Часть I. Главные психические функции и анатомо-физиологическое устройство. 12 страница

На гипобулической ступени, как мы видели, волевые импульсы и аффективно обусловленные рефлекторные механизмы, выражение воли и выражение аффекта еще не дифференцированы друг от друга. Поэтому у истерического субъекта, пока его душевная жизнь развертывается в гипобулической плоскости, для достижения его влечений к бегству и самозащите в распоряжении оказывается невообразимый запас более глубоких рефлекторных механизмов, которые в нормальном состоянии он не в силах привести в движение с помощью прямых целевых импульсов. В этих гипобулических состояниях он может задрожать, вызвать в себе рвоту, посинеть и побледнеть с такой легкостью и совершенством, которых человек с обдуманным, специально на это направленным волевым побуждением не в состоянии достигнуть.

Но кроме этих гипобулических обособлений существуют еще другие подступы к рефлекторным механизмам, которые врач должен знать. Например, после сильного испуга еще некоторое время может сохраняться определенная, рефлекторного характера, склонность к дрожанию. Этот остаток рефлекса умный симулянт с помощью мускульного напряжения и намеренного вызывания в себе аффекта (усиления его в самом себе) может сознательно сохранить и так усилить, что он по истечении нескольких дней протекает почти автоматически. Чем в большей мере это происходит при одновременном снижении самокритики, тем более первоначальная реакция страха или намеренный обман принимают истерический характер и могут вторично войти в гипобулические отслоения и т. д. Описанный процесс, с помощью которого это осуществляется, мы обозначаем как произвольное усиление рефлекса.

Часть III. Влечения и темпераменты. Глава 9. Влечения и их изменения.

Влечениями мы называем те наследственно утвердившиеся компоненты общей эффективности, которые прочно замыкаются, группируясь вокруг известной жизненной цели. В душевной жизни человека они играют двойную роль. С одной стороны, влечения — составная часть темперамента, образно говоря, они широкие, могучие нижние течения, из которых в дальнейшем возникает более высокая эффективность и которыми она определяется в своем общем направлении. С другой стороны, они образуют достаточно самостоятельные психические факторы, которые при случае оказываются также противоположными тенденциям личности. В обоих случаях сексуальное влечение может служить образцом функций влечения вообще.

Сами главные влечения у отдельного человека заложены наследственно, как настоящие, неподвижные и мало поддающиеся влияниям постоянные элементы. Удовлетворение влечения у человека в форме действия лишь незначительно происходит в виде постоянных элементов, т. е. подобно неподвижным инстинктам. Такие инстинктивные формулы, которые не приходится заранее заучивать, а также рефлекторные и полурефлекторные механизмы существуют у человека для выполнения собственно полового акта, они также наблюдаются как отдельные проявления любовной игры. Формулообразны в инстинктивном смысле моторные процессы принятия пищи, наконец, такие способы поведения в случаях тяжелой угрозы жизни, как синдромы ужаса и паники, которые группируются прежде всего вокруг двух кругов инстинктов: так называемого рефлекса мнимой смерти, или рефлекса неподвижности (гипноидно-ступорозный радикал), и неистовства движений (приступы судорожного дрожания, стремление бегать и т. д.).

В остальном у человека большей частью неподвижно-постоянны только основные направления влечений, конкретная же форма их реализации непостоянна. Это также затрудняет четкое выделение того, что мы будем называть влечением. Наверняка как влечения следует обозначить аффективные тенденции, которые группируются вокруг трех уже названных главных жизненных пунктов: принятия пищи, охранения от опасности и размножения. Первые два суммарно можно также противопоставить как влечения к самосохранению влечениям сохранения рода. При обычных культурных условиях сексуальное влечение является наиболее самостоятельным и наиболее дифференцированным. Сколь велика в кругу трех названных главных центров область влечений, является делом субъективным; на своей периферии влечения без границ теряются в непостоянных, сообразно ситуации меняющихся течениях общего темперамента, в приобретаемых при помощи воспитания социальных способах поведения.

Так, например, на узкое пространство влечения к пище, голода, жажды налагается более широкий круг родственных влечению установок, которые связаны с обладанием и с приобретением денег, как с непрямыми предварительными условиями питания; в отдельных чертах они изменчивы и подвержены влиянию воспитания, но все еще там и здесь имеют подобные влечению компоненты, которые, как, например, скупость, страсть к собиранию и т. п., по своей темной непреодолимой аффективной силе, по своей индивидуальной неподвижности и бессмысленности, т. е. по слабой приспособленности к некоторым единичным ситуациям, очень мало отличаются от настоящих влечений и встречаются особенно часто в пограничных психопатологических областях.

К пищевому влечению примыкает группа личных способов поведения, которые относятся к родственным жизненным чувствам и, соответственно, к возникающим благодаря им установкам. Такова, например, переносимость боли, холода, утомления, тягостей жизни. В эти аффективные качества включаются индивидуально постоянные факторы большой жизненной силы.

Особое, промежуточное положение между сексуальными влечениями и влечениями к самосохранению занимают влечения к жестокости. Мы видим их как в мире животных, так и у людей, прежде всего в борьбе, при защите и нападении и при добывании пищи. В форме садизма и мазохизма (активное и пассивное удовлетворение жестокости) они обнаруживают также тесную связь с половым возбуждением, которая генетически совпадает с сексуальной агрессивностью, с влечением к половому обладанию или, соответственно, с желанием быть подвергнутым этой агрессивности.

В группу влечений к жестокости входят родственные установки, которые обозначаются как воля к власти. В своих глубоко скрытых разветвлениях и изменениях они изучались Ницше, а в связи с их отношением к неврозам — Адлером. В своих разновидностях они выступают как очень изменчивые и сложные социальные феномены, но имеют одну постоянную, подобную влечению, основную черту, которая близкородственна вышеуказанным элементарным животным комплексам влечений: борьбе, агрессивности, обладанию и, соответственно, страданию от них или аффективному напряжению при неудаче в этом. Все эти группы, соединенные вместе, можно обозначить как влечение к овладению — в более узком и более широком смысле. Во всяком случае так называемое социальное влечение к власти выступает в психологии неврозов как фактор первого порядка с неодолимой аффективной силой, который вполне может конкурировать с сексуальным влечением. Значительна его роль и в исторических и индивидуально-психологических явлениях.

Те же самые аффективные факторы, на которых основывается групповая совместная жизнь, обыкновенно называют стадным влечением, и действительно, создание стад в мире животных регулируется твердыми инстинктивными механизмами. У людей социальные способы поведения принадлежат к самым изменчивым и индивидуально дифференцированным явлениям, так что рассматривать их вместе с влечениями неуместно. Однако основное направление к социальному общению (Gemeinschaft) у людей заложено в виде влечения. Представлять себе так называемого чисто примитивного человека в виде эгоистичного животного, которое слепо проявляло бы себя в жизни, без всякого внимания к другим (если бы сила и искусственно созданные культурные границы не стали бы этому препятствием), это значит создавать ложную конструкцию. Этот свободный эгоистичный человек совершенно не соответствует здоровой необразованной примитивности, его вообще нигде нет, кроме как в фантазии Degenere superieur, который потерял свои коренные инстинкты. Психология народов, как и психология животных, учит нас чему-то совершенно другому. Они показывают нам у примитивных людей, как и у живущих в более тесном общении животных, поразительно строгую инстинктообразную или родственную инстинкту упорядоченность как половой жизни, так и социальных отношений, часто более четкую и строгую, чем в культурном обществе. Альтруизм, самопожертвование, сострадание, знание своего места и подчинение в их эмоциональных основах следует, таким образом, понимать вовсе не как искусственно созданные продукты культуры, но как естественную реализацию влечений. В характерном, с точки зрения медицины, виде мы их находим вовсе не у самых здоровых, грубых, переполненных силой людей, но в совершенно ясной форме у выродившихся, невротиков и при определенных психических нарушениях (после юношеского поражения мозга, после катастроф периода созревания шизоидного характера).

В остальном влечение к стаду не только порождение полового влечения, стадо не только простое расширение соединений на половой почве, и государство не продукт дальнейшего образования семьи, даже если половые потребности в социальной жизни являются важными компонентами. В жизни животных влечение к стаду и половое влечение в самом деле не зависят друг от друга; в брачное время они часто вступают друг с другом в конфликт; в колониях насекомых именно бесполые типы преимущественно участвуют в общении.

У людей кроме общего направления к общению, имеющего характер влечения, есть еще некоторые специальные рудименты инстинктообразного иррационального влечения к стаду; они обнаруживаются прежде всего в так называемых явлениях массового внушения, при которых в человеческих собраниях сам собой или под влиянием внушающих жестов вожака возникает логически неконтролируемый эмоциональный настрой. Указанием на биологическое обоснование чувств общности является также тот факт, что, образно говоря, они идут рука об руку с телесно обусловленными темпераментами, так что склонность к общежитейно-социальному является характерной чертой циклотимиков, аутизм, склонность к обособлению — общим главным признаком шизотимиков.

Также мы видим, что большинство аффективных качеств человека, большая часть его характерных свойств группируются вокруг центрального жизненного пункта — его влечений, как более дифференцированных и изменчивых проявлений.

Однако уже у животного мы замечаем, что общая сумма его жизненной энергии не исчерпывается потребностями, имеющими характер влечений, сверх этого остается еще значительный, способный к свободному приложению остаток, который проявляется, особенно у молодых животных, «в наслаждении движением» (Гомбургер), конкретно в радости от игривого проявления. К биологическому смыслу этих игр детей и животных особенно близко и очень тонко подошел Гросс. У них нет никакой прямой жизненной цели, наоборот, опосредствованно они имеют важное биологическое значение, отчасти физиологическое, как упражнение силы и ловкости, частью психологическое, как род деятельности, из которого при случае и в тесном взаимодействии с факторами влечения возникают новые сложные культурные виды деятельности (в особенности в художественной области), которые также, с одной стороны, могут быть самоцелью, с другой — способствовать улучшению жизненных условий.

Психология влечений и их взаимодействия с более высокой душевной жизнью образует один из основных пунктов врачебной психологии; возникающие здесь конфликты вызывают наибольшую часть неврозов, реактивных психозов и бесчисленное число телесных страданий, которые в основе являются не чем иным, как замаскированными душевными конфликтами. В противоположность более высокой эффективности, более видоизменяемой и более способной к приспособлению, влечения, как слепые, элементарные силы природы, наудачу прокладывают себе путь, на каждом слабом месте преодолевают сопротивления и, потревоженные в своем течении, легче всего выбивают душевную жизнь из ее колеи.

Влечение к пище

Влечение к пище как голод в своих самых элементарных формах при современных культурных отношениях играет большей частью только эпизодическую роль. Когда наступает настоящий голод, он может, особенно при длительном воздействии массового внушения, вызвать опустошительные разряжения аффекта, отвратительные убийства и жестокости, а также и проявление примитивных невротических реакций (см. гл. 8) и облегчить действие гипобулических и гипоноических механизмов. Продолжительное недоедание вместе с неблагоприятными гигиеническими факторами, жилищными условиями, плохим снабжением одеждой может стать побудительной, причиной к большим переселениям народов, к образованию колоний, к войнам и социальным переворотам, следовательно, именно к тем народным движениям, которые и в настоящее время имеют решающее значение для культивирования человеческой расы, для скрещивания племен, для выработки и уничтожения руководящих аристократических каст.

Еще более прямой врачебно-психологический интерес вызывает влечение к пище там, где оно выступает в скрытой форме, как влечение к приобретению денег, поскольку деньги для большей части людей являются эквивалентом могущих быть приобретенными с их помощью материальных наслаждений; прежде всего это возможно более свободное от труда приобретение денег как идеал: жить в праздности и хорошо питаться. Способность какого-либо влечения порождать неврозы — самый важный показатель его нормально-психологической силы и важности. И в самом деле, именно здесь мы находим возникновение первой большой главной группы неврозов. Во время несчастных случаев происходит как бы массовый эксперимент, в котором наряду с многочисленными проявляющимися факторами, на широкие слои народа действует надежда праздно приобретать деньги или, наоборот, страх перед материальной нуждой. Неспособность отказаться от небольшой денежной выгоды, даваемой пенсией, прежде чем были приняты предупредительные меры, привела к тому, что огромное число людей, не способных оказать в духовном отношении сопротивления, за несколько лет стали тяжелодушевными калеками.

Инстинкты охранения от опасности

Как инстинкты охранения от опасности элементарно прокладывают себе путь, мы уже видели, когда говорили о гипобулических механизмах. Страх при этом самый важный аффект, и именно аффект страха, как никакой другой, в состоянии взбудоражить низшие атавистические слои психофизического аппарата и привести в движение различные элементарные защитные и оборонительные механизмы. Образцы неврозов испуга и страха нам, опять-таки в массовом эксперименте, продемонстрировали военные неврозы. В то время как при хронически замедленном способе воздействия чистых рентовых неврозов (Rentennevrosen) инстинкты материальных желаний проявляют свое воздействие на общую психику чаще при дурном расположении духа, в расслабленной абулии и распространенных неприятных ощущениях в теле, под давлением аффектов испуга и страха возникают более драматические картины. Эти аффекты в особенности сильно и грубо действуют на психомоторный аппарат и всю сферу выражения, сильно возбуждая или внезапно приводя в состояние расслабления; они вызывают сильную судорогу или ослабление мускулов, базедовидные возбуждения в сердечно-сосудистой системе, двигательные неистовства, припадки дрожи, подергивания, ступор, паническое стремительное бегство, а также затемнение сознания и сумеречные состояния. Подобные действия мы наблюдаем при землетрясениях, несчастных случаях на железных дорогах и т. п., где они удивительно быстро, через несколько дней или часов, снова дают о себе знать, оставляя иной раз на короткое время нарушения общей эффективности, апатическое равнодушие и т. д. Но там, где, как на войне, опасность продолжает угрожать и дальше или где идеи материальных вожделений и ипохондрическая боязливость питаются надеждами на пенсию, подобные острые оборонительные механизмы с течением времени приобретают постоянный характер хронических истерий с помощью произвольного усиления рефлекса или гипобулического отщепления.

Совершенно иначе, чем острый испуг, действует на психику хроническая забота о сохранении жизни и здоровья. Из тихонько подкрадывающихся опасений и забот возникает группа гипохондрических беспокойств и призрачных мечтаний, составляющих важную часть бесчисленных телесных страданий, неврозов и психозов. В усиленной форме гипохондрические идеи возникают при переходе из одного возраста в другой, во-первых, в период полового созревания, когда крайне повышено влечение к жизни и чрезмерная чувствительность к любой, даже незначительной, опасности, особенно связанная с играющей здесь главную роль половой сферой; во-вторых, в период инволюции и начинающегося старческого возраста, когда чувство уходящей жизненной силы легко приводит к гипохондрическим идеям и в объективных тяготах возраста всегда находится пункт для их кристаллизации. Так, в период полового созревания типичными исходными точками самых мучительных гипохондрических идей являются половые опасения (онанизм, мнимое заражение венерической болезнью), в период инволюции и начинающейся старости, напротив, в первую очередь представление об артериосклерозе, во вторую — боязнь рака.

Половое влечение и его виды

Но наибольшее психологическое и психопатологическое значение имеет половое влечение, вернее сказать, группа влечений, которые возникают вокруг половой жизни, с включением брака и семьи, отношений между родителями и детьми, поскольку все это может быть сведено к элементарным тенденциям, имеющим характер влечений. Половое влечение представляет собой важную составную часть темперамента человека, оно активно участвует в построении всей личности и является динамическим фактором первой степени, который может дать душевной машине необходимые действующие силы, будет это прямо и осознанно или в самых запутанных комбинациях, маскировках и метаморфозах, во всяком случае в гораздо большей мере, чем мы это можем вообразить.

Если мы ограничимся половым влечением в самом узком смысле, то и оно не является чем-то простым и всегда единым. Есть много видов и извращений полового влечения, при которых половая цель имеет характер забавы, изуродована или из-за связи с другими группами аффектов своеобразно преобразована в ложном направлении.

Онанизм, или самоудовлетворение, как таковое, не является извращением, но, за исключением крайних степеней, невинным физиологическим переходным и побочным продуктом здорового полового влечения, который, как предохранительный клапан последнего, вступает в силу прежде всего там, где половому сношению противостоит одна из многих преград культурного общества. Значение половой извращенности онанизм получает только в тех случаях, когда он становится самоцелью, т. е. приобретает большую ценность по сравнению с нормальным половым сношением и заменяет его там, где оно было бы само по себе возможно. Речь идет о так называемых аутических людях, прежде всего о шизоидных психопатах (см. гл. 6), которые не только в половой области склонны к самоудовлетворению, но, в соответствии со своим темпераментом, не испытывают живой потребности в общении с другими людьми и всегда довольствуются самими собой. Сродни этому психоаналитическое понятие автоэротизма, или нарциссизма, которое, однако, акцентирует внимание на способе удовлетворения половой потребности, вместо того чтобы принять во внимание весь темперамент. Поэтому следует предпочесть понятие аутизм (Блейлер). Смысл нарциссизма следовало бы ограничить самолюбованием, в особенности кокетством, как самоцелью, в связи с собственной наружностью и ее воздействием на окружающих.

Большой врачебно-психологический интерес онанизм вызывает не как таковой, а из-за эротически-гигиенических оценок, которые с ним связаны. Более ранние, заметно аскетически окрашенные культурные эпохи видели в ограничении полового влечения не только относительную социальную необходимость для упорядочения сожительства людей, но абсолютный этический идеал; половое влечение было для них (в самых крайних выражениях их мыслей) злом, терпимым самое большее ради сохранения семьи и государства, и его полное подавление в пользу исключительно духовно-религиозной деятельности знаменовало для них высшую ступень личного совершенства. Это, проистекающее из первоначальной двусторонней значимости полового влечения и, может быть, отчасти выросшее из старых представлений о табу, суровое отношение к половому влечению вполне понятно, как переходная ступень, у молодых культурных народов, стремящихся достичь высшего развития. Сексуальность в их религиозных учениях тожественна греху, главному греху, вокруг которого группируется все, что запрещено. Она является образцом «плоти» по отношению к «духу», всего не святого и не божественного, всех атавистических импульсов по сравнению со стремлением к более высокому культурно-нравственному развитию.

Древние медицинские воззрения на сексуальность и особенно на онанизм сильнейшим образом окрашены этим общим моралистическим пониманием того времени. Половая болезнь и половая неврастения выработали своеобразный комплекс во врачебном мышлении, которое находилось под влиянием простонародно-морального настроения, что любые этически неодобряемые половые проявления влекут за собой, как некий род божьего суда, самые страшные телесные и душевные расстройства, сухотку спинного мозга, размягчение мозга, чахотку. Следовательно, данные сексуально-гигиенические взгляды можно рассматривать как простой вариант сексуально-этических.

Ростки этих этическо-гигиенических взглядов коренятся еще прочно в воззрениях широких народных масс и находят для себя опору, с одной стороны, в религиозном ощущении, с другой — в апокрифической просветительной литературе, имеющей широкое распространение. На этой почве возникает огромное количество неврозов и невропсихозов. Более высоко дифференцированные личности оказываются, таким образом, в самом остром конфликте между своим этическим идеалом и своими половыми потребностями. Постоянное поражение в этом конфликте вызывает душевные возбуждения противоположных направлений, из которых вырастают такие сензитивные формы реакции, как идея отношений (Beziehungsideen) и навязчивые импульсы. У более простых натур дело часто ограничивается тяжелыми гипохондрическими опасениями и впечатлениями, половое происхождение которых мы можем прочитать у них на лице. Или же половые конфликты вытесняются из сознания и через сложные психофизические процессы приводят к далеко отстоящим истерическим механизмам.

Короче, множество душевных конфликтов с невротическим или религиозным и художественным развитием возникает там, где половое влечение не находится в полном соответствии с личностью, где оно не может ни получить своего разряжения естественным путем, ни сдерживаться твердой рассудительной структурой личности. Это относится к половым конфликтам нормального и извращенного рода, в браке и вне его. Половое влечение для целостной личности — это большой запас энергии, психическими истоками которого в благоприятных случаях может быть добрая доля общей духовной производительности. Но там, где оно находит суровое интрапсихическое сопротивление или не имеет отводных путей, там возникают энергетические сверхнапряжения, а в конце концов ложные пути и близорукие суждения, побочные разветвления потока, которые в дальнейшем могут привести к странным, запутанным и парадоксальным действиям.

Следующими за онанизмом стоит отметить прежде всего неблагоприятные брачные отношения, имеющие последствием невротические душевные конфликты и не явно неблагоприятные, а затаенные, где под видом обоюдной корректности, даже чрезмерной нежности скрываются психические диссонансы. Начиная с самых простых неудач и отклонений в половых сношениях, от долго практикуемого воздержания, страха зачатия и появления детей до самых тонких и сложных, воздействующих на сексуальность душевных дисгармоний, у нервно восприимчивого человека здесь неисчерпаемый источник динамических расстройств душевного аппарата. К этому присоединяются во внебрачном сношении нравственные угрызения совести, боязнь забеременеть, страх перед половой болезнью; затем действие вынужденного безбрачия, недобровольное старение оставшейся не замужем девушки, где последняя тихая и безответная любовь может привести к сильнейшим интрапсихическим запутанностям. Это только немногие из наиболее важных моментов. Врач во время разговора с больным должен ясно представлять шкалу всех этих возможностей конфликта, потому что пациент большей частью приходит не затем, чтобы рассказать о своих половых затруднениях — он сам не всегда ясно их осознает, — он жалуется на головокружение, боли в пояснице, расстройство кишечника, слабость и тысячи других вещей; психический комплекс, который является причиной всего этого, врач должен определить сам.

Богатый материал для конфликтов поставляют и половые извращения, являются ли они явно и односторонне выраженными или, что чаще, только преобразованы в виде намека и изменены благодаря внешним психическим влияниям и опосредованно направлены на извращенные цели. Извращенному субъекту извне угрожают наказание по суду, компрометация в общественном мнении и больше всего преследование со стороны общества, а изнутри — несогласие с самим собой, тщетная нравственная борьба, сознание, что он является не настоящим человеком, пресыщение жизнью и бесчисленные трудности в браке. Благодаря всему этому у него будет много поводов для посещения врача.

Важнейшее извращение — гомосексуальность, любовь между особами одного пола. Многие прирожденные гомосексуалисты имеют не нормальное телосложение в области желез. Двуполое, не чисто мужское и не чисто женское, строение тела могло бы при помощи эндокринного действия гормонов проще всего объяснить тот факт, что подобные индивидуумы одновременно обнаруживают в своей психике ложную половую ориентацию, а в строении тела противоположные половые черты (феминизмы, маскулинизмы или евнухоидизмы).

От этих эндогенных прочно заложенных в самом строении тела гомосексуальных промежуточных образований затем идут все переходные ступени к преимущественно психогенному извращению, возникшему благодаря действию среды, соблазну, недостатку в половом общении с лицами другого пола и прежде всего благодаря гипохондрическому самовнушению у подобных психопатов, которые при половом общении с лицами другого пола не очень уверенно себя чувствовали или были вынуждены отказаться от него в силу полового бессилия. Нельзя, следовательно, просто различать эндогенные и психогенные извращения, еще меньше оснований утверждать, что все извращения обусловлены только эндогенно или только психогенно, но нужно решать в каждом единичном случае, насколько эта специальная гомосексуальность прочно заложена в самом строении тела и насколько сформирована психическим воздействием в течение жизни. Извращения с психогенными слагаемыми могут быть терапевтически преодолены с помощью гипноза, убеждения и воспитания.

Более сложен, чем при гомосексуальности, биологический и психологический генезис при других извращениях. Это прежде всего педофилия (половое влечение взрослых к детям), содомия (влечение к животным), эксгибиционизм (влечение к обнажению без совокупления), фетишизм (использование в качестве заменяющего средства для достижения полового возбуждения мертвых предметов, частей платья, волос, белья, обуви). Само собой разумеется, бессмысленно было бы думать, что, например, возбуждение при виде ленточки в косе могло быть заложено в зародышевом состоянии желез и химическом составе крови таким специфическим образом, как это отчасти имеет место при гомосексуальности. Мы должны здесь различать две вещи: во-первых, конституциональный фактор, заключающийся в неспецифическом, не развившемся до четкой ясности цели, половом предрасположении, а во-вторых, психогенный внешний фактор, который неуверенно колеблющееся половое влечение направляет и окончательно фиксирует на определенной, отклоняющейся от правильного пути, половой цели. Эндогенный момент здесь, следовательно, чаще неспецифически предрасполагающий, экзогенный — специфически фиксирующий фактор.

Биологическую основу части извращений этой группы мы можем вместе с Кронфельдом увидеть в психосексуальном инфантилизме, т. е. в задержанном уродливом развитии, приводящем к тому, что половое влечение продолжает оставаться на детской ступени развития. На детской ступени развития еще нет подлинного полового влечения, а лишь некий зародыш влечения, некоторые намеченные, изменяющиеся, полиморфные направления чувства. Среди них особенно легко распознаются влечение к смотрению и показыванию, некоторая детская склонность показывать голое тело, половые органы и испражнения или с любопытством рассматривать их у других детей; и затем проявление в форме игры досексуальных инстинктов, в которых еще нет стремления к совокуплению, а лишь к получению удовольствия при помощи самых разных побочных действий (из которых позже и развивается детский онанизм). Только в период полового созревания у нормального человека из этого неспецифического досексуального зародыша влечения возникает специфическое половое влечение к другому полу, причем некоторые разрозненные побуждения, имеющие характер забавы, соединяются вместе в одном, направленном на другой пол и на совокупление с ним.

Если этого тесного соединения нет, то на почве подобной задержки развития могут возникнуть некоторые извращения взрослых; хотя сила влечения в период возмужалости и возрастает, но неспецифически полиморфное направление влечения досексуальной детской ступени отчасти сохраняется. Что подобные биологически эндокринные нарушения развития имеют место также и в этой группе извращений, явствует из частых отклонений от нормы в строении тела и общей душевной конституции (дисгенитальные и общегипопластические признаки в строении тела, общее слабоумие и т. д.).

Так, эксгибиционизм мы могли бы понять как остаток досексуального влечения к смотрению и показыванию, а фетишизм — привести в связь с детской наклонностью к имеющим характер игры, родственным с половыми заместительным действиям; и аутистическая (нарцистическая) форма онанизма у взрослых допускает также сравнение с бесцельным в сексуальном отношении самоудовлетворением у детей. Но часто нужен еще какой-либо внешний психический фактор, который не имеющим определенного направления сексуальным импульсам дает специальную дополнительную цель.

Дата добавления: 2014-11-25