Описание социосистемы с помощью термодинамических параметров. Социальная температура и социальная энтропия. 18 страница

36. Эволюция форм научной рациональности в истории познания. Понятия классической, неклассической и постнеклассической науки. Специфика научной рациональности в современной культуре.

Как показывает рассмотрение проблемы обоснования истинности знаний, субъективный момент оказывается неотделим от научного познания. Основной чертой науки является не монополия на Истину в последней инстанции, а установка на достижение знания рациональными методами. В какой-то момент наука рассматривалась как образец рациональной деятельности, именно в этом и заключался пафос позитивизма. Но при попытке сформулировать законы науки целостная картина рассыпалась, как карточный домик. Крах позитивистской программы рациональности воспринимается как катастрофа именно потому, что формулировался не просто метод, а регулятивный принцип, основа мировоззрения. Реальность в очередной раз оказалась сложнее, чем нам представлялось, это очень типичная картина, но пытаться таким доводом снять остроту проблемы означает отказаться от попыток ее решения.

С одной стороны, рациональность – мировоззренческая проблема, касающаяся взаимоотношений человека с человеком и человека с Бытием, и в этой роли относится к компетенции философии. С другой стороны, в границах общего подхода различаются частные проблемы рационального поведения, рациональности истории, рациональности знания и т.д. Совершенно очевидно, что без решения вопроса на философском уровне рассмотрение частных задач сталкивается с серьезными трудностями. Между тем, в философской литературе нет однозначного определения рациональности, конкретные трактовки понятия зависят от позиции автора, если он вообще стремиться это понятие определить. Некоторые воспринимают это как доказательство фантомности проблемы, на мой взгляд, все как раз наоборот. Мы гораздо определеннее можем рассуждать об отвлеченных проблемах, вроде нравов папуасов Новой Гвинеи, но, чем ближе к нам предмет, тем более субъективным становится наше суждение. Рациональность – неотъемлемая часть нашей культуры, поэтому говорить о ней объективно чрезвычайно сложно. По-видимому, имеет смысл рассматривать отношение автора к проблеме разума в целом, чтобы таким образом попытаться найти нечто общее в разноголосице мнений.

Определение границ и возможностей разума в значительной степени зависит от того, как понимается само рациональное начало. Идея о необходимости разделения разума на практический и теоретический, прослеживается уже у Канта. Развивая эту мысль, можно сказать, что в границах человеческого разума существуют две способности: рассудок как способность задавать правила, и разум как способность перестраивать систему правил. Деятельность рассудка отличается четкостью, последовательностью и артикулируемостью. Разум способен на критический пересмотр исходных установок рассудка, разрешения противоречий, для него характерна некоторая спонтанность и вненормность. Естественно, что двумя способностями вся человеческая деятельность не описывается, но, по-видимому, они являются характерными именно для человека. Такая, по меньшей мере, двойственность носителя рационального начала приводит к огромному спектру вариантов его толкования. В зависимости от того, на какой из способностей автор делает упор, прослеживаются два подхода к рациональности.

Во-первых, это прагматико-функциональный подход, к которому относится философия науки и позитивизм во всех его формах. В качестве основного содержания разума выступают меры и критерии, правила для разного типа рассудка. Рациональность рассматривается как метод, описание норм обоснованности мнений, выбора практического действия. Основной характеристикой рациональной деятельности выступает системность, под определение может попасть любая нормированная человеческая деятельность, например, магия. В связи с трудностью обоснования общих теорий, акцент переносится с объяснений на типологию и описание, что приводит к размыванию понятий и, при последовательном проведении, к полному нигилизму [10]. Для подобного подхода характерен конвенционализм определений и доведение рациональности до положения псевдопроблемы. Спектр возможных вариантов: от догматизации правил логики до релятивизма истины [10].

Второй подход можно обозначить как ценностно-гуманитарный. Для этого подхода характерно принижение ценности рассудочных форм разума и науки. К сторонникам этой позиции можно отнести экзистенциалистов и последователей Ницше. В рамках этого подхода рациональность, как правило, не толкуется. Зачастую под определение разума подводятся любые формы сознания, причем, акцент делается на спонтанности и внелогичности ("творческая разумность", "инновационная способность"). Последовательный отказ от рассудочных форм разума ведет к отрицанию попыток осмысления вообще, акцент переносится на поиск новых средств выразительности, исключающих слово и понятие. Присутствует и некоторый идеологический момент: рассудок объявляется инструментом насилия над индивидом со стороны аппарата власти, подлинная свобода – отказом от любых понятий как навязанных обществом (восходит к Ницше). Такая категоричность во многом является реакцией на диктат позитивизма и тоталитарные тенденции в обществе.

Обе эти тенденции в чистом виде тяготеют к релятивизму и иррациональности. Логика пасует перед развитием, моментом выхода за пределы установившейся системы правил. Полет мысли гибнет, не закрепленный словом. В первом случае нормативность доходит до псевдопроблематичности, во втором – спонтанность до утопии. Надо четко понимать, что диалог о рациональности ведется не между рационализмом и иррациональным бредом, а между различными вариантами рациональной позиции, даже если авторы ее и отрицают. Жизни противостоит не мысль, а отсутствие всякой мысли. В какой-то момент попытки возвеличивания импульсивного, невыразимого, телесного, приводят к торжеству животного начала в человеке. На таком уровне мысль отсутствует и дискуссия невозможна.

Суть проблемы в том, что до сих пор при любой попытке сформулировать критерии рациональности они немедленно опровергались, а введение неких "относительных" критериев неизбежно вело к релятивизму и иррациональности. Релятивизм, отрицание существования объективной позиции, ведет к разрушению всех общественных институтов. Иррациональность означает смерть общества, как мы его понимаем. Для большинства людей такие альтернативы рациональности неприемлемы, чувство самосохранения требует от нас привести наши взгляды в соответствие с действительностью каким-то более приемлемым путем.

Ситуация "вызова разуму" может решаться двояко. Синтетическое решение заключается в попытке объединить два подхода к разуму в рамках одной концепции. Эмпирики начинают больше интересоваться ситуациями творческого разума и воображения (Г.Андерсон приходит к выводу, что творческий и критический разум взаимодополнительны), субъективисты – больше ценить моменты объективности (речь не только о появлении новых концепций, но и об изменении уже существующих в сторону аналитичности). Часто подобный синтез пытаются осуществить на основе языковой проблематики. При этом авторы отталкиваются от того, что любая значимая мысль общественна и требует символики, которая лучше всего прослеживается на примере языка. В таком случае рациональность становится решением вопроса о межличностной значимости аргументации, когда рациональная мысль выходит за рамки личности. Для Ю.Хабрамса такой выход – коммуникативное действие, переход от индивидуального к социальному, для П.Рикера – развитие личности не через самоуглубление, а посредством включения через язык в культуру. Оригинальный подход к рациональности предлагает А.Л. Никифоров. По его мнению, рациональность является двухместным предикатом, смысл которого заключен в фразе: действие А рационально по отношению к цели Б в условиях В. Рациональность возникает в момент составления идеального плана деятельности, степенью рациональности можно считать степень приближения результата к цели. Таким образом, вывод о рациональности деятельности можно сделать только тогда, когда деятельность закончена и получен результат. Попыткой ввести промежуточные критерии является создание правил рациональной деятельности, обобщающих весь предыдущий опыт успешного достижения целей. В качестве основания теории такой подход хорош, но на практике возникает вопрос о критерии приближения результата к цели, особенно в ситуации, когда вся совокупность действующих сил неизвестна. Кроме того, автор рассматривает рациональную деятельность как детерминированную (относительно цели, методов и условий) и, по сути, не свободную. Само появление цели обуславливает порядок действия, из чего следует, что свободная деятельность не должна иметь цели вообще (на манер махания руками).

Альтернативой синтетического подхода является погружение в "доконцептуальность". Фактически это попытка решить вопрос снятием предмета спора. Такие взгляды характерны для П.Фейерабенда, когнитивной социологии. Сложность описания феномена рациональности зачастую объясняют тем, что рациональность у всех разная, но указания на существование принципиально других форм рациональности у нас нет. Открытие "особенностей" рациональности экзотических обществ часто объясняется тем, что исследователь концентрируется именно на экзотике, игнорируя общность ведения хозяйства, земледелия, правил общежития. Неевропейские философы склонны оспаривать монополию европейской цивилизации на рациональность, при этом подчеркивается, что ни одно человеческое сообщество не могло бы просуществовать длительное время без "наблюдения, эксперимента и разума" [12]. Но, пожалуй, главный аргумент против такого подхода в том, что он в принципе не дает надежд на описание феномена.

Несмотря на обилие теорий и лавину литературы, единого подхода к рациональности вообще и научной рациональности в частности пока не существует. Это не означает, что разума нет, это означает только то, что каждому мыслящему человеку приходится решать это проблему заново. Необходимо осознание важность такого решения: рациональность является установкой на то, что человек способен самостоятельно достигнуть Истины (мнения относительно природы Истины могут быть разные), таким образом, антитезой рациональности будет утверждение о существовании границ, которые человеческий разум не в состоянии преодолеть, не открывшись действию какой-то внешней силы. Окончательный отказ в доверии интеллекту был бы концом развития человечества. Новая концепция, когда она появится, должна будет прояснить отношения рациональности и феномена разума в целом. Очевидно, что свести рациональность к логике не удастся: разум вечно балансирует на грани нового и повторяющегося, любое его толкование должно включать в себя динамический элемент. Другим важным моментом будет прояснение роли рациональности в межличностном общении. Ясно, что рациональная организация знания важна в первую очередь для удобства его передачи. Не даром центрами рационального мышления так часто становились образовательные учреждения. Третьим моментом должно быть рассмотрение вопроса о росте эффективности рациональной деятельности. В одном изолированном случае спонтанное решение может оказаться эффективнее рационально спланированного (особенно в очень типичной ситуации нехватки информации). Однако в условиях повторяющегося действия эффективность рационально организованной деятельности растет, а прочей – остается на исходном уровне. И, наконец, должен быть решен вопрос о применимости рациональности для толкования высших ценностей, поскольку серьезные философы-рационалисты никогда не отрицали их наличие. Согласно Петру Абеляру, без них человеческая мысль слепа и бесцельна, а основатель позитивизма Огюст Конт руководствовался идеей создания новой религии, в центре которой будет находиться человек [5,12]. В каких отношениях состоят ценности и разум?

Только комплексное решение проблемы может реабилитировать рациональность в качестве мировоззренческой позиции. Кризис понятия рациональности тесно связан с кризисом современной цивилизации. Дело не в порочности системы, а в том, что она теряет способность меняться, уступает тенденциям традиционализма. Новый виток развития неизбежно будет связан с новым пониманием многих философских проблем, в том числе и понятия рациональности.

В развитии Н. начиная с 17 ст. можно выделить три основных типа рациональности: классическую (17 - начало 20 в.), неклассическую (первая половина 20 в.), постнеклассическую (конец 20 в.). Классическая Н. предполагала, что субъект дистанцирован от объекта, как бы со стороны познает мир, и условием объективно истинного знания считала элиминацию из объяснения и описания всего, что относится к субъекту и средствам деятельности. Для неклассической рациональности характерна идея относительности объекта к средствам и операциям деятельности; экспликация этих средств и операций выступает условием получения истинного знания об объекте. Образцом реализации этого подхода явилась квантово-релятивистская физика. Наконец, постнеклассическая рациональность учитывает соотнесенность знаний об объекте не только со средствами, но и ценностно-целевыми структурами деятельности, предполагая экспликацию внутринаучных ценностей и их соотнесение с социальными целями и ценностями. Появление каждого нового типа рациональности не устраняет предыдущего, но ограничивает поле его действия. Каждый из них расширяет поле исследуемых объектов. В современной постнеклассической Н. все большее место занимают сложные, исторически развивающиеся системы, включающие человека. К ним относятся объекты современных биотехнологий, в первую очередь генной инженерии, медико-биологические объекты, крупные экосистемы и биосфера в целом, человеко-машинные системы, включая системы искусственного интеллекта, социальные объекты. В широком смысле сюда можно отнести любые сложные синергетические системы, взаимодействие с которыми превращает само человеческое действие в компонент системы. Методология исследования таких объектов сближает естественнонаучное и гуманитарное познание, составляя основу для их глубокой интеграции.

Во второй половине XX в. в науке произошли изменения, позволившие говорить о новом, постнеклассическом, этапе ее развития. Среди отечественных авторов один из первых систематизировал черты постнеклассической науки В. С. Степин, выделив следующие признаки постнеклассического этапа: изменение характера научной деятельности, обусловленное революцией в средствах получения и хранения знаний (компьютеризация науки, сращивание науки с промышленным производством и т.п.); распространение междисциплинарных исследований и комплексных исследовательских программ; повышение значения экономических и социально-политических факторов и целей; изменение самого объекта - открытые саморазвивающиеся системы; включение аксиологических факторов в состав объясняющих предложений; использование в естествознании методов гуманитарных наук, в частности, принципа исторической реконструкции. итоге, в "науке второй половины XX в. обозначились человеческие ориентации" как в методах исследования, так и во внешнем общекультурном и философском осмыслении. Вышли обобщающие работы, в которых современная научная деятельность, принципы, установки науки характеризовались существенно изменившимися [34].

В основу этих философско-методологических поисков положены реальные феномены становящейся науки. В исследованиях И. Пригожина, Г. Хакена, Э. Янча, У. Матураны и др. формируется эволюционно-синергетическая парадигма. Ф. Капра говорит о парадигме системности, представленной работами Дж. Чу, Г. Бэйтсона, Д. Бома, Э. Ф. Шумахера, И. Пригожина, Э. Янча и др. Методологи выделяют тенденции экологизации и гуманизации науки. Экологическое (энвайроментальное) направление постнеклассической науки объединяет А. Нэсса, Б. Девала, Дж. Сешенса, Б. Каликотта, Л. Н. Эвердена, Б. Токкара, Ю. Харгроува и др. гуманизация проявляется в естественных науках через экологизацию мышления, через анализ языка, через психоанализ. Конкретизируем черты постнеклассической науки.

Объектом постнеклассической науки являются саморазвивающиеся сложные системы, природные комплексы, включающие человека. Основная особенность таких объектов обозначается термином "человекоразмерность". Ключевые идеи постнеклассической науки - это нелинейность, коэволюция, самоорганизация, идея глобального эволюционизма, синхронистичности, системности. Реальность характеризуется на основе двух взаимодополняющих подходов - системного и исторического: реальность как процесс и реальность как сеть взаимосвязей, в которую включен человек.

Становление постнеклассической науки сопровождается расширением эпистемологического горизонта. В проблематику естественных наук вошла тема понимания. Одна из наиболее устойчивых трактовок понимания - диалог. Диалог предстает у Мартина Бубера как способ бытия, он создал диалоговую онтологию, которая весьма актуальна в современную кризисную эпоху. Она отвечает духу времени и, кроме того, согласуется с тенденциями внутринаучной динамики. По Буберу [35], через диалог преодолеваем мир "опыта" и входим в мир "отношений", и наука, как показано выше, вскрыла не "объекты сами по себе", а их взаимоотношения.

Познавательное отношение к миру на основе проективно-конструктивной установки познания М. Бубер интерпретирует как отношение "Я-Оно". Когда мы смотрим на мир как на скопление предметов и орудий, необходимых нам, когда описываем Мир как пространственно-временную структуру, мы подчиняемся установке "Я - Оно" и используем соответствующий язык. Но возможно иное отношение - диалогическое. Можно обращаться к предметам, людям, к Богу как к "Ты" - личности, другу. "Я - Ты" является новой ментально-культурной доктриной, которая носит название "диалогической" в противоположность "монологической" (терминология М. Бубера). Мир, который ощущается в отношении "Я - Ты", суть та же самая реальность, которая присутствует в отношении "Я - Оно", только воспринимается она иначе.

Современная наука, ориентированная на изучение саморазвивающихся объектов, таких как сложные природные комплексы - биосфера, ноосфера, вынуждена включать во внутринаучный контекст то, что раньше стремилась элиминировать - человека. В познании такого рода объектов, называемых "человекоразмерными", позиции внешнего наблюдателя не существует. Ранее такая гносеологическая ситуация характеризовала только гуманитарное знание. М. М. Бахтин отмечал различие естественнонаучного и гуманитарного: "Точные науки - это монологичная форма знания: интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект - познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь. Любой объект знания (в том числе, человек) может быть воспринят и познан как вещь. Но субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект он не может оставаться субъектом, став безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим" [36].

Эпистемологический горизонт постнеклассической науки гораздо более широкий. Кроме проективно-конструктивной и диалоговой, вариантом, созвучным постнеклассической науке, является эволюционная эпистемология [37]. Эволюционная эпистемология проблему, поставленную Кантом: как получилось, что категории познания и реальности соответствуют друг другу, откуда происходят априорные формы познания, решает с позиций естественного натурализма. Согласно эволюционной теории познания, наш познавательный аппарат является результатом эволюции.

Структуры познания не только независимы от опыта, но имеются до опыта и делают опыт возможным. Исходными постулатами эволюционной эпистемологии являются следующие: имеется реальный мир, который эволюционирует, порождает жизнь, человека, разум; познавательные способности человека следует рассматривать в их приспособлении к миру, "предзнание" приобретено и проверено в ходе длительной эволюции человека. Познание трактуется не как пассивное отражение мира (О>С, субъект копирует объект), и не как проективно-конструктивная деятельность (О<С, субъект="общество," объект - фрагмент действительности, вступившей во взаимодействие с субъектом), а как "духовная обработка (структурирование) воспринимаемого содержания" [38]. Восприятие основано на синтезе чувственных ощущений. Эти синтезы активны и не всегда осознаваемы субъектом. Восприятие рассматривается как сложный процесс, обусловленный физически и психологически, в котором можно выделить: восприятие цвета, восприятие пространства-времени, восприятие образа. Допущение о приспособленности донаучных форм познания к тому миру, в котором они развивались, приводит сторонников эволюционной теории познания к концепции окружающего мира.

Окружающий мир - это реальный мир в данности, в восприятии. Окружающий мир сопряжен с его восприятием. Так, окружающий мир человека - это, прежде всего, видимый мир, в то время как окружающий мир собаки будет складываться из запахов. Понятие окружающего мира фигурирует в так называемой экологической теории восприятия, автор которой психолог Дж. Гибсон. Об этом речь шла в главе "Реальность и ее восприятие". Примечательно, что в эволюционной эпистемологии, так же, как и в диалоговой, стирается дуализм субъекта и объекта, только в данном случае через тематику объекта, объективного процесса.

Познавательная ситуация второй половины XX в. характеризуется стиранием грани между естественнонаучным и гуманитарным знанием. Наряду с сохраняющейся дисциплинарной организацией знания, идет активное формирование междисциплинарного знания, в котором науки объединяются в процессе решения конкретной проблемы. В этом синтезе устанавливается новое отношение человека к природе - отношение диалога. Для нового этапа развития науки характерно снятие субъектно-объектного дуализма, в результате уходит со сцены науки "абсолютный наблюдатель", субъект и объект принимаются в их равной ипостаси. Гуманизация знания не означает отказа от объективности, природа как бы проговаривает себя через человека.

Если обобщить черты постнеклассической науки, то можно сказать, что постнеклассическая наука характеризуется экологизацией мышления, разрушением мифа о всесилии науки, иным способом объяснения мира, где истина конструируется, а не предстает как слепок объекта. Происходит переход от статического, структурно ориентированного мышления к мышлению динамическому, ориентированному на процесс. Синергетика - одна из тех междисциплинарных областей, где формируется новый эпистемологический горизонт. Уже потому, что онтология синергетики - это онтология целостного мира, синергетика диалогична. Как будет показано в следующем разделе, суть синергетики - в ее коммуникативной ориентации.

Сопоставление классической, неклассической и постнеклассической наук в эпистемологическом горизонте позволяет соотнести их соответственно с созерцательной, проективно-конструктивной и диалоговой эпистемологиями. Научные конструкты в горизонте созерцательной эпистемологии обосновываются умозрительно, они основаны не на субъектно-объектном дуализме, а на мировоззренческом убеждении в гармонии мира. И если в концептуальном построении это убеждение рефлексивно обосновывается, то это и служит лучшим подтверждением целостности теории.

В проективно-конструктивной теории познания предполагается наложение на мир объектов - результатов теоретической деятельности сознания. Практически ориентированное знание, знание как сила, преобразующая мир, имеет иные идеалы доказательства, это эксперимент и наблюдения. Критерием научности здесь выступает практика, экспериментальная подтверждаемость. Классическая наука имела особо тесную связь с истиной. Представление об истине связано с представлением о мире, "каким он является сам по себе". Истина трактуется, прежде всего, как объективность. Для сравнения заметим, что у Платона истина понимается как благо.

Проективно-конструктивная или субъектно-объектная эпистемология возникает в картезианской картине мира. Изначально предполагается наличие совпадения, соответствия между разумом и мироустройством: мир так устроен, что может быть познан. Цель познания - объяснение объективных законов бытия.

С диалоговой эпистемологией созвучно холистическое мировидение, отказ от трансцендентализма, теоретического фундаментализма. Знание ориентировано на понимание ("герменевтическая прививка"). Приоритет ценности знания связан не с абсолютными истинами и фундаментальными законами, а с социальной значимостью, творческой продуктивностью. Итак, постнеклассическая наука формируется в горизонте новой эпистемологии (диалоговой, эволюционной...). Следующий важный поворот в концепции научности касается фундаментальных оснований науки.

Принципу Коперника, как основному принципу классической науки, противопоставляется антропный принцип. Согласно принципу Коперника, человечество не занимает привилегированного места во Вселенной. Исходя их этого, естествознание, стремясь дать объективное описание, создало картину мира, в которой присутствие человека выглядит случайным. Еще Галилей говорил, что научный метод состоит в том, чтобы изучать этот мир так, как если бы в нем не было сознания и живых существ. Современная наука вновь обретает "человеческие измерения". Гносеологическим ориентиром становится антропный принцип. В последние десятилетия человек по-новому увидел себя, не властелином мира и не создателем его законов, а соучастником мирового процесса. Существует большое количество литературы, в которой разносторонне анализируется антропный принцип, предлагаются его различные формулировки [39].

Антропный принцип, в сущности, был выражен намного раньше, чем получил широкую известность и особое место в системе научного знания. Неразрывную связь человека с космосом выражали многие мыслители, начиная с античности. Качественно новый этап, который Барроу назвал "переоткрытием" антропного принципа (АП) наукой, связан с попыткой релятивистской космологии решить так называемую проблему "больших чисел". Свойства нашей Вселенной тесно обусловлены значениями ряда фундаментальных физических констант. Оказалось, что эти параметры удачно сочетаются. Эффект "тонкой подгонки" заключается в том, что небольшое изменение численного значения фундаментальных постоянных привело бы к "обеднению" Вселенной. В ней отсутствовали бы ядра, атомы и молекулы, либо эти вселенные оказались бы "одноцветными" - состоящими из нейтрино, либо водорода [40].

Среди многочисленных формулировок антропного принципа наиболее часто употребляемыми являются формулировки Б. Картера: "...то, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей" или "Вселенная должна быть такой, чтобы в ней на некотором этапе эволюции допускалось существование наблюдателей" [41]. Таковы, соответственно, "слабый" и "сильный" антропный принципы. Вариации на тему сильного АП разнообразны, например, он может быть переформулирован в более общем контексте на языке единой научной картины мира: наша Вселенная такова, что условия для появления человека- наблюдателя оказались в ней "запрограммированы" с величайшей точностью.

На первый взгляд, антропный принцип связан с формулировкой "от замысла" с теологическими идеями, и во всяком случае, близок им по формулировке. Однако, как справедливо указывает В. В. Казютинский, "требование сильного АП: Вселенная должна быть запрограммирована на появление человека, наблюдателя - вполне может быть интерпретировано и без обращения к трансцендентным силам в рамках принципов саморазвития, самоорганизации, эволюции мира" [42].

Особое звучание проблеме придал Дж. Уилер, поставив вопрос в парадоксальной, на первый взгляд, форме: "Вот человек. Какой должна быть Вселенная?". Эта формула представляется парадоксальной в контексте привычного причинно-следственного мышления, здесь причина и следствие поменялись местами. Но если вспомнить недуальную модель мышления, в которой связь устанавливается по типу корреляций, то, может быть, следует рассматривать антропный принцип как еще один предел, наряду с синергетикой, где знание оказывается в существенно неклассической ситуации. Возможно, как раз это имеет в виду Уилер, когда обращает внимание на необходимость иного подхода к объяснению "самосогласованности" и "жизненности" Вселенной. Искать физическое объяснение больших чисел, по-видимому, означает искать правильный ответ на неправильно поставленный вопрос, считает он. Физическое изучение Вселенной здесь соответствует изучению Вселенной в классической и неклассической научных традициях, то есть, без изучения ее жизненности (не в постнеклассической традиции).

Такое познание, считает Уилер, бесперспективно, ибо жизнь и разум непременно участвуют в структурировании и эволюции Вселенной. Космос, возникающий таким "антропным" образом, Уилер называет "Вселенной участия". Интерпретация сильного АП в концептуальных рамках квантовой космологии носит название АП участия (соучастия). Истоки этого варианта АП обнаруживаются в интерпретации квантовой механики, согласно которой квантовые свойства объектов создаются в акте их наблюдения и не существуют сами по себе. Принятие АП участия предполагает включение сознания в НКМ и понимание его в значимых для физики терминах. Это пока проблематично даже для постнеклассической науки.

Казалось бы, полярное толкование антропному принципу дает И. Л. Розенталь, указывая, что ссылка на "жизненность", на наблюдателя не является необходимой, и даже само название принципа в этом смысле неудачно. По мнению И. Л. Розенталя, содержанию принципа более отвечает название "принцип целесообразности", поскольку, фиксируя тонкую подстройку глобальных свойств Вселенной и условий прогрессивной эволюции материи, он вскрывает глубокую целесообразность и гармонию физических законов [43]. Между тем, и в этом случае, как и в предыдущем (Уилер), антропный принцип увязывается, как нам представляется, с проблемой объяснения.

Дата добавления: 2014-11-20