Эпилог. Психология и философия 11 страница

Без сомнения, деятельносгь этого закона имеег огра-
ниченную область. Некоторые инстинкты гораздо менее
преходящи по сравнению с другими (инстинкты, связан-
ные с питанием и самосохранением, почти неизменны);

другие периодически то пропадают, то возвращаются с
новой силой, например инстинкты случки и выведения
дегенышей. Впрочем, закон изменчивости инстинктов
хотя и не имеет абсолютного значения, однако широко
распространен в животном мире. Это лучше всею вид-
но на частных примерах. В приведенных нами выше
фактах отношение кур и телят к человеку было обус-
ловлено тем, образовывалась или не образовывалась у
них соответствующая привычка в течение первых дней
жизни, и потому понятно, отчего инстинкт следования
за кем-нибудь и привязанности через несколько дней
исчезал и заменялся инстинктом бегства от опасности.
Преходящий характер инстинкга привязанности у цып-
ляг можно наблюдать по их отношению к наседке. Спал-
динг держал несколько цыплят, пока они не подросли,
в стороне от матери, и вот что он о них рассказывает:

«Цыпленок, не слышавший в течение первых восьми дней
жизни призывного крика матери, начинает относиться
к нему совершенно безразлично, как к постороннему
звуку. <....> Про одного из цыплят я наверное знаю,
что, будучи продержан первые десять дней жизни в
стороне от матери, он начал дичиться ее. Наседка гоня-
лась за ним, всячески стараясь приманить его, но он
упорно уклонялся от курицы, вбегая в дом или броса-
ясь к первому встречному человеку. Цыпленок упорно
продолжал это делать, даже когда его неоднократно
стегали прутиком и вообще жестоко обращались с ним.
Его посадили на ночь под наседку, но утром он опять
покинул ее».

Инстинкт сосания у всех млекопитающих зрелый уже
в момент рождения и ведет к привычке брать грудь,
привычке, когорая у людей может сохраняться благо-
даря ежедневному упражнению гораздо долее обычных
12—18 мес. Но сам по себе инстинкт этот преходящ, и
нелегко заставить взять грудь ребенка, которого в пер-
вые дни жизни почему-либо кормили с ложки, не давая
ему вовсе груди. То же наблюдалось и на телятах. Ес-
ли корова околела, или она не имеет молока, или не да-
ет теленку сосать первых два дня и приходится кормить
его из рук, то трудно заставить его сосать молоко, ког-
да к нему присгавят новую кормилицу. Та легкость, с

?01

какой можно путем искусственного кормления отучить
животное кормигься от матери, показывает, что инс-
тинкт сосания должен впоследствии совершенно исчез-
нуть.

Тот факт, что инстинкты отличаются преходящим
характером и что проявления позднейших инстинктов
могут модифицироваться под влиянием привычек, сло-
жившихся от действия более ранних инстинктов, пред-
ставляет гораздо более философское объяснение приро-
ды инстинкта, чем предположение об их «искажении»
или «о выходе их из границ обычной нормы».

Я имел случай наблюдать шотландскую таксу, ко-
торая родилась в декабре на земляном полу конюшни
и через шесть недель была перенесена в дом с коврами
на полу. Там, будучи четырех месяцев, щенок нередко
необыкновенно старательно пытался закапывать на ков-
ре разные предметы (например, перчатки), с которыми
играл и возился до полного изнеможения сил. Он начи-
нал царапать ковер передними лапами, бросал изо рта
предмет в якобы вырытую на ковре яму, засыпал его
кругом воображаемой землей и уходил прочь, преспо-
койно оставив предмет лежать на ковре. Разумеется,
все старания были тщетны... В этом возрасте мне слу-
чалось наблюдать за подобными действиями раз пять-
шесть, впоследствии они никогда не повторялись. В дан-
ном случае первоначальный инстинкт исчез, так как
отсутствовали условия, которые могли бы превратить
его в постоянную привычку. Но предположим, что в
распоряжении собаки имеется кусок говядины вместо
перчатки, что собака находится не на ковре, а на рых-
лой земле, что животное не обеспечено постоянным про-
питанием. Тогда, по всей вероятности, у собаки на всю
жизнь сделалось бы обыкновением зарывать излишек
пищи в землю. Кто может поручиться, что чисто ин-
стинктивная сторона./в стремлении зарывать в землю
пищу у дикой собаки не отличается столь же преходя-
щим характером, как и у описанной нами таксы?

Оставляя в стороне низших животных и обращаясь
к человеку, мы видим, что закон изменчивости инстинк-
тов подтверждается на изменчивости интересов и стра-
стей в течение нашей жизни. У ребенка вся жизнь за-
полнена играми, сказками и ознакомлением с внешними
свойствами вещей; у юноши на первом плане — систе-
матический ряд телесных упражнений, чтение романов,
товарищество, пение, любовь и дружба, природа, путе'

шествия и приключения, наука и философия; у взрос-
лого человека — политика, самолюбивые планы, стрем-
ление к наживе, ответственность перед другими и эго-
истические поползновения в житейской борьбе за суще-
ствование. Если ребенок одинок в ту пору, когда по-
требность в играх и спорте бывает очень велика, не учит-
ся играть в мяч, грести, править парусами, кататься на
коньках, ловить рыбу, стрелять, то весьма возможно,
что и во всю остальную жизнь он не почувствует жела-
ния приняться за эти развлечения. Может быть, он
впоследствии будет иметь немало удобных случаев вы-
учиться всему этому, но 99% вероятности, что он оста-
нется ко всему равнодушен и отступится перед необхо-
димостью сделать первые шаги по новому пути, а меж-
ду тем в более раннем возрасте одна перспектива этой
необходимости привела бы его в восторг.

Половое влечение ослабевает от чрезмерного воз-
держания; но хорошо известно, что его своеобразные
проявления обусловлены почти всецело тем образом
жизни, какой ведет индивид в ранний период полового
созревания. Влияние дурной среды в ••?тот период делает
человека на всю жизнь никуда не годным существом;

целомудрие в юности благоприятно отражается на по-
ловых отношениях в более зрелом возрасте. Главным
правилом педагогики должно быть следующее: куй же-
лезо, пока горячо; нужно сообщать ребенку знания и
развивать в нем способности к различным искусствам,
предупредив тот момент, когда интерес к изучаемому
начнет в нем ослабевать; отзывчивость на разнообраз-
ные проявления жизни и интерес к различным предме-
там будут иметь важное значение в течение всей по-
следующей жизни ребенка. В течение жизни бывают
моменты, благоприятные для развития тех или других
наклонностей — умения рисовать, собирать зоологиче-
ские и ботанические коллекции и т. и.; затем наступает
пора знакомства с гармонией механических отношений,
с удивительными законами физики и химии; позднее у
юноши возникает интерес к психологическому самона-
блюдению, к таинственным проблемам метафизики и
религии; наконец, человек знакомится с мировой муд-
ростью в самом широком смысле этого слова, становясь
деятельным участником жигейской борьбы.

В каждой области перечисленных нами родов дея-
тельности мы быстро достигаем пресыщения, чисчо по-
знавательный интерес к изучаемому предмету ослабева-

ет, и в тех случаях, когда изучение не связано с каким-
нибудь исключительным личным интересом, в наших
духовных силах устанавливается равновесие и мы про-
должаем жить, не расширяя области наших интересов
и пользуясь запасом знаний, полученных в более раннюю
пору, когда потребность в приобретении знаний и при-
вычек отличается особенной живостью и интенсивно-
стью. На практике у большинства людей запас идей,
приобретенный до 25 лет, составляет весь их умствен-
ный багаж до конца жизни, если не считать той дея-
тельности, которую они избрали своей специальностью.
Мы не можем приобретать новые запасы идей. Если нам
приходится в зрелом возрасте приниматься за изучение
совершенно незнакомых вещей, то мы всегда испытыва-
ем чувство неуверенности в себе и не решаемся сосгав-
лять определенного мнения относительно малознакомо-
го предмета. Наоборот, то, чему мы выучились в годы
живой восприимчивости и инстинктивной любознатель-
ности, всегда остается для нас привычным. По отноше-
нию к таким объектам мысли у нас постоянно сохра-
няется чувство близкого знакомства, благодаря которому
даже тогда, когда нам не вполне удается овладеть изу-
чаемым предметом, у нас есть сознание нашей власти
над ним, и потому в хорошо известной нам области мы
никогда не чувствуем себя сбитыми с толку. Исключе-
ния здесь только подтверждают общее правило.

Таким образом, важнейшая задача для всякого во-
спитателя — умение подметить при формировании ин-
стинктов ребенка тот момент, когда данный инстинкт
наиболее подготовлен предшествующим развитием. Что
касается воспитанников, то высказываемые выше сооб-
ражения, может быть, поколеблют в них веру в неогра-
ниченность их умственных способностей и вызовут боль-
шую сосредоточенность характера. Прочитав эти стро-
ки, учащаяся молодежь поймет, быть может, что, како-
вы бы ни были приобретенные в данную минуту сведе-
ния по физике, политической экономии или философии,
они останутся для человека единственными сведениями
по этим наукам на всю остальную жизнь.

Перечисление человеческих инстинктов. Вот ччо го-
ворит Прейер в своем небольшом талантливом труде
«Душа ребенка»: «Человек одарен немногочисленными
инстинктивными актами, да и они, за исключением ин-
стинктов, связанных с половым влечением, с трудом
подмечаются по миновании раннего детства... Ввиду это-

го,— прибавляет он,— нам следует обратить особенное
внимание на инстинктивные движения новорожденных,
грудных младенцев и малолетних детей» То обстоятель-
ство, что инстинктивные акты всего легче распознают-
ся в раннем детстве,— вполне естественный результат
установленных нами принципов изменчивости инстинк-
тов и задерживающего влияния приобретенных привы-
чек; но едва ли можно сказать, что инстинкты немного-
численны у человека. Прейер подразделяет движения
детей на импульсивные, рефлекторные и инстинктивные.
К импульсивным он относит случайные, бесцельные дви-
жения конечностей, туловища и органов речи, движения,
предшествующие образованию восприятия. К числу
первоначальных рефлекторных движений принадлежат
крик при соприкосновении с воздухом, чихание, сопе-
ние, кашель, вздыхание, движения при рвоте, икание,
вздрагивание, движения членами при прикосновении к
ним и сосание. К ним можно еще прибавить наклон-
ность вешаться на руках (in: Nineteenth Century. 1891
Nov.).

Позже возникают другие рефлексы: кусание, хвата-
ние предметов руками и поднесение их ко рту, умение
сидеть, стоять, ползать и ходить. Не лишено вероятия,
что мозговые центры, предназначенные для выполнения
трех последних движений, созревают самопроизвольно
(так же, как это уже доказано относительно центров
летания у птии) и что дети только, по-видимому, обуча-
ются держаться на ногах и ходить путем ряда неудач-
ных и удачных попыток, так как большинство детей
начинают производить эти движения в то время, когда
соответствующие центры еще не успели окончательно
созреть. Дети различными способами научаются ходить.
Наряду с первыми стремлениями к подражанию у де-
тей зарождается наклонность придавать осмысленность
звукам голоса. Далее немедленно возникает соревнова-
ние и наряду с ним драчливость. Страх к определенным
объектам дети начинают испытывать очень рано, чув-
ство симпатии — гораздо позже, хотя инстинкт симпа-
тии (быть может, эмоция симпатии?) и играет такую
важную роль в жизни человека. Застенчивость, общи-
тельность, наклонность к приобретению развиваются
очень рано. Охотничий инстинкт, скромность, любовь,
инстинктивная привязанность к родителям и т. д. явля-
ются позднее. К 15—16 годам все человеческие инстинк-
ты уже достигают полного развития. Следует заметить,

20 —833

что ни одно млекопитающее, даже обезьяна, не имеет
такого большого количества инстинктов, как человек.
При вполне законченном развитии каждый из этих инс-
тинктов породил бы привычку по отношению к извест-
ной группе объектов и задержал бы образование при-
вычки по отношению к другой группе объектов.

При нормальном развитии ребенка так и бывает, но
в цивилизованном обществе при одностороннем разви-
тии время, благоприятное для формирования другого
инстинкта, упускается, ребенок не находит под рукой
соответствующих объектов, и в его душевном складе
возникают пробелы, заполнить которые последующий
опыт будет не в состоянии. Сравните безукоризненно
воспитанного джентльмена с живущим в городе бедным
ремесленником или торговцем; первый в юности по ме-
ре развития физических и духовных инстинктов находил
всегда под рукой соответствующие им объекты, и в ре-
зультате он вступает на арену житейской борьбы воо-
руженным с ног до головы. В том, для чего окружаю-
щая обстановка не могла дать ему соответствующих
объектов, для него явился поддержкой спорт, который
и позволил ему пополнить пробелы воспитания. Он по-
знакомился со всеми сторонами человеческой жизни,
будучи моряком, охотником, атлетом, борцом, школь-
ником, оратором, светским человеком, дельцом и т. д.

Юность бедного городского мальчика не протекает
так счастливо, и в зрелом возрасте в нем не пробужда-
ются даже желания испытать все это. Он уже должен
считать себя счастливым, если пробелы в развитии инс-
тинктов составляют единственную аномалию в его жиз-
ни, так как результатом неестественного воспитания не-
редко является извращение природных инстинктов.

Описание страха. Чтобы познакомиться ближе хотя
бы с одним инстинктом, я рассмотрю подробнее инс-
тинкт страха. Страх вызывается теми же объектами,
которые возбуждают ярость. Антагонизм этих двух ду-
шевных состояний заслуживает в динамике инстинктов
особое внимание. Мы одновременно и боимся того су-
щества, которое хочет нас убить, и желаем сами убить
его. Вопрос о том, какое из этих двух стремлений дол-
жно одержать верх, в каждом отдельном случае реша-
ется в зависимости от других побочных обстоятельств,
которыми обыкновенно руководствуются только суще-
ства, одаренные нашими умственными способностями.
Разумеется, эти обстоятельства вносят в реакцию неоп-

ределенность; она наблюдается в высших животных,
так же, как и в человеке, и потому вовсе не доказывает,
будто мы действуем менее инстинктивно, чем они.

Телесные проявления страха чрезвычайно энергичны,
наряду с радостью и гневом это одна из трех сильней-
ших эмоций, какие только способен испытывать чело-
век. Прогресс, наблюдаемый в постепенном развитии
животного царства вплоть до человека, характеризует-
ся главным образом уменьшением числа случаев, в
которых представляются истинные поводы для страха.
В частности, в жизни цивилизованных народов стало,
наконец, возможным для большого числа людей от ко-
лыбели до могилы ни разу не испытать чувства очень
сильного страха. Многим из нас надо подвергнуться ду-
шевной болезни, чтобы узнать, что такое страх. Вот
чем объясняется слепой оптимизм, распространенный в
сфере философских и религиозных учений. Ужасы зем-
ного существования могут стать для нас надписью на
непонятном языке; мы готовы даже усомниться, может
ли существо, подобное нам, быть в пасти тигра: такие
ужасы рисуются нам в виде картины, которая могла
бы украсить ковер на полу той комнаты, где мы так
уютно расположились и откуда благодушно смотрим на
окружающий мир.

Как бы там ни было, но страх есть неподдельный
инстинкт; у человека он — один из самых ранних. Шу-
мы, по-видимому, являются главными стимулами стра-
ха. Для ребенка, воспитанного внутри дома, большин-
cibo шумов вне дома не имеет никакого определенного
значения. Они просто пугают его. Вот что пишет по это-
му поводу опытный психолог Пере: «Дети от трех до
десяти месяцев пугаются гораздо реже под влиянием
зрительных, чем под влиянием слуховых впечатлений.
У котят (не моложе двух недель) наблюдается обрат-
ное явление. Ребенок трех с половиной месяцев среди
пожарной сутолоки при виде яркого пламени, от кото-
рого разрушались стены, не обнаружил никаких приз-
наков удивления или страха, улыбаясь женщине, дер-
жавшей его на руках, пока родители выносили имуще-
ство. Но звуки рожка при приближении пожарных и
шум от колес их машин испугали его, и он заплакал...
Я никогда не наблюдал, чтобы ребенок этого возраста
пугался даже очень яркой молнии, но мне не раз слу-
чалось замечать, что уже самые маленькие дети боятся
звуков грома. Таким образом, у детей, мало знакомых

20*

с окружающим миром, страх развивается скорее при
посредстве слуховых, чем при посредстве зрительных
впечатлений» («Psychologie de 1'enfant»).

У взрослых шум весьма заметно усиливает чувство
страха. Вой бури — вот что вызывает главным образом
то чувство тревоги, которое мы испытываем в открытом
море или на морском берегу. Лежа в постели во время
сильного ветра, который своим шумом мешал мне спать,
я замечал, что каждый сильный порыв на мгновение
останавливал биение моего сердца. Собака, бросаясь с
лаем на нас, кажется особенно страшной из-за шума,
производимого ею.

У нас вызывают тревогу странные на вид люди и
странные животные, как большие, так и маленькие, но
особенно пугают люди или животные, приближающиеся
к нам с угрожающим видом. Чувство страха, вызывае-
мое ими, вполне инстинкчивно и предшествует всякому
опыту. Некоторые дети, увидев впервые собаку или
кошку, начинают реветь благим матом, после чего ино-
гда в течение нескольких недель не удается уговорить
их погладить этих животных.

Некоторые гады, и в особенности змеи и пауки, вы-
зывают страх, преодолеваемый с большим трудом. Не-
возможно точно определить, в какой мере страх именно
к этим животным инстинктивен и в какой мере отразил-
ся в нас под влиянием услышанных о них рассказов.
Я убедился на собственном ребенке в том, что страх
к гадам развивается у нас постепенно. Я дал в руки сы-
ну живую лягушку, когда ему было шесть—восемь меся-
цев, а в другой раз, когда ему было полтора года. В
первый раз он быстро схватил ее руками, несмотря на
ее оборонительные движения, и в конце концов забрал
ее голову себе в рот. Затем выпустил ее из рук, предо-
ставив ей полную свободу разгуливать по его груди и
лицу и не обнаруживая при этом никакого испуга. Но
во второй раз, хотя за это время он не слышал никаких
страшных рассказов о лягушке, его почти невозможно
было уговорить потрогать ее. Другой мальчик, когда
ему был один год, охотно взял в руки очень большого
паука, а теперь он боится пауков, но за это время
нянька успела напугать его страшными рассказами об
этих насекомых. Моя маленькая дочь со дня рождения
постоянно видела в доме мопсика, общего любимца на-
шей семьи. Около восьми месяцев (если не ошибаюсь)
внезапно развился инстинкт страха к собаке и притом

с такой силой, что девочка, несмотря на то что постоян-
но видела собаку, не могла к ней привыкнуть. Девочка
вскрикивала всякий раз, как собака вбегала в комна-
ту, и много месяцев спустя еще не решалась ее погла-
дить. Нечего и говорить, что внезапная перемена в от-
ношениях ребенка к собаке не была вызвана проявле-
ниями злости со стороны животного, так как собака
по-прежнему оставалась чрезвычайно ласковой. Двое
других моих детей боялись в детстве меха. Подобное
же наблюдение приводит Рише. Прейер рассказывает о
маленьком ребенке, который начинал кричать от стра-
ха, всякий раз как его приносили на берег моря.

Одиночество в детстве служит одним из главных
источников страха. Само собой понятно телеологическое
значение как этого факта, так и того, что дети, проснув-
шись и не найдя около себя никого, проявляют страх
непрерывным криком. Черные предметы и в особенно-
сти темные места, ямы, пещеры и т. п. вызывают весь-
ма сильное чувство страха. Как этот вид страха,
так и боязнь одиночесгва, боязнь быть «потерянным»
объясняют в настоящее время, согласно модной гипоте-
зе, влиянием опыта, унаследованного от предков. Вот
что говорит по этому поводу Шнейдер: «Всем известно,
что люди, особенно в детстве, боятся входить в темную
пещеру или в тенистый лес. Чувство страха при этом,
с одной стороны, несомненно, возникает отчасти вслед-
ствие того, что мы, согласно читанному и слышанному
нами от других, думаем, будто в таких местах могут
скрываться опасные звери. Но, с другой стороны, необ-
ходимо предположить, что этот страх, вызываемый из-
вестным восприятием, до некоторой степени прямо унас-
ледован нами. Дети, которых никто никогда не запу-
гивал страшными сказками, тем не менее, очутившись в
темном месте, пугаются и начинают кричать, в особен-
ности если при этом в темноте начинают раздаваться
какие-то звуки. Даже взрослый человек, находясь один
в лесу ночью, может легко подметить в себе неприят-
ное чувство робости, которое неизбежно будет овладе-
вать им, хотя он вполне уверен, что кругом нет никакой
опасности... Этот страх темноты многие испытывают да-
же у себя дома, хотя в темной пещере или в лесу он
гораздо сильнее. Подобный инстинктивный страх станет
нам вполне понятен, если мы примем во внимание, что
нашим диким предкам в течение бесчисленного множе-
ства поколений приходилось встречать в пещерах опас-

ных зверей, в особенности медведей, что медведи напа-
дали на людей преимущественно в лесу ночью и что,
таким образом, между восприятиями темноты, пещер и
лесов и чувством страха образовалась неразрывная
ассоциация, которая сделалась наследственной» («Der
menschliche Wille»).

Высокие места вызывают своеобразное болезненное
чувство страха; впрочем, здесь весьма многое зависит
от индивидуальных особенностей. Совершенно слепой
инстинктивный характер движений, сопровождающих это
чувство страха, обнаруживается в том, что они по боль-
шей части бесцельны, но рассудок не в состоянии пода-
вить их. Очень возможно, что такие движения представ-
ляют случайную особенность в организации нервной си-
стемы и, подобно морской болезни или любви к музы-
ке, не имеют никакого телеологического значения. Этот
род страха проявляется у разных лиц столь различным
образом и его вредные последствия имеют такой оче-
видный перевес над его пользой, что трудно понять, как
мог возникнуть такой инстинкт путем естественного от-
бора. По анатомическому строению человек — одно из
животных, наиболее приспособленных к лазанью по вы-
соким местам. Поэтому лучшим психическим дополне-
нием к такой организации должна бы быть способность
сохранять присутствие духа на высоте, а не страх перед
нею.

Вообще, далее известных пределов теоретическое
значение страха крайне сомнительно. Некоторая доля
робости, несомненно, приспосабливает нас к условиям
того мира, в котором мы живем, но пароксизм страха,
овладевая человеком, бесспорно, не доставляет ему ни-
чего, кроме вреда.

Боязнь сверхъестественного — один из видов страха.
Трудно подыскать для этого чувства соответствующий
реальный объект, если только не допускать веры в при-
видения. Но, невзирая на деятельность «э^яицеств пси-
хологических исследований», наука еще не уверовала в
реальность выходцев с того света; ввиду этого мы мо-
жем только сказать, что известные идеи о сверхъесте-
ственных силах, ассоциируясь с определенной реальной
обстановкой, производят это своеобразное чувство стра-
ха. Может быть, оно представляет сочетание нескольких
простейших видов страха. Для получения сильнейшего
мистического страха нужно сложение многих обычных
элементов ужасного. Таковы одиночество, темнота,

странные звуки, в особенности неприятного характера,
неясные очертания каких-то фигур (или ясно очерчен-
ные страшные образы) и связанное с головокружением
тревожное состояние ожидания. Последний элемент ин-
теллектуального характера особенно важен. При виде
того, как привычное для нас явление вдруг начинает
осуществляться совершенно непредвиденным образом,
мы чувствуем, что кровь как бы застыла на мгновение
в жилах. У всякого из нас сердце перестало бы биться
от страха, если бы стул в нашей комнате вдруг начал
сам по себе двигаться по полу. На высших животных,
как и на нас, таинственные, необычные явления произ-
водят сильное впечатление. Мой друг Брукс рассказы-
вал, что с его большим породистым псом сделалось
нечто вроде эпилептического припадка, когда пес уви-
дел кость, двигающуюся по полу, не замечая нитки, при
помощи которой ее двигали.

Подобные же факты приводят Дарвин и Романее.
Со сверхъестественными образами ведьм и домовых свя-
зываются другие элементы страха: пещеры, болота, га-
ды, насекомые, трупы и т. п. Мертвец сам по себе вы-
зывает инстинктивное чувство страха, которое, без сом-
нения, обусловлено таинственностью смерти и которое
при более близком знакомстве с трупом быстро рассеи-
вается. Но ввиду того что страх, связанный с образами
мертвецов, пещер и гадов, постоянно играет своеобраз-
ную роль во многих случаях помешательства и при кош-
марах, можно не без основания предположить, не со-
ставляла ли эта ужасная обстановка, рисующаяся перед
ненормально возбужденным воображением, когда-ни-
будь в ранний период существования человека обычных
условий его жизни. Ученый-эволюционист, слепо уверо-
вавший в гипотезу развития, без труда объяснит такое
явление, стоит только предположить, что мы при болез-
ненном возбуждении мозга способны впадать в душев-
ное состояние пещерного человека, которое при нор-
мальных условиях подавлено впечатлениями, унаследо-
ванными нами от позднейших поколений.

Известны еще некоторые патологические проявления
страха и некоторые особенности в обнаружении обык-
новенного страха, которые, пожалуй, можно объяснить
с помощью унаследованных воспоминаний об условиях
жизни наших предков — людей, даже животных пред-
ков. При обыкновенном испуге мы или обращаемся в
бегство, или, как бы наполовину парализованные, за-

мираем на месте. Последнее явление напоминает так
называемый инстинкт притворной смерти, проявляемый
многими животными. Линдсей в книге «Ум животных»
замечает, что этот инстинкт требует большого самооб-
ладания со стороны тех животных, которые проявляют
его. Но на самом деле здесь нет никакой притворной
смерти, и потому в самообладании не возникает ника-
кой надобности. Это просто временный паралич от
страха, паралич, который благодаря своей полезности
стал наследственным. Хищное животное вовсе не дума-
ет, что неподвижно лежащая птица, насекомое или ра-
кообразное мертвы: животное просто не замечает их,
так как его чувства, подобно нашим, гораздо скорее
воспринимают движущийся, чем неподвижный предмет.
Тот же самый инстинкт пробуждает спрятавшегося во
время игры в прятки мальчика затаить дыхание, когда
ищущий близко подходит к месту, где он скрывается.

Тот же инстинкт проявляет нередко и хищное жи-
вотное, когда тихонько приближается к жертве, время
от времени приостанавливаясь и оставаясь неподвиж-
ным. Противоположный инстинкт побуждает нас под-
прыгивать и махать руками, когда мы хотим привлечь
чье-нибудь внимание; руководствуясь этим инстинктом,
потерпевший кораблекрушение моряк при виде дальне-
го паруса начинает неистово махать одеждой с плота,
который носит его по волнам. Не представляет ли неко-
торой связи с описанным нами инстинктом и то непод-
вижное пребывание в скорченной позе, которое наблю-
дается у помешанных и меланхоликов и сопровождает-
ся общим беспокойством и страхом решительно перед
всем на свете. Они не могут объяснить, отчего они бо-
ятся пошевелиться, а в неподвижном состоянии чув-
ствуют себя удобнее и безопаснее. Разве это явление не
представляет большого сходства с состоянием притвор-
ной смерти животных?

А вот другое странное болезненное явление, окре-
щенное недавно довольно нелепым названием «агора-
фобия». Человек, страдающий агорафобией, начинает
дрожать от страха всякий раз, когда ему необходимо
перейти одному через какое-нибудь открытое место или
широкую улицу. Если у него хватает присутствия духа,
го под прикрытием экипажа, медленно переезжающего
через дорогу, или какого-нибудь прохожего ему удает-
ся перебраться на другую сторону. Но обыкновенно он
не решается делать это и обходит площадь кругом, дер-

жась как можно ближе домов. Для цивилизованного
человека эта эмоция совершенно бесполезна, но обра-
тим внимание на постоянно наблюдаемую агора4юбию
наших домашних кошек; вспомним также, что многие
дикие животные, в особенности грызуны, стремятся
всегда быть под каким-нибудь прикрытием и решаются
на стремительное бегство по открытому месту только
в самом крайнем случае (да и при этом норовят ук-
рыться хоть на несколько мгновений за первый попав-
шийся по дороге камень или кустик). Приняв в сообра-
жение эти факты, мы готовы будем невольно задаться
вопросом, не представляет ли агорафобия снова ожив-
ший под влиянием болезни инстинкт, который был по-
стоянным у наших предков и в общем полезен.

Дата добавления: 2014-11-07