Право на иск 2 страница

Другие сторонники единого понятия права на иск конструируют его на основе процессуально-правового понятия права на иск, а так называемое право на иск в материальном смысле под названием притязания относят к области материального права[61].

Чтобы оценить изложенные взгляды о понятии права на иск, необходимо, нам кажется, прежде всего, выяснить содержание права на иск в процессуальном смысле (права на предъявление иска).

В первую очередь надо подчеркнуть, что право на предъявление иска — это не элемент правоспособности, а субъективное право, возникающее у лица при наличии определенных условий (предпосылок)[62]. Содержание же субъективного права согласно учению общей теории права слагается из двух элементов: 1) права на свои действия и 2) права требовать определенного поведения от других лиц[63]. Спрашивается, справедливо ли это положение для права на предъявление иска?

Господствующее мнение отвечает на этот вопрос отрицательно. Большинство процессуалистов под содержанием права на предъявление иска понимают либо одно действие истца по возбуждению гражданского процесса[64], либо всю процессуальную деятельность истца, направленную на обоснование принадлежности истцу спорных субъективных прав[65]. Однако общим для этих взглядов является то, что содержание права на предъявление иска раскрывается не путем указания на те действия (воздержание от действий), которые должно совершить обязанное лицо, а только через действия (в меньшем или большем объеме) самого управомоченного.

Теоретической основой такой трактовки содержания права предъявление иска является взгляд на процессуальные права как на разновидность так называемых секундарных прав, прав на одностороннее волеизъявление, которым «не корреспондирует чья-либо обязанность совершить действие или воздержаться от действия»[66].

Не касаясь общего вопроса о существовании секундарных прав, что выходит за рамки данной работы, отмечу следующее. Право на предъявление иска — это правомочие, которое предоставляется гражданам и организациям как средство защиты нарушенных или охраны оспоренных гражданских прав. Однако право на предъявление иска не могло бы выполнить указанной роли, если бы его содержание ограничивалось только обращением истца в суд. От обращения в суд до разрешения дела дистанция больших размеров, заполненная целым рядом других процессуальных действий, необходимых для разрешения спора: явка истца в суд[67], дача объяснений, представление доказательств и т. д.

Очевидно, чтобы право на предъявление иска могло выполнить свою роль средства защиты субъективного права, оно должно означать для заинтересованного лица не только возможность обратиться в суд, но и возможность совершить другие процессуальные действия, необходимые для правильного разрешения дела.

Однако, нам кажется, и этим еще не исчерпывается содержание права на предъявление иска. Для того, чтобы право на предъявление иска было осуществлено, т. е. выполнило свое назначение средства защиты спорного материального права или интереса, необходимо также совершение определенных действий и со стороны суда [68]. Чтобы возник процесс, недостаточно, естественно, одного обращения заинтересованного лица с иском — это порождает у суда лишь обязанность возбудить процесс — необходимо исполнение данной обязанности судом. Только в этом случае право на возбуждение процесса можно считать осуществленным.

Действия суда по возбуждению процесса и рассмотрению дела — это не юридический рефлекс действий истца по предъявлению и поддержанию иска, как полагал Е.А. Нефедьев, это действия в осуществление права на предъявление иска. Сказанное подтверждается и тем, что как действия истца, осуществляющего право на предъявление иска, так и ответные действия суда покоятся на одном и том же основании — предпосылках права на предъявление иска. Если, например, отсутствует одна из предпосылок, необходимых для возникновения и существования права на предъявление иска, то это означает одновременно и отсутствие права у заинтересованного лица на обращение в суд и отсутствие обязанности у суда возбудить процесс, если все же последует обращение. Наоборот, когда предпосылки права на предъявление иска налицо, то это означает и наличие у заинтересованного лица возможности совершать процессуальные действия по возбуждению и поддержанию процесса, и наличие у суда обязанности возбудить процесс и рассмотреть дело.

Следовательно, право на предъявление иска — это не только право заинтересованного лица на собственные процессуальные действия, но и право на процессуальные действия суда по возбуждению и рассмотрению дела. При этом последние, в отличие от действия истца, являются обязательной составной частью содержания права на предъявление иска. Истец может и не совершать тех или других процессуальных действий (не давать объяснений, не представлять доказательств и т. д.), он может даже вообще не совершать каких-либо процессуальных действий, если, например, процесс возбуждается прокурором или самим судом. Однако принадлежащее истцу право на предъявление иска будет осуществлено, если суд со своей стороны совершит необходимые процессуальные действия по рассмотрению и разрешению дела. Наоборот, если истец сделает все, что от него требуется, а суд не совершит того или другого процессуального действия (не примет искового, заявления, не вынесет решения и т. д.), право на предъявление иска не будет осуществлено.

Все это, нам кажется, не оставляет сомнений в том, что содержание права на предъявление иска не может быть раскрыто только через действия истца, наоборот, оно прежде всего должно определяться теми действиями суда, которые должны быть совершены для осуществления права на предъявление иска.

Учитывая сказанное, право на иск в процессуальном смысле или право на предъявление иска, нам кажется, и следует определять как право на деятельность суда по возбуждению процесса и разрешению спора о праве гражданском.

2. Понятие права на иск в материальном смысле. При определении права на предъявление иска как права на деятельность суда по возбуждению процесса и разрешению спора возникает вопрос — как примирить такое определение содержания права на предъявление иска с его характеристикой как средства защиты субъективных прав и интересов в тех случаях, когда истец оказывается неправым в споре и суд отказывает ему в предоставлении защиты? Ведь здесь, поскольку суд разрешил спор, право на предъявление иска следует считать осуществленным, однако это истцу никакой защиты не приносит? Выходит, характеристика права на предъявление иска как средства защиты субъективных прав не точна?

Для разрешения возникшей коллизии напрашиваются два пути: 1) или произвести дальнейшее расширение содержания права на предъявление иска, определяя его не только как право на рассмотрение и разрешение спора, но и как право на удовлетворение иска; 2) или допустить, что право истца на судебную защиту[69] состоит не из одного, а из двух самостоятельных правомочий: права на предъявление иска и права на удовлетворение иска.

Первый путь избран был Л.И. Поволоцким, попытавшимся таким образом сконструировать единое понятие права на иск. «Нельзя обладать правом на предъявление иска, не имея права на его удовлетворение»[70]. Однако попытку эту нельзя признать удавшейся. Право на удовлетворение иска не может являться составной частью права на предъявление иска, ибо правом на удовлетворение иска по советскому законодательству обладают не все истцы, а лишь те из них, требования которых в результате судебной проверки оказываются законными и обоснованными. Для устранения этого противоречия Л.И. Поволоцкому и пришлось выделить из содержания права на предъявление иска право на обращение в суд и отнести его к области процессуальной правоспособности[71]. Очевидно, что и такая конструкция не решает, а лишь запутывает проблему. Во-первых, два понятия права на иск не исчезают, а лишь распределяются по разным институтам. Право на иск в материальном смысле под видом якобы единственного понятия — понятия права на иск остается в области института иска, право на предъявление иска (на обращение в суд) попадает в область процессуальной правоспособности. Во-вторых, такое отнесение права на обращение в суд к области процессуальной правоспособности неверно и по существу. Процессуальная правоспособность — это абстрактная возможность быть субъектом процесса. Право на обращение в суд — это субъективное право в отличие от правоспособности, имеющееся не у всех, а лишь у конкретных лиц по конкретным делам, при наличии определенных предпосылок. Относить право на обращение в суд к области процессуальной правоспособности, значит вступать в противоречие с действующим законодательством, которое предоставляет право на обращение в суд не любому и каждому, а лишь определенным лицам при определенных условиях (ст. 2 ГПК и др.).

Неприемлемо отнесение права на обращение в суд к области процессуальной правоспособности и в качестве предложения для будущего законодательства. Гражданский процесс существует для определенных целей — для защиты нарушенных или оспоренных гражданских прав. Осуществление права на предъявление иска и возникновение процесса влечет серьезные последствия: привлечение в процесс ответчика и других лиц, возбуждение деятельности суда, и в будущем законодательстве право на предъявление иска не может быть предоставлено любому лицу в качестве элемента правоспособности, ибо в этом случае отдельные недобросовестные лица могли бы использовать процесс и для незаконных целей, например, для того лишь, чтобы причинить беспокойство ответчику[72]. Поэтому право на предъявление иска и в будущем законодательстве должно быть предоставлено не всем, а лишь лицам, у которых можно предполагать наличие спорных субъективных прав или интересов, т. е. право на предъявление иска и в будущем не может быть перенесено в область процессуальной правоспособности.

Неприемлемость избранного Л.И. Поволоцким пути приводит к выводу, что поставленный выше вопрос может быть разрешен лишь вторым способом — расчленением права на судебную защиту на два самостоятельных правомочия: 1) право на предъявление иска и 2) право на удовлетворение иска (право на иск в материальном смысле). Иная (единая) конструкция содержания права на иск как права на судебную защиту невозможна, если только вообще не отказаться от предоставления судебной защиты гражданам и организациям в виде субъективного права, а не фактической возможности, что, естественно, недопустимо в условиях режима законности.

Конструкция единого понятия права на иск не согласуется с действующим законодательством, поскольку закон употребляет понятие права на иск в разных значениях: процессуальном (ст. 246 ГПК и др.) и материальном (ст. 44 ГК, ст. 166 ГПК и др.). Она невозможна и для будущего законодательства, хотя бы по одному тому, что право на обращение за судебной защитой должно быть по необходимости предоставлено большему кругу лиц, чем право на получение судебной защиты.

Право на обращение за защитой (право на предъявление иска) и право на получение защиты (право на удовлетворение иска) — это две необходимые составные части права на судебную защиту (права на иск). Право на предъявление иска не может быть само по себе средством защиты материального права или интереса, поскольку оно предоставляется и лицам, у которых материальное право или подлежащий охране интерес в действительности отсутствует. Право на получение защиты также не может быть использовано в качестве средства защиты материального права или интереса, если у заинтересованного лица не будет права требовать возбуждения и проведения процесса.

Право на иск в процессуальном и материальном смысле — это две самостоятельных категории, относящиеся к институту иска. И, если, как было отмечено, нельзя первую из них (право на иск в процессуальном смысле) отнести к области процессуальной правоспособности, то столь же немыслимо, нам кажется, отнести вторую (право на иск в материальном смысле) к области материального права, как поступают многие процессуалисты, объявляя право на иск в материальном смысле самим материальным правом в состоянии притязания[73].

Понимание под правом на иск в материальном смысле самого материального права не может быть принято, нам кажется, по следующим причинам. Как было указано, одно наличие права на предъявление иска еще не означает наличия права на судебную защиту — в иске может быть и отказано. Чтобы получить судебную защиту, необходимо иметь еще право на иск в материальном смысле. Очевидно, что этот тезис справедлив для любых исков: исполнительных, установительных и преобразовательных, ибо каждый из этих исков является средством получения судебной защиты. Однако из конструкции М.А. Гурвича и других процессуалистов следует, что правом на иск в материальном смысле обладают лишь истцы по исполнительным искам. Выходит, обладатели установительных и преобразовательных исков имеют только право на обращение в суд за защитой, право же на получение защиты у них отсутствует: предоставление им защиты судом происходит, видимо, не в осуществление права на судебную защиту, а даруется им как милость государства. Между тем, право на установительный или преобразовательный иск — это тоже право на получение судебной защиты. Поэтому содержание этого права не может ограничиваться правомочием на обращение за судебной защитой, оно необходимо должно дополняться и правомочием на удовлетворение иска, на получение судебной защиты.

Поэтому законодательство, употребляя понятие иска или права на иск (в материальном смысле), относит его не только к исполнительным искам, но и к остальным видам исков (ст. 44, 45 ГК, ст. 166 ГПК, ст. 329 УПК).

Так, ст. 166 ГПК допускает замену стороны, например, ответчика, если окажется, что истец имеет право на иск, но не к лицу, участвующему в процессе в качестве ответчика, а к другому лицу. Поскольку обстоятельства, предусматриваемые ст. 166 ГПК, а следовательно, и вызываемая ими замена сторон могут встретиться при любом иске, очевидно, что понятие «право на иск» употребляется ст. 166 ГПК не в смысле притязания (это относилось бы только к исполнительным искам), а в смысле права на удовлетворение иска. Не случайно, что М.А. Гурвич для согласования ст. 166 ГПК с конструкцией права на иск в материальном смысле как притязания вынужден был выдвинуть третье понятие права на иск в значении легитимации[74]. Но и это третье понятие права на иск не может скрыть недостаток конструкции права на иск в материальном смысле как притязания. В законе имеются нормы, в которых понятие «иск» употребляется в смысле, которому не соответствует ни притязание, ни легитимация. Получается надо придумывать четвертое значение права на иск.

Так, согласно ст. 18 ГПК право представителя стороны на признание иска должно быть специально оговорено в полномочиях представителя. Понятно, что в данном случае не имеется в виду признание иска в процессуальном смысле, ибо такое признание никакого юридического значения иметь не может (ст. 2 ГК). Столь же очевидно, что наличие специального полномочия необходимо для признания любого иска, а не только иска о присуждении. Следовательно, ст. 18 ГПК употребляет понятие иска не в значении притязания и, естественно, не в значении легитимации, а в значении права на удовлетворение иска.

Таким образом, ни ст. 18 ГПК, ни ст. 166 ГПК не могут быть правильно применены, если под правом на иск понимать притязание. Наоборот, определение права на иск в материальном смысле как права на удовлетворение иска полностью соответствует смыслу ст. 18 и 166 ГПК.

Наконец, самым серьезным соображением, на котором по существу и основывается конструкция права на иск в материальном смысле как притязания, является истолкование исковой давности как срока, погашающего само материальное право. Право на иск, на принудительное осуществление материального права, рассуждает М.А. Гурвич, — это не придаток права, не какое-либо самостоятельное правомочие, а неотъемлемое свойство самого материального права. Следовательно, погашение права на иск истечением срока исковой давности означает погашение самого материального права. Поэтому право на иск есть не что иное, как само материальное право в состоянии, годном к немедленному принудительному исполнению (притязание). Следовательно, ст. 44 ГК, гласящая, что право на иск погашается истечением срока исковой давности, употребляет «право на иск» в значении притязания[75].

Из такого истолкования правил об исковой давности необходимо следует, что предметом действия исковой давности могут быть только притязания, а поэтому нормы об исковой давности неприменимы к установительным и преобразовательным искам. Однако этот вывод и не согласуется ни со смыслом и целями института исковой давности, ни с действующей практикой по применению данного института.

Институт исковой давности — это средство обеспечения ясности и определенности во взаимоотношениях сторон, средство облегчения доказывания наличия прав[76]. Но определенность в правоотношениях, удобства доказывания — все это, естественно, необходимо не только при спорах, связанных с нарушением права, но и не в меньшей степени в случаях оспаривания права или при необходимости преобразования правоотношений. Очевидно, поэтому сфера действия института исковой давности не может быть ограничена исполнительными исками, она должна распространяться на иски установительные и преобразовательные. Нельзя, например, неопределенно долгое время держать стороны под угрозой оспаривания сделки, заключенной в результате заблуждения, предоставить без ограничения срока право оспаривать отцовство и т. д.

Ввиду этого судебная практика применяет правила исковой давности к искам об оспаривании отцовства[77], о расторжении брака[78] и к другим установительным и преобразовательным искам.

Следовательно, право на иск как предмет действия исковой давности — это не притязание, не само материальное право (что было бы применимо только для исполнительных исков), а право на получение судебной защиты.

Наконец, в законе в ст. 329 УПК прямо употребляется термин «право на удовлетворение иска». Таким образом, действующее законодательство, употребляя понятия «право на иск», «иск» не в процессуальном значении, вкладывает в него смысл права на удовлетворение иска, а не притязания.

Таково существующее положение. Но возникает вопрос, может быть его следует изменить в будущем законе, отказавшись в целях упрощения проблемы вообще от материально-правового понятия права на иск как права на удовлетворение иска? Ставя так вопрос, мы имеем в виду не терминологическое нововведение. Отказаться от названия «право на иск в материальном смысле», конечно, возможно, а может быть даже и нужно. Но дело не в терминах, речь идет в данном случае о другом — можно ли отказаться от права на иск в материальном смысле как от самостоятельной правовой категории? На этот вопрос, нам кажется, нельзя не ответить отрицательно.

Право на удовлетворение иска — это не понятие, изобретенное юристами для удобства рассуждений и случайно воспринятое действующим законодательством; это такая же юридическая реальность, как право собственности, наследования или любое другое субъективное право. Это категория, играющая важную роль в процессуальных и материальных правоотношениях. Для признания права на удовлетворение иска представителем ответчика необходимо специальное полномочие. Право на удовлетворение иска служит признаком, необходимым для определения надлежащих и ненадлежащих сторон в процессе. Право на удовлетворение иска может быть предметом суждения суда по уголовному делу. Право на удовлетворение иска — это то, что погашается истечением исковой давности и т. д.

Отказаться от понятия права на удовлетворение иска, значит отказаться от всех перечисленных и других институтов и норм, в которых право на удовлетворение иска играет определенную роль, или же существенно видоизменить эти институты и нормы, например, лишить заинтересованных лиц права пользоваться установительными и преобразовательными исками, ограничить действие исковой давности лишь исполнительными исками и т. д. Но поскольку для такого коренного преобразования советского гражданского процесса нет оснований, постольку и изгнать понятие права на удовлетворение иска из законодательства, теории и судебной практики также невозможно, как и понятие права на предъявление иска. Не случайно, что сделанные пока попытки выработать единое понятие права на иск свелись лишь к тому, что в качестве так называемого «единого» понятия бралось или право на иск в материальном смысле, а право на иск в процессуальном смысле переносилось в область процессуальной правоспособности (Л.И. Поволоцкий), или таким единым и единственным понятием права на иск объявлялось право на иск в процессуальном смысле (К.С. Юдельсон), а право на иск в материальном смысле переносилось в область материального права под названием притязания.

Сказанное, нам кажется, позволяет сделать следующие выводы:

1) действующее право употребляет понятия «иск» и «право на иск» в двух значениях — процессуально-правовом и материально-правовом;

2) право на иск в материальном смысле есть право на удовлетворение иска;

3) трактовка права на иск в материальном смысле как притязания не основана на действующем законодательстве и неприемлема для будущего права.

3. Соотношение права на иск со спорным материальным правом. Как было сказано, право истца на судебную защиту слагается из двух самостоятельных правомочий — права на иск в процессуальном смысле (права на предъявление иска) и права на иск в материальном смысле (права на удовлетворение иска).

Право на иск в процессуальном смысле есть право на процесс, на деятельность суда по рассмотрению и разрешению спора. Право на иск в материальном смысле есть право на определенный результат процесса, деятельности суда, именно право на получение судебной защиты, решения об удовлетворении иска. Как первое, так и второе правомочия направлены к суду[79] и с этой точки зрения являются процессуальными правомочиями.

Но между правом на предъявление иска и правом на удовлетворение иска имеются и важные различия: по содержанию, субъектам, условиям возникновения и порядку их проверки, по юридическим последствиям осуществления.

Право на предъявление иска предоставляется всем лицам, у которых можно предполагать наличие подлежащего судебной защите права или интереса. Право на удовлетворение иска предоставляется лишь тем из них, у которых наличие этого права или интереса установлено.

Отсюда по-разному определяются условия (предпосылки) возникновения и существования этих двух правомочий. К предпосылкам права на предъявление иска относится следующее[80].

Общие предпосылки, необходимые для возникновения и существования права на предъявление любого иска:

1) наличие процессуально-правоспособных сторон спора[81];

2) подведомственность спора суду;

3) отсутствие вступившего в законную силу судебного решения по тождественному иску[82];

4) отсутствие между сторонами договора третейской записи;

5) наличие у истца юридического интереса к разрешению спора[83].

Специальные предпосылки, необходимые для возникновения права на предъявление иска по определенным правоотношениям:

1) рождение ребенка в зарегистрированном браке для требований, вытекающих из отношений отцовства (ст. 29 КЗоБСО);

2) предварительное обращение в комиссию по трудовым спорам, а затем в комитет профсоюза по трудовым делам[84].

Предпосылками возникновения и существования права на удовлетворение иска служат правовая и фактическая обоснованность иска (наличие материального закона, предусматривающего заявленное требование и доказанность фактов, служащих основанием требования).

Юридическое значение перечисленных предпосылок права на иск в процессуальном и материальном смысле различно. Предпосылки права на предъявление иска целиком относятся к области процессуального права, их наличие или отсутствие имеет не материально-правовое значение, а только процессуальное значение, наличие всех предпосылок права на предъявление иска означает наличие права на возбуждение и судебное рассмотрение дела, отсутствие одной из предпосылок означает отсутствие права на процесс, что должно влечь или отказ в приеме искового заявления или прекращение дела, если в процессе его рассмотрения одна из предпосылок права на предъявление иска отпала или просто обнаружилось ее отсутствие[85]. Право на предъявление иска, следовательно, — это чисто процессуальная категория. Констатация наличия или отсутствия права на предъявление иска имеет только процессуальные последствия, ни в коей степени не касаясь субъективного материального права истца.

Наоборот, право на удовлетворение иска — это материально-процессуальная категория, ибо предпосылки его возникновения и существования относятся: правовая обоснованность — к области материального права, фактическая обоснованность — к области процессуального права[86]. Право на удовлетворение иска — это категория материального права, потому что правом удовлетворения иска обладает только тот, кому принадлежи нарушенное или оспоренное материальное право или материально-правовой интерес. Но право на удовлетворение иска — это одновременно и категория процессуального права, ибо для наличия права на удовлетворение иска мало обладать материальным правом, надо иметь и процессуальную возможность доказать наличие материального права. Очевидно, что такая возможность имеемся не во всех случаях — доказательства права могут быть или вообще утрачены, или не допускаемы в силу процессуальных правил (ст. 136, 211 ГК, ст. 128 ГПК).

Существование материального права, естественно, связано только с наличием определенных юридических фактов, а не с тем, имеются или утеряны доказательства, подтверждающие эти факты. Наоборот, право на удовлетворение иска не можете не зависеть от наличия достаточных доказательств, без которых суд был бы не в состоянии установить с достоверностью существование материального права.

Поэтому, хотя право на удовлетворение иска и сопутствует в большинстве случаев материальному праву, его было бы неверно относить целиком к области материального права, ставить знак равенства между материальным правом и правом на удовлетворение иска или считать право на удовлетворение иска только свойством либо состоянием материального права.

М.А. Гурвич, считающий право на иск не самостоятельным правомочием, а возникающим в определенный момент «правовым» состоянием самого материального права, основывает свой вывод на том, что способность быть принудительно осуществленным (право на иск) присуща как свойство самому субъективному праву. Раз «…право есть нечто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права»[87], то право, способное перейти в состояние права на иск, не есть право.

Нам представляется, что такая интерпретация приведенного выше высказывания В.И. Ленина не точна. Если взять данное высказывание в контексте, нетрудно видеть, что В.И. Ленин употребляет в данном случае термин «право» не в смысле субъективного правомочия, а только в объективном смысле (как доказательство неизбежности существования государства при существовании права)[88].

Право как совокупность юридических норм должно охраняться органами государства, способными принуждать к соблюдению этих норм, однако это не значит, что единственной формой охраны является принудительное восстановление нарушенного права, что любое субъективное право при его нарушении переходит в состояние права на иск, становится способным к принудительному осуществлению.

Есть различные формы охраны субъективных прав, в их числе и такие, которые не связаны с принудительным осуществлением нарушенного права. Есть такие субъективные права, которые при нарушении вообще не могут стать способными к принудительному осуществлению, например, право на жизнь, телесную неприкосновенность, на честь и достоинство. Перечисленные права охраняются поэтому не путем их принудительного осуществления, а посредством иных санкций: уголовно-правовых, административно-правовых и гражданских правовых, но заключающихся не в принудительном осуществлении нарушенных прав, а в ликвидации имущественного вреда, причиненного нарушением права, например, нарушением права на телесную неприкосновенность[89].

Существуют не только неимущественные, но и имущественные гражданские права, защита которых от нарушения осуществляется не предоставлением права на принудительное осуществление, а иным путем. Например, право заказчика требовать у художника исполнения заказанной картины не может быть принудительно осуществлено — с художника могут быть взысканы лишь убытки[90].

Мыслимо также теоретически и практически положение, что законодатель для принудительной охраны и тех субъективных прав, которые способны переходить в состояние права на иск, может все же избрать способ, не связанный с их принудительным осуществлением в случае нарушения, или, пользуясь терминологией М.А. Гурвича — с переходом субъективных прав в состояние права на иск. Так по сути дела происходит при применении ст. 83-6 КЗоТ, ст. 411 ГК: лицо, причинившее вред, может быть подвергнуто уголовному наказанию, но освобождается в определенной части от имущественной ответственности перед потерпевшим ввиду своего слабого материального положения. Нарушенное субъективное право потерпевшего в этом случае полностью не восстанавливается, следовательно, определенная часть этого права не переходит в состояние права на иск. Однако это отнюдь не означает, что эта невосстанавливаемая часть права «ничто». Ей отказывается в гражданско-правовой охране, но она охраняется уголовно-правовыми и административно-правовыми санкциями[91].

Дата добавления: 2014-10-31