Право на иск 1 страница

V

IV

III

II

I

Разновидности третьей формы, когда юрисдикционный орган не связан со спорящими сторонами, или те формы, когда юрисдикционный орган в одинаковой мере связан с обеими сторонами (см. схему — формы III и II—I—В), обеспечивают большую, чем иные формы, объективность в рассмотрении и разрешении споров. В особенности, как было выяснено, это справедливо для гражданско-процессуальной формы.

Следовательно, в тех случаях, когда объективность имеет определяющее значение для правильности разрешения спора, необходимо для данного спора избирать одну из разновидностей третьей формы или форму, при которой юрисдикционный орган в одинаковой мере связан с обеими спорящими сторонами. Наоборот, в случаях, если обеспечение максимальной объективности не имеет определяющего значения или она может быть обеспечена иным путем, целесообразно избрать более простую и оперативную форму, например, вторую или даже первую. Необходимостью обеспечить максимальную объективность в разрешении споров административных органов с недоимщиками по обязательным поставкам сельскохозяйственных продуктов государству, налогами и объясняется, на наш взгляд, установление Постановлением ЦИК и СНК СССР от 11 апреля 1937 г. судебного порядка рассмотрения таких споров[38].

Учитывая недостатки первой формы разрешения споров и защиты прав — юрисдикционным актом стороны — представляется целесообразным отказаться от нее как от формы защиты некоторых колхозных отношений. Практика, например, показывает, что необъективность органов управления колхозом (председателя, правления) приводит в ряде случаев к штрафомании, к серьезному ущемлению прав колхозников (взыскания, штрафы, списание трудодней налагаются за опоздание на собрание, за невыполнение нормы и за другие аналогичные «правонарушения»)[39].

По этим же соображениям, нам кажется, нельзя признать удачным и отнесение к ведению вышестоящих по отношению к должнику органов разрешение споров кооперативных организаций на сумму до 1 000 р.

Во-первых, разрешение таких споров, в отличие от споров государственных организаций, не ведет к перекладыванию денег из одного государственного кармана в другой — у кооперативных и государственных организаций, у самих кооперативных организаций «карманы» разные.

Во-вторых, и сумма спора для кооперативов, особенно маломощных, не может быть признана незначительной. Поэтому было бы более целесообразно отнести рассмотрение таких споров к ведению арбитража, обеспечивающего большую объективность в разрешении споров, чем орган, непосредственно связанный с должником. И не случайно, что вскоре после издания Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14 марта 1955 г. отдельные хозяйственные организации стали делать попытки воспользоваться арбитражной формой рассмотрения споров путем соединения в одном исковом заявлении нескольких требований, сумма которых в совокупности превышала 1 000 р.[40]

Отнесение споров кооперативов на сумму до 1 000 р. к ведению арбитража не имело бы существенных недостатков и с точки зрения экономии времени и государственных средств на рассмотрение мелких споров — арбитр рассматривает дела единолично. Одновременно арбитражные органы способны лучше обеспечить выявление порождающих споры недостатков в хозяйственной деятельности предприятий и учреждений, так как стороны правоотношения могут иметь склонность к взаимной амнистии.

В случаях, когда со стороны участников процесса можно предполагать по политическим или иного характера мотивам недоверие к юрисдикционному органу, организационно не связанному с участниками процесса, и если одновременно требуется обеспечение объективности в разрешении дел, целесообразно избирать для разрешения споров одну из форм третьей разновидности второй группы (третейский суд, МАК, ВТАК) или предоставлять участникам процесса право выбора между государственным и третейским судом[41].

В случаях, когда в интересах хозяйственной деятельности необходимо обеспечить возможность оперативного вмешательства исполнительно-распорядительных органов в разрешение спора в интересах одной из сторон правоотношения, наиболее целесообразной является вторая разновидность второй формы разрешения гражданско-правовых споров (Государственный или ведомственный арбитраж).

Как было указано, второй существенной особенностью процессуальной формы является ее бόльшая, чем у других форм, приспособленность к установлению истины. Учитывая это, а также относительную громоздкость процессуальной формы, целесообразно для защиты прав, проверка наличия которых не представляет сложности и может быть для большинства случаев правильно осуществлена путем, например, простого обозрения документов, подтверждающих права, избирать не гражданско-процессуальную форму, а так называемый бесспорный порядок принудительного осуществления прав (исполнительная надпись нотариуса, распоряжение банка, осуществление права распоряжения кредитора). Наоборот, в случаях, когда установление истины, действительных прав сторон представляет значительные затруднения, требует проведения сложной доказательственной деятельности, правильным будет воспользоваться гражданско-процессуальной формой. Этим, на наш взгляд, объясняется, в частности, установление 8 июля 1944 г. судебного порядка расторжения брака. До 8 июля 1944 г. достаточным основанием развода было волеизъявление одного из супругов. Действительность такого волеизъявления (отсутствие в нем так называемых пороков воли) без труда может быть проверена административными органами — существовал административный порядок развода. С 8 июля 1944 г. основанием развода стали такие фактические отношения между супругами, когда дальнейшее сохранение брака не может создать нормальных условий для совместной жизни и воспитания детей. Судебный порядок развода в отличие от административного обеспечивает и воспитательное воздействие на супругов и иных граждан, что необходимо для борьбы с легкомысленным отношением к браку и семье.

Чрезмерная оперативность в расторжении брака не полезна, а вредна. М. Кольцов, например, рассказывает, какое безответственное, а порой хулиганское отношение к браку и разводу она порождала[42].

Поэтому, признавая справедливыми требования общественности о необходимости упрощения процедуры развода[43] необходимо предостеречь и против крайностей упрощения, против возвращения к прежнему административному порядку расторжения брака. Судебная форма развода должна быть сохранена.

Учитывая рассмотренную особенность процессуальной формы, следует, нам кажется, признать более правильным не нотариальный, а во всех случаях судебный порядок рассмотрения требований о признании лиц безвестно отсутствующими и объявлении их умершими, как, например, это установлено в УССР и БССР.

Поскольку гражданско-процессуальная форма более, чем иные приспособлена к применению права, правильному разрешению сложных правовых вопросов, целесообразно при отсутствии иных потребностей в процессуальной форме использовать ее лишь тогда, когда могут возникать такие сложные правовые вопросы, когда требуется, чтобы в решении этих вопросов принимали участие не только правосознание и профессиональный опыт юриста, но и правосознание непосредственно трудящихся, например, при выселении по мотивам невозможности совместного проживания, расторжении брака и т. д.

Поэтому, нам представляются недостаточно оправданным сохранение Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 сентября 1953 г. некоторых случаев административного порядка выселения граждан. Например, в ряде случаев бывает нелегко, а без проведения доказательственной деятельности невозможно решить даже вопрос о том, является ли вселение самовольным, особенно в случаях вселения на ведомственную жилплощадь. Наличие или отсутствие ордера не может служить достаточным основанием для решения этого вопроса[44]. Например, осенью 1956 г. Иркутским институтом иностранных языков С. была принята на работу гардеробщицей. По утверждению С. комендантом дома, принадлежащего институту, ей была предоставлена небольшая комната. С. был затем предъявлен счет на оплату квартплаты. Однако С. вскоре с работы была уволена, и институт обратился к прокурору г. Иркутска за получением санкции на административное выселение С., ссылаясь в числе мотивов на факт самовольного занятия жилплощади. Установить в данном случае с достоверностью факт самовольного вселения без исследования доказательств, без допроса свидетелей, коменданта, других лиц, естественно, невозможно. Однако прокурор необходимыми для установления этого факта средствами не обладает[45]. Решение вопроса, является ли вселение самовольным, может быть сложным с правовой стороны даже при ясности фактических обстоятельств дела, например, при вселении без ордера, но с разрешением того или иного должностного лица предприятия. Между тем любое решение прокурора по вопросу о выселении ставит одну из сторон в затруднительное положение, лишая ее возможности в удобной для нее гражданско-процессуальной форме доказывать свою правоту.

Оперативность административного порядка защиты прав не может идти в ущерб гарантиям правильности разрешения правовых споров. Поэтому следует одобрить практику судебных органов, допускающую судебное рассмотрение вопросов о праве на жилплощадь «самовольно вселившихся» как при наличии санкции прокурора на административное выселение, так и при отказе в санкции[46]. Следовательно, на практике неподведомственность суду требований о выселении самовольно вселившихся имеет условный характер. При несогласии с постановлением прокурора выселяемого или другой стороны отношения вопрос о праве выселяемого на жилплощадь может быть предметом судебного рассмотрения. Учитывая, что такие споры, а отсюда и необходимость решать сложные правовые и фактические вопросы (причины увольнения и т. д.) могут иметь место и в остальных случаях административного выселения, было бы правильным все их считать условно подведомственными суду.

Гражданско-процессуальная форма более, чем иные приспособлена к оказанию воспитательного воздействия на граждан. Поэтому в случаях, когда разрешение спора, само разбирательство дела не имеют серьезного воспитательного значения для граждан, целесообразнее для разрешения подобных споров избирать более простую и дешевую форму, не содержащую каких-либо особых гарантий воспитательного воздействия, поскольку последние излишни, например, МАК, ВТАК, арбитраж.

Исходя из третьей и четвертой особенностей процессуальной формы, можно сделать, в частности, два вывода:

1) споры между социалистическими организациями в принципе не должны быть подведомственны суду[47];

2) споры, хотя бы одной стороной которых является гражданин, должны быть в принципе все подведомственны суду.

В самом деле, какое значение может иметь правосознание народных заседателей в разрешении споров государственных организаций с транспортными предприятиями, основанных на договоре перевозки грузов, особенно, если народные заседатели ни чем не связаны с работой транспорта? Участие народных заседателей в разбирательстве подобных дел фактически носит формальный характер. Воспитательное воздействие судебного разбирательства по таким делам как на народных заседателей, так и на случайно присутствующих в зале судебного заседания граждан минимально.

Поэтому представляется правильным изъятие из судебной компетенции споров государственных организаций с транспортными предприятиями по договорам перевозок, с Государственным банком (п. «б» ст. 21, п. «а» и «б» ст. 22 ГПК). Разрешение этих споров должно быть распределено между двумя органами: административными (споры с простой фактической стороной) и арбитражем.

Наоборот, для граждан, как справедливо отмечалось в печати[48], правильно будет расширить возможность пользоваться гражданско-процессуальной формой для разрешения споров. Гражданин в принципе должен иметь право по любому спору о своих субъективных правах и обязанностях получить решение суда: 1) или путем возбуждения процесса по рассмотрению спора, как это имеет место в большинстве случаев; 2) или путем жалобы на разрешение спора, произведенное другим органом, как это имеет место в отношении большинства трудовых споров.

Как было отмечено, особенностью процессуальной формы является ее неизбежная относительно иных форм защиты субъективных прав громоздкость. Отсюда следуют, по крайней мере, два вывода для решения вопроса об объеме компетенции суда:

1) гражданско-процессуальную форму нужно предоставлять лишь для рассмотрения таких споров, надлежащее, быстрое и экономное разрешение которых не может быть достаточно гарантировано никакой другой известной советскому праву формой;

2) разработка процессуального законодательства и его применение должны идти в направлении максимально полного проведения принципа процессуальной экономии.

Принцип процессуальной экономии в данном случае интересует нас с точки зрения вопроса о подведомственности.

Правильное и простое определение подведомственности, прежде всего, имеет огромное техническое значение. Оно обеспечивает борьбу «против господствующей расплывчатости и неясности в вопросе о том, что каждому отдельно поручено и против вытекающей отсюда полнейшей безответственности»[49].

Однако в настоящее время точное и простое определение подведомственности споров различным органам у нас имеется далеко не всегда. В ряде случаев трудно указать и научно обоснованные критерии для принятого действующим правом разграничения подведомственности. В самом деле, чем объяснить, что споры об отмене усыновления ввиду неполучения на усыновление согласия родителей ребенка должны рассматриваться органами опеки (ст. 65 КЗоБСО), а те же споры по основаниям несоблюдения иных условий усыновления должны рассматриваться судом (ст. 66 КЗоБСО)? Почему для взыскания штрафов, налагаемых в административном порядке, как правило, требуется судебная форма, но для взыскания штрафов, налагаемых санитарной, торговой инспекциями, штрафов за нарушение противопожарных правил судебный порядок допустим лишь в виде исключения? Количество вопросов подобного рода можно значительно умножить. Поэтому не случайно, что решение вопроса о подведомственности нередко представляет значительные трудности для юрисдикционных органов и является в ряде случаев ошибочным. Достаточно указать, что на страницах журнала «Судебная практика Верховного Суда СССР» исправление ошибок, связанных с неверным определением подведомственности, занимало значительный удельный вес.

В ряде случаев возникают и принимают затяжной характер пререкания о подведомственности. Известный спор — кто должен ремонтировать мост, находящийся на границе двух районов — встречается и при определении подведомственности гражданских дел. Иной раз спор о субъективном праве разрешить неизмеримо легче, чем спор о том, кто должен разрешать спор. И закон не дает ответа на вопрос — как быть в случаях неясности относительно подведомственности гражданского дела. Статья 33 ГПК запрещает пререкания о подсудности. Аналогичного запрета в отношении пререканий о подведомственности закон не знает.

Между тем существующая в юридической литературе и практике трактовка подведомственности как безусловной предпосылки права на судебное рассмотрение и разрешение спора исключает возможность распространения правила ст. 33 ГПК на случаи пререканий о подведомственности.

Теория считает недопустимым ни при каких условиях разрешение судом неподведомственного ему спора[50]. Верховный Суд СССР при установлении неподведомственности разрешенных судом споров, как правило, прекращал дела производством, не взирая на то, как было разрешено судом дело по существу, превращая таким путем в ничто всю проделанную судом работу, время и средства суда и сторон, затраченные в связи с разрешением спора[51].

Можно ли признать это нормальным? Очевидно, нет. Нельзя ликвидировать без серьезных к тому оснований плоды труда такого сравнительно дорогостоящего органа, как суд, заставлять граждан и организации вновь тратить время и энергию для разрешения своих споров и защиты прав иным, не судебным путем.

Гражданский процесс — это форма наиболее громоздкая по сравнению с остальными, но и наиболее гарантирующая правильность разрешения споров. Следовательно, любой спор о субъективных правах и обязанностях[52] может быть разрешен судом, во всяком случае, не хуже, чем каким-либо другим органом. Отсюда, нам кажется, можно сделать следующими выводы.

1. Существующее в настоящее время разграничение подведомственности должно быть максимально упрощено с тем, чтобы оно сообразовывалось с общими и немногочисленными критериями, прямо указанными законе. Такими критериями могут быть, в частности, правила: а) все споры о трудовых, брачно-семейных, гражданских субъективных правах и обязанностях граждан рассматриваются судом за исключением случаев, особо предусмотренных в законе; б) споры об иных субъективных правах и обязанностях граждан рассматриваются судом в случаях, прямо указанных в законе; в) споры о гражданских правах и обязанностях колхозов рассматриваются судом, за исключением случаев, предусмотренных в законе; г) споры по гражданским правоотношениям между социалистическими организациями рассматриваются органами государственного и ведомственного арбитража, за исключением случаев, предусмотренных в законе.

2. Запретить в законодательном порядке пререкание о подведомственности.

3. Обязать суд при наличии сомнений в подведомственности считать спор о субъективных правах и обязанностях лица подведомственным себе.

Наконец, решая вопрос о подведомственности в аспекте действующего права, нам кажется: 1) следует согласиться с С.Н. Абрамовым, который, основываясь на ст. 112 Конституции СССР, считает, что «а) определение суда о подведомственности обязательно для всех органов государственной власти, если оно не отменено в установленном законом порядке; б) постановление или распоряжение административных органов (в том числе и органов арбитража) об определении подведомственности дела не обязательно для суда»[53]; 2) признать неправильным взгляд на подведомственность, как на безусловную предпосылку возможности судебного рассмотрения и разрешения споров о субъективных правах и обязанностях, а отсюда — неправильной и практику прекращения таких дел по мотивам неподведомственности. Указанная практика не согласуется с сущностью гражданского процесса: у суда не меньше, а больше гарантий для правильности разрешения дел, чем у других органов. Она не находит, нам кажется, вполне достаточных оснований и в законе. Статья 103 ГПК не обязывает суд, а лишь дает ему право перенести дело в другое учреждение, «если суд признает, что дело подлежит ведению другого учреждения (Государственного арбитража и пр.)». Абзац 2 ст. 246 ГПК содержит указание: «ни одно правильное по существу решение не может быть отменено по одним лишь формальным соображениям».

Практику прекращения неподведомственных суду дел нельзя признать удачной и по мотивам целесообразности, особенно, если у суда уже имеется достаточно данных для разрешения спора: прекращение дела не улучшает, а ухудшает положение спорящих сторон, заставляя их вновь тратить время и средства для разрешения спора; она без надобности увеличивает расходы государства на разрешение споров.

Нельзя, нам кажется, в пользу взгляда о безусловном значении подведомственности ссылаться и на ее политическое значение. Действительно, подведомственность имеет не только техническое, но и политическое значение. Например, в буржуазных государствах наблюдается тенденция ограничивать сферу компетенции судебных органов за счет расширения компетенции административных и арбитражных органов не по техническим, а по чисто политическим соображениям, чтобы избежать огласки, чтобы легче можно было оказывать влияние на разрешение спора в выгодном для господствующего класса направлении[54].

Но соображения политического порядка должны иметь иное значение при решении вопроса о подведомственности в социалистическом государстве. Разрешение гражданских споров в гражданско-процессуальной форме, более демократичной, чем административная (гласность, независимость судей и подчинение их только закону и т. д.), не может идти во вред интересам трудящихся. Наоборот, по политическим соображениям (обеспечение гласности разбирательства, его воспитательного воздействия на трудящихся) гражданско-процессуальная форма может быть использована и тогда, когда те или иные споры могли бы быть успешно разрешены и внесудебным порядком. Поэтому закономерно, что компетенция суда у нас имеет тенденцию не к сужению, а к расширению[55]. Ввиду этого в случаях сомнений по вопросу о подведомственности спора вопрос этот следует решать в пользу суда, а не в пользу административного или иного органа. Поэтому нельзя считать и правомерной ликвидацию процесса по мотивам неподведомственности, если спор по существу разрешен правильно, материальные и процессуальные права сторон не нарушены[56].

Предлагаемая выше трактовка сущности советского гражданского процесса помогает, нам кажется, и в решении вопроса о действии процессуального закона во времени.

Бывают случаи, когда законодатель меняет форму разрешения тех или других споров: гражданско-процессуальную на иную или иную на гражданско-процессуальную. Например, существовавшая ранее судебная форма разрешения споров на сумму до 1 000 р. между социалистическими организациями, исключая колхозы, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 марта 1955 г. была изменена на административную Положением о порядке рассмотрения трудовых споров от 31 января 1957 г. были внесены изменения в форму разрешения трудовых споров. Возникает вопрос, как быть в этом случае в отношении дел, возникших в суде до введения в действие законов, изменяющих подведомственность споров? Прекращать их производством, ссылаясь на то, что по новому закону их рассмотрение неподведомственно суду, или доводить процесс до конца?

Ряд судов первое время после издания Указа от 14 марта 1955 г. придерживался второго решения вопроса, однако после указания ревизора Министерства юстиции СССР на неправильность такого решения они стали на путь прекращения находящихся в производстве судов дел.

Несколько иначе решают некоторые областные суды вопрос о судьбе трудовых дел, возникших до вступления в действие Положения о порядке рассмотрения трудовых споров. Считая, что трудовые дела, не бывшие предметом рассмотрения в комитете профсоюза в соответствии с новым положением, не могут быть предметом судебного разбирательства, некоторые областные суды, рассматривая такие дела в кассационном порядке, как правило, их прекращают, отменяя вынесенные судами решения; однако, если состоявшееся решение при кассационной проверке признается правильным, то процесс не прекращается — судебное решение оставляется в силе, следовательно, может быть и дальнейшее развитие процесса: пересмотр дела по вновь открывшимся обстоятельствам, пересмотр дела в порядке надзора, исполнительное производство. Таким образом, налицо явная непоследовательность в решении вопроса о действии процессуального закона во времени: распространение действия Положения о порядке рассмотрения трудовых споров на возникшие ранее процессы ставится в зависимость от правильности разрешения спора судом по существу — если решение народного суда признается правильным, получается, что новый закон не распространяет своего действия на проведенный процесс, не уничтожает его; если решение народного суда признается неправильным — новый закон распространяет действие на пройденный процесс, ликвидируя его без каких-либо юридических последствий. Вряд ли можно согласиться с указанным решением вопроса.

«Закон в советском обществе, как правило, обратной силы не имеет»[57]. В применении к процессуальному закону это означает, что процессуальные действия, совершенные согласно старому закону, но не допускаемые новым законом, своего юридического действия после издания нового закона не утрачивают. В противном случае в связи с появлением нового закона пришлось бы ликвидировать все проведенные ранее процессы. В тех случаях, когда законодатель считает необходимым придать обратную силу процессуальному закону, он об этом прямо указывает в законе. Например, в ст. 12 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1942 г. «О государственной пошлине» сказано, что Указ вводится в действие с 1 апреля 1942 г. Следовательно, все процессуальные действия по уплате судебных расходов, совершенные с 1 по 10 апреля 1942 г. утратили свое юридическое значение: судом должен был произведен перерасчет определенных в этот период судебных расходов.

Но ни Указ от 14 марта 1955 г., ни Положение о порядке рассмотрения трудовых споров от 31 января 1957 г., регулирующие порядок возбуждения этих дел, указаний об обратной силе закона не содержат. Следовательно, возбуждение дел, состоявшееся до издания новых нормативных актов, является правомерным и производство по ним прекращению не подлежит, оно должно быть доведено до конца, независимо от того, на какой стадии рассмотрения такие дела находятся. Процессуальные действия, совершенные до появления в свет новых законов являются правомерными и не могут быть аннулированы. Иное могло бы поставить заинтересованных лиц в невыгодное, а порой очень затруднительное положение, например, нельзя было бы требовать пересмотра судебного решения в кассационном или надзорном порядке, с другой стороны, нельзя было бы и воспользоваться одной установленной новым законом формой защиты, поскольку имеется судебное решение по делу.

В ряде случаев нарушаются интересы истца и при прекращении дела, по которому еще не состоялось решение. Истец в соответствии со старым законом уже осуществил свое право на защиту — затратил время, понес судебные расходы, и неправомерно было бы заставлять его вновь производить затраты времени и средств, заставляя его прибегать к иной установленной новым законом форме защиты. Нецелесообразно это во многих случаях и с точки зрения интересов государства, так как такое решение вопроса превращает в ничто затраченное судом время и проделанную работу.

И самое главное, не согласуется критикуемое положение с сущностью гражданского процесса. Суд не хуже, а лучше, правильнее, чем иной орган, может разрешать споры о субъективных правах. Это, кстати, признает и Положение о порядке рассмотрения трудовых споров, предоставляющее право обращения в суд на тот случай, если стороны не удовлетворенны состоявшимся разрешением спора в Комиссии по трудовым спорам или комитете профсоюза.

Но иной вывод, исходя из сущности гражданского процесса, следует сделать для решения вопроса о судьбе возбужденных дел в случае издания закона, распространяющего гражданско-процессуальную форму на споры, разрешавшиеся по старому закону во внесудебном порядке. Поскольку гражданско-процессуальная форма лучше, чем иная, обеспечивает одновременно объективность, истинность, юридическую правильность и воспитательность решений по спорам, то в случаях, когда законодатель, учитывая указанные свойства гражданско-процессуальной формы, вводит ее для разрешения определенных споров, эти споры, находящиеся на разрешении иных органов, должны быть переданы в суд. В особенности это важно для случаев, если изменение процессуального закона обусловлено изменением материального закона. Например, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г. были существенно изменены основания развода и установлен судебный порядок развода. Естественно, после издания этого закона органы загса не могли продолжать производство по находящимся у них делам о разводе, так как у них отсутствовали необходимые средства для установления новых оснований развода.

1. Понятие права на иск в процессуальном смысле. Как было отмечено, одной из основных форм защиты субъективных гражданских прав и интересов является судебная форма. Право на судебную защиту в отличие от права на иную форму защиты субъективных прав именуется в законодательстве, процессуальной теории и судебной практике правом на иск.

Понятие права на иск в процессуальной теории относится к числу наиболее сложных и запутанных процессуальных категорий. Эта сложность обусловлена тем, что законодательство, во-первых, употребляет понятия «право на иск», «иск» в различных смыслах, во-вторых, оно нигде не определяет содержания этого понятия. Не случайно поэтому, что в процессуальной теории по вопросу о понятии или понятиях права на иск, о юридической природе этих понятий, об их соотношении с материальным правом существуют самые разноречивые мнения. Если попытаться их классифицировать, то можно наметить следующие три основные направления.

I. Господствующим в процессуальной литературе является двоякое понимание права на иск: 1) в процессуальном смысле и 2) в материальном смысле[58]. При этом мнения сторонников спорного взгляда по вопросу о содержании как процессуально-правового, так и материально-правового понятий права на иск расходятся.

II. В литературе выдвинуто и иное понимание права на иск, именно — в трех значениях: 1) в процессуальном смысле; 2) в материальном смысле; 3) в значении легитимации (ст. 166 ГПК)[59].

III. Наконец, третья группа процессуалистов предприняла попытку выработать единое понятие права на иск. По мнению одних сторонников этого единого понятия права на иск, право на иск в процессуальном и материальном смысле суть не самостоятельные правомочия, а лишь «две стороны одного явления» (права на иск в материальном смысле. — С.К.). Право же на предъявление иска относится в действительности к области процессуальной правоспособности[60].

Дата добавления: 2014-10-31