Наука в системе социальных ценностей

Наука как социальный институт

Развернутая характеристика науки как особого социального института позволяет существенно расширить наше представление о ней и зафиксиро­вать ее место и роль в системе общественного разделения труда. Такой ракурс исследования науки дает возможность охарактеризовать ее как совокупность организаций и учреждений, функционирующих в соответствии с особыми правилами и императивами; как систему отношений и ролевых функций, воз­никающих в научных сообществах на различных стадиях исследовательского процесса; в форме фиксации и обоснования ее социального статуса, реали­зующегося в разнообразных взаимосвязях с конкретно-историческим типом общества; посредством анализа основных форм и методов профессиональной коммуникации в науке.

Процесс институализации науки начинается в XVII столетии в Западной Европе, когда возникают первые академические учреждения. В 1660 году ор­ганизуется Лондонское королевское общество, в 1666 году— Парижская академия наук, в 1774 году — Петербургская академия наук и т.д. Затем на­чинают формироваться различные профессиональные ассоциации и объеди­нения ученых, коммуникация и деятельность в которых определялись, в пер­вую очередь, нормами и правилами научного поиска. К ним можно отнести «Французскую консерваторию (хранилище) технических искусств и ремесел» (1795), «Собрание немецких естествоиспытателей» (1822), «Британскую ас­социацию содействия прогрессу» (1831) и др. Так возникает особый тип сооб­щества («Республика ученых»), утверждающий новые формы коммуникации как внутри этой профессиональной корпорации, так и на внешнем уровне в процессе взаимодействия с различными социальными институтами.

Институциональная интерпретация науки впервые обосновывается в рам­ках социологии науки как одной из важнейших форм ее дисциплинарного ис­следования. Формирование социологии науки происходит в 30-е годы XX сто­летия и обычно связывается с деятельностью таких ученых, как Дж. Бернал, П. Сорокин, Т. Парсонс и в особенности Р. Мертон. Отметим, что конституи-рование социологии науки как специфической формы дисциплинарно-органи­зованного знания опиралось на значительную традицию социально-философ­ских исследований науки и научного познания, которая была представлена в трудах Э. Дюркгейма, К. Маркса, М. Вебера, М. Шелера, К- Мангейма, дру­гих философов и социологов. И все же безусловный приоритет в разработке и обосновании социологии науки как относительно самостоятельной облас­ти исследования, имеющей свой предмет, специфический категориальный аппарат и особые методы познания, принадлежит Р. Мертону — одному из крупнейших социологов XX века. Его принято считать основоположником «институциональной» социологии науки, поскольку главным в его концепции является обоснование особого статуса науки как социального института. По­нятие «социальный институт» трактуется в западной социологии как устой­чивый комплекс формальных и неформальных правил и норм, регулирующих человеческую деятельность и организующих ее в систему ролей и статусов.

По мнению Р. Мертона, особенность науки как социального института определяется, в первую очередь, тем, что только она дает нам объективно-предметное и истинное знание. Основным механизмом, определяющим функ­ционирование науки, является совокупность норм и императивов, регулирую­щих профессиональную деятельность ученых как членов научного сообщества. Эти правила профессионального поведения обеспечивают своеобразие науки как социального института и гарантируют его стабильное функционирова­ние, несмотря на то, что ученые рассредоточены в пространстве и времени и включены в различные социокультурные системы. Обязательный для науки комплекс ценностей и норм, который Р. Мертон называл «научным этосом», включает в себя четыре основополагающих «институциональных императи­ва»: универсализм, коллективизм (или общность), бескорыстность и органи­зованный скептицизм.

Универсализм предполагает независимость результатов научной деятель­ности от субъективно-личностных контекстов научного познания, поскольку наука продуцирует объективно-личностное знание, являющееся инвариант­ным по отношению к условиям, месту и времени. Согласно данному императи -ву, наука — это интернациональное и демократическое предприятие.

Коллективизм предписывает ученому незамедлительно передавать плоды своих трудов в общее пользование, т.е. сразу же после тщательной провер­ки научных результатов знакомить с ними всех членов сообщества без каких бы то ни было предпочтений. Научные открытия образуют общее достояние и принадлежат исследовательскому коллективу. Ученый как автор открытия может претендовать только на право приоритета, но не собственности, что га­рантирует ему лишь профессиональное признание и уважение.

Бескорыстность означает, что в профессиональном поведении ученому не следует учитывать никакие и ничьи интересы, кроме достижения истины. Этот императив направлен на радикальный запрет любых действий с целью приобретения признания (финансового успеха, власти, славы, популярности и т.п.) за пределами научного сообщества.

Организованный скептицизм требует детальной и всесторонней провер­ки любого нового научного результата. Для науки не существует ничего «свя­того», огражденного от методологических сомнений и критического анализа.

Согласно Р Мертону, эта комбинация норм (императивов) обеспечивает функциональную цель науки — продуцирование нового объективно-истинного знания и его дальнейшее развитие. Возникает вопрос: почему ученый поступает именно таким образом, в чем причина соблюдения им указанных норм профес­сионального поведения? Р Мертон считает, что основополагающей мотиваци­ей в данном случае является стремление ученого к профессиональному призна­нию в научном сообществе. Следовательно, действенность норм научного этоса основана на предположении о полной рациональности поведения ученого. Од­нако впоследствии Р Мертон отказывается от этого идеализированного пред­ставления о реальной практике научных исследований. Он анализирует такие явления в жизни науки, как конкуренция, подозрительность, зависть, скрытый плагиат и т.д. В результате обосновывается вывод о существовании т.н. социо­логической амбивалентности, т.е. двойственности и противоречивости мотивов и, соответственно, профессионального поведения ученого.

Исследуя приоритетные конфликты и феномен многократных открытий, Р. Мертон заключает, что реальные отношения в науке существенно отлича­ются от их идеализированной модели, описываемой в рамках институциональ­но-нормативной парадигмы. В работе «Амбивалентность ученого» (1965) он рассматривает целый ряд противоположно направленных нормативных тре­бований, которые реально регулируют научно-исследовательскую деятель­ность. Например, ученый должен как можно быстрее сообщать членам науч­ного сообщества о своих новых результатах; вместе с тем он обязан тщательно их проверять и не торопиться с публикацией. Далее, ученый обязан быть восприимчивым к новым идеям и концепциям. Однако при этом он не дол­жен поддаваться интеллектуальной моде и обязан последовательно отстаивать свои научные взгляды и принципы. Развивая идею амбивалентности, Р Мер­тон осуществил комплексный анализ бытия науки и выделил четыре основных роли, которые может выполнять ученый на разных стадиях своей профессио­нальной карьеры: исследователь, учитель, администратор, эксперт.

Во второй половине XX столетия мертонианская нормативная парадигма в социологии науки подвергается систематической критике и в значительной мере уступает свои позиции социокогнитивной парадигме (М. Малкей, Р. Кол­линз, Т. Кун и др.). В рамках этого подхода наука все более осязаемо лишается своего объективно-эпистемологического статуса и начинает интерпретиро­ваться, прежде всего, как социокультурный феномен, детерминируемый этно-национальными, коммуникационными и другими социальными и ценностными факторами.

Институциональный подход к науке позволил обосновать репрезентатив­ную классификацию ее организационных форм, доминирующих на различных этапах развития общества. Выделяют т.н. «малую» и «большую» науку.

«Малая» наука представляет собой такую совокупность ее организаци­онных форм, которая преобладала в классический период ее существования. В то время научная деятельность еще не стала широко распространенной про­фессией и не выступала как основа технологий производства и социально зна­чимых типов деятельности.

Лишь в XX столетии, когда формируется развитая инфраструктура науки (широкая сеть научно-исследовательских и информационных центров; систе­ма высшего и постдипломного образования, включающая в свой состав раз­личные научно-исследовательские учреждения; промышленные и производ­ственные корпорации, интегрированные со структурами отраслевой науки, и др.), возникает «большая» наука. Она приобретает статус одной из самых приоритетных форм деятельности, обеспечивающей современным обще­ствам возможности устойчивого развития и высокого качества жизни. К кон­цу XX века суммарная численность ученых в мире превысила 5 млн человек, хотя в структуре динамично развивающихся обществ постиндустриального типа количество профессионально занятых в науке, по некоторым эксперт­ным оценкам, может достигать 6—8% от всего трудоспособного населения страны. Сегодня мировая наука включает в свой состав более 15 тыс. научных дисциплин и междисциплинарных исследовательских стратегий. Практически необозримые потоки научной информации ставят задачу глобальной инвента­ризации фондов современного научного знания и оптимальной классификации нескольких сотен тысяч научных изданий, журналов и других форм трансляции знаний. Совокупный объем научной информации в некоторых новейших на­правлениях и дисциплинах науки удваивается каждые 2—3 года. Таким обра­зом, «большая» наука становится не только важнейшим фактором развития многих сфер производства, но и выступает в функции основополагающей со­циокультурной инстанции любого современного общества.

В середине XX века эксперты ЮНЕСКО предложили иную классификацию форм организации и проведения научных исследований. В рамках этой класси­фикации выделялись: 1) фундаментальные научные исследования; 2) приклад­ные исследования; 3) опытно-конструкторские разработки. В отечественной традиции вся совокупность этих трех компонентов обозначалась аббревиату­рой НИОКР (научные исследования и опытно-конструкторские разработки).

С развитием НТП и активным внедрением наукоемких технологий в структу­ру основных типов деятельности современного общества данная типология все более рельефно обнаруживает свою ограниченность и неадекватность. Теперь, когда научное сопровождение становится необходимым условием успешности и эффективности большинства форм и типов деятельности, нередко все три названные разновидности научных исследований пересекаются и взаимообу­словливают друг друга. В таких случаях говорят о междисциплинарных или комплексных научных исследованиях. Примером таких ситуаций могут быть проекты и программы социально-экологического мониторинга городов и ур­банизированных комплексов, научного сопровождения модернизации и рефор­мирования экономической, социальной, культурной подсистем общества и др.

Реально функционирующая система научных исследований органично со­единяет в себе две диалектически взаимосвязанные тенденции. С одной сто­роны, она всегда ориентирована на генерацию нового знания и интеллекту­альных инноваций. С другой — сама наука как социальный институт может существовать лишь при условии сохранения исследовательских традиций и преемственности в деятельности научных сообществ. Одной из форм такой преемственности в науке является формирование и развитие научных школ.

Научная школа — это интегрированный единой программой и общим стилем мышления коллектив исследователей, возглавляемый, как правило, широко известным и признанным ученым, выполняющим в данном коллективе функции лидера и генератора идей. В науковедении различают классические и современные научные школы. К первым относят возникшие в XIX веке на базе крупнейших европейских университетов научно-исследовательские центры, которые наряду с образовательными задачами решали и проблемы научной сферы. Второй тип научных школ появляется уже в XX столетии, когда форми­руются адресные научные программы, выступающие как социальный заказ, а выполнение их определяется уже не столько ролью и влиянием научного лиде­ра школы, сколько базисными целевыми установками исследования.

В современной социологии науки принято различать «внутреннюю» и «внешнюю» социальность науки, или ее микроконтекст и макроконтекст.

Первый уровень социальности обычно интерпретируют как структурно-функциональную зависимость науки от характеристик научного сообщества или исследовательской группы. Второй рассматривают как форму общей социокультурной детерминации научной деятельности и ее взаимосвязей с экономикой, политикой, бизнесом, культурой и другими подсистемами соци­альной жизни.

Продуктивность такой дифференциации различных контекстов социокуль­турной природы науки подтверждается ее использованием не только в соци­ологических, но и в философско-методологических исследованиях научного познания. Так, И. Лакатос, один из широко известных представителей критического рационализма, в своем анализе структуры и динамики науки вычленяет «внешнюю» и «внутреннюю» ее историю. В рамках первой реконструируются социальные и социально-психологические контексты существования и разви­тия научных исследований. Вторая же предполагает рационально-логическую реконструкцию динамики основных идей и концепций науки, развивающихся в пространстве «третьего мира» (в терминологии К. Поппера), в соответствии с имманентными для науки законами и правилами.

Рассматриваемая дифференциация различных контекстов бытия науки в конкретной социокультурной среде фиксируется в социологии как разделение когнитивной и социальной институализации науки.

Согласно Р. Уитли, когнитивная институализация проявляется в форме интеллектуальной и социально-психологической, или ментальной, скоорди­нированное™ членов дисциплинарного сообщества и в приверженности к единым эталонам и нормам исследования, а также к общему для всей группы ученых стандарту профессиональной корпоративности. При этом достигается достаточно высокая степень лингвистической и символической инвариантно­сти совместной исследовательской деятельности, что весьма важно как для достижения эффективных и объективно значимых результатов в науке, так и для плодотворной коммуникации внутри всего научного сообщества. Когни­тивная институализация позволяет успешно идентифицировать предметную область исследования или формирующееся направление в науке и достаточно эксплицитно отличать их от конкурирующих стратегий научного поиска.

Социальная институализация — это степень интегрированности ученых в рамках формальных структур научной деятельности, таких как дисциплинар­ные сообщества, ведущие журналы, этические кодексы, социально-норматив­ные системы контроля и регуляции профессионального поведения. Этот тип институализации проявляется в формах социального признания той или иной научной корпорации, а также в формах возможных ее взаимосвязей с различ­ными подсистемами общества.

Наука — неотъемлемый и органичный компонент современных интенсив­но развивающихся обществ. Многочисленные и многообразные формы взаи­мосвязи науки и социальной жизни могут быть (с известной долей упрощения) классифицированы по двум важнейшим основаниям:

1) использование научных знаний, средств и методов науки для решения актуальных проблем социально-экономического, политического и культурно­го развития современных обществ в условиях глобализации;

2) разработка эффективных и адекватных реально функционирующей на­уке форм, средств и методов социального контроля над ней, а также тщательно дифференцированной градации исследовательских приоритетов и критериев материально-инвестиционной, моральной и символической поддержки науч­ного сообщества.

К важнейшим направлениям социальной институализации I отнести следующие формы и уровни ее взаимосвязи с обществом

наука и современные инновационные технологии в сфере экономи

наука и рационализация форм и технологий социального упр

наука и динамика социально-политических процессов на г осу и межгосударственном уровнях;

сложная конфигурация отношений между наукой и властью, наруживают себя как в превращении научного знания в реалыи ресурс (когда наука становится эффективной формой господств ного контроля), так и в использовании современных научных д< интересах социального управления и манипулирования общестп дивидуальным сознанием;

наука и образование, в процессе взаимодействия которых ста можными не только передача и трансляция социально накопле! но и профессиональная социализация личности как субъекта ко1 творческого отношения к действительности.

Одним из актуальных направлений исследования науки как соц статута является социокоммуникативный подход к ее анализу и инт

Научная коммуникация — это совокупность видов и форм нального общения в научном сообществе, а также передачи инс) одного его компонента к другому. Наличие коммуникации как ф сивного информационного обмена между членами научного сообщ признавалось существенной характеристикой научной деятельно ектом специального анализа она становится лишь в конце 50-х — годов XX века. Этот анализ был инициирован т.н. информационны преследовал цель разработать оптимальные пропорции и структу архива, а также массива публикаций и научно-технической инфо{ ровой и, в частности, американской науке в послевоенных услови!

Благодаря деятельности известного американского науковед и его школы была развита особая область исследований науки, название наукометрия. Основной задачей наукометрических считалось рассмотрение и анализ структуры и особенностей инфо| фондов науки, а также основополагающих направлений профе< коммуникации в науке, специфики информационно-коммуника! токов в ней. При этом соответствующую интерпретацию получ чески все основные информационные процессы в науке, начина дисциплинарно-ориентированных публикаций и важнейших инфо| мероприятий (конференции, симпозиумы, конгрессы и др.) и кон онированием разветвленной системы научно-технической инфор\ же неформальными межличностными контактами ученых, интегр! рамках отдельных дисциплинарных сообществ и исследовательем

Изучение коммуникаций в науке имело большое значение и позволило обосновать несколько моделей их описания. Выделяют познавательные мо­дели научной коммуникации, в которых акцентируется внимание на когнитив­но-информационных аспектах научной деятельности и основной задачей со­общества считается максимально возможное приращение фонда имеющейся научной информации. Существуют также социально-организационные мо­дели научной коммуникации, выделяющие в качестве приоритетных страти­фикационные моменты в реальном общении ученых, решающих те или иные проблемы научных школ или профессиональных сообществ.

Обоснование указанных моделей научной коммуникации позволило выде­лить и проанализировать ее виды и формы, представив таким образом науку как сложный тип духовного производства, интегрированный коммуникацион­ными взаимодействиями ученых на всех стадиях научно-исследовательской деятельности. Различают следующие формы научной коммуникации.

1)Формальная и неформальная коммуникация. Первая предполагает документальную фиксацию научного знания в виде статьи, монографии или иной публикации. Вторая базируется на таких технологиях общения, которые не требуют письменного оформления и последующего воспроизведения в научной литературе либо электронных средствах информации.

Средства формальной коммуникации, в свою очередь, могут быть разде­лены на первичные и вторичные. К первичным относятся научные статьи, монографии, опубликованные тезисы докладов на научных конференциях и т.п. Вторичные средства включают в себя рефераты научных публикаций, аналитические обзоры, рецензии, тематические библиографии и др. В послед­ние десятилетия в качестве важного источника вторичной информации нередко используется издаваемый Филадельфийским институтом научной информации «Указатель научных ссылок» («5с1епсе СНайоп 1пс1ех»), или «Индекс цитиро­вания». Это непрерывно пополняемая система информационных баз данных по всем областям современной науки, представленных в виде систематических ссылок на работы предшественников в той или иной сфере исследований.

Значительно труднее выделить и классифицировать средства неформаль­ной коммуникации. Сюда, как правило, относят разного рода беседы, обсуж­дения, дискуссии, а также совокупность допубликационных научных материа­лов (рукописи, препринты, научно-исследовательские отчеты и др.).

2) Устная и письменная коммуникация. В связи с этим разделением важно зафиксировать основные формы трансляции знаний в культуре, в значительной мере определяющие исторически конкретные типы взаимодействия ученых как в структуре научных сообществ, так и в более широких социальных контекстах.

Начиная с XVI столетия, когда было изобретено книгопечатание в Европе, главной формой закрепления и трансляции знаний в науке становится книга.

В ней, как правило, не только излагались определенные научные результаты, но и содержалось их развернутое и систематическое обоснование. В таких фо­лиантах были представлены как конкретные научные сведения о различных явлениях и процессах, так и их философская и мировоззренческая интерпре­тация, а также принципы и формы включения научных знаний в существую­щую картину мира. Так работали все выдающиеся ученые того времени: Гали­лей, Ньютон, Декарт, Лейбниц и др.

По мере развития науки и расширения ее предметного поля возникала по­требность в разработке новых средств информационного обмена и коммуника­ции между отдельными учеными, которые позволяли бы обсуждать не только глобальные вопросы и проблемы философско-мировоззренческого уровня, но и локальные, текущие задачи. Именно в связи с этой потребностью возникает следующая форма научной коммуникации и передачи знаний — системати­ческая переписка между учеными, которая осуществлялась преимущест­венно на латинском языке и посвящалась обсуждению путей и результатов научных исследований.

Впоследствии переписку между учеными как форму трансляции знаний заменяет статья в научном журнале. По мнению Д. Прайса, уже к XVIII сто­летию научные журналы значительно потеснили книги и огромные фолианты, создавая предпосылки для обобщения и интеграции совокупного научного зна­ния во втором эшелоне науки. Такая интеграция стала осуществляться через подготовку и издание учебников, хрестоматий, справочников и энциклопедий. К XIX веку статья становится основной информационной единицей научного архива и выполняет функции базисного элемента в профессиональной комму­никации ученых.

В современных условиях информационные технологии и глобальные ком­муникационные сети существенно изменяют основные формы трансляции зна­ний и, соответственно, возможности для их хранения, обработки и передачи как внутри профессиональных сообществ, так и за их пределами. Эти возмож­ности радикально модифицируют структуру и целевые ориентации профессио­нального общения ученых и все более осязаемо погружают их в пространство виртуальной реальности с перспективой взаимодействовать в ней с системами искусственного или интегрального интеллекта.

3) Различают также личностную и безличностную, непосредственную и опосредованную, планируемую и спонтанную формы научной коммуника­ции. Благодаря выделению этих форм существенно дополняется представле­ние о возможных способах и типах организационно-институциональной струк­туры современной науки. Определенный интерес представляет, в частности, рассмотрение такой специфической формы профессионального объединения ученых, как «невидимый колледж». Данный термин, введенный еще Дж. Бер-налом, был впоследствии развернут П. Прайсом в гипотезу о «невидимых колледжах» как особых научно-коммуникационных структурах, имеющих до статочно устойчивую конфигурацию и эффективно работающих, несмотря на то, что они опираются на формальные организационные ресурсы.

Таким образом, анализ отмеченных аспектов и измерений науки как соци­ального института позволяет значительно расширить информационное поле для ее дальнейших исследований в целях обоснования более полных и комп­лексных моделей структуры, динамики и основных функций науки как одного из важнейших формообразований культуры, сущностно определяющих перс­пективы и стратегические приоритеты развития современной цивилизации.

Возникновение науки как специфической формы познавательной деятель­ности и ее институциализация в новоевропейской культуре были связаны с обоснованием особого аксиологического статуса научного знания. Начиная с Галилея и Бэкона, в европейском сознании утвердилось мнение о ценностной нейтральности естественных наук, их беспристрастности и объективности в противоположность рефлексивным формам культуры и гуманитарному зна­нию. Считалось, что именно наука в отличие от философии, морали, религии способна отразить мир в его объективных и не зависящих от ценностных уст­ремлений человека свойствах и характеристиках. Именно стремление к истине и объективному познанию мира составляли основу эпистемологического иде­ала науки и требовали обязательной элиминации из нее всего того, что было связано с субъектом и формами его духовно-чувственного опыта. Однако, как справедливо заметил выдающийся немецкий ученый М. Борн, это был пре­красный сон, от которого нас пробудили мировые события.

И действительно, развитие науки и активная ассимиляция новых науч­ных знаний в структуре производства и социальных технологий убедительно продемонстрировали несостоятельность идеализированного представления о науке как аксиологически нейтральной форме познавательной деятельности. Сегодня уже никто не оспаривает того безусловного факта, что наука является социокультурным феноменом и самым активным образом влияет на формиро­вание базовых установок образа жизни современных обществ, способствует росту их благосостояния и устойчивому развитию как в региональном, так и глобальном его измерении.

Вместе с тем стратегические приоритеты техногенной цивилизации вызва­ли к жизни и негативные процессы, чреватые глобальными проблемами и воз­можной дестабилизацией различных подсистем социума. И опять же к этим процессам причастной оказалась наука, поскольку без нее становится прак­тически невозможной стратегия перманентной экспансии человека во все но­вые и новые сферы бытия природы и общества. Таким образом, в современной культуре наука не только приобретает статус формально значимого для жизни человека социального фактора, но и становится безусловной ценностью, спо­собной реализовывать себя как в позитивном, так и в негативном смысле.

Говоря о науке как ценности, обычно выделяют два основных ее аксиологи­ческих измерения — мировоззренческую ценность науки и инструменталь­ную ценность науки.

1. Мировоззренческая ценность науки определяется тем принципиальным
обстоятельством, что, начиная с возникновения и утверждения гелиоцентричес-
кой системы мироздания, обоснованной Коперником, и кончая самыми послед-
ними открытиями в областях молекулярной биологии, космологии, когнитивной
психологии и других дисциплин, наука выполняла и продолжает выполнять важ-
нейшие функции в формировании современного мировоззрения. Такие вопро-
сы, как устройство и эволюция Вселенной, возникновение и сущность жизни,
природа человеческого мышления, способность биосферы к самоорганизации и
прогрессивным изменениям и многие другие, обладают безусловным мировоз-
зренческим статусом. И совершенно очевидно, что их адекватная интерпрета-
ция немыслима без науки и ее познавательного потенциала.

По мере того, как обосновывалась ценность науки в качестве автори­тетной культурно-мировоззренческой инстанции, в общественном сознании утверждалось представление о ней как своеобразном эталоне рациональ­ного отношения человека к действительности. Наиболее отчетливо эта ин­тенция проявилась в культуре эпохи Просвещения, которая возвысила Разум до решающей инстанции во всех человеческих делах, а невежество, суеверия и предрассудки представила как подлинную причину социальной несправед­ливости. Однако последующее развитие основательно расшатывало веру в абсолютную рациональность науки как безусловного общественного блага. Все более отчетливо проявляющаяся экономическая и социальная эффек­тивность научных исследований поставила на повестку дня вопрос о ее инс­трументальной ценности.

2. Наука, соединившаяся с технологией, стала могучей производительной
силой, способной не только удовлетворять существующие человеческие по-
требности, но и порождать принципиально новые типы целей и мотивов чело-
веческой деятельности. Инструментальная, или прагматическая, направ-
ленность науки нашла свое отражение еще в знаменитом афоризме Ф. Бэкона,
который утверждал, что «знание есть сила» — сила, преобразующая природу
и социальное окружение человека. Наука создает предпосылки для удовле-
творения возрастающих потребностей человека, выражает его стремление к
безграничной власти над объектами природы и социальной действительнос-
ти. Если использовать обоснованную американским психологом А. Маслоу
типологию основных человеческих потребностей, то можно увидеть, что воз-
можность удовлетворения практически каждой из них предполагает использо-
вание современных научных знаний и рационально-объяснительного потен циала науки в целом. Это относится к таким потребностям, как витальные, связанные с обеспечением биологического статуса человека и сохранением его здоровья. Наука вносит значительный вклад в обеспечение потребнос­тей человека в безопасном существовании и в создание для него комфортных условий жизнедеятельности в различных социоприродных средах. Потребнос­ти в познании, понимании, коммуникации и многие другие также предполагают для своего оптимального удовлетворения наличие все возрастающего объема естественнонаучного и социально-гуманитарного знания.

Известно, что фундаментальная наука ориентирована на такой вид по­знавательной и конструктивно-исследовательской деятельности, который не содержит в себе никаких внешних оправданий и преследует лишь одну цель — достичь истинного знания об исследуемой реальности. В этом смыс­ле теоретическое познание выглядит самодостаточным и самоценным. Инс­трументальный, или прагматический, эффект полученного нового знания, как правило, не является предметом специального осмысления в рамках фунда­ментальных научных исследований. Иное дело — прикладная наука, где этот эффект преднамеренно планируется и достигается благодаря внедрению абс­трактно-теоретических знаний в различные сферы деятельности общества и обслуживающие их технологии.

Отмеченная амбивалентность науки как целостной системы знаний и позна­вательных действий достаточно отчетливо обнаруживает себя в двойственной мировоззренческой оценке самой науки, а также ее социокультурных последс­твий. Выделяют два основных вида такой оценки: сциентизм и антисциентизм.

Сциентизм (от лат. заеп^а — знание, наука) — философско-мировоз-зренческая ориентация в оценке науки, исходящая из абсолютизации ее по­зитивной роли в решении актуальных проблем познания и преобразования реальности (природной, социальной и духовно-психической). Как правило, представители сциентизма (Г. Спенсер, Р. Карнап, Дж. Гэлбрейт, Д. Белл и др.) в качестве эталона науки рассматривают естественнонаучные и технические дисциплины и полагают, что только они способны обеспечить человеку ус­пешное разрешение важнейших проблем его индивидуального и социального бытия. В рамках сциентистской ориентации выделяют два ее типа: аксиоло­гический сциентизм (наука есть высшая культурная ценность, и ее прогресс является необходимой предпосылкой прогрессивного изменения общества в целом) и методологический сциентизм (методологический арсенал мате­матических и естественных наук является универсальным и может обеспечить рациональное познание не только объектов природы, но и феноменов социо­культурного мира).

В европейской традиции сциентизм связан с такими направлениями идейно-философской эволюции, которые ориентируются на принципы рационализма и про! россизма, обосновывают приоритетность ценностей научных инноваций и к и шальных модернизаций. Сциентизму свойственна инструментальная трак-И1НКЛ науки как универсального средства решения социальных проблем. Он радикально противостоит ценностным формам культуры (философия, религия, искусство, мораль и др.) и рассматривает их в качестве сугубо символических средств интерпретации различных сегментов реальности. На практике сциен-I и:ш обычно сопрягается с технократизмом как идеологией бюрократически ориентированной элиты топ-менеджеров, научно-технической интеллигенции, жепертократии и др.

Антисциентизм — философско-мировоззренческая ориентация в оцен­ке науки, которая преуменьшает (либо полностью отрицает) позитивную роль науки в развитии общества и культуры. Представители антисциентизма (М. Хайдеггер, Г. Маркузе, Т. Роззак, П. Фейерабенд, Э. Фромм и др.) под­черкивают факт невозможности свести социальную реальность к ее научно-рациональным моделям и интерпретациям, настаивают на иррациональной природе общественной жизни и на принципиальной ограниченности науки в делах познания и понимания человеческого бытия.

Различают три основные формы антисциентизма: 1) антропологическую; 2) гуманистическую; 3) иррационалистическую.

1) В рамках антропологически ориентированных версий обосновывается мысль о принципиальной невозможности постичь феномен человека и выра­зить особенности его бытия в мире средствами научно-рационального позна­ния. Тайна человеческой экзистенции может быть предметом философско-ме-тафизических размышлений о месте и предназначении человека во Вселенной, выступать в качестве сакраментальной проблемы для рефлексивных форм культуры и гуманитарного знания.

2) Подчеркнуто критическое отношение к науке и ее конструктивно-сози­дательным возможностям в обеспечении социальной стабильности и духов­но-нравственного развития личности в современном обществе свойственно для гуманистических версий антисциентизма. Истоки такого умонастроения и критической оценки научного познания как средства решения мировоззрен­ческих проблем восходят еще к творчеству Ж--Ж- Руссо, который полагал, что прогресс в научном постижении мира не обеспечивает очевидных гаран­тий нравственного совершенствования человека. Многочисленные проекты создания «гуманизированной», «экологизированной», «альтернативной» на­уки, в которых ставится задача ее комплексной социализации и разработки этически размерных версий научного познания весьма характерны для пред­ставителей этой ветви антисциентистских умонастроений.

3) Иррационалистическая интерпретация антисциентизма позиционирует себя как наиболее радикальная форма критики науки и научного мировоззре­ния. Как правило, сторонники этой разновидности антисциентизма пропове­дуют идеи создания романтических утопий, провозглашая в их рамках перс­пективы возврата к таким формам организации социальной жизни и культуры, в которых бы доминировали мифологические, религиозные, философские сис­темы, ориентированные на принципы традиционализма и сохранения класси­ческих духовно-нравственных устоев человеческой цивилизации.

Дилемма сциентизма и антисциентизма — одна из отличительных особен­ностей современной духовной ситуации, в которой зримо проявилась внутрен­няя противоречивость науки и ее социально-антропологических импликаций. Амбивалентный характер феномена науки особенно ярко предстает в условиях глобализирующегося мира, в котором постиндустриальные стандарты жизни, базирующиеся на перманентном развитии науки и высоких технологий, со­прягаются со все более опасными формами обострения глобальных проблем, выдвигающих императив выживания на уровень актуальной задачи для зна­чительной части современного человечества. Антиномичность дилеммы сци­ентизма и антисциентизма зримо проявляется в том, что без науки и ее тех­нологических инноваций невозможно обеспечить достойное качество жизни и комфортные условия обитания человека в природной и социальной среде. С другой стороны, экспоненциальный рост научного знания и его овеществле­ние в современных технологиях и потребительском образе жизни создает ре­альную угрозу устойчивости биосферы и лишает человека подлинно духовной перспективы его бытия в мире. Именно поэтому одной из фундаментальных задач цивилизации является, по мнению Э. Агацци, необходимость постоянно защищать науку и в то же время противостоять сциентизму.

Одной из актуальных проблем ценностного измерения современной науки является вопрос о взаимосвязи и опосредовании внутринаучных, или когни­тивных, ценностей, разделяемых сообществом ученых, и социальных ценно­стей, задающих фундаментальные приоритеты и цели развития общества на конкретном историческом этапе его существования.

Внутринаучные ценности представляют собой совокупность норма­тивных предписаний и институциональных императивов, которые выполняют функции организационной интеграции различных научных сообществ и регу­лируют характерные для них формы исследовательской деятельности. Этот тип ценностных ориентации ученого нередко называют когнитивными ценно­стями, поскольку они в существенной степени определяют структурно-содер­жательные требования, предъявляемые к новым научным знаниям.

К внутринаучным ценностям могут быть отнесены различные методоло­гические императивы, задающие тот или иной тип научной рациональности в качестве необходимого нормативного образца для новой научной теории. Модели объяснения и обоснованности знания, стандарты его организации и структурного оформления, логико-методологические требования объектив­ности, непротиворечивости и многие другие составляют пространство этих имманентных для науки норм и ценностей, определяющих интерсубъективный и общезначимый статус новых научных результатов. Но не только логико-ме­тодологические и содержательные аспекты научного поиска детерминируют­ся внутринаучными ценностями. Не менее существенно их влияние на формы консолидации научных сообществ, их совместной деятельности, корпоратив­ную этику, способы профессионального общения и трансляции знаний.

Та или иная совокупность внутринаучных ценностей предписывает учено­му определенную модель профессионального поведения и профессиональной ответственности за достоверность и качество научных результатов, которые он считает возможным обнародовать перед лицом своих коллег и общества в целом. Эти ценности составляют основу этоса науки как комплекса нор­мативных правил и предписаний, свободно принимаемых сообществом уче­ных в качестве обязательных презумпций их совместной деятельности в сфере науки. Широкую известность получила модель этоса науки, разработанная Р. Мертоном. Она органично соединяла в себе когнитивные и коммуникаци-онно-деятельностные аспекты научного творчества. Однако в этой модели не учтено в должной мере влияние тех ценностных установок и социокультурных ориентации, которые определяют отношение к науке за пределами научного сообщества и задают видение и оценку науки с позиций доминирующих в об­ществе социальных ценностей и приоритетов развития.

Социальные ценности укоренены в культуре общества и детерминиру­ют важнейшие императивы социальной жизни. Свои нормативно-регулирую­щие функции они реализуют в форме политических, религиозных, правовых, моральных, эстетических взглядов и убеждений, разделяемых членами на­учного сообщества. Отношение к науке, формы ее оценки и интерпретации в различных социальных группах и конкретно-исторических типах социума всегда составляли важную часть аксиологического пространства культуры и конституировали различные модели взаимодействия общества и науки.

Наука, существующая как базисный компонент в структуре техногенной цивилизации, на протяжении последних четырех столетий оценивалась по-разному. В эпоху Просвещения и экспансии научного разума на многие сферы новоевропейской культуры она рассматривалась обществом как безусловное благо, гарант прогресса и социальной справедливости. Затем (в связи с кри­зисными процессами в европейском обществе и разочарованием в программах его фронтальной модернизации на принципах научно-технической рациональ­ности) все более популярной становится идея ценностной нейтральности на­уки как чисто академической сферы деятельности, преследующей лишь цели постижения истины. Со второй половины XX века в европейской культуре оформляется сложная матрица аксиологических характеристик науки, в ко­торой отчетливо просматривается суперпозиция двух базовых ценностей, за­дающих основные параметры социального восприятия науки. Во-первых, это принцип свободы научного исследования как безусловный гарант конс­труктивно-творческих потенций науки и условие продуцирования ею интел­лектуальных и технологических новаций, необходимых для развития общества. Во-вторых, это требование социальной ответственности научного сооб­щества не только за непосредственный результат исследовательского поиска, но и за практическое его использование в различных подсистемах общества и социальной жизни.

Интенция на оценку науки в соответствии с принципом ее социальной от­ветственности становится особо заметной тогда, когда осуществляется оче­редной этап в процессе ее институциализации и она обретает вид т.н. «боль­шой науки». В такой период наука не только оказывает существенное влияние на разработку средств человеческой деятельности, но и определяет наиболее актуальные и приоритетные ее цели. Именно научное сообщество устами на­иболее выдающихся своих представителей (А. Эйнштейн, Б. Рассел, В.И. Вер­надский, А.Д. Сахаров и др.) впервые заявило о необходимости эффективного социального контроля над наукой с тем, чтобы снизить риски, инициирован­ные научно-техническим прогрессом, и скорректировать фундаментальные цели социального развития, сориентировав его прежде всего на гармоничный диалог человека и природы, на обеспечение перспектив выживания челове­чества в условиях перманентного роста знаний. Таким образом, сфера ценнос­тной компетенции науки в этих условиях еще более увеличивается.

Интерес к проблемам социальной ответственности науки стимулировал развитие различных стратегий исследования ее социокультурной детермина­ции. Одной из самых актуальных таких стратегий является разработка этики науки как нормативной системы принципов и регламентации научно-позна­вательной деятельности, учитывающих специфику морального регулирования поведения и деятельности человека.

До середины XX века проблемы этики науки не являлись объектом осо­бого внимания и систематического изучения. Этические вопросы науки и научного творчества обсуждались, как правило, в форме традиционного мо­рализаторства и декларативных призывов к ученым учитывать в своей про­фессиональной деятельности требования и нормы нравственности. Этиче­ские оценки науки и ее вклада в развитие современной цивилизации давались абстрактно, вне применения к конкретным научным направлениям, дисцип­линам и специализациям.

Ситуация радикально меняется, когда экспансия науки затрагивает сфе­ру непосредственного человеческого существования и распространяет свое влияние на биофизиологические, психические и духовные аспекты жизнеде­ятельности человека. В предметное поле научных исследований вовлекаются т.н. антропоразмерные системы, в структуре которых в качестве атрибутив­ного элемента выступает сам человек во всем богатстве и конкретности его психофизиологических, социальных и духовно-нравственных характеристик. Именно в таких познавательных ситуациях актуализируется сфера нравст­венной компетенции и ответственности ученого не только за результат, но и за формы проведения научных экспериментов (в том числе за использование эффективных техник манипулирования с объектами). Здесь отчетливо просту­пает принципиальная граница возможностей науки и научного метода освое­ния сложных человекоразмерных систем. Еще И. Кант утверждал, что в со­ответствии с фундаментальными этическими принципами человек никогда не может рассматриваться как средство, а должен оцениваться только как цель. Этот гуманистический пафос этики Канта все более осязаемо обнаруживает себя при планировании и проведении научных исследований в таких предмет­ных областях, как экология, молекулярная биология, биомедицина, генетика и генная инженерия, психология и др.

В качестве примера, демонстрирующего необходимость этической регу­ляции научных исследований на одном из самых актуальных и проблемных направлений развития биологии, можно указать на феномен клонирования. В строго научном смысле слова клонирование — это сложная эксперимен­тальная технология, позволяющая осуществлять точное воспроизведение той или иной биологической системы с сохранением ее наследственной информа­ции, закодированной в полном наборе генов. Принципиальная возможность клонирования живых организмов появилась в результате развития генной ин­женерии, т.е. тончайших технологий, позволяющих извлекать из клеток одного организма группу генов (либо даже единичный ген), кодирующих необходимый продукт, и соединять их с молекулами ДНК, способными проникать в клетки другого организма и размножаться в них.

В феврале 1997 года появилось сообщение о том, что в лаборатории Я. Вильмута в Рослинском институте (Эдинбург) разработан эффективный метод клонирования млекопитающих и на его основе осуществлен успешный эксперимент по воспроизводству овечки Долли из соматической клетки до­нора. 236 неудачных опытов, предшествовавших этому успеху, не помешали Вильмуту заявить, что существует техническая возможность клонирования человека. Естественно, данное заявление вызвало шок не только в широком общественном мнении, но и в рамках научного сообщества. Такая перспектива может создать поистине беспрецедентную ситуацию в науке, когда под вопрос будут поставлены многие этические, философские и религиозные ценности, утверждающие недопустимость экспериментального манипулирования с че­ловеческими эмбрионами, ибо это чревато разрушением вековых устоев мора­ли и человеческой культуры. Реализация подобной перспективы оценивается серьезными учеными как весьма сомнительная. Однако мы должны конста­тировать: прогрессирующая наука в очередной раз напомнила человечеству о безграничности своих возможностей. Все это, безусловно, актуализирует проблему этического контроля над научными исследованиями в тех областях знания, которые непосредственно затрагивают сферу человеческого бытия.

Не случайно сегодня столь популярны различные формы этической эк­спертизы планируемых научных исследований и инновационных проектов. К примеру, в США существует закон, согласно которому биомедицинские ис­следования, финансируемые из федерального бюджета, должны быть подвер­гнуты такой экспертизе. Она проводится независимым этическим комитетом в соответствии с тщательно разработанными нравственными кодексами и про­цедурами.

Этические комитеты как специально созданные структуры для осу­ществления социального контроля над наукой впервые возникают в США во второй половине XX века, затем появляются при больницах и научно-иссле­довательских центрах в ряде европейских стран. В состав комитетов входят не только ученые и специалисты, но и независимые эксперты из других обла­стей знания и даже представители общественности, абсолютно не имеющие специального образования и профессиональной подготовки в рассматривае­мой области науки. Безусловно, деятельность таких комитетов не всегда со­ответствует профессиональным критериям, согласно которым следовало бы оценивать новые научные результаты и возможные перспективы их широкого социально-практического использования. Именно поэтому этические коми­теты нередко подвергаются серьезной критике. Тем не менее, их появление и активная деятельность в последние десятилетия на многих магистральных направлениях развития современной науки убедительно свидетельствует о том, что среди множества форм социального контроля над наукой этическое регулирование научных исследований обретает все более устойчивый статус и высокий гуманистический смысл.

РАЗДЕЛ 3. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДИСЦИПЛИНАРНО-ОРГАНИЗОВАННОЙ НАУКИ

Дата добавления: 2014-11-18