Моя новая жизнь 1 страница

Выписка

В больнице

Как и предполагалось, у меня оказались множественные переломы, где только возможно, кроме некоторых важных частей тела (по крайней мере, про них мне не говорили), однако, этого оказалось достаточно, чтобы надолго приковать меня к постели. Что ни говори, а мое положение незавидно и тем более неприятно, что так досадно сорвалось мое путешествие на Кубу. Однако, уже тот факт, что я никак не мог понять, где же я, говорил, что я попал в какую-то необычную историю. Уже тот факт, что я никак не мог опознать язык, на котором говорили люди вокруг меня, говорил сам за себя. Это не был итальянский, не был испанский и вообще, не похож ни на один из известных мне языков, хотя в нем было очень много слов и грамматических оборотов, характерных для романских языков, но имел и много таких элементов, которых не имеет ни один из таких языков, а многое в нем скорее напоминало германские языки. Это было более всего поразительно, ведь мы пролетали где-то над Италией, когда произошла катастрофа! Где же я мог оказаться кроме Италии? И тем не менее, факт остается фактом, это была не Италия и даже слова на итальянском языке повергали окружающих в недоумение, хотя слово «Италия» было, как будто, узнаваемо. Еще я заметил, что внешность аборигенов ярко выраженная средиземноморская, как впрочем, и моя: темные или совсем черные волосы, более или менее смуглая кожа и т.д. Вторым фактором был электронный переводчик. Спустя годы я познакомился с компьютерными программами, осуществлявшими электронный перевод текстов, но это были крайне несовершенные средства, подчас лишь дававшие человеку набор возможных значений каждого отдельного слова, текст же в целом переводил человек, этот же аппарат воспринимал даже самую невнятную человеческую речь на слух, что для нас и ныне немыслимо, ибо что понятно человеку, недоступно для компьютера. Более того, воспринимая слова на слух, он выдавал вполне осмысленный перевод текста и чаще всего ошибок в нем не было. Даже сегодня такие вещи недоступны для нашей техники и это поражало больше всего. Что за страна добилась такого невероятного развития техники? Я не решался задать этот вопрос, хотя он меня очень волновал. Но я постоянно слышал странное слово «Lutania» - «Лютания». Долго я не придавал ему значения, но потом у меня возникло дикое предположение, которое я сразу же выбросил из головы: неужели это название страны? Но страны с таким названием на карте нет, так что это бред сумасшедшего! «Эх, очевидно я испытываю последствия сотрясения мозга, полученного мной.» - Думал я, хотя при этом вообще-то рекомендуется свести мыслительную деятельность к минимуму. Но все вокруг поражало меня так, что не могло не волновать. Еще одним, поражающим меня предметом была кровать, на которой я лежал. На начальном этапе, я,

как и положено, был облеплен разными фиксаторами, обеспечивающими нормальное срастание костей. Однако, их конструкция была для меня настолько необычна, что у меня просто нет аналогий, с какими их можно было бы сравнить. Еще одним свойством этой кроватки были многочисленные датчики, которые фиксировали мое состояние и отображали необходимые показатели на специальной панели, во всяком случае, когда в палате было темно, я видел там постоянное мигание и слышал какие-то звуки. Неужели мое состояние столь тяжелое, что его надо так серьезно контролировать? Однако еще одним свойством кровати были еще ряд устройств, чьей функцией было обслуживание меня в неподвижном положении, ведь переломы были и в моих руках. Первым из них были манипуляторы, которые реагировали на какие-то вибрации в моих мышцах, которые даже не шевелили мои руки, и подавали мне что-либо нужное. По виду они не были похожи на те манипуляторы, напоминающие строительные краны, которые применяются в нашей робототехнике или рисуют режиссеры в научно-фантастических фильмах, а скорей, походили на что-то вроде щупалец из белого блестящего материала, напоминающего пластик, с чем-то вроде четырехпалой кисти руки на конце. Эти штуки внешне были как живые, без признаков сочленений, какие есть у всех аналогичных механизмов в нашем мире, более того, датчики этих устройств каким-то образом действовали на кожу, что я словно бы своими руками прикасался к тем предметам, что брали эти манипуляторы. О функции второго устройства умолчу, скажу лишь, что помощь его в период моей неподвижности была еще более важна.… А еще я мог голосовыми командами включать и выключать свет, вентиляцию и т.д. Тут надо отметить, что я был, очевидно, настолько неординарным пациентом, что меня поместили в одиночную палату, однако, медперсонал не оставлял меня одного. При той поразительной технике, которая окружала меня, я не был бы удивлен, если бы узнал, что врач или прочий персонал мог следить за мной и моим состоянием прямо со своих рабочих мест, однако они считали нужным непременно прийти ко мне, посмотреть на показания приборов и спросить о том, как я себя чувствую. Конечно, при моем положении этого было недостаточно для того, чтобы не чувствовать себя в одиночестве, но и это было уже кое-что. Пожалуй, более разговорчивы были медсестры, которые заваливали меня кучей информации, вряд ли нужной мне, ибо я не знал даже, где нахожусь. Когда я все же решился задать этот вопрос (естественно, через переводчик), то вызвал крайнее изумление той, которой я его задал. Медсестра по имени Рачел Тикини, как было написано на бирке на ее халате (я прочитал с помощью переводчика), на вид ей можно было бы дать лет тридцать, с удивлением произнесла все тоже слово «Лютания», добавив «Лирборг» и еще наговорила много всего, чего я и не запомнил. Что за сумасшедший дом?! Когда же пришел мой черед говорить – откуда я взялся, то я быстро понял, что объяснять мое происхождение бесполезно, ибо на мои слова, что я родом из Сербии, дамочка тут же переспрашивала: «Может быть Сэрбриница?» При этом моя фамилия Маркович окончательно уверила ее в этом. Тут же последовали вопросы о жизни королевской семьи, отчего у меня просто отнялся язык, а при моем упоминании Югославии, (которая тогда еще существовала) настал черед терять дар речи моей собеседницы и я понял, что дальнейший разговор на эту тему абсолютно бесполезен.

«Неужели человек может так плохо знать географию?» - Думал я. Моя собеседница же тут же поинтересовалась, не читал ли господин (тут прозвучало странное слово «самельер», которого я ранее нигде не встречал и даже о каких-то аналогах ничего не слышал) о новой книге какого-то здешнего писателя с замысловатыми инициалами, из которых я запомнил лишь имя – Эмилиано. Как, господин не слышал? Темнота, да это же известный писатель, можно сказать, герой нашего времени, гений, каких еще поищи……! И она громко продекламировала мне некое стихотворение, надо признать, довольно красивое:

* * *

Люблю весну и трав цветенье,

Когда синее небеса,

Когда все Божие творенье/

Встает от длительного сна.

Ковры полей, лугов расшиты /

Бессчетным множеством цветов/

И изумрудов нити свиты/

В ветвях деревьев и кустов.

Люблю весною пенье слушать /

Я сотен птичьих голосов.

Оно так греет мою душу,

Что просто не хватает слов,

Чтоб выразить / мне восхищенье.

Становятся длиннее дни,
И солнце, смотрит со смущеньем,

На просыпающийся мир.

* * *

Она бы еще рассказывала, но ее вызвали и она ушла, а я отдыхал от напора этого словесного потока. Все-таки перегружать мозг не рекомендуется! Однако, как позже оказалось, это стихотворение сохранилось в памяти переводчика и я получил возможность записать его в свой дневник.

Скрашивал мое одинокое пребывание среди этих странных людей мой приятель – Йованович, навещавший меня время от времени. В первые месяцы он не особенно нагружал меня разговорами, учитывая состояние моей головы и я не утомлялся от потока информации. Еще одними посетителями были, как я понял, священнослужители, причем один из них, который появлялся чаще всего, своим одеянием напоминал греческого священника. Позже я узнал, что эти люди – и есть священники. Они посещали больных, помогали им и совершали над ними положенные обряды и таинства.

* * *

Так шли месяцы томительного пребывания в больничной палате. На лечение, правда, пожаловаться не могу, ибо оно давало поразительный эффект. В мои кости были вживлены фиксаторы, правда, методика мне была совершенно незнакома, вдобавок, использовалась какая-то методика, ускорявшая срастание костей, а оно и правда, шло невероятными темпами, так что через два-три месяца моей неподвижности пришел конец, хоть я и был сильно ограничен в движениях, но получил возможность немного двигать руками. В это время я узнал, что у переводчика есть функция перевода с выводом такового на миниатюрном экране на корпусе прибора, так что я получил возможность просто читать готовый текст, правда, в связи с состоянием моей головы это сначала пришлось избегать, но и здесь мое состояние быстро улучшалось, хоть я и пролежал в больнице целый год, но, замечу, что видимой нужды в таком длительном лежании я не замечал. Однажды, когда мое состояние стало значительно лучше, Миломир появился в очередной раз, но теперь он был не один. С ним был какой-то высокий молодой человек, может 25 лет, а может и старше или наоборот, чуть моложе. Дело было где-то в начале весны и незнакомец был одет в черный костюм. В руках он держал черную широкополую шляпу, что же касается его внешности, то он ничем не отличался от уже виденных мною людей: черные, как смоль волосы, смуглая кожа, овальное, вполне европейского типа, лицо, колоритный нос, придающий его лицу аристократический вид. Да и весь он буквально светился чистотой.

- Добр дан, Войслав.

- Добр дан, насколько в моем состоянии он может быть «добр».

И так далее. Йованович, как обычно, разговаривал со мной, спрашивая о моем состоянии и о

разных других вещах, а потом представил мне своего спутника:

- Знакомься, Войслав, это мой знакомый, участник вашего спасения, да и мой приятель, Эмилиан или просто Эмиль Касальгадо, писатель, да и просто интересная личность.

После того, как мы были представлены друг другу, Касальгадо что-то сказал Миломиру на своем языке (эта запись у меня не сохранилась), а потом, к моему удивлению, обратился ко мне на сербском языке, хоть и с сильным акцентом: «Самельер Маркович, я очень рад, что вы выжили, надеюсь, вы поправитесь и освоитесь в нашем мире. Лютания – не Югославия, но все же в ней можно жить. Вы попали, так сказать, на Землю, но немножко в другой редакции, где все немножко по-другому. Не удивляйтесь, сербский язык я знаю благодаря самельеру Йовановичу, хотя вообще говоря, этот язык в нашем мире не знает никто, ибо есть похожие языки, но такого нет. Вы, как я вижу, не можете поверить в то, что попали сюда, но советую не отгораживаться от реальности.»

«Я вправду оказался в некоей неизвестной стране или это какое-то массовое умопомешательство или большая постановка?» - Думал я. Но как бы ум ни отказывался поверить тому, что видели глаза и слышали уши, а волей-неволей с реальностью надо было мириться, пусть предположение, что это какая-то большая шутка, оставалось в моей голове. Но если это мистификация, то очень масштабная, сравнимая со съемками некоего кинофильма. Нет, это неправдоподобно, оставалось одно – поверить глазам, тем более, что многое, что я видел здесь в нашем мире нельзя было бы и представить….

Но вернусь к нашей беседе. Фамилия спутника моего приятеля мне почему-то показалась знакомой и подумав, я вспомнил, что какую—то похожую фамилию упоминала странная медсестра, когда читала мне стихи.

«Самельер Йованович много мне о вас рассказывал. Мы с вами в чем-то похожи ибо я тоже пишу, правда, я имею больше уклон в стороны литературы. У вас великолепный слог. Конечно, журналист со временем учится писать качественно и не только удобочитаемо и понятно, но и красиво, особенно при вашем опыте, но поверьте, у вас задатки литератора. Вы, несомненно, хоть раз пробовали себя в литературе?» - Продолжал странный юноша. У меня создавалось впечатление, что он чувствует себя куда солидней, чем выглядит внешне.

«О, да! Я в молодости имел пристрастие к литературному творчеству, да и сейчас иногда пишу, но это у меня получается не так хорошо, как хотелось бы.»

«Извините, я веду себя не совсем прилично и выгляжу уж очень самоуверенно. Прошу прощения!» - Сказал тот. Мне казалось, что я надежно скрыл свою реакцию на поведение собеседника. Или он в самом деле понял, что должен себя вести немного не так.

«Не сомневаюсь, что сейчас у вас бы получилось создать что-нибудь гениальное. Я был потрясен красотой вашего слога ибо чаще журналисты, тем более, путешественники, пишущие о своих приключениях, не склонны писать столь поэтично. Надо только попробовать и не отступать и все получится. Мой дядя долгое время считал себя «физиком», которому творчество чуждо, а когда пробовал, то писал глупости, над которыми все потешались, но потом в нем проснулся гений. Пишет короткие рассказы и неплохие. Но я это так, к слову, просто говорю ибо у вас, конечно опыта больше, чем у меня.» - продолжил молодой человек.

Этот тип определенно, ощущал себя гением, хоть временами словно одергивал себя, причем, это всякий раз бывало сразу после того, как я успевал подумать о самооценке моего собеседника, словно читал мои мысли, и вел себя более сдержано. (Неужели мои эмоции так заметны?!) Вообще, как я понял, сдержанность была одной из основных черт его характера.

Поговорив, Йованович и его компаньон, пожелав мне скорого выздоровления, ушли.

Так тянулись месяцы моего пребывания в больнице. Я, как уже здесь было написано, пролежал в больнице дольше, чем это было в реальности необходимо. Мне даже пришлось в этой больнице встречать начало Нового года. Помню, в самую ночь перед полуночью я ковылял по коридору (к тому времени я уже довольно сносно для человека, перенесшего множественные переломы, ходил). Когда я достиг сестринской палаты, по-видимому, пробило полночь и я вдруг услышал тихое протяжное пение дежурных сестер, не очень дружное, но судя по всему, это должно было быть что-то величественное. Потом последовали поздравления, чей-то голос призвал вернуться к трудовым будням, а я подумал: «Нечего сказать, хороший праздник, если встречаешь его в больнице, да еще неизвестно где, среди странных людей». Вообще, когда я вновь начал ходить, то узнал, что при больнице есть например, библиотека, а также несколько разных храмов, в том числе, один, как будто, православный – он был совсем такой, какими были некоторые церкви, которые я посещал в родной Сербии. Пока я лежал в больнице, меня посещали какие-то люди, рассматривали, словно музейный экспонат, задавали какие-то вопросы, на которые я не знал ответа, так что они удивлялись, меня водили на разные обследования, используя неведомые мне приборы и каждый раз, исследуя меня, чему-то удивлялись. Не знаю, что им от меня было надо и почему меня так долго держали здесь (может, ждали, пока не найдут, куда меня девать?), но эти исследования продолжались очень долго и эти люди скоро начали действовать мне на нервы. Однако, в один прекрасный день утром явился врач, которого звали Николо Варциани и сообщил мне «радостную» новость, что меня выписывают. Но я не услышал ни малейшего намека на возможность возвращения на Родину, а при упоминании Югославии, Сербии и Белграда все пожимали плечами или говорили, что «в посольстве Сэрбриницы обо мне ничего не известно». Замечу, что при невероятных темпах моего выздоровления, к тому времени у меня уже не было никаких повязок и фиксаторов, не говоря уже о внешних признаках былых переломов – я давно уже спокойно ходил по коридорам, встречая удивленные взгляды тех, кто более, нежели я, нуждались в нахождении здесь, любовался видом из окна, который, благодаря тому, что я был по меньшей мере, на десятом этаже, был необычайный. Прямо скажу, что картина, открывающаяся оттуда, была настолько незнакома, что даже не вместилась в моей памяти, я помню лишь, что этот вид был очень красивый. Но вернусь к новости о моей выписке. Можете представить мое состояние, когда в такой неопределенной ситуации меня обещают выписать. Правда, врач источал оптимизм (это вообще, был неисправимый весельчак, всегда источавший радость. Соответственно, был убран и его кабинет, в котором на столике на специальной подставке игриво встречали посетителей разноцветные флажки. Особенно запомнился мне один, представляющий собой полотнище, разделенное на три части, три горизонтальные полосы: белую, красную, и синюю, считая снизу вверх) но я был напуган и веселость этого врача в такой ситуации меня раздражала. Однако вскоре появился Йованович и узнав, что меня выписывают, успокоил меня, сказав что проблем с крышей над головой здесь у меня не будет. Вместе мы спустились в лифте (Судя по индикатору в лифте, мои палаты оказались не на десятом, а на 16 этаже! Тут стоит заметить, что управление лифтовым механизмом пассажир осуществлял с помощью голосовых команд, в ответ на которые приятный женский голос заверял, что «приказ будет исполнен») и пойдя по коридору, вышли из здания. Больница имела высокое крыльцо с вычурными перилами по бокам и столбами, на вершинах которых были бронзовые (как мне показалось) изображения кистей человеческих рук, держащих шары, представляющие собой фонари. Здание окружен двор с аллеями, усаженными разнообразной растительностью, в том числе, субтропической.. Кое-где виднелись даже беседки. Поодаль виднелась обширная площадь, на которой стояли странные летательные аппараты, напоминающие летающие тарелки. Надо ли говорить, что «тарелочки» были окрашены в цвета, подобающие карете скорой помощи?

Тут навстречу нам появился все тот же незнакомец, которого чуть ранее мне представил Миломир. Он оказался, по меньшей мере, на голову выше меня.

«Essiovattero[2]! - Поприветствовал нас обоих молодой человек и сразу же обратился ко мне: - Самельер Маркович, вы кажется, обеспокоены проблемой будущего места жительства? Предлагаю поселиться у меня, благо места у меня хватит, тем более, что я живу один. Не хочу навязываться, а сначала покажу вам свою конуру. Господин Йованович, вы не будете против сегодня немного погостить у меня, а заодно самельер Маркович оценит мое предложение?»

Миломир был не против и дальше мы пошли уже втроем. Мы вышли на улицу и Касальгадо, как звали незнакомца повел к нам к стоящим на обочине машинам. При нашем приближении одна из машин – темно зеленый джип неизвестной мне марки, словно слегка приподнялась на колесах (или мне показалось) и на ней вдруг сами открылись две дверцы – задняя и передняя. Хозяин усадил нас обоих на задний ряд, а сам сел за руль. Дверцы мы закрывали уже без всякой механической помощи. Я заметил, что руль у машины был расположен слева….

* * *

Машина тронулась и мы отправились в путь. В этот момент Миломир вполголоса сказал: «Эту «тачку» Эмиль смастерил сам. Посмотри на нее, ведь ни за что не скажешь, что она самодельная.»

Признаться, и правда, насколько об этом может судить такой дилетант, как я, машина не выглядела самоделкой, впрочем, бывают же гениальные мастера, своими руками собирающие удивительные вещи!

«Самельер Маркович! Город, по которому мы едем, называется Лирборг (название скорей, напоминало шведское, чем романское и это меня удивило еще больше – прим. Марковича), некоторые люди в южных регионах нашей страны именуют его Лирроборго, но это скорей один из старинных вариантов названия, сохранившийся до сих пор. Лирборг – это столица нашего государства – Лютанской республики. Любуйтесь! Страна наша, впрочем, маленькая, зато уютная и тихая, настолько, что большая часть президентов нашей республики были глубокими стариками и это не мешало им благополучно править. Нынче глава государства – тоже старик по имени Урбано-Георгас Кругельт Филипп Алене Вантер-Корудэль.» - Сказал Касальгадо.

Когда ты покидаешь дом или место, где длительное время обитал, то всегда оглядываешься

на порог, который переступил минуту назад. Больница представляла собой довольно внушительное здание, довольно сильно вытянутое в длину и имевшее, наверно, этажей 20, если не больше, прибавьте сюда еще венчавшую здание башню со шпилем, на конце которого сверкала на солнце фигура какой-то птицы. Не знаю, что за птица была отлита на его вершине, но мне показалось, что это орел. Стены укрепляли массивные контрфорсы,[3] имевшие вычурные узоры. Не больница, а памятник архитектуры! Окружал здание высокий забор с каменными столбами, на вершинах которых возвышались мраморные чаши.

Продолжение пути добавляло новых зрелищ, город был любовно украшен красивыми зданиями и малыми архитектурными формами: фонтанами, разными памятниками и т.д.. Перечисленные объекты встречались буквально на каждом перекрестке. Там и сям идеально подстриженные газоны, скверы с обилием самой разной растительности: пальмы, юкки, кипарисы и прочие атрибуты субтропиков в сочетании, например, с обычными буками или ясенями, тут же под ними – скамейки самых причудливых форм, где не посажена какая-нибудь растительность, там уложена плитка самых разных оттенков, местами веселенькая в красно-зеленый квадратик плитка резко контрастировала со стоящим рядом памятником или зданием в каком-нибудь строгом стиле, но была и плитка, подобранная более адекватно. Кругом царила идеальная чистота. Словом, здесь любят хорошо выглядеть. Что касается зданий, то они отличались большим разнообразием: были настоящие произведения искусства, буквально нашпигованные разной лепниной и украшенные скульптурами (как правило, на античный манер – атланты, либо женщины в античных одеяниях, но были какие-то средневековые мотивы с изображением воинов в доспехах). Были и современные здания из стекла и бетона, среди них попадались дома таких невероятных форм, что я глазам своим не верил. Был, например, один дом, представляющий собой….. перевернутую пирамиду, своей вершиной упирающуюся в землю и поддерживаемую четырьмя столбами, расположенными у каждого ее угла. Высота зданий была самая разнообразная – были и трех-четырехэтажные дома, были здания побольше – пять, семь, десять, пятнадцать, но были и внушительные здания этажей под 30 – 40. Очень много было пешеходных мостов (Право, я еще не видел такой трогательной заботы о пешеходах нигде, как бы много я ни путешествовал), построенных над дорогами, либо подземных переходов, ибо движение на последних было очень оживленным. Еще мне понравились монорельсовые дороги, тянущиеся над улицами города и придававшие ему какую-то фантастичность. Впрочем, здесь это было очень популярное средство передвижения, а вовсе не диковинка, судя по количеству таких дорог. Вид машин, движущихся по этим улицам, был крайне необычным для моего глаза. По большей части, они были обтекаемых форм, напоминая то закрытую мыльницу, то нечто каплеобразное, то вовсе нечто, что и описать трудно, но были и машины более привычных ля меня форм, как например, та в которой ехали мы, но и их очертания отличались от всего, что я привык видеть и не напоминало мне ни одну знакомую мне марку автомобиля. Были и аппараты без колес, вероятно, на воздушной подушке. В воздухе на немыслимо малой высоте – прямо вдоль стен зданий (!), - проносились какие-то летательные аппараты. На тот момент я заметил лишь, что все они были с открытыми кабинами.

«Не слишком ли низко от земли носятся эти ребята на самолетиках?» - Спросил я, обращаясь не к кому-то конкретно, а ожидая, чтобы ответит хотя бы кто-нибудь.

«Слишком! Однако почти все мнят себя великими каскадерами, желая испытать острые ощущения, вдобавок, надеются на бортовой компьютер, который должен исправлять опасные

маневры, но на поверку это не всегда срабатывает.» - Ответил наш водитель.

Наш путь продолжался и наконец, мы выехали за город. Здесь начиналась череда холмов, переходящих вдали в горный массив и когда мы поднялись на один из них, перед нами открылся вид на город, а он был потрясающий и здесь нам ничто не мешало смотреть вокруг, ибо вдоль шоссе, по которому мы ехали, располагались лишь редкие здания. В самом рельефе местности, казалось бы, абсолютно незнакомом, было что-то неуловимое, что рождало какие-то смутные воспоминания, но что мне напоминала эта местность, я так и не вспомнил. Позади нас раскинулся Лирборг. Кварталы с одно- и двухэтажными частными домиками сменялись благоустроенными кварталами с комфортабельными новостройками и старинными зданиями самой разной высотности и огромной, судя по виду их, художественной ценности. Севернее центра располагался деловой центр с поражающими воображение небоскребами, в сравнении с которыми все прочие, уже виденные мной здания были ничтожны. Эти колоссальные здания тянулись на север на несколько километров. Сам центр, также как и другие районы города, утопал в растительности и был окружен парками и спортплощадками, были видны и несколько стадионов. Центральное положение занимал громадный дворец, вздымающийся над всеми окружающими его зданиями. Он чем-то напоминал большой Кремлевский дворец в Москве, но судя по всему, был больше, много больше. Посреди всего этого великолепия стояла колоссальных размеров статуя, изображавшая человека в старинных одеждах, державшего в поднятой вверх правой руке обнаженный меч. Южнее и гораздо дальше, в туманной дали, виднелся еще один циклоп. Это сооружение изображало уже не одного, а сразу трех людей, которые словно бы обнимались, но один из них что-то держал над головой. Кажется, это был меч. Далеко на юге, на одном из холмов, в дымке виднелась телевизионная башня.

«Чудесный вид. Вообще, вам, самельер Маркович, надо показать Лирборг подробнее ибо вас явно интересует город, а не только открывающийся перед вами пейзаж, но сразу скажу, что статуя в центре города – это памятник королю Эргуто, королю, который когда-то объединил страну. Построен он еще 130 лет назад, в период монархии. А та вторая статуя, которая дальше – это скульптурная композиция «Свобода, Единство, Независимость», построенная в 1919 году и сравнительно недавно отреставрированная.» - Сказал Касальгадо, видя, как я любуюсь видом позади нас.

Что касается вида впереди, то впереди мы видели лишь холмы, покрытые лесом и лишь кое-где виднелись редкие домики. Среди них выделялся один, стоящий поодаль от других, словно спрятавшись от ненужных глаз и теперь выглядывая – нет ли поблизости посторонних.

Скоро мы свернули с шоссе на дорогу поменьше и сразу с залитой солнцем шоссейной дороги очутились в полумраке субтропического леса, который местами редел, а местами выглядел совсем непроходимым.

«В этих местах я живу. – Сказал Касальгадо: - Вдали от оживленных трасс, среди деревьев и без пяти минут на границе заповедника, а вся земля вокруг нашего дома – неприкосновенна и для строительства запрещена. Муниципалитет принял такое решение уже после возведения этого дома, чему мы только рады. Дом, где я живу, семейный, мы в нем собираемся по праздникам, но в остальное время я живу в нем один. Когда вы увидите дом, не удивляйтесь, а вспомните мои слова, потому что дом именно в расчете на это и строился, ведь наша семья - большая. Ну, а я должен заботиться и о потомках и это тоже отразилось на архитектуре дома. У такой жизни есть недостатки, но и достоинств хоть отбавляй, да и место красивое. Отмечу, что неделю назад у меня гостили несколько человек, которых я поселил у себя из чистой благотворительности ибо у них были какие-то проблемы. Они пожили у меня почти месяц, а потом наша семья снабдила их средствами для приобретения жилья в городе…. Но это так, к слову.»

Тут мы проехали мимо стоящего на обочине огромного грузовика с внушительных размеров грузовым отсеком. Это не преувеличение – под грузовым отсеком машины свободно мог бы проехать легковой автомобиль (сама машина в районе кабины водителя была все же пониже) Когда мы минули этот колосс на колесах, то он вдруг засигналил и сверху из окошка свесился водитель. Мы остановились.

«Самельер Касальгадо, вы меня не узнаете?» - Крикнул он.

- Как же, Леон, который вчера был бродягой без крыши над головой.

- Он самый. Я вас не забуду никогда. Кстати, материал я благополучно отгрузил.

- Я уже получал сообщение об этом. Надеюсь, не свалил как попало у дома, как в прошлый раз?!

- Нет, все по правилам.

- Благодарю.

- Не за что! Всегда готов услужить!

«Вот, один из моих бывших постояльцев. Просто поражаюсь, как такой толковый человек оказался на улице.» - Сказал Касальгадо.

Наконец, впереди показался внушительных размеров дом, обнесенный высоким забором и металлическими воротами. Из-за забора и растущих во дворе и рядом с оградой деревьев виднелись лишь этажи, распложенные в мансарде. Похоже это и был тот дом, который словно бы прятался от остальных Что ни говори, а сооружение впечатляет…….

«Это и есть мой дом. – Произнес Касальгадо с какой-то торжественностью: - Добро пожаловать!»

Итак, мы приехали к месту назначения. Я не заметил, чтобы хозяин нажимал на что-то или подавал каких-то сигналов, но ворота открылись и мы въехали внутрь. Теперь дом Касальгадо открылся перед нами во всем своем великолепии. Среди деревьев, клумб с цветами и грядок располагался внушительных размеров особняк. Не считая чердака, дом насчитывал четыре этажа, из них два были в мансарде, впрочем, третий этаж двускатная крыша закрывала лишь частично – на одном из концов здания была обычная вертикальная стена с широким балконом с вычурными коваными перилами, и лишь выше начиналась крыша. Под высоким крыльцом располагались ворота, ведущие в подземный гараж. Эта усадьба производила поистине грандиозное впечатление, но главное – никакой «материал» не портил все это великолепие. Ничего похожего вообще не было видно, а ведь, судя по огромным размерам грузовика, его должно было быть немало. Куда все это делось?

Дата добавления: 2017-01-14