Телеологическое значение забот о своей личности. 5 страница

мои, и сахар, но этот вкус представляет во всяком слу-
чае своеобразное состояние сознания.

Раздельные состояния сознания не могут смешивать-
ся. Мысль, будто наши идеи суть лишь сочетания более
мелких элементов сознания, не только невероятна —
она заключает в себе логическую невозможность. Вы-
сказывающие эту мысль упускают из виду характерней-
шие черты, какие нам известны относительно сочетаний.

Все известные нам комбинации представляют собой
результат воздействий, оказываемых единицами (кото-
рые мы называем входящими в комбинации) на неко-
торую сущность, отличающуюся от них самих. Без этого
представления посредующего фактора понятие комбина-
ции не имеет смысла.

Другими словами, сущности (назовете ли вы их си-
лами, материальными частицами или психическими эле-
ментами) не могут слагаться сами по себе друг с дру-
гом в нечто качественно новое, как бы ни было велико
их число. Каждое в сумме или остается тем, чем оно
было, и сумма кажется существующей сама по себе
только для постороннего зрителя, который упустил из
виду составляющие элементы и рассматривает ее не-
посредственно, лишь как таковую, или же сумма может
существовать в виде фактора, действующего на какую-
нибудь другую сущность, внешнюю по отношению к
ней. Мы говорим, что На и О дают воду и тем самым
проявляют новые свойства, но эта вода есть не что
иное, как прежние атомы в новом расположении: Н—
О — Н; новые свойства заключаются только в комби-
нированном действии, производимом атомами в их но-
вом расположении (в виде воды) на внешнюю среду,
например на наши органы чувств и на различные реа-
генты, в которых проявляются химические свойства во-
ды. Совершенно таким же образом силы многих людей
суммируются, когда они все вместе тянут за веревку,
силы множества мышечных волокон суммируются, при-
лагаясь к одному сухожилию.

В параллелограмме сил не силы слагаются в равно-
действующую — диагональ, но тело, на которое они
действуют, перемещается по направлению равнодей-
ствующей. Равным образом и музыкальные звуки не
сочетаются сами по себе в консонансы или диссонансы.
Консонансы и диссонансы суть названия для комбини-
рованных воздействий звуков на внешнюю среду-ч
на ухо.

Когда за элементарные единицы принимают ощуще-
ния, то суть дела остается неизменной. Возьмите сотню
их, смешайте, соедините как можно теснее (если это
может что-нибудь значить) — и все же каждое ощуще-
ние останется тем же, чем оно было, замкнутым само
в себе, слепым, чуждым по отношению к другим ощу-
щениям и к их значению. Образовав подобную группу
из 100 ощущений, мы получим некоторое 101-е ощуще-
ние, возникнет новый акт сознания, обнимающий груп-
пу как таковую и представляющий совершенно новый
факт. В силу какого-нибудь курьезного закона приро-
ды 100 первоначальных ощущений в отдельности могли
бы предварять их творческий синтез (мы ведь часто
знакомимся со слагаемыми элементами, прежде чем
встретим их объединенными в сумму), но реального
тождества между ними и их суммой и наоборот нет;

нельзя вывести одно из другого или в сколько-нибудь
понятном смысле говорить об эволюции суммы из сово-
купности слагаемых.

Возьмем какую-нибудь фразу из 12 слов и распре-
делим эти слова по одному между 12 лицами, поставим
их в ряд или соберем в тесную группу — и пусть каж-
дое лицо мысленно произносит свое слово с наивоз-
можно большей напряженностью, и все-таки никому
не придет в голову целая фраза. Правда, мы говорим
о «духе века», о «народном чувстве» и, вообще, различ-
ным образом олицетворяем «общественное мнение». Но
нам хорошо известен этот условный способ выражения,
и мы никогда не помышляем о том, чтобы «дух», «мне-
ние» или «чувство» откосились к некоторому добавоч-
ному собирательному сознанию, а не служили для обо-
значения совокупности сознании отдельных индивидов,
обозначаемой словами «век», «народ», «общество».

Отдельные сознания не сливаются в высшее слож-
ное сознание. Этот факт всегда служил в психологии
неотразимым доводом спиритуалистов против сторонни-
ков ассоцианизма. Последние утверждают, что ум со-
стоит из множества отдельных идей, ассоциированных в
одну. «Есть,— говорят они,— в нашем сознании идея
а и идея е. Значит, есть также идея а и в, взятых вме-
сте, т. е. а+е». Говорить так — все равно что утверж-
дать, будто в алгебре квадрат й+квадрат в ==квадрату
(а+в), т. е. (^^^(а^^^аг-^а+б²]. Подобное
утверждение — очевидная нелепость. Идея а-г-идея в не
тождественны с идеей а+е; здесь — одна идея, там —

две; в последнем случае то, что познает а, познает так-
же и в; в первом случае нечто, познающее а, предна-
меренно означено не знающим в. Короче говоря, две
идеи в силу законов логики никогда не могут выражать-
ся одной идеей. Если какая-нибудь идея (например,
идея а+б) следует в опыте за двумя раздельными идея-
ми (а и е), то мы должны ее считать продуктом позд-
нейших особых факторов сравнительно с факторами,
вызвавшими на свет существование предшествовавших
идей айв.

Впрочем, если вообще допускать существование по-
тока сознания, то всего проще было бы предположить,
что существующие идеи всегда сознаются как отдельная
струя этого потока. При восприятии множества объек-
тов,в мозгу могут протекать многочисленные процессы.
Но психическое явление, относящееся к этим многочис-
ленным процессам, представляет одно цельное устой-
чивое или преходящее состояние сознания, восприни-
мающего разнородные объекты.

Душа как комбинирующее начало. Представители
спиритуализма в философии всегда были склонны ут-
верждать, что одновременно познаваемые (разнородные)
объекты познаются чем-то, причем это нечто, по
словам этих философов, не есть чисто переходящая
мысль, но некоторая простая и неизменяющаяся
духовная сущность, на которую воздействуют, соче-
таясь, многочисленные идеи. В данном случае для нас
безразлично, будем ли мы называть эту сущность «ду-
шой», «духом» или «я»,— ее главнейшей функцией все
же окажется роль комбинирующей среды. В душе мы
встретим носителя познания, отличающегося от того
потока, в котором, как мы выше указали, таинственный
процесс познания мог совершаться с такой простотой.
Кто же на самом деле является познающим субъектом:

неизменная духовная сущность или преходящее состоя-
ние сознания? Если бы мы имели иные, до сих пор еще
не предусмотренные основания для допущения души в
нашу психологию, то в силу этих оснований она, может
быть, оказалась бы также и познающим субъектом.
<...> Вполне объяснить допущение души невозможно,
но оно может фигурировать в психологии лишь как
первичный, неразложимый далее факт.

Но имеются другие мотивы в пользу допущения ду-
ши в психологии, важнейший из них — это чувство лич-
ного тождества.

Чувство личного тождества. В предшествующей гла-
ве мы показали, что мысли, существование которых до-
стоверно, не носятся беспорядочно в нашей голове, но
кажутся принадлежащими тому, а не другому опреде-
ленному лицу. Каждая мысль среди множества других
может отличить родственную от чуждых ей. Родствен-
ные мысли как будто живо чувствуют свое родство, чего
вовсе нельзя сказать про мысли, чуждые одна другой;

в результате моя вчерашняя личность чувствуется тож-
дественной с моей личностью, умозаключающей в дан-
ную минуту. Как чисто субъективное явление, это суж-
дение не представляет ничего особенно таинственного.
Оно принадлежит к большому классу суждений о тож-
дестве, и нисколько не более замечательно выражение
мысли о тождестве в первом лице, чем во втором или
третьем; умственный процесс представляется по суще-
ству тождественным, скажу ли я: «Я тождествен с моей
личностью в прошедшем» или: «Это перо то же, каким
оно было и вчера». Одно так же легко думать, как и
противоположное. Весь вопрос в том, будет ли подоб-
ное суждение правильным. Имеет ли место тождество в
данном случае на самом деле?

Тождество в личности как познаваемом элементе.
Если в суждении «Моя личность тождественна с моей
вчерашней личностью» мы будем понимать личность в
широком смысле слова, то, очевидно, что во многих от-
ношениях она является не тождественной. Как кон-
кретная личность, я отличаюсь от того, чем я был: тогда
я был, например, голоден, а теперь сыт; тогда гулял —
теперь отдыхаю; тогда я был беднее — теперь богаче;

тогда моложе — теперь старше и т. д. И тем не менее в
других отношениях, которые мы можем признать наибо-
лее существенными, я не изменился. Мое имя, моя про-
фессия, мои отношения к окружающим остались теми
же; мои способности и запас памяти не изменились с
тех пор заметным образом. Кроме того, моя тогдашняя
и теперешняя личности непрерывны; изменения там
происходили постепенно и никогда не касались сразу
всего моего существа.

Таким образом, мое личное тождество с самим со-
бой по характеру решительно ничем не отличается от
тождества, устанавливаемого между какими-нибудь ве-
щественными агрегатами. Это — умозаключение, осно-
ванное или на сходстве в существенных чертах, или на
непрерывности сравниваемых явлений. Термин

тождество личности должен иметь только то значение,
которое гарантируется указанными основаниями; его не
следует понимать в смысле абсолютного, метафизиче-
ского единства, в котором должны стушеваться все раз-
личия. Личность в ее настоящем и прошедшем лишь по-
стольку тождественна, поскольку в ней действительно
есть тождественность — не более. Ее тождество — родо-
вое. Но это родовое тождество существует со столь же
реальными родовыми особенностями, и если с одной
точки зрения я представляю одну личность, то с дру-
гой я с таким же основанием могу считаться многими
личностями.

То же можно сказать и о признаке непрерывности}
он сообщает личности только единство «сплошности»,
цельности, некоторое вполне определенное эмпириче-
ское свойство — и ничего более.

Тождество в личности как познающем элементе.
Всё, что до сих пор говорилось, относилось к личности
как познаваемому элементу в сознании. В суждении
«Я тождествен с самим собой» мы понимали «я» в ши-
роком смысле слова, как конкретную личность. Теперь
попробуем рассматривать «я» с более узкой точки зре-
ния, как познающий субъект, как то, к чему относятся
и чем познаются все конкретные свойства личности.
Разве в таком случае не окажется, что «я» в различные
промежутки времени абсолютно тождественно? Нечто,
постоянно выходящее из своих пределов настоящего,
сознательно присваивающее себе личность прошедшего
и исключающее из себя то, что не принадлежит послед-
ней как чуждое, разве это нечто не представляет собой
некоторого постоянного неизменного принципа духов-
ной деятельности, который всегда и везде тождествен
с самим собой?

В области философии и в обыденной жизни господ-
ствующим ответом на этот вопрос является утверди-
тельный ответ; и тем не менее эту мысль трудно оправ-
дать, подвергнув ее логическому анализу. Если бы не
существовало преходящих состояний сознания, тогда
действительно мы могли бы предположить, что неиз-
менный, абсолютно тождественный сам с собою прин-
цип является в каждом из нас непрестанно мыслящим
субъектом. Но если признать отдельные состояния со-
знания за реальные факты, то нет надобности предпо-
лагать никакого субстанционального тождества для по-
знающего субъекта.

Вчерашние и сегодняшние состояния сознания пе име*
ют никакого субстанционального тождества, ибо в то
время, как одни из них здесь, налицо, другие безвоз-
вратно умерли, исчезли. Их тождество — функциональ-
ное, так как те и другие познают те же объекты, и по-
скольку прошлое моей личности является одним из этих
объектов, постольку они тождественным образом к нему
относятся, благоволя к нему, называя его своим и про-
тивопоставляя его всем другим познаваемым вещам.
Это функциональное тождество личности представляется
нам единственным видом тождества, которое необходи-
мо допустить, исходя из фактов опыта. Ряд лиц с со-
вершенно одинаковым по содержанию прошлым явля-
ются совершенно адекватными носителями того эмпи-
рического тождества личности, которое в действитель-
ности имеет каждый из нас. Психология, как естествен-
ная наука, должна допустить существование потока
психических состояний, совершенно аналогичного по-
добным же процессам мысли у последовательного ряда
лиц, и притом потока таких душевных состояний, из
которых каждое связано со сложными объектами позна-
ния, переживает по отношению к ним различные эмоции
и делает между ними известный выбор.

Из всего сказанного логически вытекает следующее:

психология имеет дело только с теми или другими со-
стояниями сознания. Доказывать существование ду-
ши — дело метафизики или богословия, но для психо-
логии такая гипотеза субстанционального принципа
единства излишня.

Как наше «я» присваивает себе содержание лично-
сти. Но почему же каждое последовательное состояние
сознания присваивает себе прошедшее содержание лич-
ности? Выше я упомянул о том, что мой минувший жиз-
ненный опыт представляется мне в таком симпатичном
свете, в каком мне никогда не является минувший опыт
других. Постараемся найти для этого надлежащее объ-
яснение. Моя настоящая личность ощущается мною с
оттенком родственности и теплоты. В этом случае есть
тяжелая теплая масса моего тела, есть и ядро моей ду-
ховной личности — чувство внутренней активности. Без
одновременного сознания этих двух объектов для нас
невозможно реализовать настоящую личность.

Всякий предмет, находящийся в отдалении, если он
удовлетворяет этим условиям, будет сознаваться нами
с таким же чувством теплоты и родственности.

Но какие отдаленные объекты действительно удов-
летворяют этому условию? Очевидно, те, и только те,
которые удовлетворяли этому условию прежде, во вре-
мя их существования. Их мы будем всегда вспоминать
с чувством живейшей симпатии; к ним, может быть,
еще снова будут склоняться на самом деле импульсы
нашей внутренней активности. Естественным следствием
этого будет то, что мы станем ассимилировать минув-
шие состояния нашего сознания друг с другом и с
теперешним чувством симпатии и интимности в нашей
личности и в то же время отделять их в виде группы от
посторонних объектов, не удовлетворяющих этому ус-
ловию совершенно так же, как американский скотовод,
выпустив на зиму табуны и стада пастись на какую-ни-
будь широкую западную прерию, весной, при появле-
нии скупщика, из массы животных, принадлежащих
различным лицам, выбирает и сортирует принадлежа-
щих ему и имеющих особый знак.

Нечто совершенно аналогичное представляет для нас
наш минувший опыт. Опыт других людей, как бы много
я ни знал о нем, всегда лишен того живого клейма, ко-
торым обладают объекты моего собственного прошед-
шего опыта. Вот почему Петр, проснувшись в одной по-
стели с Павлом и вспоминая то, о чем они думали оба
перед сном, присваивает себе и отождествляет симпа-
тичные идеи как свои и никогда не чувствует наклонно-
сти смешать их с холодными и бледными образами, в
которых ему представляется душевная жизнь Павла.
Такая ошибка столь же невозможна, как невозможно
смешать свое тело, которое видишь и чувствуешь, с те-
лом другого человека, которое только видишь. Каждый
из нас, проснувшись, говорит: «Вот опять здесь моя
прежняя личность»,— так же как он мог бы сказать:

«Вот опять здесь прежняя кровать, прежняя комната,
прежний мир»,

Подобным же образом в часы нашего бодрствова-
ния, несмотря на то что одно состояние сознания уми-
рает, постоянно заменяясь другим, все же это другое
состояние сознания среди познаваемых объектов нахо-
дит своего предшественника и, усматривая в нем опи-
санным выше образом неостывшую живость, благоволит
к нему, говоря: «Ты мое, ты—часть того же сознания,
что и я». Каждая позднейшая мысль, обнимая собой и
познавая предшествующие мысли, является конечным
преемником и обладателем их содержания. По словам

Канта, здесь совершается нечто аналогичное тому, как
если бы упругие шары были одарены не только движе-
нием, но и осознаванием этого движения и первый шар
сообщал свое движение и осознавание его второму, ко-
торый сообщал бы и то и другое вместе со своим осо-
знаванием и движением третьему, пока, наконец, пос-
ледний шар не заключал бы в себе все, сообщенное
другими, и не осознавал бы все это как свое собственное.

Благодаря подобному фокусу, когда зарождающая-
ся мысль немедленно подхватывает исчезающую и при-
сваивает себе ее содержание, в нашем сознании обра-
зуется связь между отдаленнейшими элементами нашей
личности. Кто обладает последним по времени элемен-
том сознания, обладает и предпоследним, ибо обладаю-
щий обладателем обладает и обладаемым. Невозможно
указать никаких черт в личном тождестве, существова-
ние которых можно было бы доказать опытным путем
и которые не были бы нами выше указаны; невозмож-
но представить себе, как трансцендентальный принцип
единства (если бы он был в данном случае налицо) мог
бы ради известной цели объединить материал или по-
знаваться не в качестве продукта потока сознания, в ко-
тором каждая последующая часть познает и, познавая,
охватывает и присваивает себе все предшествовавшее,
являясь представителем всего прошлого потока, с ко-
торым ее нельзя (реально) отождествлять.

Изменения и раздвоения личности. Личность, как и
всякий другой агрегат, при росте изменяется. Преходя-
щие состояния сознания, которые должны были бы со-
хранять сознание тождества личности с протекшими
ранее процессами мысли, уклоняются от своей обязан-
ности, теряя большие промежутки в прошлом из своего
поля зрения и представляя другие части в неправиль-
ном порядке. Тождество личности, которое мы заклю-
чаем в себе при созерцании какой-нибудь длинной про-
цессии, может, в сущности, быть лишь медленным из-
менением этой личности, в котором, однако, задержи-
ваются некоторые общие элементы. Самый общий эле-
мент личности, и притом самый однообразный,— это
обладание общей памятью.

Человек в зрелом возрасте может резко отличаться
от себя же самого в юности, но оба они, обращая мыс-
ленный взор к тому же детству, называют это детство
своим. Таким образом, тождество между нашим «я» и
нашей личностью относительно; в итоге это тождество

является совершенно таким же, какое найдет в группе
тех же воспринимаемых нами объектов и посторонний
наблюдатель. Мы часто говорим о человеке: «Он так
изменился, что его трудно узнать»; несколько реже
люди сами дают о себе подобный отзыв. Перемены в
личности, подмечаемые нашим «я» или внешним на-
блюдателем, могут быть в одном случае резкими, в
другом — едва заметными. Рассмотрим их подробнее.
Изменения личности могут быть подразделены на два
больших класса: 1) изменения памяти и 2) изменения
настоящей личности, телесной и духовной.

1. Изменения памяти так обыденны, что о них нам
нет надобности говорить. Они представляют нормальное
явление жизни, особенно в годы развития, и личность
человека, слагаясь, переживает изменения pari passu
(равномерно) одновременно с исчезновением фактов из
памяти. Воспоминания о снах и фактах, пережитых в
гипнотическом состоянии, редко сохраняются.

О&маны памяти также довольно часты, и своим по-
явлением они искажают состав нашей личности. Мно-
гие, вероятно, сомневаются относительно подлинности
фактов, приписываемых их прошлому. Быть мржет,
они были очевидцами чего-нибудь, говорили что-нибудь,
но, быть может, это все им только привиделось или
пригрезилось. Содержание сновидений часто перепле-
тается причудливым образом с содержанием действи-
тельной жизни.

Наиболее обыденным источником ложной памяти
являются наши сообщения другим лицам о нашем про-
шедшем опыте. В таких сообщениях мы стараемся при-
дать подлинным фактам более простой и более инте-
ресный характер. Мы говорим, скорее, о том, что могло
бы быть нами сказано или сделано, чем о том, что на-
ми сказано или сделано на самом деле. В начале рас-
сказа мы вполне сознаем различие между возможным
и действительно бывшим. Но в ходе повествования
фикции воображения вытесняют из памяти подлинные
факты, водворяются в ней и начинают всецело господ-
ствовать. Таков обширный источник ложных судебных
показаний. В рассказах о чудесном повествование часто
вступает на ложную дорогу, а память следует за ним.

2. Сравнительно с изменениями памяти ненормаль-
ные изменения личности представляют собой гораздо
более серьезное расстройство. Последние бывают трех
родов, но наше знакомство с причинами этих изменений

личности столь мало, что всякая классификация в этой
области имеет условное значение: 1) умственное поме-
шательство, 2) раздвоение личности, 3) медиумизм.

В безумии часто пункт помешательства относится
к прошедшему, причем больной придает ему светлую
или темную окраску, смотря по характеру болезни. Но
худшим видом изменения личности является извраще-
ние чувств и воли в настоящем: здесь память о про-
шедшем не искажена, но больной начинает думать, что
его настоящая личность представляет собой совершен-
но иного человека. Аналогичное этому факту, но нор-
мальное явление происходит при быстром расширении
и волевых, и интеллектуальных свойств характера при
наступлении половой зрелости. Патологические явления
в этой области настолько любопытны, что их следует
рассмотреть подробнее.

Основанием для нашей личности, по словам Рибо,
является чувство жизненности. «Оно составляет основу
сознания,— говорит Рибо,— потому что всегда налицо,
всегда непрерывно действует, не зная ни покоя, ни от-
дыха, не замирая ни на одно мгновенье и продолжаясь
столько же, сколько продолжается сама жизнь, одной
из форм которой оно является. Оно служит субстратом
той сознающей себя личности, которую образует наша
память; оно представляет среду, объединяющую между
собой группы наших ассоциаций. Предположим на ми-
нуту, что наше тело можно было заменить другим: ске-
лет, мышцы, внутренности, сосуды, кожа — все обнов-
лено, оставлена лишь прежняя нервная система с запе-
чатленными на ней памятью следами минувших опытов.
Несомненно, что в таком случае приток массы непри-
вычных органических ощущений вызвал бы в нас силь-
нейшее умственное расстройство: между сознанием ми-
нувших впечатлений, закрепленных памятью в нервной
системе, и новой личностью, проявляющей свою дея-
тельность в новом направлении с чрезвычайной интен-
сивностью, образовалось бы в этом случае непримири-
мое противоречие.

В чем именно могут заключаться различные измене-
ния телесной чувствительности, создающие подобные
противоречия, этого по большей части нормальный че-
ловек не в состоянии и представить себе. У одного боль-
ного есть вторая личность, повторяющая вслед за ним
все его мысли. Другие, к числу которых следует отне-
сти часть величайших исторических личностей, облада-

ют внутри себя «демонами», которые беседуют с ними.
Третьим кажется, будто кто-то «приготавливает» для
них мысли. Четвертые воображают, что имеют два тела,
лежащие в двух различных постелях. Некоторым боль-
ным кажется, что они потеряли часть своего тела: зубы,
мозг или желудок; другим мерещится, что их тело сде-
лано из дерева, стекла, масла. Иные утверждают, что
тело их не существует, оно умерло или что оно есть
предмет по отношению к ним совершенно внешний. По-
рой отдельные части тела теряют связь с осознанием
остальных частей и рассматриваются больным как при-
надлежащие постороннему лицу и движимые враждеб-
ной волей. У таких больных иногда правая рука всту-
пает в борьбу с левой как с врагом. Иногда пациент
приписывает свои крики другим лицам и выражает при
этом соболезнование их несчастному положению».

Литература по психопатологии переполнена расска-
зами о подобных обманах чувств. Тэн приводит рассказ
Крисхабера о страданиях его пациента, рассказ, из ко-
торого можно видеть, как далек нормальный жизнен-
ный опыт от того душевного состояния, которое может
внезапно владеть человеком: «На второй и на третий
день болезни наблюдения стали для меня совершенно
невозможными на несколько недель; болезнь моя в это
время была слишком мучительна. Только в первых чи-
слах января я мог дать себе отчет о переживаемых мною
душевных состояниях. Вот мое первое ясное воспомина-
ние: я был один, расстройство зрения уже начинало
мучить меня, как вдруг это расстройство приняло не-
сравненно более острый характер. Предметы стали
мне казаться малыми, люди и все окружающие
объекты — удаленными на громадные расстояния.
Я осматривался с ужасом и удивлением: окружающий
мир ускользал от меня. В то же время я заметил, что
голос мой звучал на далеком от меня расстоянии и ка-
зался принадлежащим кому-то другому. Я ударял ногой
о землю и ощущал при этом ее сопротивление, но оно
казалось мне призрачным — не почва казалась рыхлой,
но вес моего тела представлялся мне ничтожным... Ка-
залось, я вовсе не имею веса... Предметы, видимые мною
на далеком расстоянии, представлялись мне плоскими.

Когда я заговаривал с кем-нибудь, мой собеседник
казался мне фигурой, вырезанной из плоского куска
картона. Эти ощущения я испытывал около двух лет с
перерывами. Мне постоянно казалось, что ноги мои не

принадлежат мне. Почти то же и относительно рук. Го-
лова же моя, по-видимому, вовсе не существовала. Мне
казалось, что я действую автоматически, подчиняясь
внешнему импульсу. Внутри меня было какое-то новое
существо наряду со старым, которое не принимало в но-
вом никакого участия. Я отлично помню, как я однаж-
ды сказал самому себе, что страдания этого нового су-
щества безразличны для меня. Мои иллюзии никогда
не вводили меня в заблуждение, но ум мой утомлялся
от непрерывного исправления новых впечатлений, и не-
редко я прекращал борьбу с призрачным миром, всеце-
ло погружаясь в злополучную жизнь моей новой лично-
сти. Я ощущал страстное желание увидеть снова мой
прежний мир и возвратить себе прежнюю личность. Это
желание удержало меня от самоубийства. Я был одной
из двух личностей — старой и презирал другую; она
была мне ненавистна; это, конечно, было другое лицо,
принявшее мою внешность и овладевшее функциями
моего организма» («De Г Intelligence»).

В случаях, подобных этому, очевидно, «я» остается
неизменным: изменяется только личность. Иначе говоря,
пациент в настоящем обнимает одной мыслью и преж-
нюю, и новую личность, поскольку ему не изменяет
память. Но внутри области того объективного мира, кото-
рый при нормальном состоянии ума так легко подда-
вался признанию и присваивался личностью как ее соб-
ственный, возникают при этом странные осложнения.
Прошедшее и настоящее, сознаваемые в этом мире, не
поддаются объединению. Где моя прежняя личность?
Что за новая личность у меня теперь? Тождественны ли
они? Или я обладаю двумя самостоятельными личностя-
ми? Такие вопросы, сопровождаемые попытками дать на
них хоть какой-нибудь удовлетворительный ответ, не-
вольно возникают у пациента в начале его ненормаль-
ной жизни.

Изменение личности в простейшей форме основыва-
ется на изменении памяти. Всякий человек, как мы по-
казали, начинает чувствовать в себе несовместимые
элементы личности, если он начинает забывать свои
обязанности, долги, занятия и привычки, и, сообразуясь
со степенью его забывчивости, мы судим, насколько
изменилась его личность. Но в патологическом явлении,
известном под названием раздвоение личности, потеря
памяти происходит внезапно, причем ей обыкновенно
предшествует период беспамятства или обморока раз-

8—833 ^3

личной продолжительности. Во время гипноза мы легко
можем вызвать изменение личности, или внушая гип-
нотизируемому забыть все происходившее с ним с тако-
го-то времени, причем он по душевному складу стано-
вится, например, ребенком; или говоря ему, что он со-
вершенно другое лицо, чем на самом деле. В последнем
случае все факты, относящиеся к его собственной лич-
ности, временно ускользают из его сознания и он все-
цело переносится в новый характер с быстротой, про-
порциональной живости артистического воображения,
которой он обладает. Но в патологических случаях та-
кое изменение личности самопроизвольно. Наиболее зна-
менитым в летописях медицины случаем является, быть
может, случай Фелиды X., сообщенный Азам, доктором
из Бордо. На 15-м году эта девушка стала впадать во
вторичное состояние, которое выражалось в изменении
ее общих наклонностей и характера, как будто нечто,
задерживавшее до сих пор проявление новых черт ха-
рактера, внезапно исчезло. В течение вторичного состоя-
ния личности она помнила первое, но, возвращаясь к
первому, утрачивала о втором всякое воспоминание.

Дата добавления: 2014-11-07