Постструктурализм Ж. Дерриды

Эпистема

16 Цит. по: Постмодернизм. Энциклопедия. – Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. –

С. 900

17 См.: Ritzer G. Postmodern Social Theory. – The McGraw-Hill Companies, 1997. – Р. 41

Вторая составляющая метода Фуко – индукция от конкретных дискурсов к

обобщенной «эпистеме», под которой понимается общая, характерная для

конкретного исторического периода система мышления, научного

теоретизирования. Это может касаться как правил построения отдельных теорий, так

и целых отраслей знания – философии, социологии, экономики, лингвистики и т.д.

Так, согласно теории археологии знания формы «эпистем» в истории

человеческой цивилизации неоднократно существенно менялись. В европейской

культуре шестнадцатого века в науках акцент делался на выявлении систем родства

и сходств между явлениями. В семнадцатом веке – на формулировании

представлений и образов. В начале восемнадцатого века знание представлялось в

виде таблиц. В конце этого же века новой основой знания становится

«трансцендентное поле субъективности». Стержнем социально-гуманитарного

знания становится человек. Однако данной эпистеме неизбежно сопутствует

«ангажированность» социально-гуманитарного знания, что в итоге приводит к

навязыванию людям деформированной формы видения окружающего мира. Не

случайно, социальные науки вообще и социология, в особенности, оказались в

кризисе. Выход из него Фуко видит в переходе к новой эпистеме, стержнем которой

является «лингвистическая составляющая» – языковая организация человеческого

знания. Именно язык, точнее его знаковые и символические системы, по мнению

Фуко, способны более адекватно отображать хаотичность, диффузность

современного социального мира.

Формы «эпистем», как считает Фуко, непосредственно связаны с характером

общественных укладов, определяют особенности всех других сфер

жизнедеятельности людей.

Жак Деррида (Derrida) – французский социальный теоретик, родился в 1930

году. Преподавал в ведущих университетах Франции – Сорбоне, Высшей

Нормальной школе, Высшей школе социальных исследований.

Ж. Деррида был одним из учеников Фуко, что и предопределило

постструктуралистскую направленность его произведений. В 1966 г. ученый

провозгласил приход эры постструктурализма и написал на эту тему много работ.

Ж. Деррида автор порядка сорока книг. Среди его произведений: «Нечто,

относящееся к грамматологии», «Рассеивание», «Монолингвизм другого»,

«Призраки Маркса», «Хора», «Сила закона» и др. Ряд его работ переведен на

русский язык: «Эссе об имени», «Голос и феномен», «Позиции», «Письмо и

различие», «Страсти».

Грамматология: неодетерминистская теория развития

Так же как М. Фуко, Деррида использует методологический инструментарий

языкознания для интерпретации новых социальных реалий, придавая ему новый,

особый смысл. Так, изначально грамматология появилась как лингвистическая

дисциплина, изучающая взаимосвязи между письменными знаками и звуками речи.

В постструктурализме Дерриды грамматология – теория, изучающая роль

письменности в культуре и истории человеческой цивилизации. При этом в

письменном языке видятся не какие-либо законы, а прежде всего, случайности и

нестабильности. В разных контекстах слова имеют различные значения. Более того,

сама письменность трактуется вне принудительной каузальности между буквами

алфавита и звуками речи, а как любая программа, определяющая содержание

процессов (графема или генетический код, задающий развитие качеств человека,

кибернетическое программирование и т.д.). Тем самым грамматология обретает

устремленность к философии и социологии с акцентом на использование

эмпирического анализа конкретных письменностей.

Как считает Деррида, именно грамматология, её теоретико-методологический

аппарат позволяют показать культурно-пространственную и временную

ограниченность логоцентризма западной науки, традиционного детерминизма,

обосновывающего универсальность общественных законов. Ученый полагает, что

логоцентризм сдерживал развитие науки, культуры, подавлял интеллектуальные и

социальные свободы. «То, что провозглашается здесь как наука о письменности,

грамматология, отнюдь не есть наука в западном смысле этого слова, – пишет

ученый, – ведь для начала это вовсе не логоцентризм, без которого западная наука

просто не существует. Либерализация старого мира есть, по сути, создание

некоторого нового мира, который уже не будет миром логической нормы, в котором

окажутся под вопросом, будут пересмотрены понятия знака, слова, письменности»18.

«Смерть Автора»

Чтобы обосновать отказ от принудительной каузальности, внешней

причинности развития современных социальных реалий, Деррида использует

метафору о «Смерти Автора», развивая тем самым идеи своего учителя – М. Фуко о

гибели традиционной стабильности, выраженные также метафорически

посредством понятия о «Смерти субъекта». Постулат о смерти Автора, по

существу, означает отрицание роли внешней причинности вообще и диктатуры

Творца, задающего жесткие параметры социальной жизни, в особенности.

Так, показывая принципиальное отличие современного общества от

традиционного, Деррида прибегает к сравнению роли Автора в традиционном и

современном театрах. В первом случае текст спектакля представляет нечто «святое,

неприкосновенное». Автор всецело определяет смысл произведения. Режиссеры и

артисты являются лишь, используя слова Дерриды, «порабощенными

интерпретаторами» пьесы. Публика вообще представляет пассивных наблюдателей.

Это –«теологический» театр.

Иное дело в современном театре (читай – обществе). Диктатура Автора

закончилась. Никто – ни Бог, ни Автор, ни политические или интеллектуальные

авторитеты более не могут задать господствующий вариант прочтения и исполнения

пьесы (нашего образа жизни). Автор умирает. Его роль начинаем исполнять все мы,

становясь творцами собственной судьбы.

Анологичное касается структур общества. Нет более ни «объективных

законов», ни принудительной каузальности, ни примера, который является образцом.

В работе «Страсти» Деррида, заочно полемизируя со сторонниками традиционного

детерминизма, в частности, пишет: «Какой пример? Вот этот. Несомненно, говоря

«вот этот», я уже говорю больше и нечто другое, я говорю нечто, что выходит за

рамки tode ti, данности этого примера. Сам пример в качестве такового выходит за

рамки своей единичности в той же степени, что и своей идентичности. Вот почему

примера нет, хотя и существует лишь это; безусловно, я слишком часто на этом

18 Цит. по: Постмодернизм. Энциклопедия. – Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. –

С. 174-175

настаивал, приводя различные примеры. Показательность примера, несомненно,

никогда не является его образцовостью»19.

Таким образом, остаются лишь саморефлексирующие структуры,

подверженные непредсказуемым случайным флуктуациям. Общественное будущее

детерминировано не прошлым, а создается через «вдруг-события» и «со-

присутствие» отдельных суверенных индивидов. Однако сказанное не означает

тотального отрицания линейного развития с действием традиционной причинности.

Так же как и сторонники синергетики постструктуралисты подобное развитие

рассматривают как частный случай. «Суверенность не уклоняется от диалектики», –

замечает Деррида.

Тема смерти Автора получила дальнейшее развитие в работах целого ряда

социальных теоретиков, в частности, Р. Барта, Ж.-Ф. Лиотара и др., которые

занимаются проблемами постмодернизма20.

Деконструкция: теоретическое обоснование

Как было отмечено выше, метод деконструкции практически используется

всеми представителями постмодернизма. Но у Ж. Дерриды он имеет свой смысл.

Кроме того, деконструкция получает и теоретическое обоснование в целом ряде его

работ, начиная с «Нечто, относящееся к грамматологии».

Как определяет сам Деррида, «деконструкция есть движение опыта,

открытого к абсолютному будущему грядущего, опыта, по необходимости

неопределенного, абстрактного, опустошенного, опыта, который явлен в ожидании

другого и отдан ожиданию другого и события. В его формальной чистоте, в той

неопределенности, которую требует этот опыт, можно обнаружить его внутреннее

родство с определенным мессианским духом»21.

Деконструкция как специфическая методология исследования любого

социального текста, но прежде всего литературного, предполагает выявление

скрытых в нем, по словам Дерриды, «спящих смыслов», перешедших в современный

тест из «первописьма» – мыслительных стереотипов и других дискурсивных практик

прошлого. Исходя из концепции о смерти Автора, социолог считает, что эти

«спящие смыслы» не доступны ни рядовому, ни искушенному читателю, ни даже

автору текста, так как речь идет о неосознаваемых мыслительных стереотипах,

характерных для языковых практик того времени, когда создавался текст. В свою

очередь, эти стереотипы также со временем изменяются независимо от автора

текста. Иными словами, любые значения никогда и ни в каком месте не обретают

застывшую структурную форму.

В итоге Деррида приходит к выводу о принципиальной невозможности

отобразить содержание бытия, ибо, анализируя элементы письма с помощью

деконструкции, исследователь, по существу, имеет дело с «истиранием» бытия и

следов присутствия человека. Отсюда неизбежное появление в любом тексте

«неразрешимостей», логических противоречий, обусловленных природой языка,

динамикой развития значений. И как следствие, обосновывается постулат о

19 Деррида Ж. Страсти // Socio–Logos’96. Альманах Российско–французского центра

социологических исследований Российской АН. М.: Socio–Logos’96, 1996. – С. 274

20 Заинтересованный читатель может обратиться к их трудам, изданным на русском языке: Барт

Р. Избранные работы: Семиотика, Поэтика. – М.: Издательская группа «Прогресс», Универс»,

1994; Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. – СПб.: Алетейя, 1998; его же. Феноменология. –

СПб.: Алетейя, 2001

21 Цит. по: Постмодернизм. Энциклопедия. – Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. – С. 197

невозможности единственной интерпретации текста и относительности,

субъективности любого прочтения. Это ещё раз доказывает несостоятельность

логоцентризма. Но подвергнуть эту научную и культурную традицию сомнению с

помощью логических приемов невозможно. Для этого можно и нужно использовать

деконструкцию.

Что же конкретно дает деконструкция исследователю? По мнению социолога,

эта методология позволяет в одной плоскости рассмотреть как действительность, так

и её рефлексию индивидами. Причем, исходя из того, что стираются грани между

объективными экономическими, политическими, образовательными структурами и

субъективным их восприятием сознанием людей.

Предметом для деконструкции прежде всего является иррациональный

характер отношений между «материальными» институтами государственной власти

и «факультетами» философии, права, медицины и др. По мнению Дерриды, власть –

это господство любых ментальных структур, таких, например, как «власть» или

«университет», которые, обретая мистическое содержание, могут выступать как

самостоятельные силы, манипулирующие сознанием людей. Структуры борются за

влияние над сознанием людей, что неизбежно порождает плюрализм производимых

и потребляемых смыслов, отличных от бытия. Соответственно, осуществляется

мистификация сознания.

Деконструкция как раз предполагает работу по выявлению природы

человеческого непонимания, показывает, что смысл авторитета любых структур

имеет внутреннюю противоречивость. Как считает Деррида, исходное различие

смысла и бытия не может быть преодолено за счет однозначного смысла.

4. У. Бек: создание теории общества риска

Ульрих Бек (U. Beck) – родился в 1944 году, немецкий социолог, автор

теории общества риска.

У. Бек получил разностороннее образование. В университетах Германии он

изучал юридические науки, социологию, философию, психологию. Успешно

защитил две диссертации. Преподает в ведущих университетах Германии и

Лондонской Школе Экономики. Является директором Социологического института

Мюнхенского университета.

Перу У. Бека принадлежат такие работы как: «Противоядие», «Политика в

обществе риска», «Изобретение политического», «Общество риска: к новому

модерну», «Что такое глобализация?» (последние две работы переведены на

русский язык).

Риски модерна: методологические и социокультурные подходы

У. Бек по своим воззрениям не столь радикален, как М. Фуко или Ж. Деррида.

По мнению У. Бека, современный мир пока не вышел за рамки модерна, т.е. не

перешел к постмодерну. Скорее, из классической, индустриальной стадии он

развился в стадию общества риска, сохраняя при этом многие черты

предшествующего развития. Однако Бек полностью поддерживает идеи

постструктурализма о неодетерниминизме и нелинейном развитии, отмечая, что тот,

кто «все ещё находится в плену мифа о линейности и разделяет тезис о культурной

конвергенции как непосредственном следствии экономической унификации, –

попросту невежественный человек»22.

Из методологических ориентаций Бека следует, что риски модерна не уходят

корнями в прошлое. Они, скорее, связаны с опасностями настоящего и будущего.

Социолог, подчеркивая свою приверженность неодетерминизму, пишет: «Общество

риска подразумевает, что прошлое теряет свою детерминирующую силу для

современности. На его место – как причина нынешней жизни и деятельности –

приходит будущее, т.е. нечто несуществующее, конструируемое, вымышленное.

Когда мы говорим о рисках, мы спорим о чем-то, чего нет, но что могло бы

произойти, если сейчас немедленно не переложить руль в противоположном

направлении»23.

Как считает Бек, прежние научные методологии, основанные на

принудительной каузальности, более не являются удовлетворительными. Если при

анализе рисков, ставка делается на выявление жестких причинно-следственных

связей, то непредвиденными последствиями тому может быть аккумуляция

современных рисков. «Ученые, – пишет он, – настаивают на «добротности» своей

работы, держат на высоком уровне теоретико-методологические стандарты, чтобы

обеспечить себе карьеру и материальное существование. Именно отсюда вытекает

своеобразная антилогика общения с рисками. Умение настаивать на недоказанности

причинных взаимосвязей вполне приличествует ученому и даже достойно похвалы.

Но для подверженных риску такой подход оборачивается своей

противоположностью: он ведет к накоплению рисков»24.

Социолог отмечает, что риски модерна вошли в противоречие с

ориентациями людей на индустриальные социокультурные ценности, особенно это

касается стремлений к росту благосостояния. Дело в том, что дальнейшее

наращивание производства благ неминуемо ведет к увеличению рисков. «В

индустриальном обществе, – замечает У. Бек, – «логика» производства богатства

доминирует над «логикой» производства риска… Выгода от технико-

экономического «прогресса» все больше оттесняется на задний план производством

рисков»21. Причем новые риски, в отличие от традиционных, не привязаны жестко к

конкретному месту и времени. Так, чернобыльская катастрофа затронула целый ряд

государств, а её генетические эффекты могут проявиться у будущих поколений.

Риски, как и благосостояние, распределяются по социальному принципу: они

становятся, прежде всего, уделом малоимущих. У. Бек пишет: «История

распределения рисков показывает, что риски, как и богатства, распределяются по

классовой схеме, только в обратном порядке: богатства сосредотачиваются в

верхних слоях, риски в низших. По всей видимости, риски не упраздняют, а

усиливают классовое общество. К дефициту снабжения добавляется чувство

неуверенности и избыток опасностей».25

Эта тенденция, считает Бек, прослеживается и среди стран. Рисков чаще и

больше встречается в менее развитых странах. Там чаще случаются технологические

катастрофы. Более развитые страны могут даже получать экономическую выгоду от

глобального увеличения рисков, разрабатывая технические новинки,

минимизирующие риски, оказывая помощь специалистами по преодолению

последствий катастроф. Однако, замечает социолог, риски модернизации рано или

22 Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001. – С. 213

23 Там же. – С. 175-176

24 Там же. – С. 75

21 Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс–традиция, 2000. – С. 14

25 Там же. – С. 40-41

поздно затрагивают и тех, кто их производит или извлекает из них выгоду. «Им

присущ эффект бумеранга, взрывающий схему классового построения общества.

Богатые и могущественные от них тоже не защищены»23.

Наконец, отметим то, что риски модерна распределены неравномерно. Но это

не значит, что какая-либо из стран мирового сообщества может находиться в полной

безопасности. Социолог считает, что сложившаяся ситуация вовлекает в политику

новых субъектов – «движения и партии граждан мира», которые проявляют

рефлексивность в отношении рисков.

Дата добавления: 2014-12-16