Международные отношения в предвоенное десятилетие 11 страница

Что касается Японии, то она в этот период не проявляла особой активности на дипломатическом фронте. Однако японские правительственные круги, проводя нарочито осторожную и умеренную политику на Дальнем Востоке, одновременно разрабатывали планы завоевания Китая и всей Восточной Азии, «сокрушения Соединенных Штатов» и установления безраздельного господства Японии в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Изменявшийся баланс сил в лагере держав-победительниц создавал осязаемые предпосылки борьбы за новый передел мира, предпосылки кризиса и разрушения Версальско-Вашингтонской системы.

Еще более существенными и «перспективными» для развития международных отношений стали перемены в соотношении сил между державами, победившими в мировой войне, и побежденной Германией. Опираясь на свой огромный внутренний потенциал, а также на финансовую помощь США и Англии, Веймарская республика к концу 1920-х гг. не только достигла довоенных экономических показателей, но и значительно их превзошла. Масштабы роста германской экономики становятся более наглядными, если исходной точкой экономического подъема считать не 1913, а 1920 г. В этом случае индекс промышленного производства в 1929 г. составит не 117, а 180%. В последние годы стабилизации Германия вышла на второе место в мире по выпускаемой промышленной продукции и на третье после США и Англии — по объему внешней торговли. Вопреки постановлениям Версальского договора восстанавливался и военно-технический потенциал Германии. В частности именно в это время началось строительство военных кораблей (линкоров «Дойчланд», «Адмирал Шеер» и др.).

Так, уже в первое послевоенное десятилетие Германия вновь обрела статус одного из главных субъектов международных отношений. Реваншизм, подкрепленный экономической мощью, превращался из иллюзорной в реально достижимую цель, что делало германский вопрос наиважнейшим в мировой политике.

Общая картина расстановки сил в 1920-е гг. была бы неполной, если не отметить возросшее значение в международной жизни советского фактора. Процесс стабилизации в СССР, происходивший в (с.128) условиях нэпа, укрепил экономические позиции Страны Советов. В 1923–1928 гг. ежегодный прирост промышленной продукции в Советском Союзе превышал 24%. Как следствие индекс промышленного производства в 1929 г. в сравнении с 1920 г. составил около 280%. Помимо сходных черт с капиталистической мобилизацией (восстановление хозяйства и финансовой системы, экономический подъем, увеличение внешнеторгового оборота) стабилизация в Советском Союзе имела и принципиальное отличие, так как ее главной целью провозглашалось построение социализма. В середине двадцатых годов был взят курс на социалистическую индустриализацию и коллективизацию сельского хозяйства. Не затрагивая вопроса о характере и методах строительства нового общества, важно отметить, что сам факт реализации этого новаторского плана стал дополнительным свидетельством усиления международных позиций СССР.

Все вышесказанное позволяет сделать заключение о том, что в рассматриваемый период в отношениях Запад – Советский Союз сложилось известное равновесие. И.В. Сталин на XIV съезде ВКП(б) в 1925 г. заявил: «Достижение некоторого временного равновесия между этими двумя стабилизациями — такова характерная черта переживаемого нами международного положения». Это «временное равновесие» базировалось на осознании обеими сторонами реального положения дел: западными лидерами — невозможности уничтожения «первого в мире социалистического государства» посредством военной силы, советским руководством — несбыточности расчета на скорую победу мировой революции. Равновесное состояние вовсе не означало отказа от «идейно-классовой борьбы», но оно предполагало взаимное признание возможности и неизбежности мирного сосуществования двух систем.

Таковы были важнейшие изменения в расстановке и соотношении сил на мировой арене, которые обусловили глубокую внутреннюю противоречивость развития международных отношений в 1920-е гг. В этот период образовалось два крупных узла противоречия, или два «треугольника силы»: европейский (Англия – Франция – Германия) и дальневосточный (США – Англия – Япония). В первом из них определяющее значение имел германский вопрос.

ГЕРМАНСКИЙ ВОПРОС В 1920-Е ГГ. ПЛАН ДАУЭСА

В международной жизни двадцатых годов германская проблема справедливо считалась не только самой важной, но и наиболее сложной, что было обусловлено тремя основными причинами. (с.129)

Как уже отмечалось выше, политика реванша в сочетании с возраставшей экономической мощью Германии создавала угрозу самому существованию Версальской системы. Показательно, что это время в Веймарской республике не было ни одной партии, которая во внешнеполитической части своей программы не выдвигала бы в качестве приоритетного требование отмены унизительного договора, подписанного в Париже. Причем главным объектом пропагандистской атаки стала его 231-я статья, устанавливавшая «полную и неоспоримую ответственность» Германии за развязывание Первой мировой войны. Понятно, что ее аннулирование лишало смысла и все остальные постановления Версальского договора. Президент Веймарской республики фельдмаршал Пауль фон Гинденбург в этой связи открыто заявлял, что Германия с 1914–1918 гг. «вела справедливую борьбу за самоутверждение в мире, полном врагов». Словесные призывы к пересмотру послевоенного международного порядка сопровождались реваншистскими акциями. В 1929 г. военизированная прусская организация «Пограничная стража» сконцентрировала на германо-польской границе вооруженные отряды численностью до 30 тыс. человек. Начинало сбываться пророческое предостережение Д. Ллойд Джорджа, высказанное им еще на Парижской конференции: «Германия найдет средства отомстить своим победителям».

Другое важное обстоятельство, осложнявшее решение германского вопроса, состояло в том, что его нельзя было рассматривать в отрыве от еще одной крупной международной проблемы — советской. В 1920-е гг. стали очевидными два возможных варианта развития европейских международных отношений. Первый — крайне неблагоприятный для Запада — предполагал дальнейшее сближение униженной Германии и коммунистической России (Рапалльский договор 1922 г. показал реальность такого хода событий). Второй — наиболее приемлемый для союзных держав — предусматривал превращение Германии в противовес Советскому Союзу. Однако при реализации второго варианта возникали новые трудности: противопоставить СССР можно было только сильную Германию; это означало, что западные демократии должны предоставить ей серьезную экономическую и финансовую помощь, а также идти на уступки по целому ряду ее политических требований; в результате, никто не мог гарантировать, что в один прекрасный момент возрожденная германская мощь будет направлена не против Советского Союза, а против тех самых держав, которые помогли Германии стать сильной. Пока западные стратеги ломали себе голову над тем, как выйти из этого заколдованного круга, германское правительство умело использовало советский фактор как рычаг давления на страны-победительницы с целью ревизии созданной ими Версальской системы. (с.130)

Дополнительные осложнения в процессе урегулирования германской проблемы вносили разногласия и противоречия между союзными державами. Англия и США, изначально выступавшие за сохранение «не слишком слабой Германии» как противовеса Советской России и Франции, последовательно проводили этот курс и в 1920-е гг., что нашло свое отражение в масштабном финансировании германской экономики и в готовности идти навстречу некоторым «политическим пожеланиям» Веймарской республики. Французское правительство, которое под натиском англосаксонских государств вынуждено было отказаться от своей максималистской позиции в отношении Германии, продолжало настаивать на строгом соблюдении положений Версальского договора и возражало против каких-либо существенных уступок германским реваншистам. В Париже хорошо понимали, что в подвижном силовом треугольнике Англия-Франция-Германия укрепление международных позиций последней означало не только утрату надежд на установление французской гегемонии в Европе, но и создавало непосредственную угрозу безопасности Французской республике. Далеко неслучайно, что в правительственных кругах Франции уже в 1927 г. был разработан план строительства на восточных границах укрепленной линии, названной в честь военного министра А. Мажино. Таким образом, решение германского вопроса напрямую затрагивало внешнеполитические интересы великих держав-победительниц и не могло не сопровождаться напряженной борьбой между ними, так как эти интересы во многом не совпадали.

Германская проблема (в соответствии с основными разделами Версальского договора) включала в себя различные аспекты: территориальный, колониальный, военный, репарационный, экономический. В двадцатые годы внимание мировой общественности и международные дебаты сконцентрировались на теме репараций, поскольку Германия, ссылаясь на тяжелое финансовое положение, начала с нарушения именно этих постановлений союзных держав. Особую остроту репарационный вопрос приобрел в период рурского кризиса. Стремясь не допустить нового революционного взрыва в Германии и стабилизировать европейский порядок, Англия и США взяли инициативу в свои руки. Не без их настойчивых советов германское правительство в сентябре 1923 г. высказалось за проведение конференции по проблеме репараций. Франция была вынуждена дать согласие не только из-за мощного давления англосаксонских держав, но и по причине полного провала «акции возмездия» в Руре: оккупационные расходы, достигшие к осени 1923 г. 1 млрд. франков и превысившие по стоимости невыплаченные Германией репарации, поставили (с.131) Французскую республику перед перспективой финансово-экономического коллапса и заставили ее искать политического решения вопроса.

В целях тщательной подготовки конференции по предложению Соединенных Штатов были созданы два международных комитета экспертов. Один из них возглавил американский банкир, тесно связанный с банковской группой Дж. П. Моргана, генерал в отставке Чарльз Дауэс. В задачи этого комитета входилa разработка мер по стабилизации экономики и валютной системы Германии, установление новой схемы погашения репарационных платежей. Другой комитет, работой которого руководил английский финансист Реджинальд Маккенна, должен был определить пути и методы размещения в Веймарской республике иностранных капиталов и возвращения на родину капиталов германских. В августе 1924 г. специальная межсоюзническая конференция в Лондоне обсудила рекомендации экспертов и утвердила в качестве своего официального решения доклад первого комитета, получившего название «план Дауэса».

В его содержании можно выделить следующие положения.

План устанавливал новый порядок выплаты репараций — гораздо более благоприятный для Германии, нежели Лондонская репарационная программа 1921 г. Были выдвинуты два важных базовых тезиса: о необходимости оказания помощи Германии для восстановления ее экономики и финансов, в связи с чем предлагалось предоставить Веймарской республике международный заем в 800 млн. золотых марок; размеры репарационных платежей ставились в зависимость от «изменений в индексе благосостояния Германии». При сохранении итоговой суммы репараций в 132 млрд. марок сроки окончательной их выплаты не указывались. Обозначались лишь ежегодные взносы от 1 млрд. в 1924 до 2,5 млрд. марок — начиная с 1928 г., что было значительно меньше изначального лондонского варианта (3,5 млрд. марок в год).

В плане Дауэса определялись и основные источники погашения репараций: отчисления из государственного бюджета, а также от прибылей промышленных предприятий и железных дорог. В первом случае речь шла о введении высоких косвенных налогов и, следовательно, о повышении цен на выпускаемые товары, что ложилось тяжелым бременем на население Германии, Во втором — об участии в оплате репарационных взносов крупного бизнеса (около 50% от общей суммы).

План предусматривал организацию жесткого контроля над экономикой и финансами Веймарской республики в качестве гарантий выплаты репараций. Германское правительство фактически лишалось права на управление Рейхсбанком и государственными (с.132) железными дорогами. Взамен создавались две международные

компании: трансфертная, осуществлявшая валютные операции, связанные с репарационными платежами, и акционерная железнодорожная, распоряжавшаяся доходами от транспортных перевозок. Учреждался пост Генерального агента (американец Г. Паркер), в чьи функциональные обязанности входило наблюдение за восстановлением германской промышленности и финансовой системы, а также за своевременной выплатой репараций.

Принятие плана Дауэса, вступившего в силу с 1 сентября 1924 г., стало этапным событием не только в решении репарационного вопроса, но и в развитии межвоенных международных отношений.

Во-первых. Новый репарационный план «юридически» оформил существенные изменения в европейском и общемировом балансе сил.

Прежде всего он знаменовал усиление международных позиций Англии и США, так как с его принятием восторжествовала англо-американская линия в урегулировании германской проблемы. Особо следует подчеркнуть ведущую роль Соединенных Штатов как в подготовке, так и в реализации этого плана. Их доля в финансовой помощи Германии в период действия программы Дауэса превысила 70% (в сравнении с 14% Голландии и 10% Англии). По настоянию США специальными постановлениями Лондонской конференции оговаривалось, что два ключевых поста по контролю за выплатой репараций — Генерального агента и председателя Трибунала по разбору репарационных споров — должны занимать только американцы. Так начинала осуществляться идея превращения Соединенных Штатов в международного суперарбитра. Это, конечно же, раздражало Англию, но она находила утешение в том, что план Дауэса воплощал в жизнь ее концепцию континентального баланса сил, согласно которой «не слишком сильной Франции» противостояла «не слишком слабая Германия». Нельзя не отметить, что помимо политических дивидендов англосаксонские государства получали и вполне осязаемые экономические выгоды, поскольку их капиталовложения в германское хозяйство приносили прибыль в 9% годовых (при среднеевропейской норме — 6,5%).

Другим значимым итогом работы межсоюзнической конференции 1924 г. стало дипломатическое поражение Французской республики. Отправляя войска в Рур, французское правительство стремилось силовым методом решить проблему репараций и тем самым утвердить свое главенствующее положение в Европе. На Лондонской конференции были категорически отвергнуты как первое, так и второе притязание Франции. План Дауэса, который (с.133) разрабатывался фактически без ее участия, существенным образом ущемлял интересы Французской республики: с созданием Трибунала и арбитражной комиссии ей пришлось отказаться от практики самостоятельного применения санкций в случае невыполнения Германией репарационных обязательств; в свою очередь германское правительство получало право обращаться в эти инстанции с требованием сокращения и приостановки поставок натурой, в чем Франция была особенно заинтересована; в самой репарационной комиссии определяющую роль стали играть не французы, а англичане и американцы; и наконец, Франция дала официальное заверение в том, что в годичный срок выведет свои воинские подразделения из Рурской области. Последствия этих дипломатических маневров были очевидны: Франция, проводя политику, направленную на сохранение Версальского статус-кво, переходила от наступления к обороне, что, безусловно, ослабляло ее европейские позиции.

В бесспорном выигрыше от принятия плана Дауэса оказалась Германия. Это объяснялось не столько смягчением условий репарационных платежей, сколько мошной финансово-экономической поддержкой Веймарской республики со стороны англосаксонских держав. Показательно, что за шесть лет реализации новой репарационной программы Германия выплатила союзным государствам 7 млрд. 533 млн. марок, а получила займы и кредиты (в основном долгосрочные) на сумму в 21,2 млрд., т.е. в 3 раза больше. Поскольку англо-американские инвестиции преимущественно направлялись в отрасли тяжелой промышленности. Германской республике предоставлялись широкие возможности для восстановления экономического, а в перспективе и военно-промышленного потенциала. Уже в 1931 г. «Второе бюро» (французская разведка) констатировало: «Германия сумела после войны значительно увеличить свою индустриальную мощь. Она целиком обновила промышленное оборудование, равного которому по совершенству нет в Европе».

Таким образом, план Дауэса «деформировал» европейский силовой треугольник в пользу Англии и Германии и в ущерб Франции.

Во-вторых. Репарационный план, составленный и внедренный Соединенными Штатами и Англией, укрепил Версальскую систему и одновременно, как это ни противоречиво звучит, подготовил условия для ее последующего разрушения. Столь парадоксальный вывод обусловлен двойственным характером решения репарационного вопроса. С одной стороны, план Дауэса, определив новую схему погашения репараций и усилив контроль союзников над финансами и промышленностью Веймарской республики, сохранил (с.134)

экономическую основу Версальского договора. С другой стороны, этот план был направлен на создание «экономически сильной германии», что объективно содействовало ее наступательной борьбе за ревизию постановлений, принятых в Париже в 1919 г. Именно так были восприняты решения Лондонской конференции правительственных кругах Веймарской республики. Выступая на заседании рейхстага, министр иностранных дел Г. Штреземан по дипломатически туманно, но вполне доступно для понимания заявил: «От Версаля до Лондона был долгий путь унижений и громадных трудностей. Я убежден, что Лондон — это не конец. Лондон может быть исходным пунктом развития...».

В-третьих. Что касается финансово-экономической стабилизации Версальской системы, то и она оказалась временной и относительной. Соединенные Штаты исходили из того, что предложенная ими репарационная программа последовательно и успешно разрешит целый ряд международных экономических проблем: помощь Германии обеспечивает быстрый рост ее промышленности — производимые товары находят рынки сбыта в СССР, что заодно подорвет начавшийся гам процесс социалистической индустриализации — вырученные средства в виде репараций передаются Англии и Франции — последние выплачивают военные долги США. Как оказалось, эта изящная цепь логических построений имела сразу несколько слабых звеньев. Руководство Советского Союза, не желая отказываться от своих планов реконструкции промышленности и построения социализма, отвергло как «злонамеренную» попытку США решить собственные проблемы за счет СССР. Сталин на XIVсъезде ВКП(б) в декабре 1925 г. жестко и недвусмысленно заявил: «Мы не хотим превращаться в аграрную страну для какой-либо державы, в том числе Германии». Европейские должники Америки, возглавляемые Англией, настойчиво выступали за аннулирование всех военных задолженностей, что не могло не испортить оптимистических настроений их главного кредитора. Соединенные Штаты в 1923–1926 гг. заключили 13 соглашений о долгах времен Первой мировой войны, в которых вынуждены были пойти на серьезные уступки своим должникам: сумма платежей сократилась в среднем на 51%, сроки выплаты увеличивались с 25 до 62 лет, проценты по долгам снижались с 4,25 до 3,3-0,4%. Тем не менее Европа продолжала уклоняться от погашения своей задолженности великому заокеанскому ростовщику. И, наконец, центральное звено «идеальной» американской схемы — Германия, уверовав в лояльность и снисходительность своих англосаксонских покровителей, стала требовать новых уступок в решении вопроса о репарациях. Вскоре после вступления в силу плана Дауэса германское правительство предложило его пересмотреть, доказывая необходимость еще большего смягчения репарационных постановлений. (с.135)

Расчет Германии оправдался: США и Англия, твердо придерживаясь своего «прогерманского» курса, пошли навстречу ее по желаниям. В феврале 1929 г. приступил к работе новый международный комитет экспертов, который возглавил президент моргановской компании «Дженерал электрик», один из авторов плана Дауэса Оуэн Д. Янг (в советской историографии обычно его фамилия писалась как Юнг). Рекомендации этого комитета были одобрены на межсоюзнической конференции в Гааге в конце августа того же года (окончательно утверждены 20 января 1930 г.)

В сравнении с программой Дауэса план Янга (Юнга) характеризовался гораздо большим либерализмом в отношении Германии, что нашло свое отражение во всех его основных разделах.

Прежде всего это касалось порядка взимания репараций. Общий размер репарационных платежей определялся в 113.9 млрд. марок (с учетом уже выплаченных взносов первоначально установленная в 1921 г. сумма — 132 млрд. — осталась без изменений). Германия должна была выполнить свои репарационные обязательства за 59 лет (до 1989 г.), уплачивая ежегодно от 2,4 до 0,9 млрд. марок, т.е. в среднем на 20% меньше, чем по плану Дауэса.

Главными источниками погашения репараций согласно плану Янга сохранялись государственный бюджет и прибыли от железных дорог. Вместе с тем в эти положения была внесена одна существенная поправка: промышленные предприятия освобождались от участия в формировании репарационного фонда, что органично вписывалось в англо-американскую стратегию обеспечения быстрого роста германской промышленности.

Самые крупные выгоды для Германии содержали те постановления Гаагской конференции, в которых речь шла о гарантиях выплаты репараций. Упразднялись все виды контроля союзных держав над финансами и экономикой Веймарской республики, включая пост Генерального агента. Репарационная комиссия распускалась, а ее функции передавались вновь созданному Базельскому банку международных расчетов. Фактически этот «сверхбанк» ограничил свою деятельность финансированием промышленного производства Германии. По существу в плане Янга статьи о «гарантиях и контроле» подменялись положениями об их отмене.

В отличие от Лондонской конференции 1924 г. Гаагский форум принял и важное политическое решение, изменявшее в пользу Германии соответствующее постановление Версальского договора, — о досрочном (на 5 лет раньше установленного срока) выводе союзных войск из Рейнской демилитаризированной зоны.

Таким образом, план Янга закрепил и усилил те тенденции развитии европейских международных отношений, которые был отчетливо обозначены с принятием программы Дауэса. (с.136)

Судьба нового репарационного плана оказалась недолговечной: он просуществовал менее двух лет. В связи с Великим кризисом, охватившим весь капиталистический мир, по предложению президента США Г. Гувера в июле 1931 г. на выплату репараций был наложен мораторий сроком на один год. Решение об отмене репарационных платежей приняла Лозаннская конференция, проходившая летом 1932 г. Германскому правительству предложили выкупить его репарационные обязательства за 3 млрд. марок, погасив эту сумму в течение 15 лет при 5% годовых. Окончательно похоронил репарации Адольф Гитлер, отказавшийся что-либо выплачивать государствам, которые «столько лет грабили Германию». Возражений со стороны названных государств не последовало.

Финансовые итоги политики западных держав в репарационном вопросе были таковы: за весь период существования репараций (с 1919 по июль 1931 г.) платежи Германии победителям составили 21 млрд. 807 млн. золотых марок, или 17,2% первоначальной суммы, установленной Лондонской конференцией 1921 г. За это же время Веймарская республика получила финансовую помощь в виде займов и кредитов в 39 млрд. марок.

Отмена репараций, во многом предопределенная англо-американским подходом к урегулированию германской проблемы, в широком международном плане означала упразднение главной экономической составляющей Версальской системы. Процесс переустройства послевоенного миропорядка, вызванный изменениями в расстановке сил и начавшийся с ревизии его финансово-экономических основ, неминуемо должен был распространиться и на остальные сферы международной жизни. Как уже отмечалось выше, германская проблема, остававшаяся центральной в мировой политике, помимо репарационного включала в себя целый ряд других аспектов, наиболее важными из которых являлись территориально-политические и военные. Эти вопросы решались в рамках общих дискуссий по проблемам обеспечения европейской безопасности и разоружения.

ПРОБЛЕМЫ ЕВРОПЕЙСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ И РАЗОРУЖЕНИЯ. КОНФЕРЕНЦИЯ В ЛОКАРНО

Вступление европейских стран в «эру пацифизма» было отмечено разработкой многочисленных планов по созданию системы континентальной безопасности, ограничению гонки вооружений и разоружению. Как правило, в этих планах тайно или явно прослеживалась тесная взаимосвязь двух исходных позиций — (с.137) стремление стабилизировать международную обстановку в Европе и одновременно реализовать собственные национально-государственные интересы. Наибольшее воздействие на развитие европейских межгосударственных отношений оказали пацифистские программы Франции и Англии.

В 1920-е гг. французское правительство продолжало рассматривать проблему безопасности прежде всего через призму утверждения на континенте руководящей роли Франции. Решение этой двуединой задачи предполагало использование как традиционных так и принципиально новых дипломатических приемов и методов. В стратегических планах французского руководства центральное место занимала германская проблема, без всестороннего урегулирования которой невозможно было говорить ни о европейской безопасности, ни о континентальном лидерстве Франции. К середине 1920-х гг. стало очевидным, что традиционный курс, направленный на максимальное ослабление Германии, не имел шансов на успех по причине изменявшейся не в пользу Франции расстановки сил (возрастание экономической мощи Веймарской республики; твердая решимость Англии и США добиться франко-германского равновесия в Европе). Поэтому французские лидеры вынуждены были изменить тактику. Заняв оборонительные позиции, Франция путем разумных компромиссов стремилась удержать Германию в рамках Версальской системы и осуществлять контроль над ее внешней политикой на основе строгого соблюдения Парижских постановлений 1919 г.

Другое важное дипломатическое средство поддержания «должного европейского порядка» правительственные круги Третьей республики видели в укреплении профранцузского блока восточноевропейских государств — Малой Антанты и Польши. Уделяя особое внимание своим «тыловым союзам», Франция в двадцатые годы подписала с подопечными странами целый ряд договоров о дружбе и сотрудничестве: с Чехословакией (1924), Румынией (1926), Королевством сербов, хорватов и словенцев (1927), инициировала заключение союзного договора между Польшей и Румынией (1926) Однако и на этом фронте Франция столкнулась с серьезным противодействием со стороны Англии, пытавшейся «преобразовать» Малую Антанту в объединение балканских государств под своим покровительством, а также Италии, заключившей, как уже говорилось выше, соглашения с восточноевропейскими странами с явно антифранцузским подтекстом.

И, наконец, третье направление внешнеполитической деятельности Французской республики, получившее наибольший общественный резонанс, было связано с качественно новой формой организации международных отношений, названной «открытой (с.138) дипломатией», или «дипломатией конференций». Это означало признание Францией необходимости усиления роли Лиги Наций, широкого использования ее миротворческих возможностей, а также проведения под ее эгидой международных конференций по решению насущных проблем европейской и мировой политики, в соответствии с вновь принятой концепцией французское правительство выступило с серией проектов, в которых излагались общие принципы обеспечения международной безопасности. Авторами этих проектов являлись два самых ярких и популярных политика Франции того времени Э. Эррио и А. Бриан.

Мари Эдуар Эррио, известный писатель и историк, был убежденным противником войны и силовых методов разрешения межгосударственных споров. Возглавив французское правительство в 1924 г., он вскоре выдвинул свой знаменитый пацифистский план, суть которого выражалась в трех международно-правовых понятиях: арбитраж – безопасность– разоружение. «Триптих Эррио» предусматривал поэтапное продвижение на пути к справедливому и демократическому миропорядку: подписание двусторонних и многосторонних арбитражных соглашений — заключение договоров о взаимопомощи — созыв всемирной конференции по разоружению. При этом подчеркивалось, что все названные акции на каждом из этапов должны проводиться при непосредственном участии и посредничестве Лиги Наций. В этой связи создатель «триптиха» отмечал: «Мы уверены, что не может быть действительного мира до тех пор, пока Франция не укрепит Лигу Наций». Таким образом, центральной идеей «формулы Эррио» был отказ от войны как метода урегулирования международных проблем, решение их средствами арбитража. Арбитраж, по логике французского премьера, порождал безопасность, что в свою очередь создавало возможность для разоружения. Пацифистские принципы, изложенные Э. Эррио, вне всякого сомнения, можно оценить как большой позитивный вклад в теорию и практику межгосударственных отношений. На этих принципах впоследствии строились многие миротворческие программы и разрабатывались конструктивные Решения по оздоровлению международной обстановки. Что касается реального политического содержания «логической схемы» Эррио, то в условиях 1920-х гг. оно заключалось в сохранении и защите Версальской системы при главенствующей роли Франции, осуществляемой через Лигу Наций и посредством «дипломатии конференций».

«Триада Эррио» легла в основу предложения французского правительства заключить широкое межгосударственное соглашение «О мирном урегулировании международных конфликтов». Это предложение обсуждалось на V сессии Ассамблеи Лиги Наций. (с.139)

Дата добавления: 2014-01-06