Коммуникативное событие– см.дискурс. 2 страница

Алгоритм проведения интент-анализа (в одной из своих версий) включает в себя несколько шагов.

1 шаг «Выявление объектов»: Выявляется круг обсуждаемых объектов, например, лиц.

2 шаг «Объективация признаков»: Устанавливаются классы признаков (дескрипторы), характеризующие объекты. Признаки в таком случае имеют обобщенный статус, поскольку каждый из них представляет в карте множество предикатов или суждений, близких по своему содержанию. Так, в приводимой ниже когнитивной карте множеству суждений { Семенов запомнит надолго встречу с Любомудровым; Семенов навсегда сохранит в памяти просьбу Любомудрова; у Семенова разговор с Любомудровым, как на камне высеченный, из памяти не изгладится } условно приписывается дескриптор ‘Семенов в дальнейшем будет находиться под сильным впечатлением от случившегося’.

3 шаг «Обнаружение интенций»: Определяются интенции, стоящие за классами признаков. Количество и состав интенций может зависеть от характера анализируемого высказывания и воли эксперта. В частности, для изложения фактических обстоятельств дела, как явствует из перечня дескрипторов (см. когнитивную карту), свойственны оценивание людей, причастных к судебному разбирательству, и объяснение «дела», представляемого в виде набора фактов. Оценивание есть акт, цель которого заключается в формировании определенного отношения к обсуждаемому индивиду. Объяснение «дела» – акт такого отбора и представления известных фактов, который позволяет автору создать концепцию казуса.

Далее: каждый дескриптор характеризуется с точки зрения оценивания и объяснения. При этом допускается, что оценочная интенция способна варьироваться в пределах «негативно ‘–’ / нейтрально ‘0’ / позитивно ‘+’». Объяснение факта, провоцируя понимание того, есть ли в действиях субъекта состав преступления, справедливо ли он поступает, градируется по принципу «некто имеет состав преступления ‘–’ / трудно установить «0» / некто не имеет состава преступления ‘+’» (для подсудимых), «некто несправедливо поступает ‘–’ / трудно установить ‘0’ / некто справедливо поступает ‘+’» (для представителей следственных органов и правосудия). Вдобавок, признаки рассматриваются с помощью «аппарата весов», т.е. параллельно с приписыванием интенций устанавливается шкала, характеризующая степень выраженности того или иного смысла (1 =‘минимальная выраженность’, 2 =‘обычная выраженность’, 3 =‘сильная выраженность’). В соответствии с этими операциями дескриптор ‘Семенов в дальнейшем будет находиться под сильным впечатлением от случившегося’ выступает как:

а) четко выраженный показатель позитивного отношения к подсудимому: недвусмысленный, многократно повторяющийся намек на то, что имеющее место сильное эмоциональное переживание (импрессинг) навсегда предопределит жизнь Семенова, не может не вызывать к нему положительных эмоций, например, сопереживания (т.е. +3),

б) несущественный экспонент для констатации состава преступления: тот факт, что подсудимый находится под впечатлением от случившегося, еще не объясняет того, сознавал ли Семенов всю незаконность своих действий, предвидел ли наступление общественно опасных последствий, желал ли этого (т.е. 0).

4 шаг «Итоговая оценка»: Итоговая оценка представляет собой сумму всех «взвешенных» интенций и, вместе с тем, экспертную интерпретацию самого текста, что позволяет определить интенциональный «вектор» изображаемых объектов.

Авторы данной методики настаивают на том, чтобы проекция текста составлялась не приглашаемыми респондентами, а экспертами. И это понятно: текстовый анализ требует применения специальных знаний, свойственных как лингвистике, так и ряду других социальных наук.

Кроме того, при осуществлении третьего и четвертого этапа интент-анализа возможен и мягкий, и жесткий вариант картирования. Жесткий вариант картирования нацеливает на то, чтобы проекция выводилась из языковой формы самого текста; мягкое картирование позволяет эксперту более свободно относиться к информации, предоставляемой текстом, например, пользоваться не только анализируемым высказыванием, но и своими знаниями о проблемной ситуации [Баранов 2001: 283]. Однако учитывая тот факт, что выявление интенции высказывания обычно опирается не только на лингвистический опыт, но и на комплекс других (экстралингвистических) знаний [Дейк 1989: 15], можно считать не всегда оправданной необходимость противопоставления указанных вариантов картирования.

Ниже приводится когнитивная карта для фрагмента защитительной судебной речи, в котором излагаются фактические обстоятельства дела Семеновых (обвинение квалифицировало их действия как соучастие в хищении и совершение подлога):

Старый рабочий, слесарь Семенов никогда не забудет тот холодный декабрьский день, когда он встретил знакомого, почтенного, уважаемого и занимающего, с его точки зрения, высокое положение главного бухгалтера главка Любомудрого.

Знакомство с Виктором Ивановичем Любомудровым Семенов ценил, оно казалось ему даже лестным.

Встречи этой ему не забыть.

Навсегда сохранится в памяти Семенова и просьба, с которой обратился к нему Любомудров. «Гавриил Борисович, – сказал он, – машинистка наша перепечатала для учреждения не входящую в ее обязанности работу, а оплатить ей, штатной машинистке, сверх заработной платы тысячу рублей как-то неудобно. Не поможете ли? Да в чем сомневаетесь? Ведь это же совсем просто. Я выпишу по счету вашей жене деньги на ее имя, вы с ее доверенностью их получите, передадите мне, а я – машинистке. Вот как приходится обходить бюрократические формальности», - вздохнул он.

Екнуло, сильнее забилось сердце у Семенова: «Хорошо ли?». Но тут же одумался.

«В чем дело, в конце концов? Тысячу рублей получу, полностью отдам, и машинистка своего не потеряет. Что же тут плохого? Да и не кто-нибудь просит, а Виктор Иванович…»

Согласился…

Разговор этот, как на камне высеченный, из памяти его не изгладится.

Как обещал, так и сделал.

Полина Александровна по просьбе мужа написала счет и доверенность, а он, получив по изготовленной Любомудровым на имя его жены доверенности тысячу рублей, передал их Любомудрову.

«Спасибо, Гавриил Борисович». – «Да что вы, не за что, Виктор Иванович».

И только значительно позже, у следователя, Семенов узнал, что не было никакой работы, никакой машинистки, что старый знакомый, почтенный, уважаемый бухгалтер главка Виктор Иванович Любомудров обманул его и жену.

«Поверить не мог. Потемнело в глазах, подкосились ноги, стали как ватные», – вспоминал здесь об этом Семенов.

Все так, как было, рассказали Семеновы следователю, и он поверил и тому, что они обмануты Любомудровым, и их бескорыстию.

Да и как было не поверить Семеновым, которым проще было бы утверждать, что Полина Александровна действительно работала и за работу получила законно причитавшееся ей вознаграждение.

Но Семеновы говорят правду – никакой работы Полина Александровна не выполняла, да и не в состоянии была по объему своих знаний и компетенции выполнить работу, о которой она и преставления не имела.

Легко было проверить Семеновых еще и потому, что в аналогичном положении оказались и другие простые душой люди, бескорыстие которых было выгодно использовать Любомудрову и которых он, как и Семеновых, убеждал, что они делают хотя по форме неправильное, но по существу доброе дело.

Поверил Семеновым следователь и, несмотря на это, внес их в список тех, кому суждено было разделить скамью подсудимых с Любомудровым.

И вот они перед вами.

Такова горькая судьба этих неискушенных, слишком доверчивых людей, прошедших весь свой долгий путь по прямым и светлым дорогам жизни, не ведая о кривых и темных ее переулках, о звериных ее тропах, по которым бродят хищники (Россельс В.Л. Речь в защиту Семеновых [Ивакина 1999: 362-363].

Лицо-персонаж	Дескрипторы	Характер интенций и степень их выраженности
Оценивание (негативно / нейтрально / позитивно)	Объяснение фактов (имеет состав преступления / трудно установить / не имеет состава преступления)
Семенов	1) в дальнейшем будет находиться под сильным впечатлением от случившегося	+3
2) хорошо относился к Любомудрову до того момента, как все раскрылось	+3	+1
3) выполнил просьбу Любомудрова из желания помочь старому знакомому	+3	+2
4) не знал об истинных намерениях Любомудрова	+3	+3
5) искренен	+3
6) правдив	+3
7) доверчив	+3	+1
8) бескорыстен	+3	+3
9) старый рабочий, слесарь
Итог	Семенов оценивается исключительно позитивно (+24), автор уже в этой части выступления посредством представления действий, намерений, состояний, качеств Семенова стремится внушить мысль об отсутствии в его поступке состава преступления (+10)

Лицо-персонаж	Дескрипторы	Характер интенций и степень их выраженности
Оценивание (негативно / нейтрально / позитивно)	Объяснение фактов (имеет состав преступления / трудно установить / не имеет состава преступления)
Семенова	1) оформляет доверенность с подачи мужа		+3
2) правдива	+3
3) бескорыстна	+3	+3
4) искренна	+3
Итог	Семенова оценивается позитивно (+9); при всей беглости в прорисовке образа данного человека, автор, тем не менее, стремится донести мысль об отсутствии в поступке Семеновой состава преступления (+6)

Лицо-персонаж	Дескрипторы	Характер интенций и степень их выраженности
Оценивание (негативно / нейтрально / позитивно)	Объяснение фактов (имеет состав преступления / трудно установить / не имеет состава преступления)
Любомудров	1) воспользовался позитивным отношением к себе	-3	-3
2) скрыл истинные намерения от Семенова	-3	-3
3) совершил незаконные действия	-3	-3
4) втянул в свои противоправные действия ничего не подозревавшего Семенова	-3	-3
5) поступал так (как с Семеновыми) многократно	-3	-3
6) опасный, безжалостный, двуличный человек	-3	-1
7) главный бухгалтер
Итог	Любомудров оценивается исключительно негативно (-18); автор изображает поведение Любомудрова как определенно содержащее в себе состав преступления (-16)

Лицо-персонаж	Дескрипторы	Характер интенций и степень их выраженности
Оценивание (негативно / нейтрально / позитивно)	Объяснение фактов (несправедливо поступает / трудно установить / справедливо поступает)
Следователь	посадил на скамью подсудимых: а) сообщив Семеновым, что не было машинистки, а Любомудров их обманул; б) поверив, что Семеновы обмануты Любомудровым, что они бескорыстны и искренни; в) зная, что в положении Семеновых оказались многие люди	-3	-3
Итог	Оратор достаточно четко рисует фигуру следователя: текст передает негативное отношение к данному лицу (-3) и показывает всю несправедливость действий представителя следственных органов (-3). Интересно, что усилению данного впечатления способствует достаточно подробное и парадоксальное изображение обстоятельств, сопутствовавших возбуждению уголовного дела.

Из когнитивной карты следует, что методика интент-анализа помогает составить субъективную проекцию текста и выявить определенное число состояний, опираясь на которые оратор склоняет аудиторию к принятию решения. И хотя процедуру нахождения закодированных намерений можно сделать еще более объективной (например, за счет увеличения экспертного состава группы, путем маркирования степени согласия экспертов и некоторых других приемов), уже данный пример использования интент-анализа показывает его способность служить средством лингвистического мониторинга, позволяющего разрабатывать теоретические и оптимизирующие модели речевого воздействия.

Более того, разнообразные поисковые приемы легко экстраполируются в сферу коммуникативно значимых навыков (например, основами интент-анализа полезно овладеть людям, которые часто сталкиваться с необходимостью отстаивать свою точку зрения и вынуждены внимательно изучать аргументацию оппонента для продумывания собственной дискурсивной стратегии). Иными словами, методики анализа конативной коммуникации зачастую приобретают ранг социально-духовных стандартов речемыслительной активности индивида и, как таковые, способны осуществлять оптимизирующую функцию. Последнее обстоятельство делает весьма необходимыми разработку, изучение и описание разнообразных процедур проведения дискурсивного анализа.

§ 1.5. Риторика в контексте гуманитарных дисциплин: на примере взаимодействия культуры речи и риторики. Первоначально (в античности и средневековье) риторика выступала в составе тривиума, являясь, наряду с грамматикой и диалектикой, основой образованности, воспитанности человека. Каждая из частей тривиума представляла собой одно из «свободных» универсальных искусств (диалектика – искусство мысли, грамматика – искусство правильной, грамотной речи, риторика – искусство убеждения), освоив которые, человек еще не становился профессионалом, но он уже мог им стать вследствие сформированности такого мышления, которое дает возможность постигать специальные теоретические знания и осуществлять практическую деятельность. По меткому выражению Г.-Г. Гадамера, этими искусствами «не занимались, их не учили для того, чтобы затем быть тем, кто учился вот этому. Скорее, развитие такой способности относилось к возможности человека как такового, к тому, что каждый есть, чем каждый может быть» [Гадамер 1991: 206]. Иными словами, каждая из частей образовательного тривиума создавала предпосылки для формирования личности, делая человека человеком, т.е. существом, способным говоря мыслить и мысля говорить.

Своеобразие современной риторики сводится не столько к росту научности (ведь классическая риторика – преимущественно практическое учение), сколько к усилению синтетичности ее знания (неориторика – это одновременно и теория, и практика), а также к интенсификации ее междисциплинарных связей (неориторика теперь интегративная дисциплина, имеющая свой аспект практически в любой гуманитарной сфере). Эта ситуация делает актуальным обращение к вопросу о сложности и противоречивости тех отношений, в которые вступает риторика, взаимодействуя по ходу своего развития с другими дисциплинами. Показательна в этом смысле история контактов учения о речевом воздействии с тем социокультурным направлением, которое именуется в настоящее время «культурой речи», или «ортологией».

Ставя вопрос о соотношении таких речеведческих дисциплин, как культура речи и риторика, необходимо учитывать два аспекта этой проблемы, тесно связанные друг с другом:

1) диахронный, рассматривающий классическую риторику, с одной стороны, в составе воспитательного тривиума, а с другой – в качестве прообраза современной культуры речи;

2) синхронный, раскрывающий связи современной культуры речи с той дисциплиной, которая именуется на сегодняшний день неориторикой.

1.5.1. Классическая риторика и классическая грамматика. Предтечей современной ортологии можно считать искусство правильной речи, или классическую грамматику, которая, находясь вместе с риторикой в рамках воспитательного тривиума, составляла базовый компонент традиционного образования. Грамматика и риторика, дополняя друг друга, вместе с тем и отличались друг от друга. Грамматика предполагала, что все люди, использующие общий язык, должны знать его одинаково, т.е. быть похожими друг на друга, как экземпляры одного словаря. Риторика выдвигала обратный тезис: каждый создатель речи должен сообщать нечто такое, что могло бы оказать влияние на эту и только эту аудиторию (ср., в частности, определение риторики, данное Аристотелем: «Итак, определим риторику как способность находить возможные способы убеждения относительно каждого данного предмета (выделено мной. – П.К.)» [Аристотель 1978: 19]), т.е. могло бы быть новым, отличным от всех предшествующих случаев, и оригинальным, непохожим на то, что делают другие. Оба этих исходных положения были и остаются справедливыми по отношению к акту речи [Рождественский 1997: 109-115]. Акт речи должен быть понятен (грамматика) и содержать новое (риторика). Если речь непонятна, то тщетна риторика. Если мысль не нова, то бессильна грамматика. Практика революционных, в частности отечественных, ораторов показывает, что действенную речь может сказать и неграмотный (в указанном выше смысле) человек. И наоборот, нарочитая грамотность многих лекторов иногда не имеет ожидаемого эффекта.

1.5.2. Классическая риторика и современная ортология. Вместе с тем, и классическую риторику следует рассматривать как прообраз современной культуры речи, поскольку в период своего возникновения (5 в. до н. э.) и первоначального развития риторика была единственной отраслью человеческого знания, которая ведала социально-духовными закономерностями речевого общения. Одно время риторика как бы отошла на второй план (для России период «забвения» риторики длился с середины XIX в. по вторую половину XX в.), утратив свою автономность и растворившись в новых науках об общении. Однако наметившийся в последние годы рост самосознания относительно молодых речеведческих дисциплин привел к ренессансу риторики. Своеобразная «легализация» риторики неминуемо привела к появлению работ, в задачи которых входило решение вопроса: «Какие именно из проблем, интересующих ту или иную речеведческую дисциплину, действительно затрагивались в истории риторики и что именно было сделано риторикой для их решения?». Кратко и в некоторой степени априорно отвечая на поставленный вопрос в связи с ортологической проблематикой (априорность обусловлена отсутствием полных, разноаспектных историко-научных исследований в данной области), мы должны признать, что классическая риторика затрагивала весь основной комплекс идей, ассоциирующийся теперь с этико-коммуникативным аспектом современной культуры речи. Свидетельством тому может быть следующий ряд фактов.

I. Классическая риторика сформировала первичное представление о специфике коммуникативной нормы (или точнее – коммуникативного правила). Коммуникативное правило вневербально, т.к. ответственно за использование вербальных и невербальных компонентов речевой коммуникации; ситуативно, поскольку постулирует различные ситуации коммуникативного взаимодействия; диалектично, т.к. коммуникативные нормы одного типа речевого взаимодействия могут приходить в противоречие с нормами другой разновидности общения; объективно, потому что объединяет говорящего и слушающего – говорящий должен исполнять речь, соблюдая нормы, слушающий должен понимать речь, исходя из знания нормы; многомерно, т.к. учитывает единицы всех уровней – лингвистические и экстралингвистические, вербальные и невербальные, языковые и речевые и т.д.; континуально, в силу того что подчиняет для своей реализации единицы всех уровней; этически окрашено, поскольку в прямой или косвенной форме создает представление о том, что дурно, а что хорошо.

II. Разделом «Образ оратора (ритора)» (см. трактаты Цицерона [Цицерон 1972]) классическая риторика заложила основы для современной ортологической теории, обращающей внимание на социальные типы носителей литературной коммуникативной нормы. При этом следует иметь в виду, что если классическая риторика ориентировала свою аудиторию на систему качеств и условий, необходимых для формирования коммуникативной личности элитарного типа, то современная культура речи с ее установкой на анализ «языкового вкуса эпохи» рассматривает идею коммуникативной личности в связи с социальной дифференциацией литературного языка и обращает внимание на те факторы, которые способствуют становлению коммуникативной личности как элитарного, так и неэлитарного типа. В частности, исследуя развитие неэлитарных типов речевой культуры в сфере действия литературного языка, современная ортология пришла к выводу о значимости для формирования неэлитарной коммуникативной личности таких факторов, как:

а) семья, в которой телепередача предпочитается чтению книг, любое средство массовой информации воспринимается в качестве ортологического образца, отсутствуют словари;

б) окружение подростка;

в) средства массовой информации и литература, рассчитанная на невзыскательный вкус;

г) культурный уровень преподавателей средней и высшей школы;

д) наметившееся в связи с либерализацией общественной жизни стирание ролевых иерархий (и прежде всего – иерархий пола, возраста, степени знакомства), учитываемых при осуществлении общения.

III. Создавая образцы частных риторик, классическая риторика сформулировала проблему речевых жанров как особых типов речевого взаимодействия (см. учение Аристотеля о типах ораторской речи [Аристотель 1978]); предложила модели кодифицирующего описания для единиц, качественно отличающихся от предложения (высказывание, реплика, речевой акт, речевой жанр и т.д.); сделала ведущим для кодификации жанров и текстов прагматический аспект, предполагающий опору на правило как речекультурную обязанность одной стороны коммуникации во имя прав другой стороны – т.е. все то, с чем ассоциируется сегодня коммуникативное направление культуры речи с его интересом к образцам речевого поведения и речевой деятельности.

IV. Классическая риторика установила такие сферы общения, которые являются приоритетными для нормирования и кодификации. К таковым следует отнести социально значимые, гармонизирующие типы коммуникативного взаимодействия, а также сферы с повышенной семиотичностью (например, ритуал) и особой речевой ответственностью (например, учебно-воспитательный процесс, сферы обслуживания, судопроизводства и т.д.). Для современной ортологии именно эти коммуникативные формы составили первоочередную задачу культурологического текст-описания.

1.5.3. Культура речи и неориторика. Сейчас мы наблюдаем ренессанс риторики, и, следовательно, очень важно определить, что именно составляет предмет риторики, в чем ее своеобразие, в какой зависимости по отношению к культуре речи она находится.

В настоящее время существует много определений риторики, и, естественно, в этих условиях дискуссионно соотношение риторики и близких к ней дисциплин. Наиболее пересекающимися представляются риторика и культура речи в ее современном (этико-коммуникативном, не узко нормативном) понимании (ср.: «…культура речи представляет собой такой выбор и такую организацию языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении современных языковых норм и этики общения позволяют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных коммуникативных задач (выделено мной. – П. К.)» [Ширяев 1998: 16]).

Принимая во внимание данное определение, можно указать по меньшей мере два основных подхода к решению проблемы междисциплинарных связей, проходящих по линии «культура речи – неориторика». С одной стороны, неориторика мыслится как составная часть культуры речи, один из ее аспектов (это аспектирующий подход); с другой стороны, неориторика представляется в виде самостоятельной дисциплины, которая стоит в ряду гуманитарных, в том числе и речеведческих, наук (это синтезирующий подход). Стоит особо подчеркнуть, что характерной чертой синтезирующего подхода является установление тех областей современного знания, с которыми неориторика сотрудничает. См. представление об интегративности данной дисциплины по схеме, приведенной по [Сковородников 2000: 132]:

Рассмотрим сначала аспектирующие концепции межпредметных связей неориторики и культуры речи. Как уже отмечалось выше, основным постулатом данного направления в разграничении дисциплинарных полномочий является тезис о подчиненности, несамостоятельности, зависимости неориторики от культуры речи.

Такая позиция нашла свое отражение в ортологической концепции научного коллектива, возглавляемого Л.К. Граудиной и Е.Н. Ширяевым. С их точки зрения, «то, что теперь называют коммуникативным аспектом культуры речи, было известно уже в античности, подарившей миру учение о риторике» ([Ширяев 1998: 15] с ссылкой на [Граудина, Миськевич 1989]).

Показательна в этом смысле и позиция Т. Г. Хазагерова и Л. С. Шириной – авторов одного из популярных на сегодняшний день учебников по общей риторике [Хазагеров, Ширина 1999: 35-36]. По их мнению, место риторики в ряду других лингвистических дисциплин (т.е. грамматики, стилистики и культуры речи) может быть определено следующей «многоэтажной» структурой:

	Грамматика (как наука о правильной речи)
	Стилистика (как наука о понимании ясной, красивой и уместной речи)	Риторика (как наука о порождении ясной, красивой и уместной речи)
	Культура речи (как интегративная синхронная национально специфичная дисциплина)

На первом этаже здания (грамматика) мы получаем ясные представления о правильности, норме. На втором этаже учимся сначала искусству понимать, слушать, читать, оценивая всю глубину и мастерство сказанного и написанного (стилистика), а затем мастерству говорить и писать с максимальной результативностью (риторика). Что же касается последнего этажа – культуры речи, то он нужен для того, чтобы привести все полученные ранее знания и навыки в соответствие с требованиями, предъявляемыми к языку в данном обществе на данном отрезке времени.

Характерной манерой данных аспектирующих подходов становится сужение риторической проблематики, сведение ее либо к мастерству целесообразной (т.е. соответствующей замыслу говорящего) речи, либо к искусству порождения ясной, красивой, уместной речи. Упрощение предмета риторики не случайно и обусловлено целями этих концепций, их стремлением либо дать необходимый минимум ортологического знания, либо сформировать четко очерченную и одновременно подчиненную «сферу обитания» неориторики – а именно, область креативной (самостоятельно, творчески создаваемой) устной или письменной речи.

Синтезирующий подход. Этот подход к проблеме соотношения культуры речи и неориторики предполагает включение в сферу риторической проблематики основ современной ортологии в той мере, в какой они способны решить задачу, связанную с построением оптимизирующей модели конативного общения. В связи с этим перед обеими науками встает необходимость разграничения их дисциплинарных областей, выявления их своеобразия, поиска адекватных средств для их гармоничного и диалектического сосуществования.

Обусловленная данным подходом самостоятельность каждой из рассматриваемых дисциплин:

1) предполагает их параллельное включение в область речеведения как системы наук о речи [Шмелева 1998];

2) предопределяет специфику их предметной области (для ортологии предметом является оптимизирующий аспект коммуникации в той части, которая имеет отношение к описанию (кодификации) языковых, этических и коммуникативных норм; для риторики существен феномен речевого воздействия, поданный в теоретическом и прикладном ключе);

3) позволяет интерпретировать ортологическую проблематику как одну из тех ценностей, которую описывает и культивирует неориторика, заботясь в своей установке на оптимизацию конативного общения об осознанности национального речевого идеала.

Термины раздела:

Адресант – тот, кто порождает речь, и тот, чью речь воспринимают.

Адресат – тот, кто воспринимает речь, и тот, к кому речь обращена.

Воздействие речевое– категория, описывающая общение в аспекте тех изменений, которые сопровождают коммуникативный процесс. Иногда, особенно в классической риторике, в качестве синонимичного искомому используется термин «убеждение». Мы употребляем термин «убеждение» в значении отдельной разновидности воздействия.

Дискурс – категория, позволяющая рассматривать общение в единстве и отдельности, уникальности и типичности контекста, условий, стадий, механизмов и форм его осуществления; наиболее распространенное определение дискурса – «речь, погруженная в жизнь» (Н. Д. Арутюнова).

Интенция – намерение, лежащее в основе формирования высказывания.

Коммуникант – участник общения.

Коммуникативная компетенция – такой аспект рассмотрения личности коммуниканта, который характеризует его способность к общению.

Коммуникативная норма (синоним: коммуникативное правило) – предписание, устанавливающее манеру общения.

Коммуникативное правило – см. коммуникативная норма.

Дата добавления: 2014-10-31