И исследующей психотерапии 1 страница

См. PDF-файл

Психоанализ и аналитическая психотерапия

Современная динамическая психотерапия началась с Фрейда и психоанализа, краткий очерк которого уже был приведен в начале нашей книги. Во избежание путаницы, полезно различать по крайней мере три разных значения и употребления понятия “психоанализ” (Main, 1968). Во-первых, этим термином обозначают метод исследования бессознательного уровня психики, когда лежащему на кушетке пациенту предлагают говорить все, что придет в голову. Во-вторых, им называют теоретическое построение, основанное на этом методе. В-третьих, обозначают интенсивный метод психотерапевтического лечения. Хотя все эти три значения (метод, теория и приложение) тесно взаимосвязаны, необходимо ввести логическое различие. Теория может давать полезное объяснение, а лечение при этом оказывается неэффективным по совершенно не зависящим от теории причинам. Путаницы можно избежать, если термин “психоанализ” зарезервировать для теории психоаналитической психологии, из которой выводятся различные методы психоаналитической психотерапии. В области лечебной практики в этом случае говорят об интенсивной аналитической психотерапии, а не о психоанализе.

Полный психоанализ (или аналитическая психотерапия, проводимая пять раз в неделю) является подходящей и возможной формой лечения лишь для меньшинства пациентов, хотя интенсивная аналитическая практика остается основной формой обучения будущих психоаналитиков и специалистов в области динамической психотерапии.

Эволюция психоаналитической теории представляет собой необъятное поле для изучения. Ее развитие в первой половине века было рассмотрено в многочисленных исследованиях (E. Jones, 1953, 1955, 1957; A.C. Brown, 1961; Ellenberger, 1970; Sandler et al., 1972; and Gay, 1988). На ранней стадии психоанализ основывался на модели катарсиса. Среди пациентов Фрейда преобладали молодые женщины с явлениями истерического характера, которые, как правило, можно было рассматривать как результат подавления проявлений сексуальности. Терапия, первоначально проводившаяся под гипнозом, направлялась на выявление подавленных воспоминаний и на высвобождение чувств, вытесняемых из-за их неприемлемости для осознанного представления. Фрейд писал о “переведении бессознательного на сознательный уровень”. Вот что замечал переводивший его труды Джеймс Страчи во введении к “Изучению истерии” (Breuer and Freud, 1895):

“...Фрейд все дальше отходил от механизма произвольных высказываний и все больше полагался на поток “свободных ассоциаций”. Отсюда уже шел прямой путь к анализу сновидений. Анализ сновидений позволил ему, в первую очередь, заглянуть внутрь механизма “первичных процессов” сознания и способов их влияния на мысли, появляющиеся под их воздействием на более доступном уровне, что позволило Фрейду овладеть новым приемом — “интерпретацией”. Во-вторых, анализ сновидений позволил ему провести самоанализ и, в конечном счете, привел к открытиям младенческой сексуальности и Эдипова комплекса”.

Открытие Фрейдом особого значения Эдипова комплекса могло возникнуть и из анализа ситуации, сложившейся в его собственной семье (Pedder, 1987). Он был любимым старшим ребенком среди восьми детей, родившихся от второй жены отца, у него было еще два сводных брата, по возрасту годившихся ему в отцы.

Многие плохо информированные критики Фрейда ошибочно считают, что он остановился на преувеличенном внимании к сексуальности, что в 1913 году привело его к разрыву с Адлером и Юнгом.

Карл Густав Юнг (1875—1961) создал собственную школу аналитической психологии, которая перешла от биологических корней человека к изучению проявлений психологической природы в мифах, снах, культуре, являющихся продуктами коллективного бессознательного и его архетипов. В самых разных культурах можно найти прототипы одних и тех же фигур (Jung, 1964). Анима и Анимус — персонификации женских и мужских тенденций в бессознательном, Тень — скрытая от сознания “теневая” часть личности, Великая Мать, Мудрый Старец и Герой. Юнг рассматривал лечение как процесс индивидуации, внутреннего объединения индивидуума через раскрытие скрытых или неразвитых аспектов личности. Юнг родился в Швейцарии в семье сельского священника и в детстве был очень одинок, поскольку старший брат умер до его рождения, а сестра была на целых девять лет младше. Он рос очень замкнутым, в школу его не отдали из-за частых обмороков. Если Фрейд начал частную практику в среде, где преобладали больные с истерическими неврозами, то Юнг начал свою карьеру психиатра с работы в клинике, где преобладали больные-психотики. Его поразила универсальность символики (или архетипов), заполнявшей их больное воображение и галлюцинации. После разрыва с Фрейдом, объявленной причиной которого явилось несогласие по вопросу о значении сексуальности, а возможно, и из-за соперничества “отец-сын”, Юнг вновь окунулся в “творческую болезнь” (определение Элленбергера, 1970), в процессе которой также провел самоанализ. Правда, в отличие от Фрейда, он использовал не свободные ассоциации, а записи и зарисовки снов, придумывание историй с продолжением и т.п. Позднее Юнг совместно с другими учеными активно разрабатывал аналитическую психологию, то и дело надолго уединяясь на берегу озера, как бы переходя из мира внешнего в мир внутренний и обратно. Его концепции интроверсии и экстраверсии стали общепринятыми. Идеи Юнга о стремлении к сбалансированности заложенных в человеке крайностей и упор на творческое начало и воображение представляют собой ценный вклад в психотерапию. Существуют очень полезные вводные курсы, описывающие взгляды Юнга (Fordham, 1978; Samuels, 1985).

Альфред Адлер (1870—1930) в отличие от Юнга, перешел от изучения внутрипсихических процессов, в особенности на глубинном, бессознательном уровне, к использованию более социального подхода. Адлер родился в Вене и был средним среди трех сыновей, очень хорошо познав на практике, что такое жгучая ревность к братьям. Собственный опыт отразился в трудах Адлера, как это было и у Фрейда, и у Юнга (Pedder, 1987). По его мнению, причины возникновения неврозов представляют собой попытку справиться с ощущением собственной неполноценности, иногда и физической ущербности, в результате чего проявляется компенсаторная жажда власти. По аналогии с этим явлением Адлер ввел понятие “мужского протеста” у женщин (реакция на их приниженное положение в обществе). Адлер отрицал идеи раннего Фрейда о первичности сексуального влечения (либидо) и его объяснения агрессии как реакции на фрустрацию. Он раньше Фрейда постулировал влечение к агрессивности. Им была создана собственная школа индивидуальной психологии, некоторые из его идей используют в своей практической работе многие психотерапевты. Влияние Адлера сказалось и на развитии “неофрейдистского” направления (Sullivan, Horney, Fromm etc.) и трансактного анализа (Berne). В 1957 году была издана полезная антология трудов Адлера (Ansbacher and Ansbacher).

В то время, когда Юнг и Адлер отошли от психоанализа, идеи самого Фрейда продолжали меняться и развиваться. К моменту написания “Печали и меланхолии” (Freud, 1917) его меньше занимали инстинктивные влечения сами по себе, а больше интересовали внутренние отношения с людьми, на которых направлены чувства привязанности или вражды. Фрейд обнаружил, что депрессия часто порождается утратой (смертью, разлукой), причем утрата может относиться и к значимому человеку, и к идеалу. Враждебные чувства, вызванные болью утраты, могут быть направлены и на самого себя. Клинически это выражается в проявлении симптомов болезни в годовщину утраты. Именно так Фрейд пришел к своей знаменитой идее “Я”, “Сверх-Я” и “Оно” (1923). С тех пор наблюдается развитие двух направлений в психоанализе: одно развивает концепцию “Я”, а другое — концепцию “Оно”. Первое направление сосредоточило усилия на самоорганизации “Я”, адаптации “Я” к внешней и внутренней реальности (Hartmann, 1939). Анна Фрейд (1936) описала множество способов защиты, которыми пользуется “Я”, чтобы укрыться от тревог и боли. Однако даже при серьезных неврозах многие функции “Я” часто остаются бесконфликтными. Например, человек превосходно работает, но в личной жизни он может оставаться весьма ущербным. Развитие функций “Я” на этапе осознания ребенком границ своей личности, различения “Я” и “не-Я” были изучены представителями особого направления в рамках этой же школы (Mahler et al., 1975; Stern, 1985). В последние годы данная психологическая школа отходит от абстрактного обсуждения типов психической энергии, постепенно углубляясь в изучение проблемы развития внутреннего представления о себе в плане развития отношений с другими (Jacobson, 1964) — как в случаях заболеваний, так и в случаях серьезного расстройства личности (Kernberg, 1975). Это направление развития сближает эго-психологию с теорией объектных отношений.

Можно сказать, что свое дальнейшее развитие школа психологии, изучающая “Я”, получила в трудах Мелани Кляйн (1882—1960). Она родилась в Вене. В 1926 году по приглашению Эрнста Джонса, создавшего в 1919 году Британское психоаналитическое об­щество, она перебралась из Берлина в Великобританию (Gros­skurth, 1985). Как и Анна Фрейд, она была одним из первых исследователей детской психики, используя игру как средство общения для выявления детских фантазий и конфликтов. Таким образом ей удавалось изучать психоанализ даже двухлеток (Klein, 1932). Она проникала в их жизнь, наполненную мощными, неосознанными фантазиями, которые, по ее мнению, возникают непосредственно из инстинктивных влечений. Мелани Кляйн считала сексуальность и агрессивность врожденными качествами, развивая таким образом противоречивые идеи Фрейда об инстинкте смерти. Работая с маленькими детьми, Мелани пришла к выводу об огромном значении роли матери на раннем этапе развития ребенка. Этот вывод как бы дополнял мысль Фрейда о значении роли отца; возможно, не случайно взгляд на роль отца принадлежит мужчине (Фрейду), а взгляд на роль матери — женщине (Мелани Кляйн). По мнению Мелани, Эдипов комплекс возникает много раньше, чем это было принято считать.

Кляйн особенно подчеркивала примитивные психические механизмы интроекции, проекции и расщепления. В первые месяцы жизни, прежде чем ребенок четко усвоит разницу между фантазией и реальностью, между тем, что находится внутри, и тем, что снаружи, инстинкт смерти, по мнению Кляйн, ведет к возникновению деструктивной ярости независимо от того, пришлось ли младенцу испытать фрустрацию. Образ плохой матери расщепляется и проецируется вовне. Добрые чувства и образы интроецируются и сохраняются внутри, несмотря на страх возврата проецируемой “плохой” матери (так называемая параноидно-шизоидная позиция). Когда ребенок выясняет, что его мать несет и доброе, и злое, ему приходится учиться любить и ненавидеть одно и то же существо. Более зрелое депрессивное состояние соответствует такому сосуществованию любви и ненависти, что вызывает желание изгладить ущерб, нанесенный воображению маленького ребенка. Неадекватно пережитое депрессивное состояние приводит к тому, что во взрослой жизни у человека рождается беспочвенное опасение и страх, что всякая ненависть может разрушить и уничтожить любимого человека. Этот взгляд объясняет и клинические наблюдения ситуаций, когда смерть родителя или другого ребенка в семье, пережитая человеком в раннем возрасте, выражается впоследствии в возникновении глубокого чувства вины (Pedder, 1982). Аналитики школы Мелани Кляйн, сконцентрировав внимание на примитивных функциях мышления и фантазиях, меньше, чем другие психоаналитики, уделяли внимание реальным обстоятельствам развития ребенка и считали, что плохой материнский уход можно отнести к проективным образам “плохой” матери, созданным ребенком (Segal, 1964).

В психоаналитических кругах шла продолжительная дискуссия о том, что важнее в процессе развития — навязанное извне или воображенное изнутри. Зигмунд Фрейд первоначально предполагал, что первопричиной неврозов были травмы и соблазны, но впоследствии пришел к выводу, что они могут оказаться воображаемыми, и решил, что внутренняя психическая реальность важнее. (Недавние исследования в области насилия над детьми привели к пересмотру подобной точки зрения: теперь внешнюю и внутреннюю реальность рассматривают как одинаково важные и взаимодействующие.) Позднее в своей структурной теории Фрейд вновь подчеркивал значение внешних фигур в процессе их усвоения “Сверх-Я”. Аналитики школы Мелани Кляйн придавали чрезмерное значение роли внутренних фантазий, вплоть до пренебрежения внешней реальностью. Отчасти в ответ на это были проведены исследования воздействия распространенной травмы — разлуки с матерью (Bowlby 1952, 1969, 1973, 1980) — и изучение значения материнского присутствия и “благоприятного окружения” (Win­nicott, 1965). Теория объектных отношений рассматривает развитие личности в неотрывной связи с загнанными вовнутрь ранними впечатлениями и ассоциированными с ними чувствами, плохими и хорошими.

Дональд Вудс Винникотт (1896—1971), пришедший в психоанализ из педиатрии, о чем напоминает название сборника его трудов (Winnicott, 1975), на протяжении всей своей деятельности сохранял живой интерес к ранним отношениям “мать-дитя”. Он разработал концепцию “достаточно хорошей матери” (1965), подчеркнув необходимость наличия для младенца определенной дозы материнской заботы, без чего невозможно нормальное развитие. Винникотт писал (1975): “Нет младенца вне пары с матерью (или с тем, кто его вскармливает)”. Без материнского ухода младенец погибает. Мать нужна не только для кормления и физического ухода, но и для удовлетворения эмоциональных потребностей, так как она способна разделить с младенцем его чувства и модифицировать их благодаря лучшему пониманию реальной жизни. В идеале мать должна сначала стать для младенца воплощением всемогущества (пусть иллюзорного), а потом обязана помогать ему постепенно избавляться от иллюзий. На последующих стадиях развития ребенка присутствие матери необходимо для того, чтобы ребенок ощущал безопасность и испытывал помощь, чтобы он, играя, творил самого себя. Эта роль сходна с ролью, которую играет аналитик в процессе психотерапии. Винникотт признавал, что на развитие влиянют и фантазии, и реальная жизнь. Именно взаимодействие внутренней и внешней реальности исследует психоанализ и порожденные им направления.

Винникотт специально изучал взаимодействие “мать—дитя” в первые годы жизни ребенка. Для описания промежуточной области опыта между пальцем ноги и плюшевым медвежонком, между оральным эротизмом и действительным объектным отношением он ввел понятия “переходных объектов” и “переходных явлений” (Winnicott, 1971). Не следует спрашивать: “Ты сам до этого додумался или тебе это навязано извне?” Переходный объект совместно создается матерью и младенцем; успешная терапия — результат совместных усилий врача и пациента. “Психотерапия происходит на пересечении двух областей действия, одна из которых принадлежит пациенту, а другая — терапевту” (там же). Вместе они создают пространство и общий язык, благодаря чему пациент заново осознает себя — подобно тому, как ребенок впервые познает мир и учится говорить с материнской помощью. “Мы ощущаем жизнь в области переходных явлений, в восхитительном переплетении субъективных и объективных наблюдений, в промежуточной области между внутренней и внешней реальностью” (там же).

Одним из результатов этого направления психоанализа было придание большей ценности уникальным отношениям “пациент—терапевт” в процессе анализа, а также “биперсонального поля”, которое создается ими обоими (Little, 1951; Langs, 1979b; Klauber, 1981). Терапевты не являются болванками, на которые пациенты переносят свои реакции. Их эмоциональная и интеллектуальная отзывчивость должна подстраиваться под нужды пациента, при этом неизбежно проявляются черты собственной личности терапевта. Частью данного направления является возрастающее признание важного значения контрпереноса как терапевтического инструмента. Углубленная оценка всего, что должен обеспечить психотерапевт, происходит параллельно осознанию влияния матери на самых ранних довербальных стадиях развития младенца. Многие люди с пограничными состояниями, легко переходящими в неврозы и психозы, страдают от проблем, пережитых на самых ранних стадиях отношений с родителями. Балинт при описании этой проблемы назвал ее следствием “значительного разрыва на ранней стадии формирования индивидуума между его биопсихологическими потребностями и материальным и психологическим уходом, вниманием и привязанностью, оказанными ему в данный период” (Balint, 1968). В результате этого курс психоанализа продолжается значительно дольше, чем во времена Фрейда, когда курс обычно завершался в течение года.

В противовес данной тенденции временного увеличения и углуб­ления курса психоанализа еще со времен ученика Фрейда Ференци (1926) делались попытки ускорить процесс анализа и сделать его более доступным. Эксперименты Ференци с активными методами и релаксацией, попытки менять роль и отношение терапевта не были признаны частью психоанализа, поскольку противоречили психоаналитическим ценностям ответственности перед самим собой и аутентичности. Но эти попытки были возобновлены в некоторых новых, менее аналитических методах: бихевиорист­ской (поведенческой) терапии и в направлении, развивающемся под влиянием идей теории коммуникации (Haley, 1968).

Фрейд предчувствовал, что “широкое поле применения терапии вынудит сплавлять воедино чистое золото анализа с медью прямых предположений”. Далее он заключал, что “какие бы формы ни принимала психотерапия, из каких бы элементов она ни состояла, самыми эффективными и важными составными частями несомненно останутся те, которые заимствованы из нетенденциозного и понимаемого в точном смысле психоанализа” (Freud, 1919). Все это относится и к аналитической психотерапии, у которой, как было подчеркнуто, общие основы с психоанализом. Психоаналитические понятия и методы могут применяться в психотерапии, проводимой и неклассическим психоаналитическим способом. Например, можно использовать знание бессознательных мотивов и переноса, не вдаваясь в подробное перетряхивание всего прошлого пациента и при этом использовать психодинамическое понимание, чтобы справиться с теми случаями, когда психотерапия не является подходящим решением. Разработаны методы (Malan, 1963, 1979) ограничения масштабов исследования фокусировкой на ключевых проблемах и конфликтах, о чем более подробно будет рассказано далее.

В настоящее время конференция психотерапевтов Великобритании пытается ввести классификацию психотерапевтов в целях упорядочения этой сильно фрагментированной области. Секция психоанализа и аналитической психологии включает в себя Британское психоаналитическое общество и три более мелкие юнгианские учебные организации; все они находятся в Лондоне. Секция аналитической психотерапии объединяет более двадцати организаций, разбросанных по всей Великобритании. Обе секции требуют от участников длительного личного опыта интенсивной терапии.

Обстановка

Говорят, что обстановкой (сеттингом) динамической психотерапии являются отношения с терапевтом; это особенно верно для психоанализа и аналитической психотерапии. Определенные условия должны быть созданы для углубления концентрации обеих сторон (пациента и терапевта) на развитии отношений.

Терапевту необходимо обратить пристальное внимание на надежность обеспечиваемых условий, чтобы пациент мог безболезненно продвигаться к более глубоким уровням терапии. Выполнение этого условия требуется на всех уровнях психотерапии, но в данном случае оно особенно важно. Следует предпринять все усилия для того, чтобы помещение, в котором проводится терапия, было защищено от постороннего шума и возможности внезапных вторжений. Предпочтительно использовать мягкую мебель — кушетку, уютные кресла, обеспечивающие ощущение равенства во время беседы, которая должна вестись с обоюдной искренностью чувств. Все сеансы должны проводиться в одном и том же помещении с четким соблюдением назначенного времени, продолжительности сеансов и их частоты. Время и место являются составными частями той обстановки доверия, которую должен создать терапевт, чтобы пациент чувствовал себя как дома.

Следует помнить, что открытия Фрейда в области психологии были сделаны им на основе практики невропатолога. Сначала он использовал гипноз для снятия невротических симптомов, затем для того, чтобы разобраться в их значении и происхождении и чтобы облегчить процесс катарсиса, относящийся к связанным с этими симптомами эмоциональным расстройствам. Позднее Фрейд оставил этот путь, перейдя к иной форме: он предлагал пациентам вспоминать все, что явилось причиной их беспокойства. Часто при этом он клал свою ладонь на лоб больного. Но использо-вание и этой формы продержалось лишь до той поры, пока Фрейдом не был открыт метод свободных ассоциаций (Jones, 1953). Пациентам предлагалось рассказывать обо всем, что приходит в голову, что бы это ни было. Именно появление данного метода озна­меновало начало психоаналитического подхода. Кушетка, которую Фрейд как невропатолог использовал для осмотра больных, а потом на сеансах гипноза, сохранялась и при использовании метода свободных ассоциаций. Многие психоаналитики предлагают пациенту самому решить, хочет ли он лечь на кушетку. Удобно располагаясь на ней, будучи изолированным от любых внешних помех, пациент погружается в свой внутренний мир и свободно и непринужденно высказывает текущие мысли сидящему рядом терапевту. Иногда, особенно на первых сеансах, пациент может отказаться лечь на кушетку. Тогда пациент и терапевт могут расположиться рядом в креслах, желательно под таким углом, чтобы можно было и смотреть, и не смотреть друг на друга. В случаях применения менее интенсивной терапии или при проведении сокращенного курса кресла часто используются на протяжении все-го курса.

Классической формой психоанализа является проведение четырех-пяти пятидесятиминутных сеансов в неделю иногда в течение нескольких лет. Частота и регулярность занятий способствуют интенсивности терапии. Такой режим обеспечивает возможность разобраться подробно в личности пациента и выявить психопатологию. Неспешное продвижение психоаналитика подстегивает регрессию, перенос прежних чувств на психоаналитика и восстановление забытых воспоминаний. Все это проявляется в отношениях “пациент-аналитик” и попадает в область совместного исследования. Частота сеансов, прерываемых выходными днями и праздниками, позволяет испытывать привязанность, что в свою очередь способствует решению проблем пациента (Bowlby, 1977).

Модификация классической формы подстегивалась необходимостью оказания помощи большому числу больных, в особенности после первой мировой войны. Аналитическая психотерапия — термин, используемый для описания наиболее распространенной модификации психоанализа, при которой частота сеансов сокращается до трех, двух и даже одного раза в неделю. Краткая или фокусная психотерапия является дальнейшим развитием, когда сокращается продолжительность и частота сеансов, но их интенсивность уменьшается не всегда.

Роль пациента

Для того чтобы пройти курс психоанализа или аналитической психотерапии, пациент должен признавать, что 1) источник его проблем, по крайней мере отчасти, находится в нем самом; 2) решить проблемы будет легче, если полнее понять самого себя и свои отношения, для чего придется поставить под сомнение все, что привычно принималось как данность, и, если потребуется, изменить свое отношение и поведение.

С настроем на понимание и изменение, существующем даже в самом зачаточном состоянии, пациент вступает в терапевтический или рабочий альянс с терапевтом, стремясь хотя бы постепенно преодолеть внутреннее сопротивление, мешающее полной открытости и спонтанности общения. Пациент содействует познанию исходя из приоритета понимания, даже если облегчение его состояния уже достигнуто и болезненные симптомы устранены. Он должен говорить о своих чувствах и фантазиях, как только они возникнут, а не пытаться скрыть их и разрядиться где-то в другом месте. Например, если пациент разозлится на терапевта, он должен так и сказать ему об этом, а не выражать свое неудовольствие опозданием на следующий сеанс.

Глубже понимая и самого себя, и других с помощью комментариев психотерапевта, пациент начинает лучше ощущать влияние прошлого на настоящее, причину своих бессознательных страхов и желаний, а также действие защитных механизмов. Он начинает различать объективный и субъективный аспекты терапевтических отношений: между тем, что есть на самом деле, и тем, чем оно кажется. Кроме того, пациенту нужно обобщить свои открытия, сжиться с ними, испробовать новый взгляд и на себя, и других, применить свежий подход к улаживанию проблем и использованию возможностей.

Аналитическая психотерапия, особенно краткосрочная, требует от пациента всего, о чем было сказано выше, и еще дополнительно — умения напряженно работать для достижения эффекта терапии, способности думать об этом между сеансами, умения справляться с нетерпением и беспокойством, которые могут возникать из-за необходимости целую неделю ждать следующего сеанса. Рейнер и Хан (Rayner and Hahn, 1964) пришли к выводу, что для проведения успешной краткосрочной аналитической терапии пациент должен обладать развитым чувством ответственности, высокой самооценкой и настойчивостью.

Роль терапевта

Первейшей обязанностью терапевта является создание и поддержание терапевтической обстановки. Фрейд (1912) описывал подход терапевта как “ровное выдержанное внимание”, способное подстраиваться к высказанным и затаенным значениям того, что говорится пациентом или было высказано им ранее. Терапевт следит за свободным потоком ассоциаций, принимая во внимание и то, что говорится, и то, как говорится и какими движениями сопровождается рассказ. Он в то же время предоставляет полную свободу своим ассоциациям, мыслям, фантазиям, определяя, насколько они связаны с пациентом и вызваны его словами и поступками.

Готовность и восприимчивость терапевта делают его “свободно плавающим”, как выразился Сандлер (Sandler, 1976), по аналогии с выражением “свободно плавающее внимание”.

В отличие от пациента, которому вольно говорить все, что вздумается, вмешательство терапевта должно быть направлено на углуб­ленное признание и познание того, что ранее отторгалось. Это вмешательство может включать конфронтацию, прояснение и интерпретацию (Greenson, 1967). Весьма существенно, в какой форме, когда и как происходит такое вмешательство. Часто интерпретация четко формулирует то, что уже смутно понято или почувствовано пациентом. Целесообразно не торопиться с интерпретацией, предоставляя пациенту возможность самому разобраться во всем до конца. Винникотт (1971) замечал: “Психотерапия не состоит из умных и точных интерпретаций, по большому счету это длительный процесс возврата пациенту того, что он принес с собой”. Психотерапевт обязан сдерживаться и использовать контрперенос только в интересах терапии.

Таким образом, пассивность терапевта скорее кажущаяся, чем реальная. Она дает пациенту возможность испытать явление переноса таким образом, словно он видит перед собой фигуру из внутреннего мира, отраженную в “зеркале” (Freud, 1912). А психоаналитик в этом случае свободно поддерживает “свободно плавающее внимание”, слушает “третьим ухом”. Будучи вовлеченным в опыт пациента и получая возможность рефлексировать по этому поводу, терапевт помогает ему понять и изменить мир, в котором тот живет.

В краткой или фокусной терапии терапевт может быть более активен и должен брать на себя выполнение более направляющей функции, чем в классическом психоанализе. Он должен постоянно исходить из краткости курса лечения и той психодинамической формулировки основной проблемы пациента, которая избрана в качестве фокуса работы.

Терапевтический процесс

В идеале психоанализ располагает временем для всестороннего изучения личности на всех уровнях. Аналитическая психотерапия ставит перед собой более скромную задачу — решение определенных ключевых проблем и снятие конфликтов, что в свою очередь обеспечит продолжение нормального развития.

Явление переноса поощряется и изучается, поскольку в этом случае конфликты пациента встраиваются в его отношения с терапевтом. Невроз переноса представляет собой воссоздание в настоящем невроза, возникшего в прошлом и связанного, как правило, с конфликтами в семье. Переживая заново ситуацию, пациент лучше понимает случившееся с ним. Александер (1957) удачно назвал это явление “корректирующим эмоциональным опытом”.

Мужчина лет тридцати обратился к психотерапевту в связи с семейными трудностями. Они привели к тому, что жена стала им пренебрегать, а сын — бояться. Его аккуратная вежливость производила впечатление маски, за которой скрывался могучий и бунтарский дух соревнования. Выяснилось, что в детстве он был самоуверенным и агрессивным ребенком. Это продолжалось до восьми лет, пока его не отправили в школу-интернат. Считая, что его наказали за агрессивность, мальчик притих и стал очень бояться физического насилия; в темноте ему мерещились чудовища, началось ночное недержание мочи. Его двойственное отношение к властному и жестокому отцу — стремление к признанию и страх отторжения — в более зрелом возрасте переросло в сложные отношения на службе, а потом — в перевернутом виде — отразилось на отношениях с собственным сыном.

В процессе психотерапии эти конфликты в сфокусированном виде проявились в явлении переноса. Однажды на сеансе перед перерывом на праздники пациент стал нападать на терапевта, повторяя слова своей сестры о том, что психиатры палец о палец не ударяют, чтобы бороться с царящей в мире жестокостью. Затем, пытаясь отомстить терапевту за то, что тот оставляет его, расхвастался, что сам собрался на уик-энд с девицей. После этих слов он выжидательно замолк. Через пару минут пациент с облегчением рассмеялся и признался, что ему стало просто дурно от страха, что терапевт, подобно его отцу, задаст ему трепку за намерение изменить жене.

Дата добавления: 2014-10-31