Греции и Рима

Обращении через голову отбрасываемого и изживаемого средневековья к наследию

Не по-своему значительные, но все же второстепенные явления типа новых

Самодовлеющей творческой силы. На наш взгляд, именно эти глубинные факторы, а

Обнаружил свои возможности и способности как самостоятельной и далее

Кардинально изменило представления человека о самом себе. Человек, наконец,

Самодостаточного феодального общества, но и, что для нас особенно важно,

Широко известные успехи техники, развитие экономических, хозяйственных,

Кардинально переменившие представления человека о мире и вселенной, наконец,

Вообще опытным наукам, географические открытия и астрономические наблюдения,

Кризиc официального христианского вероучения и самой Церкви, выразившийся в

Основные вопросы темы

Лекция 1. Европейская культура эпохи Возрождения

Просвещению)

Тема 7. Становление европейской культуры нового времени (от Возрождения к

1. Открытие мира и человека.

2. Лицевая и оборотные стороны европейского гуманизма.

3. Титаны эпохи Возрождения. Титанизм как культурный феномен.

4. “Барокко” – культура роскоши и смятения. Кризис возрожденческих идеалов –

причины и следствия.

широко известной Реформации, университетская наука, где “семь свободных

искусств” средневекового образца все более уступали место естествознанию и

культурных связей – все это не только ломало устои сословного, замкнутого,

переводов античных классиков, способствовали неизбежному в такой ситуации

Появились совершенно новые по характеру поведения и складу мышления люди,

которые стали называть себя “гуманистами” и проводили время в многочасовых

прогулках по садам и городским дворикам прекрасной Флоренции, услаждая свои

неторопливые путешествия бесконечными беседами на самые разнообразные темы,

обсуждая проблемы науки и веры, жизни и смерти, искусства и общества,

прошлого и настоящего. Сам термин “гуманизм”, приписываемый Л.Бруни,

употреблялся в те времена (конец XIV – начало XV вв.) не совсем в том смысле,

в каком мы говорим о гуманизме, гуманности сегодня.

Для итальянских гуманистов в центре мироздания стоял не человек как божье

творение, но скорее человек естественный, во всем многообразии его чувств,

помыслов, желаний и страстей. Позже, отмечая эту ограниченность ренессансного

понимания гуманизма, Ф.Ницше вздохнет и скажет свое знаменитое:

“Человеческое, слишком человеческое”. Эпоха культивировала и воспитывала, с

одной стороны, человека образованного, учтивого, утонченного ценителя красоты

и всего изящного, свободно рассуждающего и мыслящего неординарно, но

одновременно именно такого человека конституировала как “идеального

придворного” (Б.Кастильоне). В частной жизни вообще торжествовал аморализм –

впрочем, как и в общественной. Причины тому были естественны и просты:

средневековая классическая христианская мораль оспаривалась или попросту

отвергалась, а новые нормы еще не были утверждены как общеобязательные, Кроме

того, исчезало с процессом смешения сословий и понятие сословной морали,

сословных добродетелей.

Крайний аморализм сочетался с искушенным практицизмом и цинизмом (идеал

политика по Маккиавелли – помесь шакала и лисицы и т.д.). Индивидуальность

утверждалась через индивидуализм. Гуманизм обрачивался антигуманностью. Но в

то же время во многом эта неповторимая, свойственная именно эпохе Ренессанса

многосложность составляющих в системе ценностей порождала невиданный взлет

талантов, титанов, дерзнувших соревноваться с Богом и в науках, и в ремеслах,

и в литературе, и в художественном творчестве.

Классические шедевры Леонардо, Микеланджело, Бруналлески, Тициана, Рафаэля

поражают не только гармоническим совершенством – прекрасно усвоенными уроками

античности, но и невиданным ни в античные времена, ни в какие другие

масштабом и дерзновенностью замыслов и свершений – совершенно исключительной

работоспособностью. Имеется в виду и чисто физические колоссальные усилия

вплоть до истощения сил. Столетний Тициан все писал и писал свои превосходные

портреты, так и умерев за работой, равно как и Микеланджело, который

практически ослеп, трудясь в течение нескольких лет в подвешенном состоянии

вниз головой, расписывая потолок Сикстинской капеллы.

Это было время когда человек брал по максимуму от жизни и требовал по

максимуму от себя и в работе, и в развлечениях, и в делах, и в проектах.

Конечно же, дело вовсе не в том, что Колумб открыл не то, что хотел открыть,

а Коперник не совсем правильно рассчитал форму движения планет – ошибки и

заблуждения эпохи лишний раз подчеркивали ее неисчерпаемый творческий дух.

Универсализм мастеров эпохи Высокого Возрождения вовсе не был дилетантским,

он означал лишь стремление вырваться на просторы мысли и оттолкнуться от

средневековой схоластики.

Зарождающаяся наука ориентировалась на опытное знание, чувственное

восприятие, доверяла человеческому разуму, глазомеру, вкусу, таланту.

Открывавшийся мир поражал своей непредсказуемостью, многогранностью,

бесконечными тайнами и загадками, которые чрезвычайно интересно было

разгадывать. Интересно было впервые вскрывать человеческое тело и разбираться

в его устройстве, интересно проектировать необычные летательные аппараты и

колдовать с ретортами и пробирками в поисках эликсира молодости и

философского камня, интересно было с цифрами в руках рассчитать идеальный

женский портрет и, что тоже вполне в духе эпохи, отведать все мыслимые и

немыслимые наслаждения жизни, пуститься в рискованное путешествие вокруг

света, а то и примкнуть к веселой компании морских пиратов. Однако, эти новые

знания, новые интересы, новые открытия диктовали и новое, отнюдь не

гармоническое мироощущение. Чем больше познавал человек, тем дальше он уходил

от гармоничных идеалов античности, тем более нарастало трагедийное,

страстное, мятущееся начало в культуре, нашедшее свое стилевое выражение в

так называемом барокко.

Барокко неправильно рассматривать лишь с искусствоведческой точки зрения,

т.е. как чисто художественное направление, характерное причудливостью,

вычурностью формы, сложными композиционными изысками и трагическим, смятенным

настроением. Все это присутствовало и в загадочных нагромождениях

стихотворных и языковых фантазий испанского волшебника поэзии Л.Гонгора-и-

Арготе или в грандиозных по напряжению страстей и ярких по колориту,

утонченных религиозных исступлениях другого великого испанца – художника Эль

Греко, или же в беспрерывном нагромождении объемов и прихотливости складок

одеяний у скульптурных мадонн великого Л.Бернини. Но главное заключалось в

другом. Весь мир представлялся человеку эпохи Позднего Возрождения порочным,

в нем не было ожидаемой и чаемой гармонии, его раздирали войны, междоусобицы,

эпидемии, продолжавшийся террор инквизиции и религиозные и социальные

конфликты. В нем было очень трудно ориентироваться человеку, лишенному

привычного социального, сословного знака, религиозных установок и жаждущего

просвещенным умом объяснить непросвещенную реальность.

Великолепно выразил это кризисное по сути мироощущение замечательный

английский поэт Джон Донн: “Все в новой философии – сомнение. Огонь былое

потерял значение. Нет солнца, нет земли – нельзя понять, где нам теперь их

следует искать. Все говорят, что смерть грозит природе, раз и в планетах и на

небосводе так много нового: мир обречен, на атомы он снова раздроблен. Все

рушится и связь времен пропала, все относительным отныне стало”. То, что

настроение Донна не исключительно, но типично для передовых людей эпохи,

доказывает весьма схожее по духу высказывание шекспировского героя. В одном

из переводов Гамлет утверждает очень схожую мысль, делая из похожей по форме

мысли вывод совершенно в духе человека эпохи Ренессанса, человека не

размышляющего, но действующего: “Век расшатался, и страшней всего, что я

рожден восстановить его”. Формулировка очень интересна, ибо она включает и

очень важный момент личной ответственности за несовершенство мира,

несовершенство века. Наступала какая-то новая эпоха. Контуры ее

просматривались пока еще очень туманно.

Дата добавления: 2017-01-13