ФЕЙЕРБАХ (Feuerbach) Людвиг Андреас (1804— 1872) — немецкий философ. 2 страница

та, на его как или многообразие способов данности предмета. Предмет с точки зрения его как не задан, а явлен или являет себя (erscheint) в сознании. Такого ро­да явление Гуссерль и называет феноменом (греч. phainomenon — являющее себя). Ф. тогда — это наука о феноменах сознания. Ее лозунгом становится лозунг "Назад к самим вещам!", которые в результате феноме­нологической работы должны непосредственным обра­зом явить себя сознанию. Интенциональный акт, на­правленный на предмет, должен быть наполнен (erfiiehllt) бытием этого предмета. Наполнение интен­ции бытийным содержанием Г. называет истиной, а ее Переживание в суждении — очевидностью. Понятия интенциональности и интенционального сознания свя­зываются в Ф. Гуссерля первоначально с задачей обос­нования знания, достижимого в рамках некой новой на­уки или наукоучения. Постепенно место этой науки за­нимает Ф. Таким образом, первую модель Ф. можно представить как модель науки, стремящейся поставить под вопрос привычное полагание бытия предметов и мира, обозначаемое Гуссерлем как "естественная уста­новка", и в ходе описания многообразия их даннос­ти — в рамках "феноменологической установки" — прийти (или не прийти) к этому бытию. Бытие предме­та понимается в Ф. как идентичное в многообразии способов его данности. Понятие интенциональности является тогда условием возможности феноменологи­ческой установки. Путями же по ее достижению высту­пают, наряду с феноменологическим эпохэ, эйдетичес­кая, трансцендентальная и феноменологическая редук­ции. Первая ведет к исследованию сущностей предме­тов; вторая, близкая феноменологическому эпохэ, от­крывает для исследователя область чистого или транс­цендентального сознания, т.е. сознания феноменологи­ческой установки; третья превращает это сознание в трансцендентальную субъективность и приводит к тео­рии трансцендентального конституирования. Понятие интенциональности сыграло важнейшую роль в иссле­дованиях Хайдеггера, Мерло-Понти, Сартра и Левина­са. Так, в "Феноменологии восприятия" Мерло-Понти это понятие выступает предпосылкой преодоления тра­диционной для классических философии и психологии пропасти между разумом и телесностью и позволяет говорить об "инкарнированном разуме", как исходном моменте опыта, восприятия и знания. Работа Гуссерля в области описания интенционального сознания приво­дит его к таким новым понятиям или моделям этого со­знания, как внутреннее время-сознание и сознание-го­ризонт. Внутреннее время-сознание — это предпосыл­ка понимания сознания как потока переживаний. Ис­ходным моментом в этом потоке является точка "те­перь" настоящего времени, вокруг которой — в гори-

зонте сознания — собраны только-что-бывшее и воз­можное будущее. Сознание в точке "теперь" постоянно соотнесено со своим временным горизонтом. Эта соот­несенность позволяет воспринимать, вспоминать и представлять нечто только возможное. Проблема внут­реннего времени-сознания вызвала отклик в исследова­ниях практически всех феноменологов. Так, в "Бытии и времени" Хайдеггер превращает гуссерлевскую вре­менность сознания во временность человеческого су­ществования, исходным моментом в которой является теперь не точка "теперь", а "забегание вперед", буду­щее, которое "проектируется" Dasein из его возможно­сти быть. В философии Левинаса временность понима­ется "не как факт изолированного и одинокого субъек­та, а как отношение субъекта к Другому". Истоки тако­го понимания временности легко обнаружить в модели сознания-времени и временного горизонта, в рамках которых Гуссерль пытается выстроить отношение меня к Другому по аналогии с отношением актуального пе­реживания к окружающему его временному горизонту. В рамках сознания или в рамках его ноэматико-ноэтического (см. Ноэзис и Ноэма) единства как единства переживаний с точки зрения их содержания и сверше­нии происходит конституирование предметности, про­цесс, в результате которого предмет обретает свою бы­тийную значимость. Понятие конституирования — это еще одно важнейшее понятие Ф. Источником конститу­ирования центров свершений актов сознания является Я. Бытие Я — это единственное бытие, в наличности и значимости которого, согласно Ф., я не могу усомнить­ся. Это бытие совершенно иного рода, нежели бытие предметное. Мотив этот выступает очевидной отсыл­кой к Декарту, которого Гуссерль считает своим непо­средственным предшественником. Другим способом обращения к Я является понимание его как трансцен­дентальной субъективности, что связывает Ф. Гуссерля с философией Канта. Введение понятия "трансценден­тальной субъективности" еще раз показало специфику Ф. как обращенной не к предметам и их бытию, а к кон­ституированию этого бытия в сознании. Обращение Гуссерля к проблеме бытия было подхвачено последу­ющими феноменологами. Первый проект онтологии Хайдеггера — это проект Ф., которая делает самоявля­ющими (феноменальными) способы и модусы челове­ческого бытия. Сартр в "Бытии и ничто", активно ис­пользуя такие понятия Гуссерля, как феномен, интен­циональность, временность, соединяет их с категория­ми Гегеля и фундаментальной онтологией Хайдеггера. Он жестко противопоставляет бытие-для-себя как со­знание (ничто) и бытие-в-себе как феномен (бытие), ко­торые образуют дуалистическую онтологическую ре­альность. Феноменологический метод Сартра призван

подчеркнуть, в отличие от метода Гегеля, взаимную не­сводимость бытия и ничто, реальности и сознания. По­добно Гуссерлю и Хайдеггеру, он обращается к фено­менологическому описанию взаимодействия реальнос­ти и сознания. Проблема Я как ядра или центра свер­шений сознания приводит Гуссерля к необходимости описания этого Я. Ф. приобретает черты рефлексивной философии. Гуссерль говорит об особого рода воспри­ятии Я — внутреннем восприятии. Оно, так же, как и восприятие внешних предметов, опредмечивает то, с чем имеет дело. Однако опредмечивание никогда не со­вершается абсолютно и раз и навсегда, т.к. оно совер­шается в сознании-горизонте и открывает все новые способы данности предметов в нем. То, что остается в Я после его опредмечивания сознанием, Гуссерль на­зывает "чистым Я". Неопредмеченное "чистое Я" ста­ло в Ф. последователей Гуссерля предпосылкой воз­можного и незавершенного бытия меня самого. Созна­ние-горизонт является сознанием моего осуществле­ния, связью отсылок, уходящих в бесконечность. Это бесконечность возможностей полагания предметов, ко­торыми Я все же распоряжаюсь не совершенно произ­вольно. Последним и необходимым условием такого обращения к предметам в познании является мир. По­нятие мира, первоначально в форме "естественного по­нятия мира", а затем, как "жизненный мир" является отдельной и большой темой Ф. К этой теме обращались Хайдеггер (бытие-в-мире и понятие мирности мира), Мерло-Понти (бытие-к-миру), Гурвич с его проектом мира доксы и эпистемы, Шюц с его проектом феноме­нологически-социологического исследования построе­ния и устройства социального мира. Понятие "жизнен­ного мира" вошло сегодня в обиход не только феноме­нологически ориентированной философии, но и фило­софии коммуникативного действия, аналитической фи­лософии языка, герменевтики. В Ф. Гуссерля это поня­тие тесно связано с такими понятиями, как интерсубъ­ективность, телесность, опыт Чуждого и телеология разума. Первоначально мир выступает самым общим коррелятом сознания или самой обширной его пред­метностью. Это, с одной стороны, мир науки и культу­ры, с другой — основание всякого научного представ­ления о мире. Мир находится между субъектами этого мира, выступая средой их жизненного опыта и прида­вая этому жизненному опыту определенные формы. Интерсубъективность есть условие возможности мира, как и условие объективности всякого знания, которое в "жизненном мире" из моего, субъективного, превраща­ется в принадлежащее всем — объективное. Ф. превра­щается в исследование и описание превращения мне­ний в знания, субъективного в объективное, моего в об­щезначимое. Размышления позднего Гуссерля о "жиз-

ненном мире" связывают воедино все его проекты Ф. В рамках "жизненного мира" и его генезиса разворачива­ется тело самого разума, первоначально имеющего форму наукоучения. Ф., описывая двойственный харак­тер "жизненного мира", как основания всякого знания и горизонта всех его возможных модификаций, кладет в его основание двойственность самого сознания, кото­рое всегда исходит из чего-то ему Чуждого и с необхо­димостью его полагает. В устах такого современного феноменолога, как Вальденфельс, двойственность со­знания является констатацией отличий меня от Друго­го и предпосылкой существования многомерного и не­однородного мира, в котором выстраивание отношения к чуждому моей самости выступает предпосылкой эти­ки. Ф. в форме Ф. этики — это описание многообраз­ных форм соотношения меня и Другого, принадлежа­щего и чуждого моей самости. Такая Ф. есть одновре­менно и эстетика, и философия повседневной и поли­тической жизни, в которой эти формы воплощены. (См. также Вальденфельс, "Жизненный мир", Брентано, Интенциональность, Гуссерль.)

A.B. Филиппович, О.Н. Шпарага

"ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ВОСПРИЯТИЯ" ("Phé­noménologie de la perception". Paris, 1945) — основное произведение Мерло-Понти,

"ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ВОСПРИЯТИЯ" ("Phé­noménologie de la perception". Paris, 1945) — основное произведение Мерло-Понти, в котором исследуются проблемы специфичности существования экзистенции (см. Экзистенция) и ее отношений с миром как "жиз­ненной коммуникации", как беспрестанного и открыто­го диалога с миром; выявляются характер, фундамен­тальные смыслопорождающие структуры и механизмы "жизненной коммуникации" между сознанием, поведе­нием человека и предметным миром; развивается и обосновывается техника феноменологического анализа и прочтения интенциональной жизни экзистенции. Опираясь на феноменологию Гуссерля, философию Хайдеггера, Сартра и гештальтпсихологию, в этой ра­боте Мерло-Понти стремится отыскать и описать тип "первоначального опыта" экзистенции, в котором про­исходит "изначальная встреча", "наивный контакт" че­ловека с миром, рождается смысл в глубинах дотеоретического, дорефлексивного опыта экзистенции. Разви­вая гуссерлевские идеи феноменологической редук­ции, интенционального анализа, эйдетической рефлек­сии и "жизненного мира", Мерло-Понти пытается вы­явить фундаментальные структуры человеческого опы­та, свидетельствующие одновременно об изначальной, глубинной укорененности экзистенции в мире и при­сутствии мира в экзистенции. Феноменология, соглас­но Мерло-Понти, есть философия, проясняющая мир и экзистенцию в их сущности и изначальной взаимосвя­зи. Феноменология есть философия, для которой мир

всегда "уже здесь", до всякой рефлексии; и ее задача состоит в том, чтобы прояснить это "неустранимое присутствие", отыскать "наивный контакт" человека с миром и расшифровать его суть, придав ему философ­ский статус. Величайшим уроком редукции Мерло-Понти считает невозможность полной редукции ("вот почему, — подчеркивает он, — Гуссерль снова и снова задается вопросом о возможности редукции; если бы мы были "абсолютным духом", редукция не составляла бы никакой проблемы"). Эйдетическая редукция состо­ит в решении показать мир таким, как он есть до наше­го обращения к себе; искать сущность мира, по мнению Мерло-Понти, не означает искать то, что есть мир в идее, но есть усилие понять, что он есть для нас на де­ле до всякой тематизации. Мир есть не то, что человек думает, но то, что он воспринимает и чем он живет. По­этому эйдетический метод, метод "феноменологичес­кого позитивизма", основывает возможное на реаль­ном. Феноменологический мир есть не мир "чистого бытия", но смысл, проявляющийся "на пересечении моих опытов и на пересечении моих опытов с опытами другого" и в их сцеплениях. Типом "первоначального опыта" экзистенции, на уровне которого осуществляет­ся изначальное конституирование субъективности, смысла, реального мира в его специфичности и в целом человеческого мира как мира культуры, для Мерло-Понти является опыт восприятия как феноменальный слой опыта субъективности. Искать сущность восприя­тия для Мерло-Понти означает утвердить его в качест­ве имеющегося в нашем распоряжении "доступа к ис­тине". "Феноменология восприятия" есть попытка опи­сать восприятие в качестве онтологически первичного, бытийного пласта человеческого опыта, осуществляю­щегося спонтанно, не зависимо от рационального и ре­флексивного познания и являющегося, напротив, пред­посылкой и основой объективного, рационального и рефлексивного познания. Содержания, смыслопорождающие структуры и механизмы жизни этого слоя опы­та продуцированы не "чистым сознанием" классичес­кого рационализма. Они — через тело, "язык реальной жизни", совокупность непосредственных жизненных установок и ценностей — "завязаны" на субъект вос­приятия, субъект повседневного опыта, на интенцио­нальную жизнь экзистенции в ее различных модусах, в ее историчности, реальной плотности, непрозрачности, негомогенности и изначальной сращенности. Научные определения "проходят по пунктиру уже осуществлен­ного до них конституирования мира"; и любые объек­тивные, вплоть до геометрических, представления, по­скольку они являются лишь истолкованием, разъясне­нием жизни иррефлексивного сознания, объявляются Мерло-Понти производными, вторичными. Важней-

шей идеей экзистенциальной феноменологии Мерло-Понти, как и феноменологии Гуссерля, является идея единства (целостности) человеческого опыта. В соот­ветствии с этим, центральное место в его концепции занимает проблема поиска путей философских средств его выявления и обоснования. Претендуя при этом на разработку новой трансцендентальной философии, но­вой концепции рефлексии и cogito, Мерло-Понти усма­тривает новаторство феноменологии не в отрицании единства опыта, но в новом, по сравнению с классиче­ским рационализмом, его обосновании. Он критикует классический рационализм за предположение чистоты и беспредпосылочности сознания, за понимание его конституирующей деятельности в форме трансценден­тального Я, в форме полностью рефлексивно контроли­руемого "конструктивизма", "интеллектуалистских синтезов" опыта. Классической трансценденталист­ский установке на универсальную "критику" опыта и исключительной направленности классической фило­софии на Истину, на должное Мерло-Понти противопо­ставляет феноменологическую программу описания человеческого опыта в его реальном синкретизме раци­онального, необходимого и случайного, в его реальной полноте и действительном разнообразии, со всеми его случайными содержаниями и тем, что в нем представ­ляется "бессмысленным". "Интеллектуалистская фило­софия" предполагает непродуктивность "смутного со­знания"; все, что "отделяет нас от истинного мира" — заблуждение, болезнь, безумие и в итоге воплоще­ние, — оказывается сведенным к положению простой видимости, заявляет Мерло-Понти. "Объективная мысль" отбрасывает феномены экзистенции, отказыва­ется от факта, или от реального, "во имя возможного и очевидности". Для классической философии единст­венно достойная познания вещь — "чистая сущность сознания"; разнообразие же феноменов для нее оказы­вается незначительным и непостижимым. Заменяя кон­кретный мир и конкретный опыт их рефлексивной ре­конструкцией, полагая объект как коррелят универ­сального конституирующего сознания, насквозь про­зрачного для самого себя, последовательный трансцен­дентальный идеализм лишает мир его непрозрачности и трансцендентности, упраздняет самодостаточность вещей и снимает фактически все проблемы, кроме од­ной — своего собственного начала. В такой же мере, как рационалистический гносеологизм классической философии, неприемлем для Мерло-Понти и материа­лизм. Упрекая последний в эмпиризме, механицизме, в объяснении жизни сознания "действием социологичес­кой или физиологической каузальности", философ объ­являет важнейшим принципом феноменологии незави­симость феноменологических описаний от каузальных

экспликаций: "Когда мы описываем сознание, ангажи­рованное своим телом в пространство, своим языком в историю, своими предрассудками в конкретную форму мысли, нет вопроса о том, чтобы помещать его в серию объективных событий... и в каузальность мира". Руко­водствуясь программой интеграции "феномена реаль­ного" в трансцендентальную философию, в "Ф.В." Мерло-Понти заявляет о необходимости "придать ко­нечности позитивное значение", исследовать человече­ский опыт в фактическом разнообразии его дорефлексивных и допредикативных форм, вплоть до патологи­ческого, детского, "примитивного" опытов и других в их собственной онтологической устойчивости, нераз­ложимости, незаместимости и конститутивности. Бо­лезнь, как и детство, как и "примитивное" состояние объявляются мыслителем "формами полной экзистен­ции"; и патологические феномены, которые произво­дятся болезнью для замещения, восполнения разру­шенных нормальных функций, должны, как считает Мерло-Понти, изучаться в качестве таковых, т.е. в каче­стве замещений, как аллюзии на фундаментальную функцию, которую они пробуют заменить. Мерло-Пон­ти отказывается подчинять всякий опыт "абсолютному сознанию этого опыта", которое разместило бы его в "системе истины", ибо таким образом понимаемое единство опыта делает непостижимым разнообразие реального опыта. "Если мы хотим сохранить значение за свидетельствами сознания, без чего невозможна ни­какая истина, — пишет он, — нельзя нивелировать все опыты в "единственном мире", все модальности экзис­тенции в "единственном сознании". Для этого нужно было бы располагать высшей инстанцией, которой можно было бы подчинить перцептивное сознание, фантастическое сознание и т.д.". Ранее уже объявив перцепцию "абсолютным" знанием, в "Ф.В." Мерло-Понти рассматривает cogito "по эту сторону истины и заблуждения", он полагает сознание исключающим, по меньшей мере, "всякую абсолютную ложность" и, в конце концов, провозглашает "бытие в истине" не от­личающимся от "бытия в мире". Поскольку феномено­логическая рефлексия исходит из требования, что ре­альное нужно описывать, а не конструировать или кон­ституировать "синтетическими актами" субъекта по­знания, она должна оставаться в объекте и эксплициро­вать его первоначальное единство. Подлинное cogito, по мнению Мерло-Понти, "не определяет экзистенцию через мысль, которую субъект имеет об экзистенции, не превращает достоверность мира в достоверность мысли о мире и, наконец, не заменяет сам мир значени­ем мира". Напротив, поскольку современная филосо­фия "берет факт в качестве главной темы", cogito долж­но открывать субъект в "его ситуации", как "бытие в

мире". И именно потому, что человек есть отношение к миру, понять это отношение можно только через "при­остановку этого движения, отказ ему в нашем соучас­тии". "Рефлексия не уединяется от мира к единству со­знания как основанию мира, она отступает, чтобы уви­деть, как рождаются трансцендентности, она растяги­вает интенциональные нити, которые связывают нас с миром, чтобы показать их..." Истинная роль философ­ской рефлексии состоит в том, считает философ, чтобы "поставить сознание перед его иррефлексивной жиз­нью в вещах", перед его собственной историей, кото­рую оно "забыло", и описать "допредикативную оче­видность мира", наше первоначальное знание реально­сти, наше "обладание миром" в дорефлексивном cogito. Ставя вопрос: "Где рождается значение?", Мерло-Пон­ти в поисках ответа на него исходит из того, что опыт тела, его навыков показывает существование значений, не порождаемых универсальным конституирующим сознанием, существование "смысла, который является приросшим к некоторым содержаниям". В соответст­вии с этим он полагает слой феноменов (которые в интеллектуалистской философии сводились к "простому заблуждению") в качестве фундаментального слоя опыта, уже содержащего в себе "нередуцируемый смысл". Субъект, рассматриваемый в его феноменаль­ном поле, уже не абсолютно прозрачный, тождествен­ный своей мысли о самом себе картезианский и кантов­ский мыслящий субъект. Это — субъект перцепции. "Cogito должно не раскрывать универсальное консти­туирующее сознание, — пишет Мерло-Понти, — оно должно "констатировать этот факт рефлексии, которая превосходит и одновременно поддерживает непрозрач­ность перцепции". И если рефлексивный анализ клас­сической философии закрывает, по мнению Мерло-Понти, путь к "аутентичной субъективности" и к дей­ствительному миру, ибо "скрывает от нас жизненный удел перцептивного сознания", то признание феноме­нов и их правильное прочтение в качестве модальнос­тей и вариаций тотального бытия есть путь к новой концепции cogito и к новой рефлексии, которая должна быть более радикальной, т.е. проясняющей свои собст­венные основания, истоки, "свою ситуацию". Исследо­вание феноменов, по мнению Мерло-Понти, должно возвратить "вещи ее конкретное лицо", организмам их собственный способ трактовки мира, субъективности ее историчность. Ибо именно через феномены как "слой живого опыта" первоначально даны субъекту ве­щи, мир, Другой, Прояснение феноменов позволит, считает Мерло-Понти, понять систему "Я — Другой — вещи" в стадии зарождения. Исследованию феноме­нального поля философ придает статус трансценден­тальной точки зрения. Он пишет, что признав своеоб-

разие феноменов по отношению к объективному миру, так как именно посредством феноменов объективный мир познается нами, психологическая рефлексия "вы­нуждена вовлекать в них всякий возможный объект и исследовать, как он конституируется через них. В тот же самый момент феноменальное поле становится трансцендентальным полем". Задачу феноменологии в исследовании открытого ею "жизненного мира" Мер­ло-Понти усматривает не в описании последнего в ка­честве "того непрозрачного данного, что несет в себе сознание", а в анализе его конституирования. Истолко­вание "жизненного мира" производится "в отношении самого жизненного мира и обнаруживает, по эту сторо­ну феноменального поля, трансцендентальное поле". В отличие от критической философии, исследуемые эк­зистенциальной феноменологией смыслы сохраняют "характер фактичности". Рефлексия должна быть сама причастна к "фактичности иррефлексивного", настаи­вает философ. Вот почему из всех философий лишь фе­номенология говорит о трансцендентальном поле. "Это слово означает, что рефлексия никогда не усматривает весь мир и множественность развернутых и объективи­рованных монад и что она располагает всегда только частичным рассмотрением и ограниченной возможнос­тью". Для Мерло-Понти это — вопрос о границах "то­тального прояснения", не интересовавший классичес­кий трансцендентализм, поскольку последний всегда "полагал его осуществленным где-то". Классические философы исходили из предположения достаточности того, чтобы тотальное прояснение было необходимым, и судили "о том, что есть, посредством того, что долж­но быть". "Современную же философию интересует проблема фактически осуществляющегося конституи­рования, — заявляет Мерло-Понти, — она ищет проис­хождение опыта в самой сердцевине нашего опыта". И для этого философу нужно "пробудить перцептивный опыт, скрытый под своими собственными результата­ми". Именно посредством перцепции субъект проника­ет в объект, ассимилирует его структуру. Через тело субъекта объект непосредственно "регулирует его дви­жения". В этом контексте Мерло-Понти говорит о "ди­алоге" субъекта с объектом как "возобновлении субъек­том смысла, рассеянного в объекте, и объектом интен­ций субъекта...". Перцепция располагает мир вокруг субъекта и "устанавливает в мире его собственные мысли", в перцепции индивид проектирует себя и "имеет поведение в отношении объекта". Для Мерло-Понти субъект и объект в опыте изначально не отделе­ны друг от друга, жизнь сознания (познающая, перцеп­тивная, жизнь желания и др.) объединяется "интенцио­нальной аркой", которая проектирует вокруг нас наше прошлое, наше будущее, наше человеческое окруже-

ние, нашу физическую, идеологическую, моральную ситуации, или, скорее, "делает так, чтобы мы были оп­ределены во всех этих отношениях". Именно эта "ин­тенциональная арка", согласно Мерло-Понти, "осуще­ствляет единство значений, единство чувств и рассуд­ка". В понятии "экзистенция" философ хочет реинтегрировать психическое и физиологическое, несмотря на их различия (одно может быть "открыто и уникально", другое банально и циклично). "Первоначальная опера­ция означивания" осуществляется в пространстве фе­номенального тела как "значащего ядра", "узла живых значений". Феноменальное тело, по мнению Мерло-Понти, образует третий род бытия между "чистым субъектом" и объектом. Тем самым субъект в экзистен­циальной феноменологии Мерло-Понти теряет свою чистоту и свою прозрачность. Тело и экзистенция пред­полагают друг друга — тело есть "застывшая" экзис­тенция, а экзистенция есть "постоянное воплощение". Ставя под сомнение сартровскую альтернативу "бытия-в-себе" и "бытия-для-себя" (простой данности и ее со­знания как "пустого сознания"), Мерло-Понти предпо­читает говорить о субъективности и феноменальном теле с позиций "двойственности", "двусмысленности". В соответствии с этим при характеристике феноме­нального тела Мерло-Понти пытается соединить его несамотождественность, темпоральность, трансценди­рование, самосознательность, способность синтезиро­вать свой собственный опыт и порождать смысл (уста­навливая его в мире и конституируя тем самым экзис­тенциальное пространство человека, задающее и опре­деляющее горизонты и возможности его понимания мира, Другого и себя самого), с одной стороны, и, с другой, безличную, анонимную и непрозрачную для себя самого плотность опыта восприятия. Обладая "за­гадочной природой", тело не есть там, где оно есть, оно не есть то, что оно есть. В себе самом оно порождает смысл, "который ниоткуда к нему не приходит", оно проецирует этот смысл на свое материальное окруже­ние. В этой связи Мерло-Понти заявляет о том, что он не может без оговорок принять само понятие "созна­ние" и предпочитает ему кажущееся "неоспоримым" понятие "опыт". Перцептивное сознание "засорено" своими объектами, оно "застревает в них", "увязает в них", потому что сознание — не его "тет-а-тет" с объ­ектом: мы "смешаны с вещами", между объектами и субъектом имеется "латентное знание". Поскольку в результате прошлого опыта субъект приобретает "ду­ховную панораму", обладает "отложениями" этого опыта в себе, накапливает его значения как первона­чальные по отношению к актуальному сознанию мира, и этот приобретенный опыт в каждый момент выража­ет "энергию нашего актуального сознания", Мерло-

Понти говорит о "двойном моменте" — отложения и спонтанности — в "центре сознания". Поэтому созна­ние для Мерло-Понти — не чистая способность озна­чивания, оно тянет за собой свое прошлое, оно имеет свое "тело" в культуре. В этой связи "подлинным трансцендентальным" философ объявляет естествен­ный и социальный мир "во всей их незавершенности". Такая трактовка сознания приводит Мерло-Понти к вы­воду о наличии в сознании деперсонализации. По этой причине он предпочитает описывать перцептивный опыт не в форме "Я воспринимаю", а в безличной фор­ме "on". В том, что "я называю моим разумом или мо­ими идеями, в каждый момент, если бы можно было развернуть все их предпосылки, всегда обнаружили бы опыты, которые не были разъяснены, плотные внесе­ния прошлого и настоящего, всю "седиментированную историю", которая затрагивает не только генезис моей мысли, но и определяет ее смысл ".Исследуя укоренен­ность экзистенции в "ситуациях", Мерло-Понти делает важнейшим понятием своего варианта феноменологии понятие "перспективизма перцепции". Субъект вос­принимает объект как таковой "здесь и сейчас", т.е. в определенной перспективе, обусловленной его телом, прошлым опытом, задающими человеку его "ситуа­цию", "точку зрения"; онтологически первичен именно этот перцептивный опыт в его "перспективизме", а не "интеллектуалистские синтезы" рефлексивного анали­за, сводящего вещь в ее "чувственной плотности" к "сети значений". "Ф.В." эксплицирует и последствия нашей укорененности в "ситуациях": "Если мы сущест­вуем в ситуациях, мы являемся обманутыми, мы не мо­жем быть прозрачными для самих себя, и нужно, чтобы наш контакт с нами самими осуществлялся только в двусмысленности". Именно принадлежность преступ­ника и предателя, преступления и предательства их от­носительно замкнутым мирам и ситуациям приводит к тому, что первый "не видит" своего преступления, а второй — своего предательства, пишет Мерло-Понти, критикующий "безумный героизм Я" сартровской фи­лософии. Идентифицируя cogito с "ангажированнос­тью в мир", Мерло-Понти считает, что движение озна­чивания, придания смысла есть одновременно "цент­робежная и центростремительная сила". Сама идея "центрирования" экзистенции отмечена у Мерло-Пон­ти столь характерной для всех его решений печатью "двусмысленности": то, что позволяет субъекту "цент­рировать" экзистенцию, есть так же то, что мешает ему "абсолютно ее центрировать". Это — "анонимность те­ла", которая одновременно является и свободой, и зави­симостью. Между ощущением и субъектом всегда, по мнению Мерло-Понти, имеется "плотность первона­чального опыта", что мешает опыту быть прозрачным

Дата добавления: 2014-12-16