И исследующей психотерапии 4 страница

Социальная психология и психологическая социология особенно расцвели в США, которые не зря называют огромным социальным плавильным котлом. Еще Уильям Джеймс (James, 1890) признавал, что представление о себе тесно переплетено с социальным взаимодействием людей. Этот взгляд развил и углубил Эриксон в своих трудах об идентичности и психологическом развитии (Erikson, 1965). Один из первых социологов Кули (Cooley,1902) предложил идею “зеркального Я”, состоящую в следующем: представление человека о себе строится на основании того, как он представляет взгляд на него других людей и их оценку его личности, какие чувства он испытывает при этом (например, гордость или унижение). Это не так уж далеко от недавних идей Винникотта (1971): представление ребенка о себе зависит от того, какой он видит оценку себя собственной мамой — по выражению ее лица. Более поздние социологические исследования были посвящены проблеме изучения обоих направлений взаимодействия человека и его социального окружения (Parsons, 1964). Социальные институты отражают психику человека и наоборот. Например, правосудие можно рассматривать как коллективное внешнее “сверх-Я”, а некоторые социальные и культурные нормы проникают внутрь, становясь частью каждого индивидуального “сверх-Я”. Как “сверх-Я”, так и правосудие, являются “подсистемами принятия решений”, обеспечивающими функции управления в больших системах — личности и общества.

Взаимодействие между человеком и обществом может быть не только созидательным, но и разрушительным, о чем свидетельствуют исследования, посвященные состоянию тюрем и психиатрических лечебниц (Goffman, 1961; Foudraine, 1974), где описано, как унижение и потеря привычной роли ведут к разрушению личности и гибели надежды. Бартон (Barton, 1959) ввел термин “институциональный невроз”, относящийся к последствиям содержания человека в подобных заведениях. Когда речь идет о нахождении в психиатрической лечебнице, этот невроз может возобладать или вообще вытеснить заболевание, по поводу которого пациент был помещен на лечение. Активные меры реабилитации больных и политика “открытых дверей”, распространившиеся в 50-е годы, возрождают традиции “морального лечения”, присутствовавшего в наиболее прогрессивных психиатрических клиниках еще в начале прошлого века.

Мейн (Main, 1946) — один из зачинателей Нортфильдского эксперимента — был горячим сторонником создания Терапевтических сообществ, которые обеспечивали бы условия для восстановления в естественных условиях пациентов с психическими и эмоциональными расстройствами. Созданная в соответствии с его замыслом лечебница (Кассельская больница в Сюррее) предлагает пациентам с невротическими и личностными расстройствами курс индивидуальной аналитической психотерапии без применения медикаментозных средств в обстановке, обеспечивающей их вовлечение в социальное обучение.

В 50-е годы Максвелом Джонсом (Jones, 1952; 1968) был основан госпиталь, позже получивший название Гендерсонской клиники. Здесь упор делался на совместное проживание и обучение в условиях, где был обеспечен социальный анализ. Если в Кассельской больнице сообщество представляло собой как бы придаток к индивидуальной терапии, то в Гендерсонской клинике оно стало основным элементом. Гендерсонская клиника предназначена для людей, у которых возникли проблемы с социальным поведением и общением. Режим клиники отличается “доброжелательностью, демократичностью и духом единения” (Rapoport, 1960). Доброжелательность поощряет выражение каждым чувств и отношений. Это помогает персоналу и пациентам правильнее строить отношения друг с другом. Близость с персоналом достигается и путем минимизации внешних различий — отказа от специальной формы одежды и обращений к персоналу по должности. Решения принимаются всем коллективом, в том числе вопросы приема на работу и увольнения решаются также совместно. Правила сведены к минимуму, необходимому для общей безопасности и благополучия. Эта клиника явилась одним из первых образцов, следуя которым появляются все новые аналогичные учреждения во многих уголках мира.

Кларк пишет, что кульминацией восторженной идеализации терапевтических сообществ стало создание в 1971 году Ассоциации терапевтических сообществ. Эта идеализация несколько поумерилась в связи с тем, что яснее обозначились пределы эффективного применения данного метода. В то же время более ясное понимание принципов социальной терапии привело к новым областям ее применения, в частности, весьма перспективным оказалось использование социальной терапии по отношению к подросткам, имеющим отклонения в поведении и испытывающим трудности в учебе. Например, самоуправляемые реабилитационные центры для бывших наркоманов, сохраняя принципы демократичности и дух коллективизма, ввели у себя в соответствии с требованиями их специфики авторитарную структуру с более строгими наказаниями, чем это было бы возможно в больничных условиях, где всем заправляет медицинский персонал.

Суть социальной терапии состоит в открытости общения и совместном изучении проблемы. Пациентов поощряют проявлять инициативу при определении того, как строить собственную жизнь. Иерархия упраздняется, а ответственность в максимальной степени разделяют с персоналом сами пациенты. Очень важную роль играют собрания — от небольших групповых до общих собраний коллектива, включающего и персонал, и пациентов.

Спорной остается проблема соотношения социальной терапии и психотерапии, используемых в процессе этих общих собраний. Эдельсон (Edelson, 1970) подчеркивает положительную роль общих собраний, утверждая, что их функция состоит не в проведении групповой психотерапии, а в облегчении повседневного функционирования данного сообщества. Другие ученые, например Спрингман (Springmann, 1970), доказывают, что общие собрания обладают явным потенциалом для индивидуального инсайта и изменений, хотя это и не означает, что они заменяют терапию в более тесном составе малой группы. Спрингман подчеркивает меньшую структуризацию и большую спонтанность общих собраний. Но большие неструктурированные группы могут вызывать тревогу даже у “нормальных” людей — достаточно распространенной реакцией в этих случаях является либо замыкание в себе, либо демонстративное, вызывающее поведение в форме защитной реакции. Когда речь идет о психиатрических лечебницах, где находятся люди с различными формами расстройств, рекомендуется четкая структура общих собраний (Pines, 1975). Избранный председатель и ясная повестка дня являются необходимым атрибутом, способствующим снятию напряженности и предупреждающим возникновение конфликтов. Эта процедура неукоснительно соблюдается в Гендерсонской клинике.

Социальные системы могут как защищать от примитивных страхов преследования и подавленности, возникающих при параноидно-шизоидной и депрессивной позиции[3], так и усугублять эти страхи (Jaques, 1955). Создавая социальную систему для терапии, необходимо определить, каким должен являться соответствующий уровень защиты. Организация и методы, используемые в больницах, должны определяться как потребностью персонала в защищенности от излишнего беспокойства, так и соображениями блага для пациентов. Например, иерархия в среде среднего медицинского персонала (медицинских сестер) и ритуал их действий помогают сестрам (среди которых много юных и неопытных) как-то защититься от чувства чрезмерной сопричастности страданиям больных, с которыми они работают (Menzies, 1961). Это лучше, чем накачивание больных лекарствами, облегчающими их состояние, — вместо того чтобы предоставить им возможность выговориться и поделиться своим проблемами (Stanton and Schwartz, 1954). Однако совершенно недопустимо, чтобы социальные и институциональные защиты, как бы они ни были оправданны и естественны, наносили ущерб терапевтическим задачам лечебного учреждения. Нахождение правильного баланса может оказаться непростой задачей (Hinshelwood, 1987).

Идеи социальной терапии применяются в разных ситуациях: в психиатрических лечебницах, центрах реабилитации бывших наркоманов, школах для детей с отклонениями в поведении и трудностями в учебе, иногда даже в тюрьмах. Разнообразие сфер применения обусловливает многообразие используемых методов. Мы ограничим их описание лишь несколькими общими принципами.

Чаще всего обучение методам социальной терапии происходит прямо на рабочем месте, там, где эти методы применяются. Ассоциация терапевтических сообществ организует многочисленные курсы, в том числе и девятимесячную программу по уходу за больными, разработанную совместно с Королевским колледжем. Организационная динамика преподается на групповых динамических семинарах, таких как Лейсестерские конференции, проводимые Тэвистокским институтом человеческих взаимоотношений, а знакомство с работой в больших группах, подобных общим собраниям в терапевтических сообществах, можно получить на курсах, организуемых Обществом групповой терапии совместно с Институтом групп-анализа в Лондоне.

Обстановка (сеттинг)

Прежде всего должны быть четко определены границы социальной системы, где используется социальная терапия. После этого появляется возможность развить ее собственную ясную и понятную структуру и четкие правила применения. Четкость границ системы позволяет изучать и понимать события, происходящие в системе, отличая их от привнесенных извне.

То, насколько удается соблюдать установленные границы, определяет происходящее внутри системы. Терапевтическое сообщество может само определять, кого принимать в свои ряды. Оно отбирает пациентов, готовых к активной роли и к принятию ответственности в процессе собственного исцеления, которые вписываются в систему ценностей данного сообщества и которым эта система наиболее подходит. Разумеется, не везде существует такая возможность отбора. Это не означает, что социальная терапия невозможна в условиях, более далеких от идеала. В каждой психиатрической лечебнице необходимо использовать общение и совместную деятельность в той мере, в какой это возможно. Собрания, проводимые еженедельно, а в некоторых местах даже еже­дневно, являются важным фактором включения пациентов в социальную жизнь сообщества. Желательно, чтобы такие собрания проводились в достаточно просторных помещениях, где можно удобно расположиться, лучше всего расставить кресла концентрическими кругами, чтобы лучше видеть друг друга в процессе общения.

Кроме того, могут существовать малые группы, которые обсуждают повседневные проблемы жизни своего подразделения (например, палаты). Групповую психотерапию в психиатрии лучше всего проводить в малых группах. Так, например, уже выписавшиеся из стационара пациенты продолжают участвовать в таких сеансах. Для пациентов, находящихся в стационаре, подходящей формой терапии, кроме участия в дискуссионных группах, являются профессиональная терапия, терапия, осуществляемая с помощью изобразительного искусства и музыкальная терапия. Эти формы особенно полезны в работе с замкнутыми пациентами, а также с теми, кто не умеет или не желает говорить о себе и своих проблемах. Благодаря использованию этих методов некоторым больным удается войти в соприкосновение с неведомыми им самим частями своей личности. Мы уже цитировали мысль Винникотта о том, что “психотерапия должна иметь дело с двумя играющими вместе людьми”. Он продолжил ее следующим образом: “Главное: если играть не удается, задача терапевта состоит в том, чтобы перевести пациента из состояния неспособности играть в состояние способности играть”. Терапия, проводимая с помощью изобразительного искусства, и музыкальная терапия могут помочь людям осознать собственную “способность играть”.

В идеале персонал должен встречаться после (а иногда и до) каждого общего собрания, чтобы обсудить и проанализировать его результаты. Это дает более ясное понимание происходящего и помогает намечать новые цели и задачи. Кроме того, персонал должен проводить оперативные собрания для решения практических вопросов и выработки направления работы на перспективу. Чем более открытым является данное терапевтическое сообщество, тем легче на таких собраниях выясняются все проблемы и разрешаются конфликты. Если персонал в своей среде не способен разрешить конфликты, то требовать этого от пациентов — чистейшее лицемерие, не говоря уже об очевидном пагубном воздействии на больных раздоров среди медицинского персонала (Stanton and Schwartz, 1954).

Типичной чертой терапевтического сообщества являются собрания, проводимые в чрезвычайных ситуациях для решения проблемы, ведущей к кризису. Подобные собрания могут быть общими или же проводиться лишь в том подразделении, где возникла кризисная ситуация. Целью таких собраний является честное и доброжелательное обсуждение возникшего кризиса, например, из ряда вон выходящего поведения. Возможность проведение подобных собраний в данном учреждении является мерилом того, насколько оно близко к терапевтическому сообществу, по сути своей предполагающему разделение ответственности за лечение между всеми без традиционного распределения на роли беспомощных больных пациентов и единственно компетентных представителей персонала.

Роль пациентов

Пациенты понимают, что должны принимать активное участие в том, чтобы помочь себе самим и друг другу благодаря участию в общественной жизни, как только они становятся к этому участию способны. Им предоставляется возможность открыть для себя личные и межличностные причины проблем и конфликтов, лежащих в основе проявлений их болезненного состояния. Сталкиваясь с ситуацией, когда их вовлекают в решение проблем совместного проживания, пациенты перестают ощущать свою изолированность и ненормальность. У них появляется много шансов выразить свои чувства и честно поговорить о себе и других, узнать новые пути и подходы к решению проблем. Играя активную роль, они получают возможность заново или впервые открыть для себя силы и навыки, чтобы справляться с возникающими проблемами. Быть избранным председательствующим на общем собрании и успешно сыграть эту роль часто означает достижение высшей ступени. Особенно это важно для пациентов, страдающих неуверенностью и низкой самооценкой. Успех может окрылить их.

Роль персонала

В соответствии с требованиями социальной терапии персонал берет на себя специфическую роль, основные черты которой определяются кругом профессиональных обязанностей. Но каждый специалист обязательно должен ощущать себя членом команды. Выполняя свои профессиональные обязанности, им необходимо исходить из общего социотерапевтического подхода. В частности, они должны стремиться избегать типичного соперничества между представителями разных дисциплин. То же самое относится и к отношениям внутри иерархической структуры. Все проблемы должны разрешаться открыто, честно обсуждаться всеми. Это называют “выравниванием по плоскости пирамиды власти” (Сlark, 1964), что, однако, не означает отсутствия власти и ответственности. Один из парадоксов терапевтического сообщества состоит в том, что цели демократизации и разделения ответственности лучше всего достигаются при “диктатуре доброй воли”, осуществляемой харизматическим лидером. Терапевтическое сообщество способствует разделению власти и ответственности за принятие решений между разными подразделениями и службами, что помогает сократить “социальную дистанцию” между персоналом. Идеалом, к которому стремится всякая организация, является открытость и четкость власти и ответственности. Их распределение способствует автономии и росту членов организации (в нашем случае — в интересах пациентов и персонала) без потери направления и выпускания из виду общих функций организации.

Работа в терапевтическом сообществе требует честности и открытости. Нужно обладать смелостью сказать коллеге или пациенту то, что не так-то просто говорить и принимать, например: “Мне не нравится, как вы это делаете...”, “Зачем вы это сказали?...”, “Я чувствую, что это ваша собственная проблема, а не проблема пациента”. Атмосфера и культура, в которой это может быть сказано и встречено без обид и страданий, является важнейшей компонентой системы, которую необходимо создать и поддерживать. Без этого возобладают деструктивные силы, что приведет к расщеплению и проекциям: появятся противоборствующие группировки как среди персонала, так и среди больных (Main, 1957).

Терапевтический процесс

Социальная терапия включает в себя открытое общение и разрешение проблем по мере их возникновения. Вместо использования ролевых функций и создания иерархии для ненужных защит и вторжений требуется самопознание и изменение. Благодаря этому создается живая и творческая атмосфера, хотя и чреватая стрес­сами.

Не всем (это относится и к пациентам, и к персоналу) уютно в такой атмосфере, хотя большинство приспосабливается и постепенно учится ценить ее. Открытым остается вопрос, могут ли некоторые люди ощущать эту обстановку как антитерапевтическую. Одним из недостатков социальной терапии является затруднительность положения пациентов, которым не подходит реализация системы в том подразделении, где они находятся: у них практически нет выбора — им остается только покинуть заведение.

Общее собрание в психиатрическом отделении больницы обнаружило, что среди пациентов накапливается взрывоопасное раздражение, о чем говорили их сообщения, связанные с несколькими неприятными событиями предыдущей недели и с нежелательными перестановками в персонале. Некоторые пациенты жаловались на недостаточное внимание к ним врачей, причем на фоне недостаточной квалификации медицинских сестер, не умеющих вовремя отметить ухудшение состояния здоровья пациентов. На последовавшем за собранием совещании персонала выяснилось еще и недовольство среди медицинских сестер поведением старшей сестры, уклонявшейся от открытого общения и не выполнявшей надлежащим образом свои должностные обязанности. Коллеги поддержали недовольных медицинских сестер, и это позволило решить проблему и восстановить нормальный моральный климат в коллективе. На следующем общем собрании удалось лучше разобраться и в жалобах пациентов. Стало понятно, что жалобы на недостаточное внимание врачей связаны с нежеланием брать на себя хоть какую-то ответственность, а также с “детским” стремлением полагаться на врача как на всемогущего родителя.

Задача социальной терапии состоит в создании терапевтической среды. Основным средством здесь являются общие собрания. Сторонники метода видят в этом связь между социальной системой и психотерапией:

“Общие собрания представляют собой создание новой социальной системы, ставящей основной задачей новые формы лечения психических расстройств. Делается попытка подстегнуть развитие общества, чье “разделенное всеми членами понимание и общность интеллектуальных и эмоциональных воззрений” (Earl Hopper) основаны на изучении внутреннего мира психотерапевтическими методами. Такой взгляд предполагает, что психические заболевания приводят к нарушению общения (кстати, иногда это не только результат, но и причина психических заболеваний). При психических расстройствах остается возможность понять их значение, и у больных и здоровых общего гораздо больше, чем они склонны признавать. Психотерапевтическая точка зрения состоит в подчеркивании причин эмоциональных расстройств, появляющихся в результате того, что не удалось справиться с задачами развития, которые в свою очередь связаны с разрешением проблем зависимости, автономии и сексуальности. Решение этих проблем можно отыскать заново в процессе психотерапии, причем оно может возникнуть в процессе социального взаимодействия в группе, открывающей значительные перспективы для психотерапевтической работы. Задача психотерапии в данном случае состоит в поднятии этих проблем на уровень осознанного понимания, где возможно более зрелое развитие адаптивных форм по сравнению с теми, что были доступны до этого...” (Pines, 1975).

Таким образом, терапевтический процесс социальной терапии состоит в избавлении от конфликтов и блоков в общении в условиях данного учреждения, создающего терапевтическую среду, в которой решаются практические проблемы и развиваются навыки межличностного общения.

Должно ли преобладать поддерживающее или исследующее направление в терапевтическом процессе, определяется потребностями пациентов, причем следует помнить, что эти потребности весьма индивидуальны и различны у разных пациентов. Однако обе функции важны, и национальная система здравоохранения должна обеспечивать доступность и того, и другого направления.

Попытки делать все разом имеют серьезные недостатки; ни поддерживающая терапия, ни исследующее направление — психоанализ — не могут быть легко обеспечены в полной мере — приходится идти на компромисс. Поэтому политика концентрации психиатрической помощи в районных больницах единственного типа и недопущение развития альтернативных форм психотерапевтических услуг (как в стационаре, так и амбулаторно) недальновидна и даже опасна.

Потребность больных, страдающих разнообразными расстройствами, в квалифицированной помощи лучше всего может быть удовлетворена комплексной системой: у одних — острый период, у других — хронические заболевания, третьим нужна в первую очередь поддержка и медикаментозное лечение, четвертым необходимо воспользоваться услугами психотерапевта, чтобы разобраться в своих проблемах и найти новые решения, причем одним больше подойдет бихевиористкая, а другим — динамическая психотерапия.

Во многих случаях психиатры все активнее участвуют в оказании услуг, организуемых местными сообществами, в частности, проводя динамическую терапию. Вместе с социальными работниками психиатры проводят социальную терапию в таких заведениях, как дома престарелых и клубы. Идея социальной терапии, состоящая в том, что социальный контекст воздействует на происходящее в данном социуме, может оказаться полезной для обеспечения потребностей в психотерапевтической помощи разных типов и уровней.

Метод встреч и другие новые направления

В этом разделе будут рассмотрены разнообразные направления терапии, развивающие (каждое по-своему) тот или иной аспект классической психоаналитической терапии. Эти направления ставят своей задачей преодоление тех ограничений и недостатков психоанализа, которые их родоначальникам казались наиболее существенными, а сегодня делают психоанализ ущербным и однобоким.

Психоанализ возник как радикальное направление, бросившее вызов ортодоксальной медицине и психиатрии. Возможно, именно поэтому он был с особой готовностью принят в Новом Свете, пропитанном демократическим духом равенства и равных возможностей. Но со временем его постигла трагедия всех революционных инноваций — он стал частью установившегося порядка. “Движение за развитие человеческого потенциала” или “гуманистиче­ская психология”, как его иногда называют, можно считать следующей революцией, восставшей против того, что стало казаться в психоанализе консервативным. Во многом это движение было чисто американским (Kovel, 1976) и уходило корнями в религиозную традицию (Marteau, 1976). Оно отличалось чрезвычайно оптимистичным представлении о природе человека и его способности совершенствоваться. Это представление контрастирует с довольно пессимистичными взглядами Фрейда (1930), сформировавшимися у него к концу жизни и выраженными в его работе “Неудовлетворенность культурой”, где он пишет о неизбежном конфликте между требованиями инстинктов и культуры. Новое движение привлекло множество людей, которые не считали себя больными, но чувствовали некоторое “отчуждение” от самих себя и окружающих, “заблокированность” каких-то частей собственной личности.

Возможно, косвенное влияние на развитие этих новейших направлений в психотерапии оказал расцвет философского экзистенциализма (Heidegger, 1967), сосредоточившего внимание на попытках понять существование в противовес картезианскому сосредоточению на мышлении; на том, чтобы быть, а не на том, чтобы знать. В некотором смысле здесь произошла замена принципа cogito ergo sum принципом sum ergo cogito. Экзистенциальный упор на опыт индивидуума и его потребность смотреть в лицо тому, что человек смертен и обречен на одиночество, привело некоторых философов (например, Сартра) к проповеди стоицизма перед лицом тревог и отчаяния. Это может привести и к поиску осмысленных отношений по принципу “Я и Ты” с Богом (Buber, 1971) или с другими человеческими существами. Экзистенциальное мышление оказало влияние на некоторых психиатров и психотерапевтов (May et al., 1958; Laing, 1960), считавших необходимость сознательного познания себя и других более приоритетной задачей, чем рассмотрение бессознательных процессов или биологических аспектов природы человека. Название одной из ранних книг Роджерса (1961) — “Становление личности” — является провозглашением этого подхода. В психоанализе всегда присутствовало гуманистическое течение, но лишь в последнее время оно стало громко заявлять о себе в форме растущего интереса к собственному опыту, развитию и нарушениям личности (Jacobson, 1964; Kohut, 1977), к нарциссическим проблемам самооценки (Kernberg, 1975). Понятие истинного “Я” (self) в большей степени, чем абстрактное понятие “Я”, относится к тому последовательному представлению о самом себе, которое у индивидуума существует на фоне его представлений о других (Fransella and Thomas, 1988).

Самым существенным отходом от устоявшейся психотерапевтической практики стало изменение отношений между терапевтом и пациентом: переход от беседы к действию, перенесение акцентов с понимания на выражение. Основным элементом динамической психотерапии, как уже неоднократно подчеркивалось в нашей книге, являются отношения доверия, вербальная коммуникация, понимание и приятие. Отношения доверия остаются краеугольным камнем всех видов психотерапии, включая любые самые новомодные течения, хотя роль терапевта становится более активной и требующей большего самопроявления. На смену традиционной форме приема пришли активные упражнения, в выполнение которых вовлекают пациента. Вместо терпеливого исследования, интерпретации, преодоления внутреннего сопротивления на пути к пониманию проблем и изменений в нужном направлении терапевт ставит своей целью добиться выражения чувств пациента путем облегчения интенсивного опыта. Лечение проводится в сжатые сроки, часто сводится к семинарам в выходные дни или к двадцатичетырехчасовым “марафонам”. Чувствам придается большее значение, чем мыслям, проявление их (катарсис) становится важнее, чем рефлексии по поводу их происхождения. Эти терапевты делают упор на а) “язык телодвижений” и единство тела и разума; б) лечение по принципу “здесь и теперь”; в) терапевтическое воздействие отношений “я—ты” между терапевтом и пациентом. Однако эти представления являются базовыми и в психоанализе, и в других, отпочковавшихся от него направлениях.

а) Психоанализ всегда уделял внимание взаимодействию психологических и физических процессов.

б) Понятие переноса предполагает, что наше прошлое продолжает жить в настоящем, а психоанализ давным-давно признал, что терапевтическое воздействие явления переноса объясняется именно качественным присутствием в нем “здесь и теперь” (Strachey, 1934). Распространенным заблуждением является представление о том, что психоаналитики занимаются исключительно обсуждением далекого детства своих пациентов вне его влияния на “здесь и теперь”.

в) Аналитики прекрасно сознают важное значение собственной личности и “настоящих отношений” в противовес элементам переноса в отношениях “терапевт-пациент” (Klauber, 1981). Все это составляет основу терапевтического альянса.

Разумеется, более активное и директивное воздействие может дать те возможности, каких не знает классическая форма проведения психоанализа, но верно и обратное: некоторые возможности теряются. Ускоренные методы не позволяют рефлексировать по поводу явлений переноса и контрпереноса, постепенно взлелеивая ростки того доверительного общения, которое часто определяет успех лечения. К тому же существует опасность, что активная и директивная роль окажется особенно привлекательной для терапевтов, стремящихся удовлетворить собственную жажду власти. Именно для того, чтобы избежать подобной угрозы, от психотерапевта, проводящего психодинамический тренинг, требуется в обязательном порядке прохождение психоаналитической терапии и нахождение под наблюдением супервизора (Pedder, 1989b).

Хотя аналитическая терапия больше изучает защитное мышление, чем защитные чувства (особенно в случаях шизофренического отчуждения от собственных чувств), но и чувства сами по себе могут быть защитными. Интенсивный опыт более активного лечения иногда приносит значительное облегчение или приводит к эйфории, но без тщательного закрепления этот успех может оказаться преходящим. Недооценка потребности в защите часто приводит к психиатрическим осложнениям (проявляющимся примерно в 9% случаев) при применении метода встреч для помощи людям с неустойчивой или расстроенной психикой (Lieberman et al., 1973).

Сегодня появилось много новых направлений развития психотерапии (Dryden and Rowan, 1988). Большая часть, как это будет видно из кратких описаний, отражает один из аспектов представлений Фрейда, более подробно разработанный его последователями. Будут ли новые направления могильщиками старых, полно­стью вытеснив их, или сами вольются в существующую психотерапевтическую практику, став ее составной частью? Бесспорно, что эти методы представляют значительный интерес и помогли многим людям ощутить боґльшую полноту жизни и обрести аутентичность, особенно тем, кого не принято квалифицировать как больных. Они могут помочь и другим людям (помочь которым не удалось традиционными методами) найти себя, используя экспрессивные методы творческой терапии (изобразительное искусство, музыка, движение, драма (Jennings, 1983). Существуют свидетельства того, насколько эффективно применение некоторых активных методик на ранних стадиях групповой терапии, особенно для людей, не привыкших выражать свои чувства и отношения словами. Позднее, овладев искусством словесного общения, они охотно отказываются от применения активных методов и больше внимания уделяют спонтанной и свободно текущей беседе, проводимой в процессе аналитической групповой психотерапии (James, 1976).

Дата добавления: 2014-10-31