Принципы и методы эмпирического исследования психологии межэтнических отношений 6 страница

Северокавказские культуры – высококонтекстуальны. Все происходящее в них имеет свой особый смысл. Внешняя сторона жизни полна условностей. Она несет много информации. А это в свою очередь порождает устойчивые ожидания. Свой культурный смысл имеют не только ритуальные формы поведения, но и бытовое поведение. Особое значение имеет регламентированность и прочность бытовых поведенческих стереотипов. Это определяет этику следования правилам, а не этику подчинения, что как раз, по мнению Эрнста Геллнера, позволяет избежать дилеммы либо принять внешнюю культуру, либо «придерживаться фольклорного популизма» {Геллнер, 1992).

Еще одной стороной высокой «контекстуальное™» северокавказских культур является важность различий между членами своей группы и «другими», между поведением внутри группы и вне ее Здесь существует двойной стандарт: за пределами группы любые действия, не приносящие ей ущерба, могут не рассматриваться как предосудительные. Внутри группы одобряется однозначность действий. Этому способствуют этикеты северокавказских народов – совокупность норм, правил, регулирующих поведение человека в любой ситуации от рождения до самой смерти. Этикет предотвращает возможные конфликты, так как определяет соответствие между действиями и смыслом этих действий и таким образом маскирует личное отношение человека к ситуации или к партнерам. Требования традиционного этикета полнее соблюдаются во время ритуальных собраний (свадьба, похороны) и на людях.

Этикеты – важные способы регламентации северокавказских обществ. Детальную регламентацию адыгского этикета рассматривает в своих работах Б.Х.Бгажноков. Например, один из принципов адыгского этикета – рассмотрение поля общения с точки зрения «почетное–менее почетное». Это касается не только отношений между людьми, но и сторон света в жилом помещении, и правил разделки и распределения пищи (Бгажноков, 1983). В любой ситуации предполагается определение иерархии присутствующих, а значит прав и обязанностей участников. В современной жизни, как и в прошлом, этикеты выполняют объединяющую роль. Например, активно возрождаемый сегодня Адыга хабза (адыгский этикет) является важной основой объединения разрозненных черкесов Северного Кавказа. Не случайно на Северном Кавказе существуют такие понятия как «че-ченство», «абхазство» и др. Они символизируют совпадение образа жизни с традиционными нормами поведения. Различаясь в деталях, этикеты северокавказских народов пересекаются по главным поведенческим нормам Поэтому с полным основанием можно говорить об общем кавказском этикете.

Общинность

Общинность мы рассматриваем в числе психологических универсалий социокультурной размерности «коллективизм–индивидуализм». Основными критериями общинное™ как ориентации на группу являются: подчиненность группе и зависимость от нее, важность одобрения со стороны группы, наличие внутригрупповой поддержки, господство вертикальных, межпоколенных связей, выраженность Мы-идентификации. На основе этих критериев северокавказские общества можно определить как коллективистские.

Общинность как характеристика северокавказских народов – это результат их внутреннего структурирования по кланово-родовому принципу. Она придает им основательность и прочность. Известно, что длительное время у большинства северокавказских народов сохранялись следы племенного деления, на базе которого формировались этнотерриториальные общности (например, жители различных ущелий). И до сих пор здесь в общественной жизни и в быту в большей или меньшей степени сохраняются следы патриархального уклада, особенно отчетливо проявляющиеся в патронимических отношениях. Как яркое выражение общечеловеческой потребности в групповой принадлежности, клановость в первую очередь предполагает высокую преданность и привязанность к своему роду и семье. Деление на кланы, выполняя, по словам Л.Гумилева, «функцию скелета этноса» (Гумилев, 1990), регулирует как отношения отдельных представителей, так и родовых или семейных коллективов между собой. Это всегда был один из универсальных принципов поддержания единства у всех северокавказских народов.

Семейные родовые связи переплетены с соседскими, куначес-кими отношениями и с отношениями, порожденными некоторыми формами искусственного родства. Поэтому в качестве структурной единицы кланово-родовой системы на Северном Кавказе нужно рассматривать сообщества людей, объединенных тесными кровнородственными (естественными или искусственными), соседскими и куначескими связями. В настоящее время консолидация этносов на Северном Кавказе продолжает осуществляться «снизу вверх» и имеет в своей основе достаточно четкую кланово-родовую структуру. Это становится особенно заметным в условиях межэтнической напряженности.

Современная социально-политическая ситуация на Северном Кавказе еще более актуализирует общинные отношения у всех народов. По мере роста межэтнической напряженности усиливаются внут-риэтнические эмоциональные связи, внутригрупповая кооперация, круговая порука и взаимоподдержка, возрастает чувство этнической общности, а собственная группа в системе ценностей выдвигается на первый план. Ориентация на группу становится важной частью групповых систем психологической защиты в ситуациях межэтнической напряженности. И особенно у горских народов. Доказательством этого явилось доминирование среди осетин аллоцентрических личностей, нуждающихся в групповой присоединенности. Причем среди русских жителей Северной Осетии-Алании число аллоцентрических личностей было в 2 раза меньше. Эти различия хорошо видны на гистограмме (см. рис. 15), где представлено соотношение этноаффилиативных и противоположных им тенденций – показателей ассоциированности и диссоциированности с группой среди осетинского и русского населения республики Северная Осетия-Алания. Кроме того в ситуациях межэтнической напряженности активизируются механизмы этнического самоопределения – практически каждый человек, проживающий сегодня на Северном Кавказе, вынужден проявить свое «коллективное» национальное лицо, а значит, встать на чью-то сторону.

Рис. 15. Аллоцентрические и идеоцентрические личности среди осетин и русских республики Северная Осетия-Алания

Проявления коллективизма связаны с особенностями внутреннего строения этнической группы. Г.Триандис подчеркивает значимость числа подгрупп внутри группьг чем их больше, тем

уже влияние коллективности как размерности, которая сплачивает и организует всю группу целиком (Triandis, Leung, Villareal, Clack, 1985). В разных культурах Северного Кавказа складывается своя «внутренняя» ситуация. Сравним с этой точки зрения осетинскую и чеченскую культуры. В Чечне существовавшее всегда четкое разделение общества на тейпы и вирды было усилено в 1990-х гг. вооруженными структурами. Чеченское общество всегда было как бы «негосударственным». У чеченцев существовали традиции проведения народных собраний, но у них, например, никогда не было царя. Проблема консолидации для них значима не только сейчас, но и была актуальна всегда. У.Лаудаев, чеченец по. происхождению, писал в 1872 г., что «общество чеченского племени, состоя из множества фамилий, искони враждебных между собою, чуждо единодушия. Таким образом, назрановцы были непримиримыми врагами чеченцев на плоскости и на Тереке; они грабили и убивали друг друга; также шатоевцы нападали на над-теречных чеченцев, эти же, мстя им, похищали у них людей и продавали их в яссыр (неволю) на запад Кавказа. Ауховцы более близки с кумыками, а назрановцы с осетинами и кабардинцами, нежели с единоплеменными чеченцами. Из этого неединодушия чеченских обществ проистекала ничтожность политического значения их страны» (Лаудаев, 1993, с 157).

У осетин только в начале 1990-х гг. стали повсеместно реанимироваться широкие родовые связи, потерявшие былую значимость в период социализма. Они безусловно поддерживались и раньше, но не были главной опорой официальной власти Основой разделения осетинского общества было и остается «горское» происхождение (жители различных ущелий – куртатинцы, ала-гирцы и др) и на более общем уровне – диалектное разделение (дигорцы и иронцы – жители Северной Осетии, кударцы – жители Южной Осетии).

Глубокая внутриэтническая структурированность северокавказских обществ существенно снижает возможности их консолидации. Элиты республик серьезно озабочены развитием единого национального самосознания.

Андроцентризм

Северокавказские культуры можно обозначить как андроцент-рические, т.к. в значительной степени они ориентированы на мужчин. В благополучные времена трудно было найти мужчину, которому бы не понравилось на Кавказе. Мужчины безусловно здесь главные действующие лица В патриархальных обществах Северного Кавказа им всегда принадлежали все активные роли.

История Северного Кавказа не содержит большого числа особо выдающихся женских имен. И это вовсе не потому, что здесь не было неординарных представительниц слабого пола. Границы одобряемого женского поведения жестко ограничивались культурами Женщинам отводились функции, которые еще в начале XX в. строго определялись домашним хозяйством. Особенно регламентировалось поведение женщин в мусульманских культурах. И хотя им в той или иной степени удалось разомкнуть этот круг, устойчивое соотношение в общественной жизни подавляющего большинства «активных» мужчин и подавляющего большинства «пассивных» женщин сохранилось и сегодня.

Например, об отношении к женщине в политике можно судить по итогам выборов в органы власти. Среди депутатов от северокавказских республик, выбранных в Государственную Думу и в Федеральное собрание Российской Федерации 12 декабря 1993 г., не было ни одной женщины Среди 71 парламентария, выбранных в Северной Осетии-Алании 26 марта 1995 г., оказалась только одна женщина. Причем в этой республике в сравнении со всеми остальными северокавказскими республиками с мусульманскими традициями, в 1993 г. было отдано наибольшее количество голосов за общественное движение «Женщины России». Если раньше при советской власти срабатывали принципы спущенной сверху «половозрастной» разнарядки и соответственно избиралось определенное количество женщин в органы власти, то в условиях демократизации северокавказских обществ берут верх исконные механизмы их саморегуляции.

Еще Маргарет Мид показала, что биологическая природа не определяет автоматически социальные роли мужчин и женщин {Mead, 1935). Выживание народов в суровых кавказских горах требовало четкой регламентации поведения каждого члена общества. Отсюда жесткая дифференциация половых ролей. Статус женщины в семье и обществе в начале XX в. определялся патриархально-феодальным порядком, законами адата и шариата. Для внутрисемейных отношений народов Кавказа в прошлом были характерны авторитарная власть главы семьи (старшего мужчины в доме), строгое подчинение младших старшим, иерархизация статусов членов семьи, зависимое положение женщины в доме, строгая половозрастная регламентация труда, соблюдение обычаев избегания {Пче-линцева, Соловьева, 1994). Последние определяли сдержанные эмоциональные отношения в семье.

Матери принадлежала основная роль в воспитании детей обоего пола до 6–7 лёт, особенно в малой, нуклеарной семье. Значительна была роль старшей женщины, которая выполняла в больших многопоколенных семьях организаторскую, хозяйственную и воспитательную функции (Гостиева, 1994). Одна из важнейших функций женщин у северокавказских народов – сохранение и передача традиций. В значительной степени благодаря природному консерватизму женщин и стремлению к сохранению семьи и родственных связей остались действенными многие положительные обычаи на Северном Кавказе – уважение к старшим, обязательные проявления заботы о стариках, гостеприимство, взаимопомощь. В силу таких особенностей женщины оказываются значимой стабилизирующей силой для консолидации народов и сохранения этнических границ между ними. В частности, они чаще, чем мужчины предпочитают делать выбор в сфере неформальных связей по этническому критерию. Например, осетинки при выборе друзей и предпочитаемых брачных партнеров для своих детей более склонны, по сравнению с мужчинами или русскими женщинами, ограничивать неформальный круг общения рамками своего народа.

Многие семейно-бытовые традиции сохранялись у народов Северного Кавказа до 1950–1960-х гг. В мусульманских культурах Северного Кавказа границы эмансипации женщин раздвинулись в наименьшей степени. Современные тендерные идеалы северокавказских обществ – культурные представления о мужском и женском поведении, о предназначении мужчин и женщин – в значительной степени продолжают соответствовать традиционным патриархальным представлениям о сексуальных ролях. Например, в некоторых республиках Северного Кавказа и в годы советской власти существовало многоженство, которое сейчас получает уже открытое общественное одобрение. Президент Ингушетии Руслан Аушев подписал указ, разрешающий в соответствии с национальными и религиозными обычаями брать в жены нескольких женщин. По случаю 8 марта поздравляя женщин Ингушетии, он сказал: «Желаю вам, чтобы вы рожали только мальчиков и не обижались, когда муж приводит в дом вторую жену» (Итоги, 1996, август). Ни возмущения, ни протеста со стороны ингушских женщин выражено не было.

Социальное неравенство между мужчинами и женщинами глубоко укоренилось в северокавказских обществах. Но женщины здесь никогда не были бесправными или забитыми. Их функции высоко ценились мужчинами, и женщины всегда занимали достойное положение. Отражением этого явились результаты одного из социологических опросов, проведенного с целью определения уровня дружественности по отношению к женщинам в России. Наибольшую дружественность к женщинам показали жители Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкессии. Причем Кабардино-Балкария продемонстрировала результаты, по всем основным параметрам лучше среднероссийских (Женщина XX века. 1994, март).

Доминирование мужчин в северо-кавказских культурах, на наш взгляд, это одна из причин тенденции к радикализации отношений в регионе. Мужчины чаще склонны поддерживать насилие как средство социального контроля (см. рис. 16).

Рис. 16. Отношение к насилию как к способу регулирования межэтнических конфликтов среди

мужчин и женщин Северной Осетии-Алании

В частности, в Северной Осетии-Алании как русские, так и осетинские женщины чаще, чем мужчины считают насилие недопустимым в межэтнических конфликтах и реже одобряют насильственные действия. Женщины в силу своей природы всегда на стороне мира. Недаром в прошлом на Северном Кавказе существовал обычай примирения, где особая роль отводилась женщине.

Радикализм

Среди исторически устойчивых и в наибольшей степени влияющих на поведение и взаимодействие характеристик народа, Гюс-тав Лебон выделял две группы качеств: нравственные и волевые (Лебон, 1995а). Рассмотрение волевых и нравственных проявлений северокавказских народов в континууме «радикализм–умеренность» показало, что они тяготеют к полюсу радикализма.

Нравственные характеристики связаны со способностью придерживаться твердых правил поведения и не отступать от них. В северокавказских культурах здесь четыре краеугольных камня: ге-ронтимия – почитание стариков, личная честь, культ гостя и взаимопомощь. Эти обычаи в XIX в. отличались не только строгостью их соблюдения, но и радикализмом. Например, гостеприимство распространялось на любого человека, в том числе и преступника, и ради безопасности гостя хозяин должен был жертвовать всем, вплоть до самой жизни (Кажаров, 1994; Бабич, 1996). Вайнахская пословица гласила: «Спрячь покойника под кровать, а гостя прими».

Способности, проистекающие из воли – это энергичность, настойчивость, умение владеть собой и добиваться поставленной цели. В ситуациях межэтнической напряженности эти качества у северокавказских народов проявляются в свободолюбии, воинственности и темпераментности. Эти характеристики – стержень активного характера горца. Они определяют стремление к крайним способам самоутверждения, манифестным формам поведения.

Радикализм северокавказских народов определяется также характерной для них аффективной вовлеченностью в происходящее. Для кавказцев не характерна эмоциональная сдержанность, они скорее склонны подчеркивать свои чувства, преувеличивая их. М.Ю.Лермонтов – участник Кавказской войны XIX в., писал о горцах в поэме «Измаил-бей»:

«И дики тех ущелий племена, Их бог – свобода, их закон – война. Там поразить врага не преступленье, Верна там дружба, но вернее мщенье, Там за добро – добро, и кровь – за кровь, И ненависть безмерна, как любовь».

Спустя полтора века в жестокой и бессмысленной войне России с мятежной Ичкерией подтвердилась справедливость этого удивительного по своей выразительности и лаконичности образа

в лице чеченских боевиков. Чувством мести переполнены не только мужчины, но и горянки, потерявшие в этой войне мужей, детей, братьев. Вот не просто строки из письма (опубликованного в газете «Труд»), а жизненная стратегия девятнадцатилетней чеченки, у которой под обломками дома погибла вся семья, маленький брат остался калекой, а война перевернула душу: «У меня внутри иногда такая ненависть вскипает, что тетя пугается: вдруг я уеду в Чечню и стану там мстить, искать виновных. Мне очень хочется родить сыновей. Все-таки мстить, стоять за себя и близких должны мужчины. Для женщины богом уготована другая роль и участь».

Воинственность для кавказского мужчины всегда была позитивной характеристикой. Она связывалась с любовью к свободе, с воспеваемым в песнях непокорным духом, с представлениями о том, что «мужчина рожден для опасного дела, без него он все равно что тур в одном загоне с овцами», что «набеги украшают мужчину как хвост – скакуна». Кроме того, воинственность для горца была жизненно необходимым качеством – приходилось постоянно отстаивать и свои владения, и свою жизнь. Поэтому в прошлом оружие всегда было непременным атрибутом вышедшего за порог своего дома кавказца.

Представители северокавказских народов отличались не только воинственностью, но и воинскими способностями. В царской России горцы Северного Кавказа в мирное время были освобождены от воинской повинности по причине неблагонадежности. Но если призывались на воинскую службу, то, как правило, добивались больших успехов. Горцы, отличающиеся «...особой расторопностью, способностью к службе и хорошим поведением», быстро продвигались по служебной лестнице. Из них в 1914 г. была сформирована легендарная Кавказская туземная конная дивизия, впоследствии получившая название «Дикой дивизии». А.Верещагин, побывав в одном из ее дивизионов, Осетинском, так описывает его воинов: «Какой все видный народ. Осетины, молодец к молодцу, точно как на подбор. Весь дивизион состоял из охотников. У некоторых всадников полное снаряжение стоило 700–800 р. и даже 1000 р. Что мне в особенности бросилось в глаза у осетин, это их осанка и походка. Каждый осетин имел походку точно князь какой: выступал важно, степенно, с чувством собственного достоинства» (цит. по: Баев, 1915, с.22).

Свои воинские способности горцы Северного Кавказа показали во время Отечественной войны. Служа в советской армии, чеченцы, ингуши, осетины нередко добирались до высших воинских званий. В 1990-х гг. в России многие из этих имен стали широко

известны. Кавказская воинственность нашла самое прямое отражение в реальной жизни. В начале 1990-х гг. создавались военизированные организации (типа «Мансур» в Чечне, военные формирования Конфедерации народов Кавказа, воевавшие в Абхазии), формировались национальные гвардии (Чечня, Ингушетия, Северная Осетия). Как и в начале века, в современной России после чеченского кризиса, стали ограничивать прием на службу в элитные войска представителей некоторых северокавказских народов.

У горских народов Северного Кавказа на основе сурового образа жизни сформировался свой специфический способ мышления и восприятия в условиях конфликтных ситуаций: склонность скорее к силовым решениям как наиболее верному, хотя и радикальному способу разрешения конфликтных ситуаций. Это отражается и на выборе стратегий поведения в ситуациях межэтнической напряженности: горские народы в глазах русских, по сравнению с их представлениями о себе, выглядят как менее склонные к компромиссу. И хотя русские жители Северной Осетии-Алании считают осетин достаточно компромиссными в выборе поведения в напряженных ситуациях, более четверти респондентов приписывают осетинам «настойчивое стремление решить вопрос в свою пользу» (см. табл. 8). Осетины, по сравнению с русскими, также чаще приписывают себе такой стиль поведения.

Таблица 8

Выбор стратегий поведения в ситуациях разногласий и конфликтов

Стратегия	Осетины	Русские
поведения	осетины	русские	Я сам	русские	осетины	Я сам
Настойчиво стремятся решить вопрос в свою пользу	12,3	15,4	8,8	5,7	26,6	13,7
Стремятся найти взаимоприемлемое решение в чем-то уступить, но и частично добиться своего	76,5	64,9	85,9	80,7	55,4	76,4
Затрудняюсь ответить	11,2	19,7	5,3	13,7	18,0	9,0

Широкие возможности проявлений радикализма в решении политических и социальных вопросов на Северном Кавказе в первую очередь определяются, конечно, не личностными и культурными факторами. К радикализму подталкивали: (а) атмосфера войны, уже длительное время окутывающая Северный Кавказ (Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия), (б) перенасыщенность региона оружием и целенаправленный курс местных элит на милитаризацию, начиная с событий в Абхазии, (в) обострение криминогенной обстановки, (г) почти двухлетняя жестокая война и оставшийся потенциальный военный очаг в самом сердце Северного Кавказа – Чечне. Проживание в таком нестабильном регионе, где помимо общих для России проблем повседневной реальностью были убитые, раненые и беженцы, не может не вести к деструктивным психологическим последствиям. Для населения северокавказских республик характерно распространение таких психических пограничных состояний как массовая невротизация и фрустрация, продуцирующих различные негативные переживания. В условиях высокой межэтнической напряженности естественным результатом таких процессов является общее снижение толерантности, повышение уровня межличностной конфликтности, агрессивности и широкая генерализация негативных эмоций, вызванных острыми социальными и экономическими проблемами, в плоскость межэтнических отношений. Аура войны, охватившая этот регион, вместе с «кавказской воинственностью», которую приписывают себе многие кавказцы, толкает в ситуациях напряженности к выбору более радикальных способов их разрешения.

Завершая эту главу, подчеркнем, что, несмотря на мозаич-ность культур, между северокавказскими народами существует множество культурных взаимозаимствований в самых различных сферах жизни. Основа культурного родства народов Северного Кавказа – активная общинная жизнь и высокая значимость родственных связей, преобладание мужского начала и культа старейшин, схожесть кодексов чести. Это те традиционные модели, которые выполняли широкие социальные функции и поэтому оказались менее разрушенными. Сходство различных аспектов (исторического, демографического, социального, политического и др.) жизнедеятельности северокавказских культур является основой их общей этничности. Не только вследствие общности геополитического положения, но и в силу общей этничности, народы Северного Кавказа можно отнести к единому северокавказскому суперэтносу Это определяет высокую схожесть механизмов адаптации и противостояния в северокавказских культурах глобальным изменениям, происходящим в обществе.

Анализ в контексте межэтнической напряженности этничнос-ти и психологических универсалий северокавказского суперэтноса свидетельствует о высоком внутреннем и внешнем конфликтном потенциале региона. В условиях роста межэтнической напряженности такие качества как замкнутость и традиционализм северокавказских культур «запускают» важный защитный механизм регрессивного характера: определяют «отход» культур назад – в традиционную этнокультурную нишу и актуализируют традиционные регулятивные механизмы Такие качества как общинность и регламентированность составляют важную основу механизмов консолидации, диктуют необходимость участия и мобилизации каждого в условиях угрозы этнической безопасности. Радикализм и андроцентризм определяют предпочтение силовых способов разрешения конфликтных ситуаций. На поведенческом уровне защитные реакции на угрозу этнической безопасности наиболее ярко проявляются в актуализации и реанимации кланово-родовых связей, усилении эндогамных тенденций, повсеместном возрождении старых традиций, мощном всплеске религиозной активности

Глава 12. Этнополитическая мобилизация: направления массовой активности

Основные векторы этнополитической мобилизации северокавказских народов определились уже в самом начале 1990-х гг. О сепаратизме и этнокультурном возрождении, характерном для всех титульных народов республик России, говорится в главах 10 и 11. Здесь остановимся на специфических направлениях массовой активности народов Северного Кавказа Исламизм, реабилитационная активность (в том числе и активность насильственно переселенных народов), милитаризация и солидаризация – опорные темы риторики и программы, развиваемые местными элитами для удержания власти.

Реабилитационная активность

Реабилитационная активность направлена на восстановление попранных прав, самоуважения и достоинства своего народа. В той или иной степени она характерна для всех северокавказских народов. Самосознание «наказанных» кавказских народов, народов-изгнанников и просто «лиц кавказской национальности», обиженных национальной политикой России, было готово к «оживлению» архетипических образов, связанных с колонизацией, репрессиями, депортациями, насильственными переселениями.

«Страдания седовласых старцев, горе и отчаяние матерей, слезы детей дают нам полное моральное право объявить о нашем всеобщем народном непрощении государству, которое сделало все, чтобы нас уничтожить» – написано в Обращении национального Совета балкарского народа (Балкарский Форум. 1991. №5). По сведениям отдела спецпереселений НКВД из общего числа высланных северокавказских народов с 1943 по 1948 г. умерло 144 704 человека или 23,7% (Волкова, 1996, с.23). Оставшиеся в живых сумели пройти через резкую смену жизненной ситуации и адаптацию в экстремальных условиях. Психологическую основу реабилитационной активности в значительной степени определяют национальные расстройства невротического и психотического уровней. Но сам факт депортации – это еще не все. Нельзя забывать также о том, что возвращение в конце 1950-х гг. депортированных народов на Северный Кавказ не означало прекращения их унижений и тягот как материального, так и морального характера. Еще долгие годы сохранялось несправедливое отношение к ним как к изменникам родины. Данные социологических исследований свидетельствуют о том, что наиболее отрицательное отношение у народов Карачаево-Черкессии было выявлено именно к карачаевцам (Смирнова, 1993, с.24). В республиках «проштрафившиеся» и «наказанные» народы были на третьих ролях: они практически отстранялись от институтов власти. Материальные средства на их нужды выделялись в последнюю очередь. Конечно, выросли новые поколения, но они уже разделили вытесненное их родителями и предками – очевидцами и жертвами – негативное содержание коллективного бессознательного и уже навсегда сохранили горькие воспоминания, актуализированные современными событиями.

Реабилитационная активность – это групповое компенсаторное поведение в чистом виде. Его главной целью является не возмещение в полной мере всех моральных и материальных утрат. В любом случае их невозможно полностью компенсировать. Идея реабилитации является в первую очередь важным статусным мотивом. Повышение статуса и престижности группы – вот форма компенсации, которую отстаивают национальные элиты. Стремление народов реабилитироваться особенно активизировалось после принятия Верховным Советом РСФСР Декларации «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению и обеспечении их прав», которая предусматривала восстановление территориально-административных образований на момент переселения. Результатом движения ингушей, балкарцев, карачаевцев за реабилитацию явились провозглашения этими народами своих республик. Под идею реабилитации проще всего собрать многочисленные митинги, она придает высокий эмоциональный накал любому собранию. Восстановление попранных прав и справедливости было основным содержанием съездов ингушского народа, начиная с марта 1991 г. Их главные темы: обсуждение вопроса государственно-политической самостоятельности Ингушетии, возвращение Пригородного и Малгобекского районов. Известен результат этой активности – вооруженный конфликт.

Чрезвычайный съезд народов Карачая, состоявшийся в ноябре 1991 г., принял решение о проведении бессрочного митинга вплоть до признания Карачаевской республики Центром. Однако несколько долгосрочных митингов и другие виды реабилитационной активности не продвинули организацию Карачаевской республики, провозглашенную в ноябре 1990 г. съездом народных депутатов Карачая. Карачаевцы остались единственным из репрессированных народов, не получившим ту форму государственности, которую имел до выселения.

Дата добавления: 2014-11-07