Описание социосистемы с помощью термодинамических параметров. Социальная температура и социальная энтропия. 21 страница

Правда, сам Кун усиленно открещивается от такого истолкования его образа науки, но логика его отождествляющего познание, знания и развитие знаний подхода к ней требует признания её иррациональности. Напрасно Кун пытается увернуться от означенного вывода: оный заложен в самом его понимании науки как "науки вообще". И практическое познание как род человеческой деятельности, и развитие знаний как тоже процессуальное по своей природе следствие данного познания обязательно являются отчасти иррациональными. Сие присуще любой человеческой деятельности, и в этом нет ничего удивительного. Странно было бы, напротив, если бы человек вёл себя, как арифмометр, как логическая машина, если бы он конкретно мыслил и познавал реальность только по каким-то жёстким заранее определённым правилам. Деятельность человека неизбежно направляется не только разумом, но и иррациональными мотивами, а также протекает не только "прямолинейно", но и "зигзагообразно", то есть методом проб и ошибок. В данном плане научная деятельность не представляет собой исключения.

Шиворот-навыворот Однако вывернем проблему наизнанку. Кун переносит на знания особенности познания, установленные им из наблюдений за реальным ходом этого процесса (причём из наблюдений даже не за процедурами познания, а просто за историей Познания). Но почему бы не поступить наоборот? Ведь очевидно же, что мы не признаём мнения знаниями (о заведомо иррациональных, то есть логически противоречивых и противоречащих фактам суждениях, я уж и не говорю) и не считаем науку сводом мнений. (Сие не отрицает даже установка фаллибилизма, то есть убеждённость в погрешимости всякого знания: неистинность, повторяю, не надо путать с субъективизмом). Так почему бы не приписать особенности знаний познанию? Если познание определять как производство (а не развитие) знаний и только знаний, то кажется необходимым пересмотреть и его понимание, изгнав из оного всякую субъективность и иррационализм. В таком случае познавательными должны считаться далеко не все подряд шевеления ума и манипуляции предметами внешнего мира, то бишь мыслительные и практические процедуры, а лишь те из них, которым присущи хотя бы гносеологически понимаемые рациональность и объективизм (то есть непротиворечивость и непредвзятость).

Правда, тут опять же встаёт вопрос о наличии однозначного соответствия между характером процесса и особенностями его результатов. Можно указать на то, что истинные суждения рождаются на свет не только с акушерской помощью правильных методов их выработки, но и произвольно, по наитию, интуитивно или даже в итоге иррационального хода мыслей. Это как будто бы понуждает к тому, чтобы признать познание и знания не только отличными друг от друга по их феноменным сущностям (в коих они выступают как производство и его продукты), но и автономными (не коррелирующими) по указанным более второстепенным их характеристикам. Однако на самом деле в описанном случае независимость характера процесса порождения знаний от их собственного характера является иллюзорной. Проблема заключается в том, ЧТО следует считать порождением знаний: простое случайное высказывание объективно (онтологически) истинных суждений, истинность которых, тем не менее, не очевидна, или же доказательство этой их истинности? Думается, что второе предпочтительнее. Мало просто заявить: "Земля вращается вокруг Солнца", — нужно ещё и как-то аргументировать сие утверждение, то есть удостоверить то, что оно представляет собой именно знание, а не мнение. Ну а данная процедура удостоверения (опознания знания как знания) обязана быть объективистской и рациональной.

38. Проблема предпосылочности научного знания. Метатеоретические основания науки.

Конспект мой голубое.

При всей важности категорий эмпирического и теоретического такого рода дихотомическое представление о структуре научного знания к настоящему моменту исчерпало себя. Внутренняя логика методологических исследований все чаще и чаще ставит на повестку дня вопрос о необходимости введения в методологию науки новой методологической единицы, смысл и содержание которой не сводимы к дихотомии эмпирического и теоретического. В этом новом базисном методологическом понятии фиксируется существование в науке еще одного, третьего уровня знания, который находится над теоретическим знанием и выступает в качестве метатеоретической, экстратеоретической предпосылки самой теоретической деятельности в науке. В западной литературе такого рода попытки введения в философию науки, на ряду с категориями теоретического и эмпирического, новой базисной методологической единицы наиболее откровенное свое выражение получили в ныне широко известных методологических концепциях Т. Куна и И. Лакатоса. Т. Кун, не отрицая различия между теоретической и эмпирической деятельностью в науке, вводит принципиально новое базисное методологическое понятие «парадигма», в котором фиксируется существование особого типа знания в научном исследовании, отличающегося от теоретического знания по способу своего возникновения и обоснования. Хотя в концепции Куна в качестве парадигмы может выступать та или иная фундаментальная теория, становясь парадигмой, она приобретает такие новые характеристики, которые по способам обоснования и функционирования уже не позволяют считать ее теорией. Парадигмальное знание не выполняет непосредственно объяснительной функции, а является условием и предпосылкой определенного вида теоретической деятельности по объяснению и систематизации эмпирического материала. Аналогичный смысл имеет и понятие «исследовательская программа», вводимое в методологию науки И. Лакатосом. Исследовательская программа также понимается Лакатосом как определенного рода метатеоретическое образование, содержащее набор исходных идей и методологических установок, обусловливающих построение, развитие и обоснование определенной теории. В литературе по методологии научного познания за последние 15—20 лет также возник целый комплекс понятий, в которых нашли отражение различные элементы метатеоретического или экстратеорстического уровня научного познания. Одним из первых попытку введения подобного рода понятия предпринял А. А. Ляпунов в одной из своих статей, посвященных выявлению особенностей строения научного знания. В частности, он предложил выделить в составе научно-теоретического знания такой элемент, как «интертеория». К интертеорстическому знанию он относит «тот общий комплекс сведений, которые необходимо принимать во внимание при рассмотрении данной теории». Однако более широкое хождение в нашей литературе для обозначения метатеоретического фона научно-исследовательской деятельности получило понятие «стиль мышления». Первоначально понятие стиля мышления употреблялось в узком смысле этого слова и связывалось с фиксацией лишь отдельных сторон теоретической деятельности на разных исторических этапахразвития науки. Так, Ю. Сачков, одним из первых в нашей литературе попытавшийся уточнить смысл этого понятия, связывает стиль мышления с определенными представлениями о структуре отношений детерминации и соответственно выделяет в истории пауки три стиля мышления: однозначно- детерминистский, вероятностно-статистический и кибернетический М. Борн связывает понятие стиля мышления с определенной системой взглядов на структуру субъект-объектных отношений в науке. Однако со временем смысл понятия стиля мышления расширяется настолько, что оно становится по своему объему и содержанию сопоставимым с куновским понятием парадигмы, и в нем пытаются охватить всю совокупность метатеоретических предпосылок научно-исследовательской деятельности. Именно так, например, определяет понятие стиля мышления С. Б. Крымский. Под стилем мышления он понимает определенный исторически возникший тип объяснения действительности, «который, будучи общим для данной эпохи, устойчиво выявляется в развитии основных научных направлений и обусловливает некоторые стандартные представления в метаязыковых контекстах всех фундаментальных теорий своего времени». Еще более широкое понимание стиля мышления содержится в работе Л. А. Микешиной «Детерминация естественнонаучного познания». Известного рода конкурентом понятия «стиля мышления» в литературе при фиксации метатеоретического уровня исследования выступает также понятие «картина мира». В работах некоторых авторов она определяется таким образом, что стиль мышления выступает лишь ее составной частью, хотя, как и понятие стиля мышления, первоначально картина мира понималась в узком смысле слова и связывалась только с фиксацией определенных исторически возникших представлений о структуре объективной реальности. Наряду с понятиями стиля мышления и картины мира для фиксации метатеоретического (или интертеоретического) уровня знания в литературе используются также такие понятия, как «собственные и философские основания науки» (С.Т. Мелюхин, Ю.А. Петров), «теоретический базис научного познания» (М. В. Мостепаненко), «условия познания» (П.С. Дышлевый) и др. Сведение всех подобного рода понятий свидетельствует о том, что и в нашей литературе по методологии науки давно уже назрела необходимость выделения в составе научного знания того, что мы пока условно называем метатеоретическим уровнем знания, введения новой методологической единицы, которая вместе с понятиями теоретического и эмпирического позволила бы составить более полное и правильное представление о структуре исследовательской деятельности в научном познании. Признание существования в составе научного знания метатеоретического уровня сразу же поднимает целый комплекс проблем, касающихся гносеологической природы этого знания, его структуры, особенностей и тех функций, которые оно выполняет в ходе теоретического освоения действительности, и ряд других проблем. Встает вопрос о тех основаниях, на которых можно проводить демаркационную линию между теоретическим уровнем исследования и его метатеоретическим основанием. Для решения этого вопроса прежде всего следует наложить некоторые ограничения на использование понятий «теоретическое мышление» и «теоретический уровень исследования». В широком \смысле слова теоретическое мышление отождествляется с научным мышлением и противопоставляется в этом отношении обыденному мышлению. Ясно, что при таком понимании теоретического мышления то, что мы имеем в виду под метатеоретическим уровнем систематизации знания, относится к теоретическому мышлению. В более узком смысле слова под теоретическим мышлением понимают мышление, направленное «на совершенствование и развитие концептуальных средств науки», на построение «теоретического мира» в противоположность эмпирическому мышлению, которое направлено «на установление связей концептуального аппарата науки с реальностью, выявляемой в эксперименте и наблюдении». Но и три таком понимании теоретического мышления метатеоретическая деятельность не выходит за его рамки. Ограничить понятие теоретического мышления можно, если связывать его с определенными предполагаемыми результатами. В частности, можно считать, что результатом собственно теоретического мышления, в узком смысле слова, является научная теория. Тогда содержание теоретического мышления будет зависеть от понимания научной теории. Существует множество подходов к определению понятия «научная теория». Возьмем за основу определение научной теории, даваемое в «Философской энциклопедии» М. В. Поповичем и В. Н. Садовским.«Теория — форма достоверного научного знания о некоторой совокупности объектов, представляющая собой систему взаимосвязанных утверждении и доказательств и содержащая методы объяснения и предсказания явлений данной предметной области». В теории в форме законов выражается знание о существенных связях, обусловливающих возникновение и существование тех или иных явлений, и это позволяет в функциональном отношении трактовать теорию как систему описания, систематизации, объяснения и предсказания явлений определенной предметной области. Если ограничивать теоретическое мышление процессами построения теорий, то в его состав следует включать всю ту совокупность познавательных процессов, которые направлены на выдвижение, развитие и обоснование теоретических гипотез, а также тех мыслительных процедур, в которых реализуются основные познавательные функции научных теорий: описание, объяснение, предсказание. В противоположность этому, на метатеоретическом уровне познания на основе определенных философских установок, обобщения результатов теоретической деятельности и самой практики научного познания фиксируются общие предпосылки теоретической деятельности. Если основным элементом теоретического знания является закон, утверждение о необходимых существенных связях между явлениями, то метатеоретическое знание формулируется в виде принципов различного порядка, в которых утверждается нечто уже о самой теории и практике теоретической деятельности. В форме принципов формулируются требования, предъявляемые к самой научной теории. Кроме того, можно добавить, что если теоретическое знание всегда выступает в определенном контексте исследования как проблематическое знание, знание, подлежащее обоснованию и проверке, то метатеоретическое знание в том же контексте условно рассматривается как непроблематическое, предпосылочное знание, эмпирическому обоснованию и проверке не подлежащее. В связи с этим можно теперь пояснить смысл приставки «мета» в понятии «метатеоретический уровень знания». Она имеет несколько смысловых оттенков: прежде всего аристотелевский смысл — это знание, лежащее «за» теоретическим знанием. Далее, эта приставка законно может ассоциироваться и с ее семантическим смыслом, поскольку метатеоретическое знание фиксируется в метаязыковых контекстах по отношению к языку теории. И наконец, приставка «мета» может связываться с предпосылочным, непроблематическим характером этого знания.

Вопрос о специфике научного знания кратко уже был рассмотрен. Если говорить о структуре научного знания, то можно выделить два его уровня - эмпирический и теоретический, в которых, в свою очередь, выделяют свои подуровни. На эмпирическом уровне - это подуровни данных наблюдений, эмпирических фактов и эмпирических зависимостей. На теоретическом - это подуровень теорий и метатеоретических оснований науки, к которым относят научную картину мира, идеалы и нормы научного исследования и философские идеи и принципы.

Научная картина мира является слоем теоретического знания, на который опираются теории различного рода. Если описание в форме теории - это идеализированное описание, то картина мира придает этому идеализированному и в определенном смысле условному описанию статус онтологически достоверного отображения природы. Научная картина мира - это обобщенная схема видения природы, ее системно - структурных характеристик. Идеализированные объекты картины мира не воспринимаются как условные идеализации, в отличие от идеализированных объектов теории. Например, материальная точка в механике Ньютона воспринимается как условная идеализация, а недилимая корпускула механической картины мира обладает не условным, а онтологическим статусом. Поэтому научная картина мира, служит онтологическим основанием для теории, позволяя воспринимать последнюю как отражение (пусть и в экзотически ненаглядной математизированной форме) подлинного положения вещей.

Если научная картина мира является обобщенной схемой видения реальности, то идеалы и нормы научного исследования являются обобщенной схемой освоения объектов, фундаментальные характеристики которых выражены в картине мира. Выделяют идеалы и нормы описания и объяснения; доказательности и обоснования знания; построения и организации знания.

Однако, какими бы фундаментальными основаниями научного познания ни являлись научная картина мира и идеалы и нормы научного исследования, но и они подвержены изменением. Когда происходят такие изменения, т.е. ломается фундамент научного познания, наступает научная революция. В этот период роль философии становится особенно важной. Дело в том, что находясь внутри здания науки, невозможно, не выходя за его пределы, обнаружить, что случилось с фундаментом (научная революция как коренная ломка оснований науки). Для этого нужен взгляд со стороны. Это можно сделать только в рамках философско-методологического анализа. Поскольку философия обобщает все формы человеческой познавательной и практической деятельности (а не только научной) она в состоянии подойти к анализу науки рефлексивно, как бы со стороны, осуществляя критический анализ оснований науки (критическая функция философии). Далее, поскольку философия обобщает более обширный материал, чем наука, она в своих идеях и принципах может опережать науку, т.е. вырабатывает такие идеи (идея целостности, идея развития и др.), к освоению которых наука еще не приступила. Поэтому в период научной революции философия может подсказать науке конструктивные эвристические идеи, которые уже наработаны в массиве философского знания и которые могут быть использованы для перестройки фундамента науки (конструктивно - эвристическая функция философии). Наконец, когда фундамент науки перестроен, он нуждается в обосновании, которое невозможно в рамках самой науки и требует выхода в более широкую сферу философского обоснования. Философия в силу своего фундаментального статуса выполняет эту функции обоснования новой схемы видения (картина мира) и новой схемы освоения (идеалы и нормы научного исследования) реальности, "вписывая" их в культуру, способствуя их принятию в качестве более адекватного и глубокого постижения реальности.

В этой связи важно заметить, что Маркс рассматривает обусловленность, предпосылочность научного мышления именно как конкретно-историческую спецификацию познаваемого объекта.

Таким образом, можно сделать промежуточный вывод - для неокантианства научное познание - никоим образом не "копирование" действительности - как копировать базис научного знания, научные факты, не говоря уж об остальном содержании науки? Любое знание предпосылочно (как нам уже известно, эмпириокритики тоже фиксировали внимание на предпосылочности знания, говоря об апперцепции), и поэтому, когда речь идет о фактуальном базисе науки, наблюдательном или экспериментальном, он непременно включает некую априорную составляющую - то, что сделало возможными сами эти научные факты в этом конкретном историческом контексте.

Здесь можно заметить примечательное отличие неокантианских представлений о познавательном процессе от представлений эмпириокритицизма: апперцепированность всякой перцепции, предпосылочность всякого знания у эмпириокритиков предстает как поле для работы по "очистке опыта". У неокантианцев наличный, наработанный в науке материал предстает как "историческое априори" - своего рода плацдарм для дальнейшей, и притом бесконечной, конструктивной деятельности разума. Бесконечной потому, что кантовская "вещь-в-себе" как "метафизический остаток" устранена. Правда, она сохранена внутри знания - в роли "предельного понятия", как идеал. На такой методологической основе базируется социальная концепция неокантианства, их "этический социализм": социализм есть идея, и в качестве таковой она бесконечна; она в качестве "конечной цели" - ничто. Зато все в себе заключает бесконечный процесс конструктивного социального движения, руководствующегося бесконечным понятием, идеей социализма.

Стёпин – автор оригинальной философско-методологической концепции, раскрывающей механизм функционирования науки в социокультурном контексте – от анализа закономерностей становления конкретно-научной теории до исследования природы метатеоретических оснований науки (картины мира, идеалов и норм исследования, стиля научного мышления).

39. Проблемы исторической динамики науки. Научное познание и типы цивилизационного развития.

В философской и методологической литературе последних десятилетий все чаще предметом исследования становятся фундаментальные идеи, понятия и представления, образующие относительно устойчивые основания, на которых развиваются конкретные эмпирические знания и объясняющие их теории.

Выявление и анализ этих оснований предполагает рассмотрение научных знаний как целостной развивающейся системы. В западной философии такое видение науки начало формироваться сравнительно недавно, в основном в постпозитивистский период ее истории. Что же касается этапа, на котором доминировали представления о на-уке, развитые в рамках позитивистской философии, то их наиболее ярким выражением была так называемая стандартная концепция структуры и роста знания¹. В вей в качестве единицы анализа выступала отдельно взятая теория и ее взаимоотношение с опытом. Научное знание представало как набор теорий и эмпирических знаний, рассматриваемых в качестве базиса, на котором развиваются теории. Однако постепенно выяснялось, что эмпирический базис теории не является чистой, теоретически нейтральной эмпирией, что не данные наблюдения, а Факты представляют собой тот эмпирический базис, на который опираются теории. А факты теоретически нагружены, поскольку в их формировании принимают участие другие теории. И тогда проблема взаимодействия отдельной теории с ее эмпирическим базисом предстает и как проблема соотношения этой теории с другими, ранее сложившимися теориями, образующими состав теоретических знаний определенной научной дисциплины.

Несколько с другой стороны эта проблема взаимосвязи теорий выявилась при исследовании их динамики. Выяснилось, что рост теоретического знания осуществляется не просто как обобщение опытных фактов, но как использование в этом процессе теоретических понятий и структур, развитых в предшествующих теориях и применяемых при обобщении опыта. Тем самым теории соответствующей науки представали как некоторая динамичная сеть, целостная система, взаимодействующая с эмпирическими фактами. Системное воздействие знаний научной дисциплины ставило проблему системообразующих факторов, определяющих целостность соответствующей системы знаний. Так стала вырисовываться проблема оснований науки, благодаря которым организуются в системную целостность разнообразные знания научной дисциплины на каждом этапе ее исторического развития.

Наконец, рассмотрение роста знания в его исторической динамике обнаружило особые состояния, связанные с переломными эпохами развития науки, когда происходит радикальная трансформация наиболее фундаментальных ее понятий и представлений. Эти состояния получили название научных революций, и их можно рассматривать как перестройку оснований науки.

Таким образом, расширение поля методологической проблематики в постпозитивистской философии науки выдвинуло в качестве реальной методологической проблемы анализ оснований науки.

Эти основания и их отдельные компоненты были зафиксированы и описаны в терминах: “парадигма” (Т.Кун), “ядро исследовательской программы” (И.Лакатос), “идеалы естественного порядка” (С.Тулмин), “основные тематы науки” (Дж.Холтон), “исследовательская традиция” (Л.Лаудан).

С начала 60-х годов в философском языке появилось выражение «новая философия науки». Позднее как эквивалентные стали употребляться «критический рационализм», «постпозитивизм» и ряд других. В каком-то смысле некоторые из них можно рассматривать и как указатели внутренней дифференциации некоторой общей ситуации, которая создалась в философии науки, все более осознававшей исчерпанность той методологии анализа науки, которая строилась на установках логического позитивизма [2]. Так, приверженцы критического рационализма рассматривали свою деятельность как развитие постулатов философии науки Карла Поппера, впервые изложенных им еще в 1934 году [3]. К ним принадлежат из наиболее известных: Дж. Агасси, И. Лакатош, П. Фейерабен, Г. Альберт, Э. Топич [4]. Они занялись выяснением эвристического знания философских предпосылок в возникновении новых идей, попытались раскрыть сам механизм научного открытия, то есть той области познания, которую неопозитивисты вознесли за пределы исследования, предпочитая «логические открытия», «логику обоснования», говоря словами Г. Райхенбаха, одного из лидеров «логики науки». Они обратили внимание на исторический аспект или динамику науки от возникновения первых зародышей новых идей до создания устойчивой научной теории и соответствующей ей практики стандартных научных исследований («парадигма» — Т. Кун, «научно-исследовательская программа» — И. Лакатош и проч.). Поэтому история науки стала в ряде случаев превалировать над проблематикой ее структурного изучения.

Особенно важной была признана проблема «научной революции» [5]. Наконец, был нанесен удар по убеждению, что индуктивные процедуры являются главным механизмом создания научной теории на базе массы первичных наблюдений, которые составляют основу верификации (проверяемости на истинность) любого научного положения относящегося к этой теории. Взамен этого было признано, что опровергаемость (фальсификация) является неотъемлемым признаком научной теории, определяющей эмпирические границы ее значимости. Через опровержение научных теорий и их отрабатывание в ходе борьбы идей и осуществляется история науки, далеко не соответствуя представлениям старого рационализма о прогрессивном накоплении научного знания от самого начала овладения человеком навыками научного исследования.

«История науки» сменила «логику науки», открыв возможности применять различные методологии исторического познания, включая и марксистский историзм.

Отход от неопозитивизма, подрыв доверия к его доктринам связаны также с тем, что неопозитивисты занимались главным образом логикой готового знания, они не интересовались проблемой развития научного знания и не разрабатывали ее. В 60 - 70 гг. нашего века развивается постпозитивизм. Его вдохновитель, английский философ К. Поппер отошел в ряде вопросов от логического позитивизма и рассматривал научное знание как способное к росту, к наполнению и изменению путем смены одной теории другой. Постпозитивисты, к числу которых принадлежат такие широко известные ученые и философы, как Т. Кун (род. 1922 г.), И. Лакатос (1922 - 1974), П. Фейерабенд (1924), С. Тулмин (1922) и др., поставили перед собой задачу выявить формы и методы, позволяющие раскрыть развивающееся содержание научного знания. В методологии и философии науки они создали «историческую шкалу» и сформулировали вывод о том, что логика науки может быть только теорией ее развития. Кроме того, они обратили особое внимание на исследование социокультурных и личностно-мировоззренческих факторов в научном познании; в отличие от лозунга позитивистов «Наука сама себе философия!» считали, что философские утверждения органически входят в «тело» науки. Лакатос, например, рассматривал метафизику как существенную часть науки.

Историческая динамика развивающегося знания получила разработку в фундаментальной работе Т. Куна «Структура научных революций», изданной в 1963 г.2 и затрагивающей наиболее актуальные проблемы методологии и истории науки. История науки представлена в работе Т. Куна как чередование эпизодов конкурентной борьбы между различными научными сообществами (понятие «научное сообщество» введено в научный оборот одним из основателей постпозитивизма английским философом и ученым М. Полани).

Члены научных сообществ принимают определенные модели научной деятельности - совокупность теоретических стандартов, методологических норм, ценностных критериев, мировоззренческих установок. В рамках такой модели (парадигмы или «дисциплинарной матрицы») решаются «задачи-головоломки»; господство такой модели есть период «нормальной науки». Этот период заканчивается, если парадигма взрывается под влиянием противоречий между теориями и фактами («аномалий»), назревших в ее рамках. Наступает кризис или «революционный переход», когда создаются новые парадигмы, оспаривающие первенство; они должны хотя бы частично разрешить противоречия и дать истолкование аномалий. Когда одна из них побеждает, начинается новый «нормальный» период в развитии науки. Переход к новой парадигме позволяет фиксировать изменение научного знания, преодолевать кризис и перестраивать фундаментальные теоретические представления. Т. Кун выступает против абсолютных и неизменных критериев научности у логических позитивистов и настаивает на их исторической относительности.

Историческую модель развития научного знания отстаивают также другие представители этого направления - С. Тулмин и И. Лакатос. Так, Лакатос считает, что «догмы логического позитивизма гибельны для истории и философии математики», ибо «в соответствии с логическим позитивизмом исключительной задачей философии является построение «формализованных» языков, в которых искусственно замораживаются состояния науки».1

Лакатос представляет развитие науки как непрерывный процесс выдвижения и уточнения гипотез. По его мнению, процесс изменения в развитии исторического знания представляет непрерывную смену научно-исследовательских программ. В самом деле, специфику современной науки определяют комплексные исследовательские программы, в которых принимают участие специалисты из различных областей. Таким образом сращиваются в единой системе деятельности теоретические и экспериментальные, прикладные и фундаментальные знания. Методология Лакатоса включает в себя противоположные процессы; негативную эвристику, которая учит, как следует сохранять основные предположения и постулаты программы при столкновении с противоречащими ей фактами. В классической механике, рассматриваемой как исследовательская программа, такими основными положениями являются известные законы Ньютона. Противоположным процессом, входящим в методологию исследовательских программ, является позитивная эвристика, которая учит, как совершенствовать и конкретизировать теории, формируемые на основе данной программы, каким испытаниям следует подвергать принятые положения. Как видим, в этих утверждениях объективно имеются диалектические моменты, поскольку движущей слой развития научного знания признаются противоречия.

Дата добавления: 2014-11-20