Принципы и методы эмпирического исследования психологии межэтнических отношений 4 страница

Одна из самых обостренных проблем в Дагестане – лезгино-азербайджанская. Государственная граница между Азербайджаном и Россией разделила лезгинский народ на две части. В результате около 300 тыс. лезгин осталось в Дагестане, а свыше 400 тыс. человек – в соседнем Азербайджане. Недостаточно плотно перекрытая для проникновения контрабанды и преступных элементов российско-азербайджанская граница оказалась серьезным барьером для общения разделенного народа. Из-за строгих пограничных правил из одной республики в другую не могут переправиться похоронные и свадебные церемонии, возникают большие трудности в контакте с родственниками, в товарообмене, таможенные проблемы. Азербайджанская сторона негативно относится к активной деятельности лезгинской организации «Садвал», обвиняя ее членов в организации террористических актов на территории Азербайджана.

Стоит остановиться также на проблеме ногайского народа. В республиках Северного Кавказа ногайцев около 60 тыс. человек. Из них половина проживает в Дагестане. При советской власти им так и не удалось обрести хотя бы некоторую степень самостоятельности и права на решение своей судьбы. Кизлярский округ Ставропольского края, где в основном проживали ногайцы, несколько раз передавался из Ставрополья в Дагестан и обратно, при этом мнение ногайского народа не учитывалось. После упразднения в 1944 г. Чечено-Ингушетии и образования Грозненской области, в ее состав была включена вся территория Ногайской степи. Попытка восстановить справедливость в отношении репрессированных народов в 1957 г. серьезно усугубила ногайский вопрос. В результате очередной перекройки границ часть ногайцев осталась в Дагестане, вторая – в составе Ставрополья, а третья часть – в Шелковском районе, который в порядке компенсации за Ауховский район был передан бывшей Чечено-Ингушетии и сегодня принадлежит Чеченской республике.

Главными темами курултаев ногайского народа в 1988–1992 гг. были проблемы национального самоопределения и воссоединения. На третьем съезде (1992 г.) была провозглашена Ногайская республика в составе Российской Федерации. Чечня, Дагестан и Ставрополье категорически отказались предоставить ногайцам право на отделение и образование самостоятельной области или республики. Было бы наивно предположить, что Чечня или Дагестан согласятся передать свою часть Ногайской степи в Ставрополье или друг другу.

С каждым годом все больше внимания требует к себе проблема чеченцев-аккинцев. В 1944 г. после отправки в ссылку чеченцев и ингушей один из их районов – Ауховский был передан Дагестану. Предварительно из него было депортировано около 14,5 тыс. чеченцев-аккинцев. На их места насильственно переселялись жители нескольких десятков аулов горного Дагестана – семьи аварцев и лакцев. Район переименовали в Новолакский, и он до сих пор остается в административном подчинении Дагестана. В 1957 г. чеченцы-аккинцы начали возвращаться на родину и требовать поселения на прежних местах жительства. Хотя им оказывалась соответствующая помощь (земельные участки, кредиты и т.д.), это была частичная реабилитация. Не всем желающим разрешили вернуться в родные места, не были восстановлены прежние исторические названия. Требования по полной реабилитации чеченцев-аккинцев безусловно затрагивают права и интересы лакцев, аварцев и кумыков, принудительно переселенных на эти земли и проживающих там уже более полувека.

Численность чеченцев в Дагестане стремительно увеличивалась. В 1993 г. их число превысило 62 тыс. человек (Кисриев, 1994). Пропорционально росту численности чеченцев росла также напряженность между ними, с одной стороны, и аварцами и лакцами – с другой. Она, то затухая, то усиливаясь, достигла в целом достаточно высокого уровня. Особую остроту проблема стала приобретать в связи с процессами суверенизации и милитаризации Чечни. В 1992 г. в паспортах взрослого населения чеченцев-аккинцев были проставлены штампы о гражданстве Чечни, щит-указатель при въезде в Новолакский район неоднократно заменялся щитом со старым названием и эмблемой Чеченской республики. Стало оказываться психологическое давление на местное аварское и лакское население с целью принуждения его к переселению.

Позиции сторон по поводу решения этого вопроса на начальном этапе казались в целом вполне взаимоприемлемыми. В 1991 г. подавляющее большинство лакского населения, испытывая чувство вины и признавая справедливость требований чеченцев-аккинцев, решилось на безусловно мужественный и благородный шаг – высказалось за переселение севернее г. Махачкала. Однако возможность такого решения вопроса вызвала возражения со стороны кумыков, которые оказались против «...необдуманного заселения плоскостных земель, где традиционно проживали кумыки» (Дагестанская правда. 1991. 24 июля). Проще складывались взаимоотношения аварцев и чеченцев-аккинцев, которые испокон веков жили рядом, и ни одна из аварских семей Новолакского района не занимала дома чеченцев-аккинцев.

У республики не оказалось возможности отвода «ничьих» земель для переселения людей. В результате федеральная программа переселения лакского населения оказалась полностью сорвана (Независимая газета. 1996. 12 окт.). Лакцы, находясь под давлением чеченцев-аккинцев и вынужденные бросать обжитые дома, начали организовываться с целью отказа от переселения. По мере усиления напряженности в регионе в связи с развитием событий в Чечне, лакцы и аварцы, проживающие на территориях репрессированных чеченцев-аккинцев, стали требовать принятия мер, гарантирующих их законные интересы.

Проблему чеченцев-аккинцев в Дагестане невозможно рассматривать как вне контекста чеченского кризиса, так и вне исторических отношений между Чечней и Дагестаном. Известно, что существуют претензии Чечни на все дагестанские земли севернее реки Сулак. С другой стороны, между дагестанцами и чеченцами всегда существовало взаимопонимание и приязнь. После событий в Кизляре и Первомайском (массовые захваты заложников) была отмечена кратковременная вспышка античеченских настроений, но вскоре дагестанцы уже оправдывали чеченцев: «Горцы сами разберутся между собой», «Целый народ не может быть преступным», «Чеченцы воюют и вынуждены делать несдержанные заявления». Дагестанцы считают, что конфликты с чеченцами маловероятны. Национальные движения поддерживают чеченцев как своих братьев. В то же время печально известная «операция по освобождению заложников» в Первомайском однозначно осуждается.

Основные психологические оси межэтнической напряженности, вдоль которых наиболее вероятны политические спекуляции и обострение ситуации в Дагестане – это, во-первых, чувство ущемленности, в наибольшей степени выраженное у лезгин и ногайцев как разделенных народов, и у чеченцев-аккинцев как репрессированного народа, и, во-вторых, сложная смесь чувств ущемленности, виновности и страха у насильственно переселенных аварцев и лакцев.

Кабардино-Балкария

В 1922 г. кабардинский и балкарский народы были объединены в единое государственно-административное образование – автономную Кабардино-Балкарскую область. Ее образование расценивается сегодня представителями национальных движений республики как акт насильственного объединения (Гучев, 1992). В 1936 г. область получила статус автономной республики. После депортации балкарцев она с 1944 г. стала называться Кабардинской АССР.

С начала 1990-х гг. отношения между кабардинцами и балкарцами дважды достигали критических рубежей фрустрационной напряженности. Однако и в первом, и во втором случае руководству и общественности республики удавалось гасить конфликты. Этому в большой степени способствовало и то, что балкарский народ, в прошлом один из пяти горских общин Кабарды, значительно уступает кабардинцам и по численности, и по социальному статусу.

По переписи 1989 г. кабардинцы составляли практически половину населения республики (48,2%), русские – почти треть (32%), в то время как балкарцы представляли явное меньшинство. Их чуть более 9% – немногим больше 70 тыс. человек. Депортация свыше 40 тыс. балкарцев в Киргизию и Казахстан в марте 1944 г. даже по прошествию более полувека продолжает отражаться на их статусном положении. Ключевые позиции в республике занимают главным образом кабардинцы. Кроме того балкарцы территориально разобщены. Их удельный вес в разбросанных по территории республики населенных пунктах (за исключением одного из районов) составляет от 1–2 до 30%.

Первое обострение напряженности между кабардинцами и балкарцами пришлось на 1991 – 1992 гг. Тогда балкарцы выдвинули требования о преобразовании Кабардино-Балкарской автономной республики в Конфедерацию Кабарды и Бал карий. Съезд балкарского народа, состоявшийся в конце марта 1991 г., избрал Национальный Совет балкарского народа и принял резолюцию, в которой, в частности, говорилось о восстановлении районов Балкарии в границах, существовавших на момент выселения балкарцев в марте 1944 г. Прошедшая следом конференция кабардинского народа выразила несогласие с этим решением. А Первый съезд кабардинского народа (январь 1992 г.) принял решение «О восстановлении Кабардинской Республики» и избрал Конгресс Кабардинского Народа (Аккиева, 1994).

В ответ 8 февраля 1992 г. была в первый раз провозглашена Республика Балкария. В обращении Национального Совета балкарского народа к Верховному Совету РСФСР были перечислены основные претензии балкарцев. Среди них главная – территориальная: «Балкарским хозяйствам не были возвращены сельхозугодья, которыми они пользовались на момент их насильственного выселения, часть территории Балкарии превращена в заповедники, зоны массового отдыха, туризма и альпинизма. В пределах этих территорий балкарцам запрещено пользоваться сельхозугодьями, селиться, строить и даже обновлять жилье» (Обращение Национального Совета Балкарского народа к ВС РСФСР в связи с провозглашением Республики Балкария 8 февраля 1992 // Тере. 1992.

№ 14). К числу территориальных проблем относится также вопрос о Баксанском ущелье (юго-западной части Эльбрусского и Нагорного районов) – той территории Бал карий, которая в 1944 г. была передана Грузии и заселена сванами.

На фоне этих событий в конце 1991 г. и в мае 1992 г. в сельской местности республики произошли локальные конфликты на почве уголовных преступлений, получивших национальную окраску. Межэтническая напряженность нарастала. Но события, связанные с деятельностью в Абхазии Конфедерации народов Кавказа, штаб-квартира которой находилась в Нальчике (арест Ю.Шанибова, возбуждение уголовных дел и преследование лиц, принимавших участие в событиях в Абхазии, а также введение чрезвычайного положения в республике) повысили социально-политическую напряженность в республике и «перевели» полюс концентрации внимания ее населения.

Урегулирование проблемы кабардино-балкарских отношений внутриреспубликанскими силами, путем принятия ряда мер по решению требований балкарского народа, определило снижение межэтнической напряженности в республике. Позитивное влияние на урегулирование ситуации оказало также создание Двухпалатного Верховного Совета на основе соблюдения принципа адекватного соотношения представительства различных национальностей в руководстве республики.

О позитивной динамике межэтнической напряженности в Кабардино-Балкарии говорят данные двух референдумов, проведенных с разницей в 3 года. Если в 1991 г. почти 95% балкарцев высказались за выделение Республики Балкария, то на референдуме в ноябре 1994 г. более 90% балкарцев отдали свои голоса за единую Кабардино-Балкарию. Лидеры балкарского народа указывают на неправомочность рассмотрения последних результатов как итога референдума. По их мнению, была нарушена процедура – не проводилось тайное голосование. Поэтому то, что было названо референдумом, может быть определено лишь как опрос (Балкарский Форум 1997, январь). Тем не менее его итоги красноречиво свидетельствуют о снижении напряженности между балкарцами и кабардинцами.

Второй раз ситуация межэтнической напряженности обострилась в Кабардино-Балкарии в ноябре 1996 г. Съезд балкарского народа вновь провозгласил создание суверенной республики Балкария, принял постановление об атрибутах государственной власти и государственных языках, учредил на переходный период высший орган власти – Госсовет (Балкарский Форум. 1997, январь).

Психологическая основа роста межэтнической напряженности в Кабардино-Балкарии – это чувство ущемленности балкарского народа, неудовлетворенного результатами реабилитации. Спекуляции на этом чувстве усиливают стремления балкарцев поднять свою самооценку и достоинство через повышение статуса народа.

Чечня и Ингушетия

Одной из самых взрывоопасных республик Северного Кавказа была бывшая Чечено-Ингушетия. По численности населения это вторая после Дагестана республика региона. В самом начале 1990-х гг. здесь уже были серьезно обострены отношения между титульным и русским населением. Одновременно нарастала напряженность между самими титульными народами – чеченцами и ингушами. Тенденции политической суверенизации в бывшей Чечено-Ингушетии сразу же набрали высокий темп. Уже в ноябре

1990 г. сессия ВС Чечено-Ингушской АССР под председательством Доку Завгаева приняла декларацию о суверенитете, в которой не было даже упоминания о Российской Федерации. В июне

1991 г. на Общенациональном Конгрессе чеченского народа было принято политическое заявление, что чеченская республика Нох-чичьо не входит ни в СССР, ни в РСФСР (Независимая газета. 1996. 13 сент.).

Первые законодательные акты Чечни, например, некоторые положения закона о гражданстве Чеченской республики (в частности, относительно того, что жители Чечни, не имеющие чеченского гражданства, будут смещены с административных должностей) непосредственно затрагивали интересы представителей других этнических групп, причем не только русскоязычное население, но и ингушей.

Бывшая Чечено-Ингушетия с самого начала была зоной повышенного риска еще по той причине, что не лучшим образом складывались отношения с тремя ближайшими соседями. С конца 1950-х гг. на границах республики существовали три области повышенной напряженности: чеченско-дагестанская (территория Дагестана, прилегающая к Чечне), чеченско-ногайская (территориально – на стыке Дагестана, Ставрополья и Чечни) и осетино-ингушская (Пригородный район Северной Осетии). После распада Чечено-Ингушетии противоречия с осетинами стали только ингушской проблемой, а старые противоречия с Дагестаном и ногайцами на фоне российско-чеченских взаимоотношений отошли на задний план.

Нередко чеченский кризис определяют не как этнический конфликт, а скорее как войну с криминальным режимом, стремящимся к легитимизации на государственном уровне. Помимо этого В.А.Тишков выделил еще несколько интерпретаций природы чеченского кризиса: как неудавшийся вариант «маленькой победоносной войны» против независимой Чечни, затеянной Центром; как заговор, имеющий мощную финансовую основу; как результат частных стратегий, мотиваций и меняющихся диспозиций, влияющих на механизм принятия решения в системе властных взаимоотношений; как проявление национально-освободительного движения чеченского народа и попытка его подавления имперскими силами. В качестве варианта последней интерпретации рассматривается так называемый «цивилизацион-но-этнографический романтизм», исповедуемый некоторыми учеными и зачастую заимствуемый политиками. Его суть либо «в конфликте цивилизаций», исламской и христианской, либо в несовместимости этнических систем и непонимании российскими политиками глубинной специфики российского общества (Чеченский кризис, 1995).

Но по мере развертывания военных действий кризис в Чечне все больше превращался в войну между чеченским народом и федеральными войсками, то есть российской правящей властью. Именно после декабря 1994 г. (начала войны) Джохар Дудаев для значительной части чеченцев стал национальным символом, хотя до этого он контролировал лишь чуть больше половины Чечни.

Вне зависимости от политических интерпретаций, чеченская война – ситуация кризисной межэтнической напряженности, так как в жестоком противостоянии одна сторона совершенно определенно была организована по этническому признаку, а вторая – олицетворяла в первую очередь русский народ.

Уровень межэтнической напряженности в Чечне достиг максимальной степени насилия – кровопролитная война длилась почти два года. Россия проявила здесь себя не с лучшей стороны. Главная цель – подавление неугодного режима – совершенно заслонила права и отдельного человека, и целых народов, не только чеченцев, но и русских, погибавших в Чечне от российских снарядов.

Несмотря на то, что в 1781 г. Чечня и Ингушетия добровольно вошли в состав России, более чем двухсотлетнюю российско-чеченскую историю взаимоотношений никак нельзя назвать мирным сосуществованием. Низкий уровень этнической толерантности вайнахов по отношению к русским – это печальный результат не только современной политики России на Кавказе, но и исторического опыта взаимодействия этих народов с Россией. В этом процессе вайнахи получили серию мощных инъекций против возможной русификации. Начало их регулярных отношений с Россией оказалось по сути началом Кавказской войны, длившейся почти полвека и проходившей со стороны коренных мусульманских народов Кавказа под флагом газавата. Далее последовала полувековая колонизация Кавказа царской Россией, потом – смутное время революций и период установления в непримиримой борьбе с местными верованиями и традициями советской власти, ассоциируемой с властью русских. История вайнахов уже в рамках СССР также не могла послужить залогом укрепления отношений не только с русским народом, но и с некоторыми народами Кавказа. С лета 1922 г. по 1944 г было проведено, в частности, 6 крупных «усмирений» чеченцев (Чеченский кризис, 1995, с.8), потом последовали беспрецедентные депортации целых народов.

Неудивительно, что идея национальной независимости, провозглашенная еще в годы Кавказской войны, так глубоко укоренилась в сознании чеченцев. И чеченский, и ингушский народы так и не удалось сломить, обуздать их независимый нрав и искоренить любовь к свободе. Опыт чеченского кризиса показывает, что именно идея освобождения остается наиболее мощной побудительной силой для чеченцев и в наше время. Она подпитывает-ся архетипом героического прошлого сплотившегося народа, борющегося за свою свободу. Подкрепленная архетипическими мотивами, эта идея может быть настолько сильна, что становится самоцелью целого народа, вне зависимости от опыта ее конечного воплощения. Не случайно бывший начальник штаба чеченской армии, а позже президент Чеченской республики Аслан Масхадов в одном из интервью обронил такую фразу: «Предки уже не раз побеждали Россию, но затем не знали, что делать дальше, и вновь входили в ее состав» (Сегодня. 1996. 12 сент.).

Численность населения Чечено-Ингушетии превышала миллион человек (в 1989 г. – 1,27 млн), когда она в сентябре 1991 г., после низложения Верховного Совета и отставки его председателя Доку Завгаева, прекратила свое существование. Именно с этого момента Чечено-Ингушетия фактически распалась на две самостоятельные республики Власть в Грозном перешла в руки

Общенационального Конгресса чеченского народа. Политическая активность ингушей окончательно переместилась в Назрань, где в декабре 1991 г. была провозглашена Ингушская республика, объединяющая территории Назрановского, Сунженского и Малгобекского районов.

Судьбы чеченцев и ингушей всегда были тесно переплетены. Историки считают ингушей одним из чеченских племен. Отражением языковой и культурной близости чеченцев и ингушей является общее самоназвание – вайнахи («мы–люди»). Характерно, что этноним «вайнах» утвердился уже в период советской истории. Его введение приписывается ингушскому лингвисту Заурбеку Мальса-гову, который в 1920–1930-е гг. боролся за единый для чеченцев и ингушей литературный язык, и русскому лингвисту Николаю Яковлеву, считавшему эти народы этнически очень близкими (Чеснов, 1996, с.37). Союз чеченцев и ингушей кажется очень естественным. Но жизненные ситуации всегда намного сложнее очевидных решений.

Чеченцы и, особенно, ингуши всегда стремились иметь самостоятельные пути развития. Это выражалось в том, что они компактно проживали на отдельных территориях, имели самостоятельные политические образования, разные направления и формы контакта с соседними народами (Волкова, 1974). Тем не менее по взаимному желанию руководства Чеченской и Ингушской автономных областей путем их объединения в 1934 г. была образована единая Чечено-Ингушская автономная область. В 1936 г. она была преобразована в автономную Чечено-Ингушскую республику.

Объявление Чечней своей независимости в рамках границ 1934 г. вплотную поставило ингушей перед необходимостью безотлагательного решения целого ряда территориальных, экономических, культурных и социальных проблем. После распада Чечено-Ингушетии соотношение сил и преимуществ в различных сферах жизнедеятельности сложилось не в пользу ингушского народа. На территории Чечни остались основные промышленные предприятия, административный и культурный центры бывшей совместной республики. Ингушетии практически не досталось никакой системы жизнеобеспечения, никакой промышленности. Очень тонкой была прослойка образованной интеллигенции. До 1992 г. в Ингушетии практически отсутствовали официальные властные структуры, что также не способствовало нормализации общественной жизни.

Чечня все же кое-чем поделилась. И чеченцы не забывают напоминать об этом, причем нередко в форме упрека. Руслан Хасбулатов в одном из интервью отмечает: «Некоторым представителям ингушского народа следовало бы подумать над тем, как они намереваются строить свои отношения с чеченским народом. Чеченцы задаются вопросами: "В чем мы провинились перед ингушами, чьи высокие руководители в Москве "молчаливо соглашаются" с политикой, направленной на уничтожение чеченского народа?" Некоторые чеченцы прямо спрашивают: "Им мало того, что значительную часть производства Чечни перевезли в Ингушетию, перегнали строительную и сельскохозяйственную технику, огромные объемы сырья и запасов, нефтедобывающую технику и оборудование, все то, что было накоплено в республике за десятилетия". Люди задают вопрос: "Им мало того, что они самовольно захватили два чеченских района, которых не было в составе Ингушетии, когда ингуши в 1934 г. запросились войти в единую Чечено-Ингушетию?"» (Независимая газета «Жизнь», 1996, № 2(9), июнь).

На фоне политических событий 1991–1992 гг. разъединенность между чеченцами и ингушами возросла. Главные причины этого – обострение отношений из-за спорных территорий и образование Ингушетии как самостоятельной республики в составе России. В июне и сентябре 1991 г. созданный лидерами «Нийсхо» исполком депутатов всех уровней Ингушетии во главе с И.Кодзоевым без всякой законодательной базы провозгласил Ингушскую республику. В ответ Оргкомитет по восстановлению государственности Ингушетии провел в октябре 1991 г. третий Общенациональный съезд ингушского народа, который постановил: «Считать нецелесообразным восстановление ингушской государственности до полного возврата всех аннексированных в период сталинщины ингушских территорий». Согласно постановлению Верховного Совета России, в октябре 1992 г. ингушам предстояло избрать собственные органы власти и приступить к созданию независимой Ингушской республики в составе России. Однако выборы не состоялись, и конец октября стал началом вооруженного конфликта между осетинами и ингушами.

На начальном этапе эскалации межэтнической напряженности между Северной Осетией и Ингушетией Чечня поддерживала Ингушетию. По мнению Р.Хасбулатова, ингушско-осетинский конфликт начался с того, «что ингуши захотели свою республику, причем имея мощную поддержку тогдашнего первого секретаря обкома партии и председателя Верховного Совета Чечено-Ингушской республики Д.Завгаева. Этот лидер даже выдвинул требования к союзным и российским властям: "Если вы не отдадите нам

Пригородный район, мы отказываемся провести референдум о единстве Союза". И не провел этот референдум, который состоялся в марте 1991 г.» (Независимая газета «Жизнь». 1996. №2(9), июнь). Впоследствии Чечня не вмешивалась в ход конфликта и признавала право ингушей на самоопределение. Но при этом четко отслеживала свои интересы. Когда российские войска, выполнявшие в регионе миротворческую функцию, продвинулись с понятными целями вглубь территории бывшей Чечено-Ингушетии, они были поставлены перед необходимостью считаться с границами между Чечней и Ингушетией по 1934 году.

Сразу же после провозглашения Ингушской республики президент Чечни Джохар Дудаев заявил, что Сунженский и Малго-бекский районы – это исторические чеченские земли. Если разделять две вайнахские республики по границе 1934 г., то Сунженский район должен остаться в пределах Чечни, как входивший именно в состав Чеченской АО. Ингушская сторона оспаривает район на том основании, что считает его историческими ингушскими территориями: казачьи станицы, возникшие здесь в 1840–1850 гг., возводились на месте ингушских и карабулакских аулов {Цуциев, 1994).

В 1992 г. Д.Дудаев силовым порядком поменял в населенных пунктах Сунженского и Малгобекского районов, где жили преимущественно чеченцы, местные власти. Позиция руководства Чечни относительно территориальных споров с Ингушетией была предельно проста. Министр печати и информации Чечни Мовлади Удугов так выразил ее в одном из интервью: «Если ингуши останутся в составе Чечни, вопрос о границах не будет поставлен, если же они отойдут к России, вопрос о границах будет решаться с Москвой» (Коммерсант. 1992. №31). Еще определеннее на этот счет высказывался Джохар Дудаев: «Как она (Россия) будет делить Чечено-Ингушетию на две республики? Конечно, отхватив кусок исконных чеченских земель для Ингушетии и, конечно, ингушские экстремисты готовы пригласить Россию на помощь в Сунженский и Малгобекский районы. Туда придут со штыками. Это война» (Московские новости. 1992.19 марта).

Желание Ингушетии остаться в России, помимо других причин, определялось и надеждой на помощь России в решении территориальных споров с осетинами и чеченцами, и соображениями этнической безопасности. Отделение воспринималось и как возможность избежать дальнейшей этнокультурной ассимиляции, имевшей место не только вследствие близкого культурного и языкового родства, но и значительного численного превосходства чеченцев. По данным переписи 1989 г., чеченцев в бывшей Чечено-Ингушетии было в 4 раза больше, чем ингушей – соответственно 23% и 5% от общей численности населения республики. В Грозном в 1990 г. чеченцев было почти в 6 раз больше: чеченцы составляли 30,5% (121350 человек), ингуши – 5,4% (21346 человек) (Демографический ежегодник, 1990). Это – вторая сторона этнокультурной тождественности. Угроза ассимиляции в ситуации взаимодействия двух близких народов заставляет более малочисленный народ «занимать круговую оборону», например, в форме собственного государства, иногда искусственно отдаляться, чтобы сохранить себя. В противном случае он рискует раствориться в родственном большинстве.

Итак, ситуация напряженности между чеченцами и ингушами на психологическом уровне подкреплялась со стороны ингушей чувствами зависимости, ущемленности и страхом ассимиляции. Повышение статуса Ингушетии и обретение ею самостоятельности, переход от ролей второго плана, когда ингуши выступали в качестве равноправных, но «младших в семье» членов, к первым ролям, усиление этнических границ административными, – все это лишило подпитки эмоциональную основу напряженности между чеченцами и ингушами. Общий язык, который находят лидеры Чечни и Ингушетии, поддержка Ингушетией Чечни в период войны перевели ситуацию в середине 1990-х гг. с критических рубежей фрустрационной напряженности на уровень позитивных отношений.

Ингушетия и Северная Осетия

Конфликту между Северной Осетией и Ингушетией в октябре 1997 г. исполнилось 5 лет. Представляя поначалу внутриреспубли-канскую проблему, ситуация напряженности все более определялась как межреспубликанская в связи с образованием Ингушской республики.

В результате национально-государственных изменений бывшей Чечено-Ингушетии конфликт между осетинами и ингушами ограничился только Ингушской республикой и Северной Осетией. Основой конфликта явились требования ингушской общественности о передаче Ингушетии части территории Пригородного района Северной Осетии, а также правобережной части ее столицы – Владикавказа. Эти территории ингуши считают своими исконными историческими землями.

Главный объект земельных споров – Пригородный район Северной Осетии – был и остается самым многонациональным и густонаселенным в республике. По данным переписи 1989 г. на всей его территории проживало 75,5 тыс. человек, из которых 58,9% составляли осетины, 22,1% – ингуши, 15,7% – русские, а 3,3% – представители других национальностей. Ингушетией оспаривается часть земель Пригородного района, на которых, начиная с 1957 г., постепенно сложилась ситуация «этнодемографического паритета». В 1989 г. здесь проживало 28,7 тыс. осетин и 27,4 тыс. ингушей. Чересполосное расселение осетин и ингушей на этих спорных территориях ограничивает возможность радикального разрешения территориального спора в пользу одной из сторон (Цуциев, 1994).

До 1944 г. Пригородный район входил в состав сначала Ингушской автономной области, а потом Чечено-Ингушетии. После депортации чеченцев и ингушей оспариваемые ныне территории были переданы Северной Осетии. В качестве компенсации в пользу восстановленной Чечено-Ингушетии от Ставропольского края были отделены три района – Наурский, Каргалинский и Шелковской, которые в 1944 г. вошли сначала в Грозненскую область, образованную на месте Чечено-Ингушетии. После разделения Чечено-Ингушетии в 1991 г. эти территории достались Чечне. Северной Осетии были оставлены также так называемый «Моздокский коридор», оспариваемый Ингушетией, Курпский район, оспариваемый Кабардино-Балкарией и Моздокский район, который ранее принадлежал Ставропольскому краю.

Дата добавления: 2014-11-07