Учебное пособие 41 страница

Махизм квалифицировал себя как "философию естествознания ХХ века". На самом деле, его концепции несовместимы с данными естествознания. Утверждая, что физические элементы не могут существовать отдельно от психических, махисты выдвигают положение о "принципиальной координации" (связи) нашего "Я" и среды, согласно которому среда, т.е. материальный мир, природа, не может существовать сама по себе, вне связи с "Я", т.е. с сознанием отдельного человека. По мнению Авенариуса, сознание человека – центральный член, а внешний мир – противочлен; они неразрывно связаны, составляя "принципиальную координацию". Но если так, то природа не могла существовать до появления человека, ибо в противном случае "принципиальная координация" была бы нарушена.

Противоречие между естествознанием, признающим существование природы до человека, и эмпириокритицизмом, отрицающем это, видят и сами эмпириокритики. Один из них, Р. Вилли, пытался найти выход в утверждении, что "принципиальная координация" существовала и до человека, так что до него роль центрального члена мог исполнять, например, червяк. Авенариус для устранения противоречия с естествознанием создал концепцию о "потенциальном" центральном члене в координации, по которой этот центральный член, т.е. "Я", может быть потенциальным, существующем как бы в зародыше, в возможности или в воображении. По мнению Авенариуса, мы вправе говорить о существовании земли до человека только потому, что можем вообразить, "примыслить" наше присутствие на земле в ту эпоху.

Эмпириокритицизм не в состоянии выпутаться из противоречий с естествознанием и при решении вопроса, мыслит ли человек при помощи мозга. Материализм в соответствии с естествознанием утверждает, что ощущения, представления, мысли человека являются продуктом деятельности мозга. Авенариус не согласен с этим. Исходя из того, что мир состоит из ощущений, как из своих элементов, он обвиняет материалистов в том, что они "непозволительно" вкладывают ("интроецируют", по выражению Авенариуса) в мозг все то, что человек сознает, воспринимает, ощущает, т.е. весь мир. Поэтому надо, считает Авенариус, отказаться от "вкладывания" сознания, мышления в мозг и считать, что и мозг, и мысли – это лишь комплексы "элементов мира", т.е. ощущений.

Авенариус в духе субъективного идеализма сводит вещи к комплексам ощущений, отождествляет ощущения с вещами объективного мира. На самом деле, ощущения нельзя отождествлять с вещами, они являются лишь образами вещей. И когда материалисты говорят, что ощущения и мысли суть продукты мозга, то этим никакого "вкладывания" внешнего мира в мозг не совершают. Они лишь утверждают, что в мозгу существуют образы вещей, а не сами вещи. Отрицая, что ощущения – это образы вещей, возникающие в мозгу под действием вещей на наши органы чувств, Авенариус проводит нелепую идею о том, что ощущения, сознание, мышление могут существовать без мозга.

Махисты ввели понятие экономии мышления как цели научного познания и критерия истинности. Мах писал: "Цель физического исследования заключается в установлении зависимости наших чувственных переживаний друг от друга, а понятия и теории физики суть средства для достижения этой цели – средства временные, которыми мы пользуемся в видах экономии мышления". Итак, понятия и теории создаются для "экономии мышления". Но дело не только в этом. По Маху, критерием совершенства науки является ее простота. Аналогичную позицию занимал и Авенариус, заявляя, что "экономия сообщения и понимания составляет сущность науки". Отсюда следует, что в махизме истинность заменена "экономией мышления".

Завершая характеристику махизма, заметим, что в махизме завершилась тенденция отрицания основного вопроса философии и противоположности материализма и идеализма. Махизм выдвинул идею "третьей" линии в философии, основанной на положении о "нейтральных" (т.е. не физических и не психических) элементах и концепцию нерасторжимости единства субъекта и объекта ("принципиальной координации"). Интроенция, у Авенариуса, – придуманный внутренний мир, противоположный эмпирическому, миру опыта.

Неокантианство

В 60–х годах XIX века возникло движение неокантианства. "Назад к Канту!" – прозвучал призыв в книге О. Либмана "Кант и эпигоны". Расцвет неокантианства пришелся на 1890–1920 гг. В это время оно господствует во многих немецких университетах, распространяется во Францию (Ш. Ренувье, О. Гамелен, Л. Брюнсвик), в Россию (А. И. Введенский, С. И. Гессен, И. Лапшин) и другие страны. В Германии неокантианство сложилось в двух влиятельных школах: марбургской и баденской.

В марбургской школе ведущими представителями являлись Герман Коген (1842–1918), его основные работы: "Теория опыта Канта" (1885), трилогия "Логика чистого познания" (1902), "Этика чистой воли" (1907), "Эстетика чистого чувства" (1913); Пауль Наторп (1854–1924), основные работы: "Логические основания точных наук" (1923), "Социальная педагогика" (русский перевод 1911); Эрнст Кассирер (1874–1945), основные работы: "Познание и действительность" (1910), четырехтомник "Проблема познания в философии и науке нового времени" (1900–1957).

Лидерами баденской школы были Вильгельм Виндельбанд (1848–1915), основные работы: "История новой философии" (в двух томах, 1878–80), "История древней философии" (1888) и Генрих Риккерт (1863–1936), автор работ "Предмет познания" (русский перевод 1904), "Границы естественнонаучного образования понятий" (русский перевод 1903), "Науки о природе и науки о культуре" (русский перевод 1911), "О системе ценностей" (русский перевод 1914).

Неокантианство высоко оценивало и продолжало концепцию Канта об априорных формах чувственности (пространства и времени) и рассудка (категории). Но неокантианцы в том или ином аспекте выражали несогласие с кантовской "вещью в себе", с допущением ее объективности. Так, Коген трактует "вещь в себе" лишь как некую целенаправленную идею мышления; Наторп считает, что "вещь в себе" – некое предельное понятие, побудительное начало научного познания; Виндельбанд вообще устраняет из философии "вещь в себе". Риккерт говорит об объективной трансцендентной реальности как о предмете веры и не более того. "Бытие всякой действительности должно рассматриваться как бытие в сознании".

Неокантианцы вносят ряд новых, по сравнению с Кантом, положений. В понимании процесса познания они делают решительный акцент на его логическую сторону. Если у Канта в основе познания лежит чувственность, то теперь утверждается, что чувственное восприятие может играть роль всего лишь внешнего толчка, стимула, но ничто чувственное не входит в состав теории. "Мы начинаем с мышления. Мышление не должно иметь никакого источника, кроме самого себя". (Коген). Мышление порождает не только форму, но и содержание нашего знания – утверждают Коген и Наторп. Аналогичным образом Кассирер говорит, что материал для построения опыта создается самой мыслью, что все понятия, в том числе понятия математики, "являются свободными творениями человеческого духа".

Неокантианцы проводили идею о том, что в процессе познания происходит логическое конструирование объектов науки. В марбургской школе разрабатывался трансцендентальный метод конструирования мышлением объектов культуры. В этом плане Кассирер пишет: "Мы познаем не "предметы", это означало бы, что они раньше и независимо определены и даны как предметы, а предметно, создавая внутри равномерного течения содержания опыта определенные разграничения и фиксируя постоянные элементы и связи". У неокантианца познание есть построение предмета, его конструирование.

Определенный шаг вперед неокантианцы сделали в понимании динамики форм категориального синтеза. У Канта они рассматривались как раз навсегда данные априорные формы. Неокантианцы высказали мысль о том, что прогрессу научных знаний должен соответствовать прогресс выявления новых категориальных форм и синтезов.

В баденской школе была предпринята попытка создания методологии для исторической науки. Здесь, прежде всего, резко противопоставляются естественные и исторические науки: первые изучают общее, закономерное, вторые – единичное, неповторимое. "Действительность становится природой, если мы рассматриваем ее с точки зрения общего, она становится историей, если мы рассматриваем с точки зрения индивидуального". (Риккерт). "Исторические науки … хотят излагать действительность, которая никогда не бывает общей, но всегда индивидуальной, с точки зрения ее индивидуальности". (он же). При этом Риккерт утверждает, что поскольку действительность всегда индивидуальна, а естествознание создает общие понятия, оно уводит от действительности, создает свой особый мир. Несколько отличную позицию занимает Виндельбанд: "Закон и событие сохраняют свое значение одно наряду с другим как последние несоизмеримые величины нашего представления о мире". Отсюда следует, что по Виндельбанду, история в принципе не знает законов.

Риккерт говорит, что "философия … снова целиком подпала под влияние естественных наук". Он считает, что нужно поднять роль истории как науки. При этом утверждается, что те методы, которые применяются в естествознании, неприменимы в исторической науке.

Чем должна заниматься историческая наука? Как отбирать исторические факты? Для баденской школы интерес для историка могут иметь такие явления, которые относятся к ценностям или в которых воплощены ценности. Виндельбанд говорит, что ценности имеют для нас значение абсолютных норм, которым подчиняются наше мышление, воля и эстетическое чувство. Если мы признаем, что истина, красота и добро – это не пустые слова, если мы согласны с тем, что наше знание должно быть истинным, поступки добрыми, а произведения искусства прекрасными (созданы по законам красоты), то мы признаем логические, этические и эстетические ценности, признаем, что мышление, поведение и художественное творчество должны подчиняться нормам. Ценности выше действительности, сама действительность, утверждаемая в наших суждениях, реализуемая в поступках (волеизъявлениях), создаваемая в искусстве, всецело подчинена им и зависит от них.

Риккерт считает, что ценности образуют "совершенно самостоятельное царство", лежащее по ту сторону субъекта и объекта. Риккерт строит иерархическую систему ценностей: выделяется 6 типов ценности, с каждой из которых соотносится определенная сфера знания и деятельности: истина (логика), красота (эстетика), надличностная святость (мистика), нравственность (этика), счастье (эротика), личная святость (религия). Характерно, что высшей ценностью является религиозная. Риккерт противопоставляет свою систему ценностей марксистскому взгляду, который исходит, прежде всего из материальных ценностей. Риккерт говорит, что в марксизме – "идеалы желудка", а нужно исходить из "идеалов головы", высших духовных ценностей.

Неокантианство в 20 годы ХХ века сходит на нет. Но его учение о ценностях затем продолжилось и выросло в особую философскую дисциплину – аксиологию.

Неогегельянство

В конце XIX–начале XX века появилось стремление к обновленной интерпретации философии Гегеля. Возникнув в Англии, неогегельянство распространилось по всей Европе и в США. Основатель неогегельянства в Англии – Томас Хилл Грин (1836–1882), лидер направления – Фрэнсис Брэдли (1846–1924, его сочинения "Принципы логики" (1883), "Явление и реальность" (1893)). К неогегельянству в Англии примыкают также Бернард Бозанкет (1848–1923), его работы "Философская теория государства" (1899), "Основания логики"; Джон Эллис Мак–Таггарт (1866–1925), его работы "Комментарий к Гегелевской логике", "Природа существования"; Робин Коллингвуд (1889–1943). В Италии представители неогегельянства – Кроче и Джентиле, в Германии – Р. Кронекер, Г. Глокнер, Т. Геринг, во Франции – Ж. Валь, А. Кожев, в России – И. А. Ильин, в США – У. Т. Харрис, Б. Боун, Дж. Ройс (1855–1916).

Неогегельянство в Англии выступило как противник эмпирической традиции британской философии. Хотя при жизни Гегеля в Англии на его философию практически не обращали внимания, в последней трети XIX века гегельянство становится признанным. Неогегельянцы поставили своей задачей опровержение естественнонаучного материализма, атеизма, позитивизма, противопоставить идеям социализма учение о гармонии и примирении всех противоречий в абсолюте, обоснование необходимости сильного государства и имперского единства.

Лидер неогегельянства Брэдли выступил как убежденный сторонник спекулятивного мышления. Он утверждает, что универсалии не создаются путем ассоциации отдельных образов (как считал Локк), а представляют собой нечто первичное. Брэдли выступил против агностицизма, указывая на его противоречивость. Утверждают, что реальность непознаваема. Но сказать, что реальность такова, что ее нельзя познать, значит утверждать, что мы знаем какова реальность. Следовательно утверждение о непознаваемости реальности противоречит самому себе.

Брэдли говорит, что существует абсолют и мы можем иметь знание абсолюта, хотя оно по необходимости является неполным, неточным. Вообще наше знание – не есть совокупность дискретных суждений, а целостная неделимая система. Чтобы действительно знать одну вещь, мы должны знать их все. Система знания приближает нас к познанию абсолюта.

Неогегельянцы разделяют мир на две части: мир видимости (или явлений) и мир высшей подлинной реальности. Мир, в котором мы живем, который дан нам в опыте – неистинный мир. Для доказательства этого Брэдли обращается к концепции первичных и вторичных качеств. Он утверждает субъективность вторичных качеств. Не может пахнуть роза, если ее никто не обоняет; звук, который никто не слышит, реально не существует. "Вещи имеют вторичные качества лишь по отношению к органу", который их воспринимает. Аналогично обстоит дело и с первичными качествами, например, протяженностью. "Без вторичных качеств протяженность немыслима". Где и когда протяженность воспринималась в чистом виде? Если протяженность воспринимается при помощи зрения, она окрашена, если осязанием – она мягкая или твердая, гладкая или шероховатая, горячая или холодная. Но поскольку вторичные качества субъективны, в итоге получается, что и первичные качества не реальны, представляют собой лишь видимость. Вещь со всеми своими свойствами – не реальность.

Брэдли говорит о противоречивости понятий пространства и времени, движения, причинности, и т. д., что все эти понятия – просто метафоры, видимость, которая зависит от нас. Природа "это идеальная конструкция, требуемая наукой, и это необходимая рабочая фикция". То же относится и к понятию человека. "В каком бы смысле ни взять "я", оно окажется видимостью. Итак, все понятия являются нашими выдумками, "орудиями", служащими для определения практических целей.

Мир – видимость; он содержит в себе противоречия и поэтому он не реален. Но за видимостью скрывается абсолют, абсолютная реальность. Она не заключает в себе противоречий; абсолют – это сфера гармонии и совершенства, все противоречия в нем сливаются в высшее единство. Мак–Таггарт пересматривает одно из центральных положений Гегеля – о противоречивости – считает, что нужно говорить о "синтезе различия", а не о противоречиях.

Но что такое абсолют? Здесь у неогегельянцев отмечаются различные понимания. Брэдли трактует абсолют, как всеобхватывающий, всеобъемлющий опыт, совокупность психических переживаний. У Мак–Таггарта абсолют, абсолютный дух существует как совокупность индивидуальных сознаний. У Бозанкета абсолют – высшая форма индивидуальности, а социальные институты (государство, религия, нравственность и т.д.) – формы ее проявления.

Неогегельянство как самостоятельное движение исчерпало себя в 30–х годах XX века.

Прагматизм

Название этого философского учения – от греческого "прагма": дело, действие. Прагматизм возник в 70–х годах XIX века в США. Его главные представители – Чарльз Сандерс Пирс (1839–1914), Уильям Джемс (1842–1910), Джон Дьюи (1859–1952); в Англии последователь прагматизма – Фердинанд Шиллер (1864–1937).

Прагматизм, в целом, выдвинул программу реконструкции философии. Философия должна быть не размышлением о первых началах бытия и познания (как это считалось со времени Аристотеля), а общим методом решения тех проблем, которые встают перед людьми в различных жизненных ситуациях, в процессе их практической деятельности, протекающей в непрерывно меняющемся мире. Прагматисты утверждали, что их метод позволяет принципиально по–новому подойти ко всем философским проблемам, выяснить их подлинный смысл. Философия должна обратиться к "человеческим проблемам", не созерцать и копировать внешнюю реальность, а помогать человеку в решении встающих перед ним жизненных задач.

Прагматизм начался с критики Пирсом Декарта, его принципов методологического сомнения, интуиции и ясности и отчетливости идей, как критерия истины. Пирс, в отличие от Декарта, трактует сомнение чисто психологически, как сомнение отдельного субъекта. "Мы не можем начинать с полного сомнения. Мы должны начинать со всех тех предрассудков, которые у нас фактически есть". Далее, Пирс отвергает непосредственное знание (интуицию), возможность первых начал знания, так как всякому знанию предшествует другое знание. Наконец, если у Декарта знание выражается в идеях, то Пирс утверждает, что никакая идея сама по себе не содержит знания. И мысль, и ощущение – только знаки. Но если все это так, то нужно предложить какую–то нетрадиционную концепцию познания.

Пирс рассматривает мышление как вид приспособительной деятельности организма и приспособительная функция мышления противопоставляется познавательной. Мышление и познание в целом рассматривается Пирсом как деятельность, направленная исключительно на регулирование отношений между организмом и средой, на выработку оптимальных приспособительных реакций. Мышление принимается за работу прежде всего когда возникает сомнение, препятствующее действию – начинаем поиск способа восстановить верование, готовность или привычку действовать. Человек вырабатывает различные типы действий, привычки действовать. Эти привычки, будучи осознанными, образуют веру. Пирс говорит не о знании, а о вере, понимая под ней привычку и готовность действовать определенным образом. Вере противопоставляется сомнение.

В силу различных обстоятельств состояние веры может нарушиться и смениться состоянием сомнения, равнозначным приостановке действия. В противоположность вере сомнение – беспокойное и неприятное состояние и мы стремимся как можно скорее освободиться от него. Процесс познания Пирсом понимается как переход от сомнения к вере (верованию). "Деятельность мысли возбуждается раздражением, вызванным сомнением, и прекращается, когда верование достигнуто; таким образом, достижение верования есть единственная функция мысли".

Является ли верование отражением явлений? Пирс считает, что верование или мнение не имеют ничего общего с истиной. "Мы можем вообразить, что этого нам недостаточно и что мы стремимся не просто к мнению, а к истинному мнению. Не подвергните эту фантазию испытанию, и она окажется беспочвенной. Ибо стоит только достигнуть твердого верования, как мы будем полностью удовлетворены, независимо от того, будет ли верование истинным или ложным". Способ, которым достигается верование, – безразличен. Таким образом, вопрос об истинности или ложности (в традиционном понимании) идеи, верования, мнения снимается и подменяется вопросом об их способности преодолевать сомнение и тем самым приносить нам психологическое удовлетворение. Человек (и ученый в том числе) стремится не к истинному знанию, а лишь к устойчивому верованию.

Чтобы верование было устойчивым, оно должно разделяться, по возможности всеми. "Проблема состоит в том, как закрепить веру не только в индивидууме, но и в сообществе". Для закрепления верования используются методы: а) упорства (отвергать критику), б) авторитета, в) априорный (он близок к а)). В истории эта проблема часто разрешалась методом авторитета, когда некоторая организация предписывает людям совокупность обязательных для них верований, преследуя и наказывая инакомыслящих. Пирс одобряет этот метод. "Для массы людей и не существует, может быть, лучшего метода, чем этот". Результаты научного исследования, признанные коллективом ученых, должны снимать всякие сомнения у людей. В итоге у Пирса объективное знание заменено социально принятым верованием.

Наши идеи, будучи некоторыми знаками (по Пирсу), имеют определенное значение. Казалось бы, наиболее естественно искать значение в отношении идеи к объекту. Но это неприемлемо для Пирса. Он ищет значение в отношении понятия к субъекту, в том, что понятие значит для субъекта. Значение сводится к совокупности практических действий. "Рассмотрите, каковы практические следствия, которые, как мы считаем, могут быть произведены объектом нашего понятия. Понятие о всех этих следствиях есть полное понятие объекта".

Т.наз. "принцип Пирса" утверждает, что наша идея какой–нибудь вещи есть идея ее чувственных последствий. Иначе говоря, если рассмотреть, какие практические последствия, по мнению исследователя, могут быть произведены объектом познания, то понятие обо всех этих следствиях будет полным понятием объекта. Понятие об объекте достигается рассмотрением всех практических следствий, вытекающих из действий с этим объектом.

Отсюда следует новое понимание истины. "Истина … отличается от лжи просто тем, что действие, основанное на ней, по здравом размышлении приведет нас к той цели, к которой мы стремимся, а не в сторону от нее". Истина понимается как успешность, работоспособность идеи, мнения или верования. Истина – то, во что мы верим, устойчивое верование. А чтобы быть устойчивым, верование, согласно Пирса должно быть всеобщим, т.е. разделяться всеми заинтересованными в нем. "Мнение, которому суждено … получить окончательным согласие всех тех, кто занимается исследованием, есть то, что мы имеем в виду под истиной. А объект, представленный в этом мнении есть реальное". Такое понимание истины было продолжено другими прагматистами.

С самого начала философской деятельности Джемс стремится разрешить противоречие между распространением естественнонаучного знания и религиозной верой. Он считал, что человеческая жизнь невозможна без религии, самые основы которой все более подрываются развитием науки. Джемс называет материализм "мрачным, тяжелым, похожим на кошмар мировоззрением". Джемс говорит о "плюралистической Вселенной", в которой – великий "жужжащий беспорядок", царит случай и постоянно возникает новое. Нет такой точки, с которой ее можно было бы обхватить и выразить в одной логически последовательной системе.

Джемс считал, что религия нужна человеку, чтобы чувствовать себя в большей безопасности в ненадежной, полной случайностей Вселенной, нужна как источник дополнительных сил для жизненной борьбы. Каково бы ни было зло, я знаю: раз бог есть, в мире будут гармония и порядок, "где есть бог, там трагедия только временна и частична". И вовсе необязательно мыслить бога всемогущим и бесконечным; важно, чтобы когда нужно, бог оказался поблизости и придал человеку силы осуществить его планы.

Характерно, что сам Джемс никогда не утверждал, что бог существует. Он говорит о том, что религиозное чувство и переживание играет огромную роль в жизни людей. А раз вера в бога имеет важные последствия для человеческой жизни, то люди вправе считать объект веры реальным.

Джемс говорит о "вере к воли". "Я проповедую лишь право каждого предаваться своей личной вере на собственный риск". "Мы имеем право верить на свой риск в любую гипотезу, которая достаточно жива, чтобы повлиять на нашу волю". Джемс предполагает, что воля абсолютно свободна и способна избрать любую альтернативу.

Вера в бога выгодна. Если я верую в религиозную гипотезу, а она окажется ложной, то я ничего не потеряю и не буду в худшем положении, чем атеист. Если же она окажется истинной, то я буду в выигрыше, т.к. обеспечу себе спасение. Какой же смысл из–за неверия или сомнения "лишиться своего единственного шанса остаться в выигрыше?"

В связи с верой Джемс говорит о человеческой жизни. Какова жизнь – это зависит от нас самих, от нашей веры в возможность ее улучшить. Жизнь каждого человека такова, какой он ее сделал. Поэтому не хнычь, не жалуйся, а верь в удачу и действуй: чем сильнее вера, тем надежней успех.

Джемс продолжает прагматическую установку Пирса, понимая истину как успешность или работоспособность идеи, как ее полезность для достижения той или иной цели, которую ставит и к осуществлению которой стремится человек. Вот характерные высказывания Джемса. "Мысль истинна постольку, поскольку вера в нее выгодна для нашей жизни". "Истина какого–либо состояния означает именно этот процесс выгодного вождения … Когда какой–нибудь элемент опыта … внушает нам истинную мысль, то это означает лишь, что мы позже или раньше сумеем с помощью этой мысли войти в конкретную обстановку опыта и завязать с нею выгодные связи". Эти связи различны: производственные, бытовые, научные, религиозные. Важно лишь, чтобы эти связи вели к сохранению и улучшению нашей жизни.

При этом Джемс говорит об относительности связей человека со средой, относительности опыта. Он приводит пример. Белка скрывается от человека за деревом. Человек обходит вокруг дерева, белка движется так, чтобы человек ее не видел, она всегда за деревом. Спрашивается, движется человек вокруг белки? Нет однозначности ответа. С геометрической точки зрения ответ утвердительный. А если человек хотел наблюдать белку со всех сторон, ответ отрицательный, т.к. белка всегда обращена к человеку брюшком и никогда – спинкой.

"Вся задача философии должна была бы состоять в том, чтобы указать какая получится для меня и для вас определенная разница в определенные моменты нашей жизни, если бы была истинной та или иная формула мира". У Джемса – цель философии в том, чтобы помогать человеку в движении к каким–то целям. Истина ведет нас от одной части опыта к другой, более нам желательной.

Джемс предложил метод улаживания разногласий и споров путем выявления практических последствий каждого учения, их сопоставления и оценки. "Какая получится для кого–нибудь практическая разница, если принять за истинное именно это мнение, а не другое? Если мы не в состоянии найти никакой практической разницы, то оба противоположных мнения означают, по существу, одно и то же, и всякий дальнейший спор здесь бесполезен".

Но возьмем спор между материализмом и идеализмом. Согласно Джемсу, материализм в будущем указывает неизбежный крах всего, гибель Земли и человечества. С этой перспективой не может смириться ни один думающий человек. А идеализм, принимающий существование вечного духовного начала, родственного человеческого духу, открывает надежду на спасение. Ясно, какой выбор нужно сделать.

Для человека вопрос не в том, какой окружающий мир сам по себе, а в том как наилучшим образом устроиться в нем, чтобы "чувствовать себя как дома во Вселенной" – вот главный мотив философии Джемса. "Мы требуем от Вселенной такого характера, который соответствовал бы нашим эмоциям и активным стремлениям". Из непосредственно данного нам мира мы выбираем группы ощущений (называемые вещами), представляющих для нас интерес, необходимые для осуществления наших целей. Так каждый человек создает себе свой особый мир. Аналогичным образом о мире говорит английский прагматист Шиллер: "бесполезно определять его посредством того, чем он был первоначально или чем он является отдельно от нас … Он есть то, что мы из него сделали". Вопрос о том, откуда берутся ощущения, Джемс считает принципиально неразрешимым и не подлежащим обсуждению.

Согласно Джемсу, функция мышления состоит преимущественно в выборе средств для осуществления наших планов и намерений. Создаваемые им идеи имеют инструментальное значение. "Теории представляют собой не ответы на загадки … Теории становятся орудиями". Поэтому и оцениваться они должны так же, как и любые другие орудия: по их эффективности и пригодности для достижения тех или иных целей. "Истина" и "истинный" – это те слова, которыми мы обозначим идеи, оказавшиеся полезными в ходе нашего опыта. Хотя обычно понятия истины и блага отличаются, для прагматиста "истина – это разновидность благого, а не отличная, как это обыкновенно думают, от благого и соподчиненная с ним категория. Истинным называется все то, что оказывается благим в области убеждений".

Джемс считал существующее общество плохо организованным, постоянно указывал на его противоречия, конфликты, наличие бедных, обездоленных. Мир плох, но может быть улучшен (позиция "мелиоризма"). Как? Надежда на волю и деятельность отдельных людей – вождей, пророков, вообще великих личностей.

Дата добавления: 2014-11-20