. Но, несмотря на неудачный исход провокации, я всегда помнила разговоры о том, что мистер Мартин был влюблен в вас еще до нашей с ним свадьбы. И вот вчера наконец решилась начать серьезный разговор об официальном расторжении брака. Сначала Эндрю решительно отвергал мой план, но потом начал заметно колебаться.

Хелена хотела возразить, однако миссис Мартин предостерегающе подняла руку.

– Не беспокойтесь, леди Гастингс, я вовсе не собираюсь просить вас выступить в роли соучастницы акта супружеской измены. За хорошую плату нетрудно найти особу, готовую под присягой поклясться в адюльтере – разумеется, если мистер Мартин согласится на процедуру развода. Его нерешительность вам известна, к тому же он не уверен, что сможет получить какую‑нибудь выгоду лично для себя.

Я подробно расспросила мужа о ваших с ним отношениях и поняла, что он не верит в то, что к моменту аварии вы действительно вышли замуж за лорда Гастингса. Это обстоятельство показалось мне чрезвычайно важным, однако мистер Мартин поведал, что вы совсем его не помните и воспринимаете как чужого, постороннего человека. Он не хотел к вам ехать, поскольку считал, что не имеет права вмешиваться в чужой брак, однако я возразила: невозможно вмешаться в брак, которого не существует.

Постепенно начал вырисовываться истинный смысл монолога, и Хелена ощутила себя так, словно висит над пропастью на тонкой, готовой в любую минуту порваться веревке.

– Итак, леди Гастингс, от имени мистера Мартина и своего лично хочу обратиться к вам с вопросом: действительно ли вы вышли замуж за лорда Гастингса? Если это не так, мы оба будем счастливы: я – потому что мистер Мартин впредь не станет сопротивляться нашему разводу, а он – потому что после развода наконец‑то получит возможность на вас жениться.

Разве не об этом Хелена мечтала пять долгих лет? Разве не просила судьбу освободить Эндрю от брачных оков?

Она молчала.

Миссис Мартин нетерпеливо подалась вперед.

– Понимаю, о чем вы сейчас думаете: разразится небывалый скандал. Что же, все мы заслужили наказание. Но вскоре последуют новые скандалы, и старые будут забыты. Пройдет немного времени, и ни одна живая душа не вспомнит, что вы были замужем за кем‑то, кроме мистера Мартина.

Но ведь при таком раскладе Гастингс наверняка женится на другой. Мысль показалась нестерпимо оскорбительной.

– Прошу вас, леди Гастингс, подумайте хорошенько. Ради мистера Мартина вы рисковали всем на свете – даже жизнью. А теперь имеете шанс получить его на вполне законных основаниях, вместе с любовью и респектабельностью. – Миссис Мартин встала. – Можете не давать ответ немедленно, а если хотите обсудить ситуацию с самим мистером Мартином, ничто не мешает вам навестить его в лондонском особняке. Помех, не опасайтесь: встреча состоится наедине. Меня там не будет.

Хелена остановилась возле кабинета. Дверь была распахнута настежь. Гастингс сидел за столом, а рядом лежала незажженная трубка.

– Не желаете ли войти? – спросил он, не поднимая головы.

Сердце тревожно вздрогнуло. Было еще не поздно повернуться и уйти.

Но Хелена все‑таки подошла ближе и увидела, что Дэвид работает над одной из «Сказок старого пруда»: вносит поправки в сцену ссоры миссис Кролик с миссис Дикобраз, чтобы характер действующего лица не изменялся от книги к книге.

Дэвид поднял голову и посмотрел с улыбкой.

– Стыдно признаться, но до тех пор, пока вы не обратили внимания на несоответствие, я даже не замечал, что две разные героини носят одно и то же имя.

Хелена кивнула в сторону трубки.

– Эта та самая, которая торчит у Тобиаса из кармана?

– Скорее всего. Вообще‑то это трубка моего отца. Сам я практически не курю, но люблю время от времени набить ее свежим табаком.

Теперь стало ясно, почему от его одежды иногда пахло табаком. Внезапно возникло желание завернуться в одну из его курток – причем лучше бы обнаженной.

Гастингс сложил руки на столе и характерным жестом переплел пальцы.

– Насколько мне известно, к вам приезжала миссис Мартин.

Неприятное чувство вернулось, и Хелене вновь показалось, что ее подвесили над пропастью.

– Да. Она хочет, чтобы я вышла замуж за мистера Мартина.

Дэвид стремительно вскочил.

– Что?

Секунду назад он казался безмятежно спокойным и сосредоточенным, трудно было ожидать столь бурной реакции.

– Миссис Мартин мечтает получить развод, а муж никак не может решиться. Поэтому она и обратилась за помощью ко мне: надеется, что заманчивая перспектива сделает мистера Мартина более сговорчивым.

Гастингс долго молчал; сердце Хелены забилось в ритме его учащенного дыхания.

– И вы действительно все еще хотите выйти за него замуж?

– Желание пропало вместе с памятью и с ней же вернулось.

Дэвид отчаянно покачал головой:

– Нет. Нет! Немедленно прекратите это безумие!

Часть ее существа так же отчаянно закивала в знак согласия, однако Хелена не позволила себе отступить.

– Вы не имеете права требовать отказа от одного из самых заветных моих желаний – просто потому, что мы провели вместе несколько недель.

Дэвид обошел вокруг стола, встал напротив и взял – нет, схватил ее за руки.

– Имею право и прошу. Настоятельно прошу. Умоляю. Не делайте этой ошибки. Не путайте прежних, давно ушедших отношений с новыми чувствами.

Тепло ладоней подействовало сильнее слов. Хелена поспешила вырвать руки и отступила, словно спасаясь бегством.

– Я намерена сегодня же нанести визит мистеру Мартину.

– Да, – медленно произнес Гастингс. – Наверное, именно это и следует сделать. Хотите, прикажу отложить обед до вашего возвращения?

Нет, она хотела иного… бурной сцены с метанием чернильницы, а может быть, даже с крушением мебели. Все, что угодно, лишь бы он не отпускал так легко, так галантно.

– Если все‑таки решу выйти за него замуж, то больше сюда не вернусь. Чем дольше мы с вами остаемся вместе, тем громче будет скандал.

– Вернуться придется хотя бы для того, чтобы попрощаться с Беатрис. Она только что о вас спрашивала. Известно ли вам, как редко эта девочка интересуется людьми?

Роскошный голос зазвучал громче. И на том спасибо. Вряд ли удастся добиться чего‑то большего.

– Пойду, пожалуй.

Дэвид обнял и поцеловал коротко, но так жадно, что дыхание сбилось, а голова пошла кругом.

– Идите. Сейчас прикажу подать экипаж.

Хелена медленно подняла руку и медленно вытерла губы тыльной стороной ладони. Дэвид смотрел – сначала мрачно, а потом с едва заметной улыбкой.

– Не забывайте об озере Сахара, дорогая.

Глава 17

День плохо начался и еще хуже продолжился. Объезжая лошадь, один из конюхов сломал руку. В сарае провалилась крыша. И наконец, настиг завершающий удар: сэр Хардшелл тихо закончил свой земной путь.

К тому времени как новость дошла до Гастингса, Беатрис уже сидела в сундуке, упрямо выталкивала обратно поднос с чаем и решительно отказывалась разговаривать.

В конце концов Дэвид сдался, сам съел печенье, выпил остывший чай и без сил уселся на пол, мечтая лишь об одном: тоже залезть в какой‑нибудь темный сундук, захлопнуть крышку и дождаться, когда мир изменится.

Он потерял счет времени и не знал, сколько просидел, уставившись в стену пустым взглядом. Из забытья вывел тихий всхлип. Беатрис часто расстраивалась и замыкалась в себе, но почти никогда не плакала.

Гастингс повернулся и заглянул в отверстие, однако не увидел ничего, кроме темноты.

– Беа, детка, послушай, пожалуйста. Сэр Хардшелл больше, конечно, не вернется, но ведь можно пригласить к нам кого‑нибудь из его родственников. Говорят, один из кузенов как раз подыскивает подходящее жилье. Может быть, ему понравится прекрасный стеклянный дом?

Дата добавления: 2015-07-13