Платформа природы

Агрессивным богам всемирных религий недоступна идея того, что встречающиеся им необычные культурные миры - это вовсе не явление бесовщины, а просто явление иных природ. Что у каждой из этих культур - своя природа, не похожая на природу культуры христианской, и оттого каждая из них имеет равное с христианской культурой право на существование. И только уни­версально-безличная идея ПРИРОДЫ впервые дает шанс на со-

здание единой платформы взаимного понимания носителей раз­личных культур. И, вместе с тем, дает шанс на диалог. Ведь открытие принципа природы впервые делает все интересным и все ценным. И проводит абсолютный водораздел между образо­ванным человеком средневековья и образованным человеком Нового времени. Даже если оба они мыслят и чувствуют себя христианами.

В самом деле, участнику крестового похода - даже если это образованный человек своего времени, - в голову не приходит отнестись к чужой культуре как к предмету исследовательского интереса. Ему в голову не приходит, что у этой чужой культуры есть своя природа, которая может быть исследована и понята. Чужая культура ему не только неинтересна, но и чужда, а, стало быть, требует уничтожения. К такому пониманию его обязывает все полученное им образование.

И совсем иное отношение к чужой культуре обнаруживаем мы у человека, воспитанного в естественнонаучной парадигме. Отно­шение священного трепета: каждый клочок чужой культуры должен быть сохранен как предмет возможного изучения. Каж­дый клочок чужой культуры - это драгоценное свидетельство, по которому может быть реконструирована и понята ее природа.

Таким образом, только открытие принципа природы создает предпосылку для утверждения принципа абсолютной ценности лю­бой культуры. А это значит, что человеку, прошедшему школу новоевропейского мышления становится очевидной ценность ИНОГО. Иного - значит, имеющего иную природу. А, значит, до­стойного не проклятий и уничтожения, а изучения. Ибо великий тезис "у всего есть своя природа" как раз и означает, что ВСЕ достойно изучения. Поскольку природа - это и есть то, что можно изучать.

Смысл термина "природа" совершенно не сводим к идее некоей вселенской целостности, окружающей мир человека: мол, "чело­век - и природа", "общество - и природа". Как раз в этом смысле термин "природа" является всего лишь заменителем средневеко­вой идеи Бога и не привносит с собой ровным счетом ничего нового. Там - Бог был всем, теперь - Природа стала всем, приняв на себя функции Бога... Разницы, по сути дела, никакой.

Гораздо более глубокий смысл идеи природы открывается в тот момент, когда человек осознает, что природа - это то, что есть у каждой вещи и у каждого явления. И только новоевропейский человек может сказать так: "Мне интересна природа его реакции на мои слова". Или: "мне интересна природа религиозного отно­шения к миру". Постичь природу того или иного явления означает такого человека постичь тайну этого явления, его внутренний закон.

Предположение, согласно которому у всякой вещи или у вся­кого культурного явления есть своя природа, означает возмож­ность и необходимость изучения этой вещи или этого культурного явления. А, следовательно, означает абсолютную ценность лю­бой вещи и любого явления культуры. И именно это обстоятель-

ство становится подлинным основанием для возможности диалога культур.

Лишь с возникновением философии природы чужая культура становится интересной сама по себе, т.е. с точки зрения ее при­роды, а не с точки зрения той или иной религиозной идеологии. Подлинное величие шага, совершенного европейскими мысли­телями, открывшими (или, точнее, изобретшими) феномен При­роды как внесубъектного образования состоит во введении некоего универсального основания для диалога самых разных культур. Основания, не имеющего конфессиональной принад­лежности.

Не пафос той или другой религии, провозгласившей себя ми­ровой и универсальной, а изобретение идеи природы как безлич­ного основания возможного диалога между людьми стало под­линным прорывом в истории цивилизации и открыло дорогу к постепенному осознанию человечеством себя как единого (хотя и культурно разного).

Что значит постичь природу человека? Это значит, между прочим, постичь природу его богов. Постичь природу его идей. Постичь природу его культур. Но, таким образом, понимание природы мусульманства, природы иудаизма или природы хрис­тианства и становится подлинным основанием для возможного диалога этих конфессий.

И так - во всем.

Если я хочу, чтобы у меня состоялся диалог, а не война, я обязан понять ПРИРОДУ позиции своего оппонента или собе­седника. И, вместе с тем, должен понять природу своей неспо­собности понять его аргументы.

Идея природы, таким образом, - это идея закона, который может быть явлен каждому, и осознание которого может стать реальной основой для диалога, каких бы вопросов и каких бы сторон культуры это ни касалось. А понять природу человека вообще и понять природу любого отдельного его проявления -отдельных поступков и действий либо какого-то культурного феномена - это и значит создать основание для диалога как ис­кусства одновременного удержания своего и чужого. Только с возникновением новоевропейского научного мышления человече­ство обретает шанс на взаимопонимание, и основа этого взаимо­понимания обретается им вне самого себя, в идее природы. Ведь природа - это то, что делает людей одновременно едиными - и различными. Природа - это то, можно обнаружить у всего. При­рода - это тот глубинный, прирожденный закон, который застав­ляет тот или иной предмет, то или иное существо, тот или иной феномен культуры вести себя таким, а не другим образом. И уста­новка на выяснение природы тех или иных поступков, действий, манифестаций - это установка, которая по сути своей направлена на возможность диалогического понимания иного.

Почему люди мыслят и чувствуют по-разному? Потому что у их мышления и чувств разная культурная природа. И оттого ус-

ловием понимания и диалога с другим является способность и интенция понять природу этого другого.

Не нужно ни принимать, ни подминать под себя позицию дру­гого. Задача отныне состоит в том, чтобы понять ПРИРОДУ этой другой позиции. Понять тот природный закон, который застав­ляет эту другой позицию быть другой. И если природа христиан­ства оказывается явлена мусульманину, он способен вступить в диалог с христианством. Если природа православия явлена като­лику - он способен вступить в диалог с православием. Если я понимаю природу позиции своего оппонента (ее корни, ее проис­хождение, ее генезис, властвующий над ней закон), это значит, что я способен вступить в диалог с позицией своего оппонента. Понимание природы чего бы то ни было - это радикальное усло­вие для ведения диалога с этим "чем-то". Принцип природы - это фундаментальный и универсальный принцип, дающий ключ к пониманию и диалогу.

Поэтому когда новоевропейские мыслители выдвигают на аван­сцену своего философствования принцип природы, они осущест­вляют тем самым воистину революционный прорыв, и оказыва­ются гораздо более христианами, нежели их теологические пред­шественники. И лишь с этого момента - момента изобретения великого принципа природы само христианство обретает лицо действительного гуманизма и культурной терпимости. Само хрис­тианство начинает говорить на языке понимания чужого. И воз­никает та интерпретация христианских принципов, которая за­кладывает фундамент современной культуры. Принцип природы - это тот великий принцип, который впервые научает христианст­во, равно как и все прочие мировые религии говорить на языке ПОНИМАНИЯ.

И вовсе не благодаря самому себе, не благодаря своей особой религиозной сущности, а исключительно благодаря принципу природы само христианство радикально меняет свою суть, пере­стает быть религией культурного геноцида во имя иллюзорного братства, но становится религией культурной терпимости и куль­турного диалога. Лишь с возникновением платформы природы и утверждением ее на месте идеи воинствующей религиозной не­терпимости человечество созревает для культурного диалога. Диалога, преодолевающего агрессивно-военную трактовку закона исключенного третьего и принимающего возможность иного. Воз­можность третьего, четвертого, пятого - находящихся за предела­ми черно-белой логики противоположностей.

Но значит ли это, что диалог предполагает возможность всего, чего угодно? Значит ли это, что диалог есть возвращение к "все-возможностному мифу"? Разумеется, нет. Потому что диалог всегда есть встреча логик. А, стало быть, предполагает возможность и необходимость рациональной реконструкции логики иного. Пред­полагает наличие некоего закона, некоей природы, которую можно понять и расшифровать. Предполагает наличие школы, наличие чрезвычайно жестких ограничений, без которых невозможно

понимание. Предполагает, что природа позиции другого принципиально интеллигибельна, принципиально доступна для понима­ния, принципиально охватываема рациональным рассудком - ибо природа - это и есть то, что принципиально можно понять.

Диалог невозможен, если нет жесткого поля законов, управ­ляющих логикой собеседников. Любой подлинный диалог пред­полагает определенные правила диалога и определенную способ­ность к пониманию позиции другого. Возможен и необходим диалог культур, но весьма рискованно и опасно провозглашать необходимость диалога со всем, чем угодно. Подлинный диалог предполагает определенный уровень образованности, а, значит, определенный уровень рефлексивной простроенности позиции собеседника. Нельзя вести диалог с нахрапистой и воинствующей безграмотностью, пренебрегающей элементарными правилами рационального дискурса. Нельзя вести диалог с отсутствием по­зиции - когда партнер по диалогу не способен удержать свою собственную позицию и логику диалога. Нельзя вести диалог с бредом. Нельзя вести диалог, если позиция культурного оппо­нента лишена элементарной рациональной простроенности.

Таким образом, образование - это важнейшее условие возмож­ности диалога. И возможность диалога - это совсем не торжество всевозможности. Диалог безусловно допускает существование иного и право иного на существование. Но это вовсе не значит, что диалог допускает существование ЛЮБОГО иного, подобно всевозможностному мифу. Ведь для последнего позиции другого просто не существует. И оттого он вообще не способен к понима­нию. Его глубоко мирный характер по отношению к другим ми­фологиям есть свидетельство его интеллектуальной инфантиль­ности, и не более того. Всевозможностный миф - это мирное со­существование различных культур, не замечающих и не слыша­щих друг друга. Наоборот, диалог - это мирное сосуществование различных культур, слышащих, понимающих друг друга, и... принимающих друг друга в своих несовпадениях. А между все-возможностным мифом и культурным диалогом пролегает ог­ромная историческая эпоха культурно-идеологического тоталита­ризма, когда знание о существовании иного являлось источником вражды и культурного отчуждения.

Естественно, что позиция диалога чрезвычайно трудна и тре­бует непрерывной интеллектуальной активности по отношению к миру чужого. Ведь это не гегелевское преодоление противопо­ложностей, но некоторое диалогически неисчерпаемое сохранение существующих противоположностей. И - диалог в пространстве этих противоположностей.

Дата добавления: 2014-11-29