Телеологическое значение забот о своей личности. 6 страница

На 43-м году вторичное состояние сознания (которое
в целом превосходило по качеству первичное) стало
преобладать и сделалось господствующей частью жиз-
ни. В продолжение его она помнила события, относя-
щиеся к другому состоянию, но полное забвение о вто-
ричном состоянии при возвращении к первоначальному
часто бывало для нее тягостным, например, когда пре-
вращение одной личности в другую совершалось в ка-
рете по дороге на похороны: достигнув места назначе-
ния, больная не могла понять, кто из ее знакомых умер.
В одном из своих ранних вторичных состояний Фелида
забеременела и, придя в первичное, не могла понять,
как это произошло. Душевные страдания, вызываемые
этими пробелами в памяти, иногда достигали у нее
большой интенсивности, так что однажды она даже по-
кушалась на самоубийство.

Жанэ описывает еще более замечательный случай:

«Леония Б., жизнь которой представляется скорее не-
правдоподобным романом, чем подлинной историей, с
3 лет начала страдать припадками сомнамбулизма. На-
чиная с 16 лет она постоянно подвергалась всевозмож-
ными лицами гипнотизированию; теперь ей 45 лет. Ее
первичная нормальная жизнь протекала среди бедной
деревенской обстановки, вторичная — в гостиных и при-

емных докторов. В настоящее время эта бедная кре-
стьянка в нормальном виде представляет сосредоточен-
ную, грустную особу, спокойную, неподвижную, чрезвы-
чайно кроткую с окружающими и крайне робкую: при
взгляде на нее и в голову не придет, какую личность
она скрывает в себе. Но достаточно загипнотизировать
ее, чтобы тотчас наступило полное превращение лич-
ности. Ее лицо становится неузнаваемым. Ее глаза,
правда, закрыты, но острота других чувств заменяет ей
зрение. Она весела, шумна, подвижна, иногда просто
невыносима. Она сохраняет свой добрый характер, но
обнаруживает чрезвычайную наклонность к резкой же-
стикуляции и иронии.

В высшей степени любопытно послушать ее после по-
сещения гостями сеанса, на котором ее гипнотизирова-
ли. Она характеризует каждого из них, передразнивает
их жесты, претендует на знание их смешных сторон и
страстишек и про каждого рассказывает целую историю.
К этому надо прибавить, что Леония обладает порази-
тельным запасом воспоминаний, о существовании ко-
торых она даже не подозревает в нормальном состоя-
нии, ибо тогда у нее полная амнезия. Она начинает ут-
верждать, что ее имя не Леония, а Леонтина — имя, к
которому ее приучили первые гипнотизеры. «Эта добрая
женщина,—говорит она тогда,—не я: она слишком
глупа». Себе самой — Леонтине или Леонии 2-й — она
приписывает все ощущения, поступки, вообще все, пере-
житое ею в состоянии сомнамбулизма, связывая эти ча-
сти довольно продолжительной своей жизни в одну ис-
торию. Леонии 1-й (так называет Жанэ эту женщину
в состоянии бодрствования.— У. Д.) она приписывает
все пережитое ею в часы бодрствования. Сначала я
был поражен важным исключением из этого правила
и был склонен думать, что в этой классификации ее
воспоминаний есть, быть может, некоторая произволь-
ность. В нормальном состоянии у Леонии (по ее словам)
были муж и дети, но Леония 2-я, сомнамбулистка, при-
знавая, что дети принадлежат ей, мужа приписывала
«другой». Если и был понятен этот выбор между деть-
ми и мужем, то все же факт оставался необъяснимым.
Только впоследствии я узнал, что в молодости ее загип-
нотизировали перед первыми родами, а впоследствии
она и сама произвольно впадала перед родами в сом-
намбулическое состояние.

Таким образом, Леония 2-я была совершенно права,

8*

приписывая себе детей, ибо она действительно была их
матерью, и закономерность, в силу которой состояние
ее первичного транса составляло особую личность, не
нарушалась. То же распространялось и на глубочайшее
вторичное состояние транса. После возобновленных пас-
сов и новой потери сознания пациентка делается совер-
шенно новой личностью, приходя в состояние, назван-
ное мной Леонией 3-й. Она становится серьезнее и сте-
пеннее — вместо того чтобы резвиться, как дитя, она
начинает медленно говорить и мало двигаться. Свое
тождество с Леонией 1-й она и в этом состоянии отри-
цает. «Это не я,— по-прежнему говорит она,— она доб-
рая женщина, только глупа». Она отрицает также свое
тождество с Леонией 2-й. «Как вы можете находить во
мне какое-либо сходство с этим полоумным суще-
ством? — говорит она.— К счастью, между нами нет
ничего общего!»

3. В медиумизме наступление и исчезновение вто-
ричного состояния совершается внезапно; это состояние
обыкновенно непродолжительно — от нескольких минут
до нескольких часов. Если вторичное состояние выра-
зилось в достаточно сильной степени, то, придя в норму,
пациент совершенно утрачивает всякое воспоминание о
происходившем во время транса. Испытуемый в тече-
ние вторичного состояния говорит, пишет или действует
как будто под воздействием посторонней личности и ча-
сто называет себя иным лицом и рассказывает его исто-
рию. Это чуждое влияющее начало в старину называ-
лось обыкновенно «демон» и называется так теперь
в некоторых религиозных сектах. У нас, американцев,
этой личностью в самом страшном случае является ка-
кой-нибудь индеец или другое безвредное причудливо
разговаривающее лицо. Часто оно выдает себя за духа
некоего умершего человека, известного или неизвестно-
го присутствующим, и тогда пациент является так на-
зываемым медиумом.

Медиумическое состояние во всех степенях представ-
ляет, по-видимому, особый вполне естественный вид из-
менения личности и в некоторых формах является обыч-
ным у лиц, не представляющих в других отношениях ни-
каких бросающихся в глаза аномалий. Явление это
очень сложно, и его лишь недавно начали изучать
строго научным образом. Слабейшую степень медиуми-
ческого состояния представляет автоматическое пись-
мо; слабейшим проявлением можно считать случаи, ког-

да субъект сознает те слова, которые пишет, но чув-
ствует какой-то внешний импульс, принуждающий его
писать. Далее следует бессознательное письмо, произ-
водимое даже во время чтения или разговора.

К низшим фазам медиумизма относятся также речь
и игра на музыкальных инструментах по наитию; здесь
также нормальная личность субъекта сознательно при-
нимает участие в ряде действий, хотя их инициатива ис-
ходит как будто со стороны. В высшей фазе наступает
полный транс: у медиума изменяются голос, характер
речи и т. д.— и при пробуждении не сохраняется о ми-
нувшем трансе никаких воспоминаний до наступления
нового транса. Интересно, что речи, произносимые ме-
диумами в трансе, сходны у различных индивидов.
У нас в Америке влияние обнаруживается особенно
часто в виде курьезной болтливой личности, говорящей
на своеобразном жаргоне, в виде индейца, который на-
зывает дам squaw's, мужчин—brawe's, дом—wigwam
и т. д.; иногда попадается личность интеллигентная, бо-
лее высокого полета, тогда ее речь переполнена туман-
ным, водянистым философствованием оптимистического
характера, где встречаются фразы о духе, гармонии,
красоте, законе, прогрессе, развитии и др.

Несмотря на разнообразные характеры медиумов,
добрая половина речей, произносимых ими в трансе, до
того стереотипна, что кажется, будто все они принадле-
жат одному автору. Я не знаю, отличаются ли бессоз-
нательные формы личности особенной восприимчиво-
стью к влиянию некоего «духа времени», Zeitgeist'a,
который вдохновляет их, но указанный нами факт сте-
реотипности мысли наблюдается во всех вторичных со-
стояниях личности, развиваемых в спиритических круж-
ках. Медиумический транс вначале не отличается от
действий гипнотического внушения. Субъект входит в
роль медиума просто потому, что присутствующие ожи-
дают от него действий, соответствующих данной обста-
новке. Производит эти действия он с большей или мень-
шей живостью в зависимости от способности играть
роль. Странно только, что лица, не знакомые со спири-
тическими традициями, в состоянии транса производят
то же самое: говорят от имени умерших, переживают
эмоции нескольких своих предсмертных агоний, сообща-
ют сведения о своей счастливой жизни в «стране веч-
ного лета» и изобличают недостатки у лиц, участвовав-
ших в сеансе.

Я не имею никакой теории, которую мог бы пред-
ложить для объяснения многих фактов, увиденных
собственными глазами. Тем не менее я убежден на осно-
вании многочисленных наблюдений над одним медиу-
мом в состоянии транса, что «дух» может быть совер-
шенно не похож на нормальную личность испытуемого.
Могу указать случай, где «духом» был некий француз-
ский доктор, который, как я убедился, знал всевозмож-
ные ебстоятельства жизни, а также живых и умерших
родных и знакомых бесчисленного множества участни-
ков сеансов, которых женщина-медиум никогда не встре-
чала прежде и не знала даже по имени '. Я высказал
мое голословное, не подтвержденное никакими доказа-
тельствами мнение по этому вопросу не ради того, что-
бы склонить других в пользу моих взглядов, но вслед-
ствие убеждения, что серьезное изучение явлений транса
крайне важно для психологии. Надеюсь, что мои личные
заявления такого рода побудят, может быть, двух-
трех читателей подвергнуть исследованию эту сферу яв-
лений, которую так называемые жрецы науки обыкно-
венно не удостаивают внимания.

Итог главы и психологическое заключение. Подводя
итоги, мы можем сказать следующее. Сознание лично-
сти заключается в осознавании потока мысли, в кото-
ром каждая часть в качестве субъекта помнит предше-
ствующие, знает известные этим частям объекты, сосре-
доточивает на некоторых из них свои заботы как на
своей личности и присваивает последней все остальные
элементы познания. Эта личность есть эмпирически дан-
ный агрегат объективно познаваемых вещей. Познающее
их «я» само не может быть агрегатом; равным образом
для психологических целей нет надобности принимать
его и за неизменную метафизическую сущность — душу
или трансцендентальное; пребывание «вне времени»
Ego. Наше «я» — это мышление, в котором содержание
в каждый момент различно, но которое имплицитно
заключает в себе как непосредственно предшествующее,
так и то, что в свою очередь заключалось в предше-
ствующем. Мы опишем все данные опыты, не искажен-
ные никакими гипотетическими примесями, кроме допу-
щения существования преходящих процессов мысли или
состояний сознания.

' Некоторые доказательства исключительных способностей этого
медиума см.: «Proceedings of the Society for Psychical Research».

Если существование последних непосредственно до-
казуемо (а в том не сомневалась ни одна философская
школа), то их можно принять за единственный познаю-
щий элемент в сознании, в допущении которого нужда-
ется психология. Единственный способ, с помощью кото-
рого я мог бы ввести в психологию трансцендентальное
начало познающего субъекта, заключается в том, чтобы
отвергать возможность какого-либо непосредственного
знания о существовании наших состояний сознания, зна-
ния, на которое претендует здравый смысл. Тогда суще-
ствование этих состояний стало бы совершенно гипоте-
тическим или заключалось в постулировании некоторо-
го познающего начала, относящегося ко всему позна-
ваемому. Но решение вопроса, в чем заключается это
познающее начало, составило бы предмет метафизиче-
ского исследования. При такой постановке вопроса было
бы необходимо наряду с нашими психологическими за-
дачами анализировать с объективным беспристрастием
prima facie (на первый взгляд) понятие мирового духа
или группы обособленных духовных субстанций, мыс-
лящих через нашу индивидуальную личность.

Я полагаю, что в будущем предстоит немало иссле-
дований в этом направлении. Состояния сознания, на-
личность которых в нас не отвергает ни один психолог,
не поддаются точному определению, если их отделить
от познаваемых объектов. Но сомневаться в их суще-
ствовании с нашей естественноисторической точки зре-
ния нет оснований. Таким образом, вот то условное ре-
шение вопроса о личности, к которому мы пришли и
которое должно быть в нашем курсе и конечным выво-
дом: познающий элемент в сознании—это сами мысли.

Глава XIII. Внимание

Ограниченность сознания. Одной из характернейших
особенностей нашей духовной жизни является тот факт,
что, находясь под постоянным наплывом все новых и
новых впечатлений, проникающих в область наших
чувств, мы замечаем лишь самую ничтожную долю их.
Только часть одного итога наших впечатлений входит
в наш так называемый сознательный опыт, который
можно уподобить ручейку, протекающему по широкому
лугу. Несмотря на это, впечатления внешнего мира, ис-

ключаемые нами из области сознательного опыта, все-
гда воздействуют так же энергично на наши органы
чувств, как и сознательные восприятия. Почему эти впе-
чатления не проникают в наше сознание—тайна, для
которой принцип «ограниченности сознания» (die Enge
de's Bewusstseins) представляет не объяснение, а одно
только название.

Физиологическая подкладка. Область сознаваемого
нами, конечно, покажется очень ограниченной, если со-
поставить ее с обширной областью внешних воздействий
на органы чувств и с массой постоянно притекающих
извне новых впечатлений. Очевидно, никакое впечатле-
ние не может попасть в область сознательного, если ему
не удастся проникнуть по известному пути в мозговые
полушария и вызвать там определенные физиологиче-
ские процессы. Когда центростремительный ток проник
в полушарие и производит там какие-то действия, дру-
гие токи оказываются на время задержанными. Они мо-
гут как бы заглядывать из-за дверцы в область созна-
ния, но впечатление, завладевшее в данную минуту
последним, вытесняет их обратно. Таким образом, фи-
зиологически ограниченность сознания зависит, по-ви-
димому, от того, что деятельность полушарий стремится
постоянно быть объединенным и неразрывным актом,
определяющимся то одним, то другим током, но всегда
представляющим одно целое. Мы называем интересую-
щими нас в данную минуту те идеи, которые связаны
с господствующим в мозгу комплексом физиологических
процессов; таким образом, начало подбора в сознании,
подробно разобранное нами выше, по-видимому, нахо-
дит себе физиологические основания. Впрочем, в мозгу
исегда есть наклонность к распаду господствующего
комплекса физиологических процессов. Их объединение
редко бывает полным, задержанные токи редко бывают
совершенно устранены, их действия проникают через
границу и вторгаются в пределы сознательных физио-
логических процессов.

Рассеяние внимания. Иногда нормального объеди-
нения, по-видимому, почти не существует. В таких слу-
чаях нередко мозговая деятельность падает до мини-
мума. Огромное большинство людей, по всей вероятно-
сти, несколько раз в день впадает в психическое состоя-
ние примерно следующего рода: глаза бесцельно уст-
ремлены в пространство, окружающие звуки и шумы

смешиваются в одно целое, внимание до того рассеяно,
что все тело воспринимается сразу как бы нечто неде-
лимое и передний план сознания занят каким-то торже-
ственным чувством необходимости заполнить чем-нибудь
пустоту времени. На тусклом фоне нашего сознания
чувствуется полное недоумение. Мы не знаем, что нуж-
но делать: вставать ли, одеваться ли, писать ли ответ
лицу, с которым мы недавно разговаривали; вообще мы
стараемся сообщить движение нашей мысли, но в то
же время чувствуем, что не можем сдвинуться с места;

л

наша pensee de derriere la tete (подспудная мысль) не
в силах прорвать летаргическую оболочку, окутавшую
личность. Каждую минуту ожидаем мы, что эти чары
рассеются, ибо мы не видим причин, почему бы им про-
должаться. Но они оказывают свое действие все долее
и долее, и мы по-прежнему находимся под их обаянием,
пока (также без всяких видимых причин) нам не сооб-
щается запас энергии, что-то (что именно, мы не знаем)
дает нам силу очнуться, мы начинаем мигать глазами,
встряхиваем головой; мысли, оттесненные до сих пор на
задний план, становятся в нас господствующими, колеса
жизни вновь приходят в движение.

Такова крайняя степень того, что мы называем рас-
сеянием внимания. Существуют промежуточные степени
между этим состоянием и противоположным ему явле-
нием сосредоточенного внимания, при котором погло-
щение интересом минуты так велико, что нанесения фи-
зического страдания испытуемый не чувствует. Проме-
жуточные ступени были исследованы экспериментальным
путем. Таким образом, мы подошли к вопросу об объ-
еме сознания.

Объем сознания. Сколько объектов, не объединен-
ных в одну систему, можем мы одновременно созна-
тельно воспринимать? Каттель производил опыты, пе-
редвигая ряд букв перед глазами с быстротой малой
доли секунды, так что, по-видимому, исключалась вся-
кая возможность направить внимание на их последова-
тельность. Когда буквы составляли знакомые слова, то
их можно было заметить втрое больше, чем в случае,
когда комбинации букв были бессмысленны. Когда сло-
ва, расположенные рядом, составляли осмысленную
фразу, то можно было уловить двойное количество букв
по сравнению с ситуацией, когда сочетание слов было
случайным. «Осмысленная фраза схватывалась цели-

ком. Когда она не схватывалась целиком, то из несколь-
ких слов, составляющих ее, почти ничего не улавлива-
лось; когда же она угадывалась вся, то отдельные сло-
ва представлялись наблюдателю очень отчетливо».

, Слово есть связанная с известным концептом система
знаков — букв, система, в которой буквы воспринима-
ются сознанием сразу, а не поодиночке, как в случае,
когда мы их осознаем отдельно. Осмысленная фраза,
быстро проносящаяся перед глазами, представляет по-
добную же систему слов. Связанная с концептом систе-
ма знаков может означать различные объекты нагляд-
ного представления, может быть позднее заменена ими,
но сама по себе как наличное в данную минуту душев-
ное состояние она не заключается в осознавании этих
объектов. Например, когда я думаю «человек», то объ-
ект моей мысли отличается от представления бессвяз-
ного ряда букв: ч, е, л, о, в, е, к.

Если буквенные символы даны нам в столь бессвяз-
ной последовательности, что мы не можем связать их
совокупность с известным концептом, то охватить их
сразу несколько гораздо труднее: стремясь удержать в
памяти одни из них, мы упускаем из виду другие. Впро-
чем, в известных границах можно избегнуть этого. По-
дан производил соответствующие эксперименты, декла-
мируя вслух одно стихотворение и одновременно читая
про себя другое, или записывая одну фразу и вслух в
то же время произнося другую, или, наконец, производя
на бумаге вычисления, читал вслух стихи. Он пришел к
следующим выводам: «Наиболее благоприятным усло-
вием для двойной одновременной умственной деятель-
ности является применение ее к двум разнородным про-
цессам мысли. Два однородных и одновременных про-
цесса мысли (например, два умножения, два чтения,
вслух и про себя, декламирование и письмо) выполня-
ются с большим трудом и приводят к более неопреде-
ленным результатам».

Подан сравнивал количество времени, необходимое
для выполнения тех же двух разнородных операций
мысли одновременно и последовательно, и нашел, что
первое дает нередко в результате значительный выиг-
рыш времени. «Я умножаю 421312212 на 2—эта опера-
ция занимает шесть секунд; для прочтения четверости-
шия также необходимо шесть секунд, но и для одновре-
менного выполнения обеих операций достаточно шести
секунд, так что при этом нет никакой потери времени».

Возвращаясь к вопросу, сколько разнородных объ-
ектов мысли могут быть одновременно у нас в сознании,
иначе говоря, сколько совершенно не связанных между
собой групп явлений или процессов могут одновременно
занимать сознание, мы можем дать на него следующий
ответ: с большим трудом более одной и то только в слу-
чае, когда процессы привычны, две-три без особого ко-
лебания внимания. Но когда процессы не отличаются
столь автоматическим характером (например, о Цезаре
известно, будто бы он писал письмо, диктуя в то же
время четыре других), происходит быстрый переход со-
знания от одного процесса к другому и, следовательно,
нет никакого выигрыша во времени.

Когда предметом нашего внимания служат едва уло-
вимые ощущения и мы напрягаем усилия, чтобы точно
различить их, то наблюдается интерференция внимания
между этими ощущениями. Подобных тонких экспери-
ментов немало было сделано Вундтом. Он старался точ-
но подметить положение быстро вращающейся стрелки
в то мгновенье, когда раздается звонок. Здесь нужно
было зафиксировать одновременность двух различных
ощущений — зрительного и слухового. После ряда тща-
тельных и упорных изысканий было найдено, что зри-
тельное восприятие, по-видимому, одновременное со
слуховым, фактически почти никогда не совпадало с
ним во времени. Можно было только наблюдать, что
одно восприятие на самом деле происходило или рань-
ше, или позже другого.

Различные виды внимания. Можно указать следую-
щие виды внимания. Оно относится или к восприятиям
(внимание чувственное), или к воспроизведенным пред-
ставлениям (внимание интеллектуальное). Внимание
может быть непосредственным или опосредованным; не-
посредственным — в том случае, когда объект внимания
интересен сам по себе, опосредованным — когда объект
внимания лишь путем ассоциации связан с непосред-
ственно интересующим меня предметом. Опосредован-
ное внимание по-другому называют апперцептивным.
Наконец, внимание может быть или пассивным, реф-
лекторным, непроизвольным, не сопряженным ни с ка-
ким усилием, или активным, произвольным.
С, Произвольное внимание всегда апперцептивное. Мы
йлаем сознательные усилия, чтобы направить наше
внимание на известный объект только в том случае, ес-
ли он связан лишь косвенно с каким-нибудь нашим ин-

тересом. Но чувственный и интеллектуальный виды вни-
мания оба могут быть и непроизвольными, и произволь-
ными. При непроизвольном внимании, направленном
прямо на какой-нибудь объект восприятия, стимулом
служит или значительная интенсивность, объем и вне-
запность ощущения, или стимул является инстинктив-
ным, т. е. представляет такое восприятие, которое ско-
рее благодаря своей природе, чем силе, воздействует на
какое-нибудь прирожденное стремление и поэтому при-
обретает непосредственную привлекательность. В главе
«Инстинкт» мы увидим, как эти стимулы различаются у
животных и каково большинство их у человека: стран-
ные предметы, движущиеся вещи, дикие животные, бле-
стящие, красивые, металлические вещи, слова, удары,
кровь и т. д.

Внимание ребенка и юноши характеризуется воспри-
имчивостью к непосредственно воздействующим чув-
ственным стимулам. В зрелом возрасте мы обыкновен-
но реагируем лишь на те стимулы, которые выделены
нами благодаря связи с так называемыми постоянными
интересами; к остальным же стимулам мы относимся
безразлично. Но детство отличается значительной актив-
ностью и в то же время располагает слишком незначи-
тельными критериями для оценки новых впечатлений и
выделения из них тех, которые заслуживают особенного
внимания. Результатом является необыкновенная под-
вижность внимания у детей, подвижность, из-за которой
первые регулярные уроки с ними превращаются в ка-
кой-то хаос.

Всякое сильное впечатление вызывает приспособле-
ние соответствующего органа чувств и влечет за собой
у ребенка на все время действия полное забвение той
работы, какая на него возложена. Учитель должен на
первых же уроках принять меры к устранению этого
непроизвольного, рефлекторного внимания, вследствие
которого, по словам одного французского писателя, мо-
жет показаться, что ребенок менее принадлежит самому
себе, чем любому внешнему объекту, обратившему на
себя его внимание. У некоторых лиц такое явление про-
должается в течение всей жизни, и работа выполняется
ими в те промежутки, когда это состояние внимания
временно прекращается.

Непроизвольное внимание при восприятии бывает
апперцептивным, если внешнее впечатление, не будучи
само по себе сильным или инстинктивно привлекатель-

ным, связано с такими впечатлениями предшествующим
опытом и воспитанием. Последние могут быть названы
мотивами внимания. Впечатление черпает в них интерес
или даже, быть может, сливается с ними в один слож-
ный объект, в результате чего они попадают в фокус
внимания. Легкий стук сам по себе весьма неинтересный
звук, он может затеряться во множестве окружающих
нас звуков, но едва ли стук в оконный ставень усколь-
знет от внимания, если это условный знак любовника
под окном его милой.

Гербарт пишет: «Как поражает глаз стилиста нели-
тературно написанная фраза! Как неприятна для музы-
канта фальшивая нота или для светского человека на-
рушение хорошего тона! Как быстры наши успехи в из-
вестной отрасли знания, если ее основные начала ус-
воены нами так хорошо, что мы воспроизводим их мыс-
ленно с необыкновенной точностью и легкостью! Одна-
ко как медленно и неуверенно воспринимаем мы самые
начала той или другой науки, если не получили надле-
жащей подготовки при помощи знакомства с концеп-
тами, еще более элементарными сравнительно с нача-
лами данной науки! Апперцептивное внимание хорошо
наблюдать на очень маленьких детях, когда, слушая
еще не понятные для них разговоры старших, они вдруг
схватывают отдельное знакомое слово и повторяют его
себе. Апперцептивное внимание можем мы подметить
даже у собаки, которая оборачивается, когда ее назы-
вают по имени. До известной степени нечто подобное
представляет умение, проявляемое некоторыми невни-
мательными школьниками во время урока, умение под-
мечать каждый момент в рассказе учителя. Я помню
уроки нестрогого, но неинтересного преподавателя, у
которого в классе стоял непрерывный шепот, шепот
этот всегда моментально прекращался, как только учи-
тель начинал рассказывать занятный анекдот. Как мог-
ли мальчики, которые, по-видимому, ничего не слышали
из объяснения учителя, уловить начало анекдота? Без
сомнения, большинство из них слышали кое-что из слов
учителя, но основная часть этих слов не имела никакой
связи с интересами и мыслями, занимавшими школьни-
ков в данную минуту, поэтому отрывочные слова, до-
стигнув слуха, вновь улетучивались. Но как только сло-
ва вызывали прежние представления, которые образо-
вывали серию тесно связанных между собой идей и
легко вступали в связь с новыми впечатлениями, тотчас

из сочетания старых идей и новых впечатлений полу-
чался в итоге интерес к воспринимаемым вполуха сло-
вам; они поднимались выше порога сознания — и вни-
мание снова восстанавливалось».

Непроизвольное внимание, направленное на воспро-
изведенные представления, непосредственно, если мы
следим мыслью за рядом образов, которые сами по себе
привлекательны и интересны; оно апперцептивно, когда
объекты интересуют нас как средства для осуществле-
ния более отдаленной цели или просто благодаря ассо-
циации их с каким-нибудь предметом, который придает
им ценность. Токи в мозгу, сопровождающие процессы
мысли, могут представлять в таком случае столь тесно
связанное целое, их объект может настолько поглотить
наше внимание, что не только нормальные ощущения,
но даже сильнейшая боль вытесняются ими из области
сознания. Паскаль, Весли, Голл, как говорят, обладали
способностью всецело отвлекать внимание от боли.
Карпентер рассказывает о себе, как он нередко прини-
мался за чтение лекции с невралгией столь сильной,
что, казалось, не было никакой возможности довести
лекцию до конца. Но едва он, переломив себя, прини-
мался за чтение лекции и во время ее углублялся в
последовательное развитие мыслей, как тотчас замечал,
что боль нисколько не отвлекала его, пока не наступал
конец лекции и внимание не рассеивалось. Тогда боль
возобновлялась с силой, превосходящей всякое терпе-
ние, так, что он удивлялся, как можно было перед этим
забыть о ее существовании («Физиология ума»). Анало-
гичным примером служат солдаты, не чувствующие ран
в разгар сражения.

Произвольное внимание. Карпентер говорит о сосре-
доточении внимания путем сознательных усилий. Этими
усилиями и характеризуется то, что мы назвали актив-
ным или произвольным вниманием. Всякий знает, что
это такое, но в то же время почти всякий согласится, что
это нечто не поддающееся описанию. Мы прибегаем к
произвольному вниманию, когда нам нужно уловить ка-
кой-нибудь оттенок в зрительном, слуховом, вкусовом,
обонятельном или осязательном ощущении, а также ког-
да мы хотим выделить какое-то ощущение из массы
подобных или стараемся сосредоточиться на предмете,
для нас мало привлекательном, и при этом противодей-
ствуем влечениям более сильных стимулов. В области
умственной произвольное внимание проявляется в со-

Дата добавления: 2014-11-07