Моя новая жизнь 2 страница

«Молодец, Леон! Не обманул.» - Произнес Касальгадо.

«А ты уверен, что он его вообще, довез?» - Спросил Йованович.

- Сейчас проверю! (он нажал что-то на панели управления машины и спустя минуту ответил вновь) Довез, можно не сомневаться! Все уже спрятано.

Ну и ну! Что за удивительный человек, этот Касальгадо.

Тем временем, открылись ворота подземного гаража и мы очутились внутри. Когда мы въехали, ворота также захлопнулись, в гараже зажегся свет и заработал вентилятор. Касальгадо заглушил двигатель и вышел из машины.

«Для меня обилие таких технических штучек поразительно.» - Сказал я.

- Для нашего мира это почти норма, ну а все это почти полностью придумано мной, иначе очень неудобно

возиться с ключами и всем прочим.

- А если что-нибудь из этого оборудования сломается?

- Как сломается, так и починит себя.

-???

- Вы не знаете о системах регенерации? Ах да! Любой механизм снабжен системой, позволяющей ему чинить самого себя, в том числе и сам механизм регенерации, а уж в совсем критической ситуации у меня есть ключи, которыми можно открыть замок и с некоторым усилием, но сравнительно легко открыть ворота. Надо лишь знать, как это делать.

Мы подошли к двери, ведущей из гаража в дом. Касальгадо достал откуда-то металлический стержень, впрочем, правильнее сказать, что он словно бы сам выскочил у него откуда-то из рукава. Этот стержень воткнулся в небольшое отверстие в двери. В ней что-то щелкнуло и хозяин дома, открыв дверь, пригласил нас следовать за собой.

«В вашем мире, кажется еще не придумали водо – и грязеотталкивающее покрытие,

которое практически избавляет нас от необходимости мыть машину, а чуть польешь водой – смоет и дорожную пыль и даже ничего тереть не надо, ведь так?» - Спросил Касальгадо.

«Да.» - Отозвался я. В этот миг на машину в гараже откуда-то сверху хлынул поток воды,

да такой, что брызги полетели на нас.

«Потише усердствуй.» - Произнес Касальгадо и поток ослаб. Касальгадо закрыл и запер на замок дверь и работа за дверью прекратилась, но в то же время заработали еще какие-то машины, по-видимому, отсасывая вылившуюся с потолка воду. Ничего себе, частный дом! Прямо-таки собрание чудес техники!

Через минуту мы оказались в прихожей. Здесь, помимо входа в гараж, также была и дверь, ведущая во двор. Касальгадо снял туфли, сменив на домашние тапочки, повесил шляпу в шкаф, причем, когда он закрыл шкаф, оттуда сразу послышалось жужжание. Надо ли приводить то, как мы с Йовановичем снимали с себя все лишнее?

«Даже здесь не без механики.» - подумал я.

«Здесь механики почти нет, лишь в шкафу система обработки вещей. У некоторых и в прихожей куча техники, которая чуть ли не снимает с вас туфли, но по мне это уже излишества.» - Хозяин словно прочитал мои мысли.

Теперь мы могли отправляться в сам дом. Из прихожей мы попали в щедро освещенный солнцем коридор. Два окна, создававшие это освещение, также служили прибежищем для двух довольно внушительных размеров растений с длинным стеблем, пучками мелких перистых листьев и крупными оранжево-красными цветами. Здесь никаких чудес не было или я их не заметил. Коридор соединялся с кухней и довольно обширной столовой, по виду которой можно было представить себе, сколько гостей приезжало сюда в праздники и когда я подумал, что было бы, если б я принимал СТОЛЬКО гостей, мне стало не по себе, хоть некоторые мои сельские родственники и принимают их почти столько же.

«Эта столовая – еще и своего рода, гостиная для тех, кого надо принимать, не отходя от двери и беседовать, долго не водя по дому.» - Сказал Эмиль, впредь я буду называть Касальгадо так.

Здесь же, на первом этаже была ванная и две туалетные комнаты (последние, как я узнал чуть позже, были на каждом этаже, каждый из них имел свой умывальник….), а также несколько отдельных душевых кабин. Они соединялись с основным коридором коротким параллельным коридором. В них, кажется, могли одновременно мыться человек пять, но постоянно тут жил один Эмиль. Насколько же часто здесь бывают гости?!!

Когда Касальгадо показал мне первый этаж, то Йованович отправился в столовую, где сидел и отдыхал, а я, сложив свои вещи на стоящей в коридоре скамье, отправился с хозяином на экскурсию по дому. Следующим нашим пунктом был второй этаж, включавший в себя помимо туалета, еще внушительных размеров зал, который Эмиль почему-то называл гостиным, а также несколько комнат, в которых он размещал своих гостей и постояльцев. Третий этаж был непосредственным обиталищем Эмиля: здесь располагалась его спальня, рабочий кабинет и отдельный уголок, фактически отдельная комната внутри кабинета, где стоял компьютер. Последний представлял собой плоский аппарат, стоящий на столе, а над ним – нечто вроде стеклянного колпака, внутри которого, как сказал Эмиль, луч лазера проецировал трехмерное, голографическое изображение. Правда, как он сказал, это изображение можно проецировать так, что оно может занять всю комнату. То что компьютер находился в отдельной комнате, Эмиль объяснял необходимостью иногда выходить из поля, создаваемого излучениями голографического проектора, не прекращая работу, отсюда и планировка рабочего места, тем более, что в основном кабинете он любил просто писать или рисовать, не прибегая к электронному способу письма или графики, хотя не брезговал и ими. Попасть в кабинет можно было из коридора, а уж в кабинете был вход в спальню. Пользуясь случаем, он показал некоторые продукты своего творчества, которые были, надо сказать, недурны.

Также на третьем этаже находился зал, предназначенный, так сказать, для досуга: здесь

находился телевизор, также функционирующий на основе голограмм и имеющий полный комплект оборудования - видеомагнитофон и…. акустические колонки для передачи звука. Здесь же были и несколько обычных магнитофонов и здесь же – фортепиано. Я называю его так, потому что это был не рояль и не пианино, но нечто, напоминающее их, но одинаково отличающееся и от того и от другого. Так, во время игры человек должен был открывать особую крышку, но она обнажала перед публикой не всю полость, где располагались струны, создающие звук, а некое отверстие, снабженное даже приспособлением, усиливающим звук.

«По праздникам здесь мы организуем всякие мероприятия, главным образом, такие маленькие домашние концерты и здесь же я музицирую на досуге. Надо сказать, что я человек музыкальный и часто имею в этом потребность. Если вы будете жить здесь, то вам следует знать, что я люблю также и петь и живя один, привык не только петь, никого не стесняясь, но и вообще, многие дела совершать с песней. Ну петь я сейчас не настроен, а вот, касательно игры, то вам следует знать мои скромные возможности.» - Говорил Эмиль.

Тут он сел за инструмент и быстро настроив, начал играть. Звучал, надо сказать, этот инструмент своеобразно, но также я понял, что Касальгадо – неплохой музыкант. Он сыграл мне несколько недурных, хоть и совершенно незнакомых мне мелодий, но были среди них, к моему удивлению, и известные мне. Когда он закончил, я не удержался от аплодисментов.

«Вы могли бы быть знаменитым, как музыкант и певец.» - Воскликнул я.

«В компьютерной сети, среди пользователей я и так знаменит и благодаря этому получаю более 40% моих доходов, а выступать на сцене, не-эт, это не по мне!» - Ответил Эмиль.

Еще отмечу, что большая часть книг в этом доме находилось в одной большой комнате на этом же этаже, где были аккуратно сложены каждая на свою полку. Здесь же была, как выражался Эмиль, «электронная книга», представляющая собой плоскую пластину, на которой возникало изображение, причем, устройство реагировало на прикосновение к поверхности, но при мне Эмиль просто голосом приказывал устройству, говоря, что надо делать. Аппарат мгновенно находил нужную книгу и на полке возле нужной книги вспыхивал огонек либо отображал текст какой-нибудь книги, которой в библиотеке нет. Не частный дом, а страна чудес!

Четвертый этаж был полностью занят жилыми комнатами, где Эмиль иногда отдыхал днем. Здесь он предпочитал размещать лишь наиболее близких ему гостей, с которыми можно было бы не церемониться. Здесь же находилось хранилище, где были пылесосы и прочие машины для уборки дома. Далее лестница вела на чердак. При упоминании чердака у нас в воображении возникает мрачное пыльное помещение, где царит хаос и куда выброшено все, что не нужно в доме. Однако здесь было чисто, как и в доме, и царил полный порядок. Помимо секторов, где впрямь хранились какие-то вещи, здесь размещались баки для воды и целая метеостанция – здесь стоял целый ряд метеорологических приборов, причем, как он сказал, ему вовсе не обязательно каждый раз подниматься сюда, чтобы проверить их показания, ибо они подключены к компьютеру и тот фиксирует и хранит все данные в своей памяти, так что достаточно лишь включить компьютер и просмотреть все данные, не выходя из кабинета. Зачем все это ему нужно, он не объяснил, а я так и не понял, а спросить не решился. Отсюда же можно было подниматься на крышу на площадку, где были телевизионные антенны и еще «разные устройства», как выразился Эмиль.

Был в доме и подвал, где он хранил часть своих запасов продовольствия. Где-то там, по его словам, находились его мастерские, где он работал, а также автономная мини-электростанция, ведь, как он сказал, подключать дом к централизованной сети для них слишком дорого, а так, он ни от кого не зависит.

«Вода у меня тоже, в основном, своя.» - Прибавил он: - Так что я почти совершенно независим. Правда, для меня одного домик великоват. Мне хватило бы и площади, на которой умещается спальня, кабинет, да зал для досуга, а может и меньше, но уж слишком семья наша большая. Увы, приходится учитывать! Впрочем, в этом тоже есть свои плюсы, так что, и это сойдет.»

Стоит заметить и то, что в доме было очень много изображений, судя по всему, являющимися иконами: они были написаны, скорей, по византийским канонам, к которым привыкли верующие у нас в стране, но здесь необычно много было барельефных изображений. Они висели на стенах почти в каждой комнате…. Еще одной особенностью дома были стены, которые во многих местах были разной толщины, а в части дома, где на третьем этаже была спальня Эмиля, их толщина составляла, наверно метра полтора, а может и два, если не больше, а к стенам с четырех сторон примыкали контрфорсы, в которых, как сказал Эмиль, были вентиляционные трубы, снабжавшие воздухом подвал, а также отчасти являющиеся частью климатической системы самого дома.

Этот дом меня просто поразил, но еще больше поразил тот факт, что всем этим управлял ОДИН ЧЕЛОВЕК. Это показалось мне поразительным тогда, казалось это не менее поразительным и позже, когда я ознакомился с некоторыми средствами, которые он применял для управления всем этим хозяйством. С этими мыслями я отправился на первый этаж – в столовую, где сидел Миломир. Эмиль предложил нам пообедать, против чего мы ничего не имели, а посему он отправился в кухню. Мы же с Йовановичем беседовали о нашей жизни. Он рассказывал о своей жизни, о том, как он попал сюда. Он летел на самолете в Испанию, но машина где-то в Италии вынуждена была сесть и ожидание взлета растянулось на много часов и в конце концов им честно сообщили, что в самолете какие-то непредвиденные неполадки и когда он снова сможет лететь, неясно. Многие тут же отправились в город и в их числе - он. Но автобус, в котором он ехал, врезался во что-то и перевернулся и его выбросило наружу. Он остался жив, но…. обнаружил, что оказался непонятно где. Это ВООБЩЕ, НЕ БЫЛА ИТАЛИЯ. И мне и ему не давала покоя мысль о том, как мы попали в эту страну, в этот странный мир, но чем больше мы ломали над этим головы, тем более неразрешимой казалась нам эта загадка.

Наши размышления прервал Эмиль, который объявил, что обед готов и скоро вынес

результаты своей стряпни в столовую, с ловкостью бывалого официанта расставил все по столу, а затем, перекрестив стол, сел за обед сам. Надо сказать, что готовил он отлично. Впрочем, нет смысла захламлять текст подробностями нашей трапезы, тем более, что мы так набросились на обед, что ничего интересного за время еды не было сказано. Лишь ближе к концу, когда мы доканчивали десерт, начался разговор.

«До чего же все грандиозно! - Сказал я: - Просто поразительно, что вы управляетесь всем этим хозяйством.»

«Что тут поразительного? Довольно значительная часть функций в моем доме автоматизирована, за исключением некоторых, которые я машинам оставлять не хочу ибо надо же и мне что-то делать в этом доме! С другой стороны, у меня еще куча других дел и лишь когда у меня совсем нет времени, то я и перепоручаю эти дела технике.» - Ответил Эмиль.

- Уж простите, но для меня все здесь поразительно. Ваш писательский труд тоже усовершенствован машинами?

- Да. В это смысле компьютер – мой лучший друг. С бумагой я меньше связываюсь, ведь мои произведения публикуются в компьютерной сети, а там можно и читать, что тебе нравится, и смотреть, и слушать, и даже самому что-нибудь опубликовать и там же продать, притом, мне это обойдется много дешевле, чем обивать пороги издательств, тем более, что на издание книги нужно потратить в среднем 150 кампарионов. Уже вижу вопрос «что это». Кампарион – это одна из денежных единиц, распространенных в нашей стране, причем, имеющая очень высокую ценность. 50 кампарионов, например, это зарплата высококвалифицированного специалиста, например, инженера. В кампарионе 1000 лигурионов. Эта денежная единица, большей частью, служит для обычных покупок. Наконец, есть мелкая монета – сентавион, сто сентавионов составляет 1 лигурион. Все это выглядит несколько громоздко, но пока работает эффективно, хоть многие говорят, например, о том, что существование сентавиона нецелесообразно.

- А на улицах вас не узнают?

- Нет, пока этого я избежал. Меня знают в лицо лишь в некоторых кругах, но не в широких читательских массах. От остальных мой внешний вид я скрыл.

Мы нашли удобную тему для беседы и весьма разговорились. Оказалось, что мой новый приятель писал еще со школьной скамьи, но если сначала он старался для себя, родителей, да любимой школы, то потом он и его родители нашли путь к продвижению его таланта и через каких-то знакомых его труды удалось «раскрутить». Сперва он публиковался в газетах, специально предназначенных для этого, а затем начали выходить его книги и уж затем он через Республиканскую компьютерную сеть начал публиковать свои произведения.

- Впрочем, у меня еще куча занятий. Доход из всего этого составляет где-то больше 16000 кампарионов, из которых 1000 идут на счет родителей, еще 2000 – на счет одного благотворительного общества, примерно 900 уходит на налог, еще какое-то количество тратится на оплату разных услуг, которыми я пользуюсь, а 1000 забираю и по большей части тоже раздаю. Да, что я все о деньгах, да о деньгах….

Наши разговоры перешли на другие темы, о которых говорить нет смысла….

Так закончился наш обед и Эмиль унес пустую посуду в кухню, затем вытер и помыл стол, за которым мы ели, а потом отправился мыть испачканную нами посуду. Все время, пока он это делал, оттуда слышалось мелодичное пение. Пел красивый тенор. Я сначала не понял, но мне все пояснил Йованович.

«Наш Эмиль – певец хоть куда. Ему хоть в опере петь, хоть еще где-нибудь, даже в церковном хоре, ведь он верующий. Он публикует свои записи в компьютерной сети и продает их там и их покупают!» - Усмехаясь, говорил он.

Мы не мешали Эмилю – все-таки хозяин дома. Прошло еще некоторое время и Эмиль вышел из кухни, произнеся: «Cabvuer buisenso dio aemolivas unsa lia finnala occupiation.» Это звучит буквально «каждое дело становится милым в конце работы» или если сделать перевод более литературным, «каждое дело мило, когда оно заканчивается». Переводчик выдал мне оба варианта перевода, что вообще-то на него не похоже ибо он трактует предложения более однозначно….

После этого мы отправились на второй этаж – в «гостиный» зал. Я уже писал о том, что это помещение было довольно внушительных размеров, но к этому надо добавить, что для частного дома этот зал был просто огромен, с настолько высоким потолком, что захватывал третий этаж. Наверх вела галерея, через которую можно было попасть в коридор третьего этажа.

Этот зал скорее можно было назвать залом собраний ибо он явно предназначался для того, чтобы собирать большое число людей, а представить себе гостиную на втором этаже, согласитесь, трудно. Он был буквально уставлен вдоль стен разного рода сидениями. Здесь было несколько диванов, полукругом стоящих вдоль стен в дальнем углу слева от входной двери и еще один – у противоположной стены, еще два ряда стульев. Также тут были два стола: один – в углу у диванов, это был маленький журнальный столик, другой – большой и круглый – в самом центре зала. К нему были придвинуты 4 кресла, а в центре стола стоял большой горшок с пальмой. Где-то ближе к диванам на полу стояли два больших цветочных горшка с какими-то диковинными растениями с огромными пестрыми, с ярко-красными прожилками, листьями. Как бы я не путешествовал, но столь странное растение я видел в первый раз. Нет, красным цветом прожилок меня не удивишь, меня удивил цвет самих листьев, имевший ярко выраженный синий оттенок. На его вершине красовался здоровенный, размером с кулак, бутон, готовый вот-вот распуститься. На галереях стояли два горшка с пальмами: один – на стороне, где была дверь на третий этаж, другой – на противоположной стороне – у окон. В зале были два ряда окон: один – внизу, напротив входа в зал со второго этажа, второй – наверху, состоящий из высоких окон, доходящих почти до самого потолка. Такой зал подошел бы больше для какого-нибудь общественного здания, даже скажу, что очень украсил бы его. Странно было, что в этом помещении, явно предназначенном для приема множества людей находились лишь мы трое.

Эмиль указал нам на большой стол посреди зала и пригласил нас усаживаться в кресла вокруг него. Усевшись сам, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза и так сидел минут пять, но потом открыл глаза.

«Извините, я сегодня с 5 утра езжу по делам и немного устал. – Сказал Касальгадо: - Итак, самельер Маркович, как вам понравилась моя конура?»

«Грандиозно! Для жилого дома немного великовато, но жилые комнаты выглядят уютно и вообще, условия выглядят неплохо.» - Ответил я.

«Отлично. Рад слышать, что вам понравилось.» - сказал Эмиль.

Он еще немного посидел молча, а потом снова заговорил.

«Прежде чем я задам вам вопрос, хотите ли вы пожить здесь, я сообщу вам о некоторых моих недостатках. Прежде всего, мой режим дня немного сдвинут в сторону раннего утра по сравнению с большинством людей и вставать в 4 часа утра для меня – норма. Потом, я могу почти целый день просидеть у себя в кабинете ибо дел у меня может быть много, а в иные дни меня может не быть дома целый день, потому что у меня есть разные дела в городе. Довольно часто ко мне приезжают мои родственники, чтобы посетить узника дворца сего или мои знакомые, так что вам не всегда придется быть в одиночестве. Это уж, смотрите сами, считать ли это недостатком или достоинством, ведь не все терпят в доме частое присутствие незнакомых лиц. О том, что я привык все время петь, я уже говорил.»

«Ну, ваше пение я бы не назвал недостатком. – Ответил я: - О своих недостатках я могу сказать лишь то, что об этом мире я ничего не знаю, поэтому мне здесь нечего делать, кроме ведения записей в моем дневнике, который, увы, промок в воде.»

Касательно дневника, Эмиль заметил, что это не такая уж и проблема и недостатка в принадлежностях для письма у меня не будет, а затем поинтересовался о том, хочу ли я пожить у него. На вопрос Эмиля я, неожиданно даже для себя, согласился, что вдруг вызвало восхищение Йовановича, который заявил, что мне-де несказанно повезло.

«Мне так не везло с местом жительства в этом мире, как вам.» - Говорил он. Он пустился

в пространный рассказ о своих злоключениях в этом странном мире. Эмиль в это время снова закрыл глаза и сидел так все время, пока он говорил. Иногда он открывал глаза и смотрел на стоявшие в углу справа от входной двери большие часы с деревянным корпусом.

«Эти часы мне продали по цене какого-нибудь ветхого шкафа. Пришлось, правда, кое-что заменить, а кое-что отремонтировать, заменить механизм, но сейчас выглядит, по-моему, неплохо, хотя циферблату я обычно предпочитаю электронное табло. Однако, здесь лучше смотрятся именно такие часы. В реальности такие часы стоят, наверно, не менее 100 или даже 200 – 300 кампарионов.» - Сказал Эмиль, видя, что я разглядываю эти часы.

После этого разговор наш не стоит приводить подробно ибо мы говорили о пустяках, а под конец Йованович долго говорил Эмилю о каком-то господине Ансалдозьо и о каких-то просьбах к нему, на что Эмиль говорил мало, лишь издавая краткие: «Да! Конечно! … Хорошо!» или же: «Нет», либо спрашивал о подробностях, которые Миломир не упомянул. Под конец, Миломир передал ему от данного господина «БОЛЬШОЙ ПРИВЕТ», на что Эмиль ответил, что с радостью принимает и желает тоже одарить того приветом и т.д.

По окончании этой беседы Эмиль предложил мне разместиться в одной из комнат на втором этаже. В общем, они мало чем различались между собой: стены, окрашенные (а может это были обои, я так и не понял – в этом мире все настолько непохоже на то, к чему я привык, что ориентироваться во всем этом трудно) в светло-голубой цвет, большое окно с жалюзи, которое по команде, подаваемой голосом, или по нажатии кнопки, на панели, расположенной рядом с окном на стене, закрывалась, открывалась, пропуская свет или вовсе убиралась, прижимаясь к стенам и тогда окно можно было открыть, чтобы, например, проветрить комнату; в центре стоял стол, вокруг которого располагались четыре стула с телескопическими сидениями, чрезвычайно удобные, надо сказать, диван, который был, уж поверьте, невероятным творением рук человеческих. Используя голосовую команду либо пульт дистанционного управления или, при желании, свои собственные руки, можно было не только разложить диван, превратив в кровать, но даже сделать из него двух или даже трехъярусную кровать, не делая это творение менее удобным. У противоположной от него стены стоял большой шкаф для хранения одежды и всего прочего, а чуть в стороне от него, в углу непременно стояло кресло. В разных комнатах были, конечно, свои детали, отличающие их друг от друга, но в целом они были достаточно однотипны. Я выбрал одну из них, где на одной из стен висела большая картина, изображавшая морской пейзаж. Та же самая панель на стене была снабжена электронными часами и здесь же находилось устройство управления микроклиматом в комнате, позволяющее осуществлять как вентиляцию, так и кондиционирование ее пространства, а воздух из системы поступал через отверстие, расположенное под потолком. В общем, о таких условиях дома я мог только мечтать. В центре стола была закреплена большая лампа в синем плафоне, так что она хорошо освещала весь стол, кроме того, над диваном висела бра с имевшим форму большого шара светильником. Вся же комната освещалась неким светильником, расположенным на потолке. Пока он не горел, потолок выглядел однородно и не было никаких признаков, что там есть какие-то лампы, но стоило нажать на выключатель и на потолке ярко вспыхивали четыре больших белых круга. Надо ли говорить, что и свет можно было включать и выключать с помощью голосовых команд?!

Пока я располагался в своей комнате, Йованович объявил, что у него срочные дела и о должен уехать в город и начал прощаться со мной. Эмиль вызвался подвезти его туда и исчез, оставив меня наедине с четырьмя стенами моего нового обиталища. Пока я в одиночестве сидел в комнате, доносящийся невесть откуда электронный голос настойчиво рекомендовал мне, куда что из моих вещей положить или повесить, когда я закончил с этим, «по секрету» сообщил, что в комнате есть телевизор и «полный комплект услуг», причем, этот «комплект» по очереди возникал то там, то сям прямо из стен. Один раз система начала услаждать мой слух чьим-то задушевным пением в сопровождении какого-то струнного инструмента, который я по звуку так и не распознал, однако это романтичная задушевность в сочетании с содержанием песни звучала, скорее, странно:

* * *

Смешан храп из хлева, храп пастуший с хлева [4] /

С хрюканьем свиней.

Милый, милый хлев, ты насущный хлеб,

Ты пастуший хлеб с духом отрубей…….

* * *

И так далее в том же духе… Я попросил компьютер выключить музыку, сказав, что хочу отдохнуть и пообещал, что когда мне что-то из предложенных услуг понадобится, я об этом попрошу. Голос согласился с этим, поблагодарил за внимание, и лирика свинопаса, к моей радости, закончилась, как и бесконечные предложения тех или иных услуг и я ощутил себя почти как дома. Так я сидел в своей комнате, пока не вернулся Эмиль. Я обдумывал свое положение. Что это за странный мир и как я здесь оказался?! Вернусь ли я когда-нибудь домой или я обречен до конца дней своих жить в этом странном доме? Даже не верится, что я здесь, а не дома и не на Кубе. Как все же переменилась моя жизнь! Как быть дальше, что делать?

Так продолжалось довольно долго, но потом я задремал и проснулся, когда вернулся Эмиль. Он-то меня и разбудил.

«Прошу прощения, что разбудил.» - Тут же сказал он.

«Ничего страшного.» - ответил я, посетовав на то, что пока бодрствовал, не мог отвязаться от тяжелых размышлений, связанных с моим положением, на что тот ответил, что все будет в порядке, а рассказ о том, как этот таинственный голос с потолка знакомил меня с набором услуг, которым я мог бы пользоваться, его развеселил.

«Если хотите слушать музыку, то знайте, что у нас большая часть песен представляет собой шедевры, подобные тому, что вы слышали, особенно вечером, когда все честные люди отдыхают после трудового дня и им преподносят все самые великие произведения современности. Один пример вам уже был приведен, но их бесчисленное множество, а вот число по-настоящему красивых песен можно услышать лишь зная, где искать их.» - Говорил он.

Когда я остался один, то решил послушать местное радио, надеясь уловить что-нибудь, позволяющее мне понять этот странный мир. Но мир снова явил мне свою странность: один канал отчаянно предлагал слушателям купить «абсолютно новую, технически совершенную…. ЗУБНУЮ ЩЕТКУ», другой с тем же рвением предлагал всего за 120 кампарионов слетать на Марс, третий транслировал какую-то бессмысленную болтовню двух ведущих, тараторящих, как два отбойных молотка, еще четыре радиостанции обсуждали какие-то темы, но я не понял, о чем они говорили, понял лишь, что речь шла в одном случае о какой-то технике, в остальных же – обсуждали каких-то людей, которых я не знал, а по остальным шла музыка. Везде, словно сговорившись, ревели, хрипели, визжали и хрюкали самые разные голоса.

* * *

На нашей улице родной. Где раньше был завод,

В том зданьи жил певец один, что выть любил, как кот.

Протяжно под валсэру[5] пел / он громко по ночам,

И друг его, идя за ним, все в барабан стучал.

* * *

«Ночи спокойной /

Я желаю вам, братья!

Спите, люди, спокойно.» -

Вот что, друзья, он пел.

«Ночи спокойной / вам, соседи и братья.» -

Распевая ночами, он желал сна всем.

* * *

Это было первое, что ударило по моим ушам и сразу заставило переключить на другую радиостанцию. Признаться, не следовало записывать этот образчик местной поэзии, ибо часть этого произведения на бумаге вовсе не было похоже на стихи. Все же я продолжал слушать радио, причем, слушал довольно долго. Что-то меня развлекало, а что-то откровенно раздражало…

Вот я в палате, но снова один.

Хлопнула дверь за спиной:

В белом халате / идет господин.

Это, наверно, за мной.

Я убежать / от него не могу,

Все-таки, стены вокруг.

Снова укол! Ах, терпеть не могу.

Ум наполняет испуг!!!

* * *

Голос был мужской, но после последней фразы из динамика вдруг понеслись пронзительные трели, невыносимо тонкие, так что, учитывая качество звука, которым была наделена местная аппаратура, у меня просто начинало звенеть в ушах и пришлось вновь переключать канал.

* * *

Мой друг, забудь про все, что ранее ты слышал,

Не принимай всерьез / стихов и слов пустых,

Ведь в мире много песен / прекрасных люди пишут,

Ничуть не меньше их, чем слов дурных, пустых.

Ты лучше слушай их, от прочих же – беги.

Прости, мой друг мои / все эти наставленья,

Но глупым песням ты / внимаешь, хоть и зол /

На их нелепость. До изнеможенья /

Ты злишься на бессмысленный глагол….[6]

Но не вреди себе, и им внимать не надо,

Коль злят они тебя, и обрати свой слух /

От тех, что слушал ты, к тому, что любишь ты…

* * *

Эти слова пел какой-то красивый тенор, но этими словами песня и закончилась и я решил последовать совету певца, как будто обращенные лично ко мне. Я попросил машину выключить радио и теперь наслаждался тишиной.

* * *

После некоторого времени жизни здесь я уже имел некоторое представление о жизни в этом доме. Касальгадо, и правда, вставал очень рано и как правило, к тому времени, когда просыпался я, уже завершал половину намеченных дел, как он говорил и мне ни разу не удавалось встать раньше его. Он мог исчезать из дома на целый день, уезжая, пока я еще спал, а приезжая подчас поздно вечером, но чаще часов в 7, 8 вечера. Несколько раз было так, что он сидел в гостиной и что-то мне рассказывал, но тут звонил телефон (об этом сообщал пресловутый «голос с потолка»), он тут же принимался о чем-то разговаривать с незваным собеседником и….. внезапно куда-то уезжал, появляясь лишь вечером. Звонили же ему иной раз очень много, в некоторые дни телефон не смолкал целый день. Не знаю, каков был статус хозяина этого дома, но в его рабочем графике, если он где-то работал, я не увидел какой-то системы. Он то был все время дома и тогда почти безвылазно сидел у себя в кабинете либо возился во дворе, где у него был и цветник и огород и много всего, либо принимал гостей, но последних я видел редко, чаще слышал их голоса со двора, лежа в кровати, а вставая, обнаруживал, что Эмиль уже проводил своих гостей прочь.

Дата добавления: 2017-01-14