Метод сравнительного права 2 страница

практическое решение. А в конце работы эта презумпция служит средством контроля за правильностью достигнутых результатов: если компаративист констатирует на основе всей совокупности изучаемых материалов идентичность или по крайней мере сходство в решениях правовых проблем сравниваемых правопорядков, он может быть удовлетворен.

Если же будут установлены различия или полное отсутст­вие сходства в принимаемых решениях, то компаративисту потребуется вновь проверять, правильно ли и достаточно ли радикально поставлен вопрос о функциях исследуемых пра­вовых институтов, равно как и вопросы о том, не сузил ли он сферу своего исследования.

Конечно, следует еще раз подчеркнуть, что эта презумп­ция не всегда может быть использована. Она неприменима в тех областях права, которые несут слишком сильный отпе­чаток политических и моральных представлений данного общества. Для всех других отраслей права, нейтральных с точки зрения субъективных оценок и “технических”, “пре­зумпция идентичности” представляется нам вполне примени­мой рабочей гипотезой.

IV

Особой проблемой сравнительного правоведения, и в пер­вую очередь его методики, является вопрос о возможности его применения в отношении права социалистических стран. Под “социалистическими странами” понимаются страны, во главе политического руководства которых стоят ком­мунистические партии, придерживающиеся марксистско-ленинской идеологии.

Согласно ортодоксальной социалистической доктрине, функции права при социализме и капитализме диаметрально противоположны. Буржуазная правовая доктрина рассматри­вает право с формально-юридической точки зрения как изна­чально объективно существующую данность и не признает социальной функции права как инструмента господствующе­го класса в классовой борьбе. Для социалистической доктри­ны, наоборот, реальность права заключается непосредствен­но в его социальной функции. И с этой точки зрения для социалистической доктрины равноправное сравнение раз­личных правовых систем бессмысленно или даже невозмож-

но. В действительности ранее в СССР господствовала точка зрения о пригодности сравнительного правоведения лишь как инструмента доказательства преимуществ социалистическо­го права. Лёбер правильно, но слишком мягко охарактеризо­вал эту точку зрения как “контрастирующее правоведение”: правоведение, которое с порога отвергает любую разумную основу для сравнения, не является таковым вообще. Менее одиозная ситуация складывалась в этом плане в других соци­алистических странах, в которых раздавались разноречивые голоса. В них подчеркивалось отсутствие монолитного одно­образия права социалистических стран, а ценность капита­листической правовой доктрины полностью не отрицалась. Теоретики социалистического права тем не менее были еди­нодушны в том, что капиталистическая правовая доктрина способна анализировать лишь собственную правовую дей­ствительность и только в ней находить разумную основу для сравнительного правоведения.

Аналогичным образом разделились мнения и западных те­оретиков права. С одной стороны, такой знаток советского права как Билински (см. Das sowjetische Wirtshaftsrecht, 1968, S. 18) считает невозможными и неплодотворными срав­нительно-правовые исследования социалистического и капи­талистического права из-за различий в идеологии и в первую очередь в структуре хозяйства и общества. Но, с другой сто­роны, не меньший знаток социалистического права Лёбер энергично подчеркивает разумность и плодотворность срав­нительно-правовых исследований права различных социаль­ных систем. Точка зрения ортодоксальной советской право­вой доктрины, к которой в основном апеллирует Билински, не должна пугать. Сравнимость различных правопорядков ос­нована на идентичности правовых потребностей, и лишь в том случае, если они диаметрально противоположны, можно было бы констатировать принципиальную несравнимость за­падных и социалистических правопорядков. Но это еще не доказано и вряд ли доказуемо.

Разумеется, в данном случае следует проявлять особую ос­торожность при сравнении различных правовых институтов.

Явные различия в экономических системах капиталисти­ческих и социалистических стран влекут за собой соответ­ственно различия и в их правопорядках. Но стремиться вы­вести отсюда принципиальную несравнимость обеих систем было бы ошибочным. Ведь кроме экономики существуют

другие сферы, где различия не так велики. И Лёбер точно показал различия между правовыми институтами, обуслов­ленными системой, и нейтральными. К последним принадле­жит, например, семейное право. Здесь сравнительное право­вое исследование возможно и сталкивается с трудностями, но не большими, чем при сравнении “западных” правопорядков. Аналогичным образом следует согласиться, что в соци­алистических экономических системах сохранились опреде­ленные элементы частнопредпринимательской деятельности. С определенными оговорками сюда можно отнести уголовное право, процесс, внешнеэкономическое регулирование.

Авторское право и внедоговорная ответственность также могут стать объектом сравнительно-правового исследования.

Остается главная сфера — обусловленные системой ин­ституты. В сфере частного права к ним относятся прежде всего договор между госпредприятиями в плановой системе хозяйства, собственность социалистического предприятия, вся сфера государственного права в смысле западной док­трины, то есть административное право и право государ­ственных организаций, право Госарбитража, подсудность гос­предприятий. Если в данной сфере механизмы правового регулирования различаются настолько, что идентичные или сравнимые правовые потребности не возникают, то действи­тельно в правопорядках невозможно обнаружить функцио­нально однородные аналоги (см. Zweigert — Puttfarken), B целом же даже в этом случае не следует заранее предпола­гать полную несравнимость.

Можно высказать предположение о том, что сравнитель­ный анализ, проведенный с достаточной тщательностью и учетом правовых реалий, обнаруживает больше сходного, чем того хотелось бы идеологам разных социально-политических систем.

В любом случае совершенно очевидно, что споры о срав­нимости правопорядков стран с различными социально-политическими системами не могут служить серьезным препятствием для сотрудничества между компаративистами Востока и Запада.

Во многих международных организациях, как, например, в ЮНСИТРАЛ или в ЮНИДРУА, в течение многих лет рабо­тают юристы из социалистических стран, часто занимая в них высокие посты. Их отличают ответственное отношение к делу и профессионализм при решении практических задач.

То же можно сказать и о сотрудничестве в научной сфере в рамках подготовки “Энциклопедии по сравнительному пра­ву” или на многочисленных международных конгрессах и симпозиумах, в повестке дня которых значится сравнитель­но-правовая тематика.

V

Выше уже было показано, как и в каком объеме компа­ративисту следует изучать выбранный для исследования материал, так как это тесно связано со смыслом и целью сравнительного правоведения, его научным методом. Предва­рительно, разумеется, должен быть сделан выбор правопо­рядков, включенных в процесс сравнения. И если в отноше­нии исследования выбранных правопорядков действует принцип максимально углубленного проникновения в их суть, то в отношении выбора действует общий принцип ра­зумного ограничения. Это не столько объясняется трудностя­ми, связанными со слишком широкой постановкой вопроса, сколько подсказано опытом, согласно которому полученные результаты не будут адекватны затраченным усилиям, если круг исследуемых правопорядков не будет сужен до разум­ных пределов. Этот опыт имеет глубокие корни. По мере развития зрелых правовых систем они или полностью вос­принимались, или становились предметом довольно полного подражания, и пока имитирующая система (так называемое “дочернее право”) сохраняет, по крайней мере, стиль ориги­нала, ее решение юридических проблем представляет собой лишь бледную копию решений материнского правопорядка, не достигая самобытности и взвешенности решений своего “знаменитого” предшественника. А потому компаративисту будет вполне достаточно ограничиться изучением материн­ского правопорядка, а дочерний правопорядок оставить в стороне.

Однако положение вещей в действительности часто отли­чается от описанного выше, и потому высказанная рекомен­дация является скорее рабочей гипотезой, чем твердо уста­новленным результатом сравнительно-правовой методики.

О необходимости тщательной подборки материала свиде­тельствует то обстоятельство, что при рассмотрении роман­ской правовой семьи компаративист, взяв за основу своего

анализа “материнский” правопорядок Франции, должен при­нимать во внимание и частное право Италии. Причина этого заключается не только в возрастании объема историко-правовых исследований на родине римского права, но и во впе­чатляющем богатстве цивилистических идей, дальнейшему развитию которых способствовала после преодоления эзоте­рических методов исследования последняя кодификация (1942). В то же время компаративисту следовало бы по воз­можности отказаться от слишком обстоятельного изучения правопорядка стран Иберийского полуострова.

То же самое относится и к англосаксонской правовой семье. Для компаративиста XVIII века было бы вполне до­статочно ограничиться исследованием английского права и пренебречь правом Северной Америки. Сегодня картина ко­ренным образом, если не сказать полностью, изменилась: Англия и США, несомненно, принадлежат, как “мать” и “дочь”, к англосаксонской правовой среде. Право США в рамках этой семьи имеет свой ярко выраженный стиль. Оно не только заимствует идеи английского права, но и идет го­раздо дальше. А потому компаративист допустил бы боль­шую ошибку, если бы наряду с английским правом не вклю­чил в круг своих исследований и право США.

Трудно сказать что-либо определенное о нормах ограни­чений, так как все зависит от предмета конкретного иссле­дования. Если речь идет не о сравнении отдельных институ­тов или решений конкретных юридических проблем, а лишь о стиле правовой семьи в целом, то, как правило, достаточно изучить стиль не всех, но лишь тех, которые презюмируются в качестве “материнских” правопорядков, входящих в дан­ную правовую семью. Если же речь идет об изучении от­дельных вопросов, то следует придерживаться следующего твердого правила: при решении “классических” проблем ци­вилистики, касающихся правового регулирования сделок, обязательств, собственности в англосаксонской правовой семье, можно ограничиться по преимуществу Англией и США, в романской — Францией и Италией, в германской — Германией и Швейцарией (хотя незнакомому с этой право­вой семьей компаративисту необходима подзорная труба, чтобы отчетливее разглядеть здесь сходство).

А в правовой семье северных стран наиболее целесооб­разно ограничиться Швецией, Данией. Стимулирующим фак­тором в данном случае служит неприятие догматического

подхода. Однако часто непреодолимым препятствием здесь является незнание языка. Для изучения специальных проблем помимо вышеназванных основополагающих проблем граж­данского права будут применяться другие принципы сужения круга рассматриваемых правопорядков, однако “материн­ские” правопорядки больших правовых семей и в данном случае вряд ли допустимо оставить без внимания.

Вот несколько примеров. Если рассматривается проблема антитрестовского законодательства, то плодотворнее изучать право США, чем право Франции. Если речь идет об ограни­чении ответственности торговых компаний, то много ориги­нального можно почерпнуть в праве Лихтенштейна, хотя яв­ляются ли предлагаемые им решения лучшими — спорно. А в беспристрастности процесса решающую роль сыграло ан­глийское право. Разумеется, существует ряд особо актуаль­ных проблем, с решением которых экспериментируют зако­нодатели и судебная практика различных стран мира. В данном вопросе внимания заслуживает также опыт малых стран. Например, право Франции и Швеции дает эффектив­ное решение проблемы регулирования с помощью общих ус­ловий хозяйствования; канадская провинция Саскачеван, Польша, Финляндия и Швеция были первыми странами мира, которые, взяв за основу пример социального страхова­ния несчастных случаев, урегулировали законодательно про­блему компенсации ущерба, полученного в результате дорожно-транспортных происшествий, а Новая Зеландия — всех несчастных случаев. В области семейного права много может дать изучение законодательства Скандинавских стран.

Все это, разумеется, лишь практические советы, основан­ные на опыте и интуиции, которыми компаративист по же­ланию может воспользоваться, если хочет сделать разумный выбор правопорядков для своего исследования.

Конечно, существует точка зрения, согласно которой компаративист в принципе должен ограничивать свое иссле­дование “материнскими” правопорядками больших право­вых семей. Ее оспаривает проф. Дробниг. По его мнению, эти правовые системы не обладают монополией на ориги­нальные юридические открытия и потому следует в сравни­тельно-правовое исследование включать правопорядки, ко­торые могут иметь отношение к данной проблеме. Этот материал дает возможность изучить разнообразные вариан­ты ее решения и опытным путем подобрать оптимальное для

соответствующего правопорядка. Эту точку зрения Дробниг основательно развил в связи с подготовкой международной “Энциклопедии сравнительного права”, в которой благодаря внушительному финансированию принимают участие сотни компаративистов всего мира и которую без преувеличения можно причислить к числу наиболее значительных сравни­тельно-правовых исследований (см. Zweigert, Rabeis, Z., 31, 1967, 539). В рамках столь всеобъемлющего исследования требования Дробнига выполнимы и оправданны, так как каждый исследователь может получить полную картину о правовых системах мира благодаря возможности пользовать­ся соответствующими библиотеками, консультироваться с коллегами и пользоваться услугами сотрудников, занимаю­щихся сбором справочных материалов. Здесь действительно ни один из правопорядков не сможет избежать профессио­нальной экспертизы, включая не представляющие особой юридической ценности, “не закаленные” в горниле обшир­ной судебной практики и серьезной научной критики. Ко­нечно, в наши дни не все сравнительно-правовые исследова­ния осуществляются с привлечением специалистов со всего мира, хотя, может быть, это было бы желательно. Сравни­тельно-правовое исследование, осуществляемое в одиночку, даже сейчас разумно и необходимо. Такие исследования осо­бенно важны при изучении правовых систем отдельных стран, а не всего мира. Правильный отбор правопорядков в этом случае может оказаться делом трудоемким, но по прак­тическим соображениям неизбежным. Что же касается кри­териев отбора, то приведенные выше практические советы за неимением лучшего, как и прежде, представляют собой хорошую отправную точку.

VI

В сравнительно-правовом исследовании постоянные и часто стереотипные сравнения побуждают искать критерии выбора конкретных правовых систем. Процесс сравнения, который осуществляется путем эмпирического отбора мате­риала, начинается практически, когда собраны отчеты о пра­вовых системах разных стран. В качестве испытанного под­хода к исследованию и его систематизации рекомендуется самостоятельно изучить в сравнительном плане посвящен-

ные отдельным странам доклады с той точки зрения, чтобы выявить, в каких из них предмет исследования уже отрефе­рирован на основе обсужденных выше принципов для каждо­го правопорядка или правовой семьи — другими словами, без критической оценки, но с важными деталями, помогающими направить предстоящую работу в необходимое русло. Чита­тель или пользователь результатов сравнительно-правового исследования должен хорошо знать исходный материал, если ему предстоит завершить работу, не говоря уж о том, что все неизвестные правовые материалы должны быть ему доступ­ны. В то же время не исключено, что характерные особен­ности изучаемой проблемы могут потребовать иного подхода. Примером может служить работа Эссера (см. Esser, Grund­satz u. Norm in der richtigen Fortbildung des Privatrechts).

Он изучает внешние формы судебного правотворчества, что является одной из основных юридических проблем, кото­рая не была в понятийном смысле опосредована ни доктри­ной, ни законодателем и, кроме того, не закрепилась в пра­вовом сознании немецких юристов.

В объективном, то есть в значительной степени рефера­тивном, страновом правовом обзоре эта проблема не могла бы быть исследована или появилась бы лишь в схематичес­ком виде. И потому в данном случае следует поступать подоб­но Эссеру, который самостоятельно разработал эту проблему с помощью сравнительного метода. Справедливости ради сле­дует отметить, что подобные работы и требования — редкие исключения. Для решения всех конкретных правовых проб­лем рекомендуется изучение обзоров права отдельных стран.

Сравнение решений тех или иных вопросов в различных правовых системах без комментариев еще не является срав­нительным правом. Оно начинается лишь после этого. “Мы познаем внутренние отношения между правопорядками, — формулирует задачу Э. Рабель, — когда нам удается показать во взаимосвязи путем сравнительной характеристики ин­ститутов всю совокупность того, что есть в них общего и различного” (Fachgebiete, аа0, S. 186). Это, то есть само сравнение, — труднейшая часть сравнительно-правового ис­следования. Оно почти полностью исключает попытки его формализации и во многом зависит от особенностей изучае­мой проблемы, равно как и от решения ее в различных правопорядках. Удается сформулировать лишь некоторые расплыв­чатые принципы общего порядка.

Само собой разумеется, что сравнительный анализ дает разнообразие решений. Удивление, порождаемое этим разно­образием, — первый стимул для сравнительно-правового исследования. Однако составление перечня сходств и различий мало что дает. По существу это было бы более конкретным повторением того, что содержится в обзорах национального права. Было бы достаточным, если бы в каждом из рассмат­риваемых правопорадков можно было отыскать четкое и оче­видное решение исследуемой проблемы. Но, как показывают наши примеры, в большинстве случаев все гораздо сложнее и всегда всплывают проблемы, достойные сравнительно-правово­го исследования. Суть сравнения заключается в том, чтобы взглянуть на различные решения под новым углом зрения, который позволял бы выявить прежде всего их общность. В страновом обзоре, в котором материал лишь отреферирован, дается всеобъемлющее правовое решение проблемы. Однако оно характерно именно для данного правопорядка, отражает его правовую среду, законы и прецеденты и выражено в поня­тиях данной правовой системы. Что это может означать, отмечалось выше. При сравнении же каждое изучаемое реше­ние, напротив, будет рассматриваться и оцениваться во взаи­мосвязи со всеми остальными, а не с точки зрения его собст­венного правопорядка. Эта новая точка зрения и характеризует сравнение в подлинном смысле этого слова. Другой харак­теристикой, неразрывно связанной с первой, является функ­циональность. Выше говорилось о решающем значении функ­ционального принципа для изучения любого правопорядка, являющегося предметом сравнительно-правового исследования. Процесс сравнения как раз и является целью такого использо­вания. Различные правовые системы сравнимы лишь в той мере, в какой они решают данную проблему, удовлетворяя потреб­ность в адекватном правовом ре1улировании. Другими словами, только функциональная однозначность, то есть выполнение одной и той же задачи институтами разных стран, делает возможным и целесообразным их сравнение.

Функция — исходная точка и основа правового сравне­ния. Она является tertium comparationis — третьим элемен­том сравнения, вокруг которого в прошлом велись продолжи­тельные и бесплодные дискуссии. Для процесса сравнения это означает, что функциональность рассматриваемых правопорядков, их регулирующий механизм берутся в чистом виде, то есть без национальной специфики, присущей их

юридическим понятиям, доктринальным взглядам и искомым решениям. Это означает, далее, что каждое решение с точки зрения данной функции следует оценивать как единое (для всех изучаемых правопорядков) и сравнивать, абстрагируясь от различий, которые они получают в национальных правопорядках, независимо от того, идет ли речь о “норме права”, толковании, судебной практике или любом другом правовом явлении. Опыт показывает, что сравнивать элементы реше­ний изучаемых правопорядков, вырывая их из решения в це­лом, то есть без учета функциональности, малоэффективно и чревато ошибками. Велик соблазн сравнивать в первую оче­редь принципы, лежащие в основе законодательства и докт­рины изучаемых правопорядков. Эти принципы в разных правопорядках часто существенно отличаются друг от друга. Но исключение различающихся принципов затруднило бы решение задачи определения, для какого случая решения сравниваемых правопорядков были бы различны. В этой свя­зи то, что рассматривается в качестве принципа, применяет­ся даже в сфере юридических фактов таким образом, чтобы свести его влияние к нулю.

Механизм “космополизации” принимаемых решений, ос­вобождения их от национальной специфики столь сильно за­висит от каждого конкретного случая, что в отношении его нельзя вывести общее правило. Так, в одном случае может потребоваться “расщепление”, как в примере с институтом доверительной собственности англо-американского нрава: рассматриваемая в качестве единого для всей данной право­вой системы института, она “расщепляется” в соответствии с потребностями правового оборота для решения юридических проблем в различных областях права. Но речь может идти и о синтезе, как, например, в случае с законным представите­лем: будучи “расщепленным” на несколько самостоятельных институтов, которые лишь в совокупности дают всеобъемлю­щее решение проблемы, оно должно рассматриваться с точки зрения сравнительного права как единый институт.

VII

Следующим шагом в процессе сравнения является созда­ние соответствующей системы. Сравнительно-правовое ис­следование специальных предметов не может обойтись без

собственной системы и собственных понятий. Система долж­на быть настолько гибкой, чтобы ее можно было использо­вать в качестве инструмента для объединения в рамках более широкого родового понятия гетерогенных, но функционально однородных институтов. Например, во всех правовых систе­мах отграничивают обязывающие сделки от необязывающих. Однако правовые критерии подобных разграничении различ­ны. Обязательность может найти свое выражение в выполне­нии ряда формальностей, а на более высокой стадии разви­тия права достаточным может оказаться простое судейское толкование. В данном случае создаваемая система сравни­тельного права должна содержать понятие, включающее в себя понятия “формы”, “причины” (но только в одном из их многочисленных и богатых оттенками значений), “возмездности”. Смысл этого понятия заключается в том, чтобы по­казать, что речь идет о явлениях, которые отделяют правовые обязательства от сугубо общественных, то есть о своего рода показателях “значимости”.

Еще пример. По Эссеру, принцип неосновательного обо­гащения имеет всеобщий характер (Esser, аа0, S.367). Дейст­вительно, в той или иной форме он применяется повсемест­но, но функции его применения различны. И, следовательно,. то, что в одной правовой системе является возмещением ущерба по иску о неосновательном обогащении, в другой — по иску о противоправном поведении, а в третьей — по иску о неправомерном отказе от договора. Для системы понятий в сравнительно-правовом исследовании следовало бы создать также обобщающее понятие с единой функцией или несколь­ко обобщающих понятий с различными функциями, каждая из которых, однако, включала бы регулирование проблем, вытекающих из неосновательного обогащения и аналогич­ных гражданско-правовых нарушений: это может быть рес­титуция в случае неправильно произведенного платежа, по­сягательства на чужую собственность, неправомерного использования вещей (см. Caemerer, Bereicherung u. erlaubte Haltung, Festschrift,.1, 1954, 333).

В отношении обобщения других понятий дело обстоит проще: следует употреблять выражение “нарушение догово­ра” вместо “неосуществимость договора”, а вместо “ответ­ственность за помощников”, “ответственность за подчинен­ных”, или respondeat superior, — “ответственность за людей”. Термин “строгая ответственность” лучше, чем “ответствен-

ность за вред, нанесенный источником повышенной опас­ности”, или “теория риска”.

Таким образом, система терминов сравнительного права приобретает очертания довольно неопределенной структуры с более обобщенным содержанием понятий, чем в нацио­нальном праве. Это вызвано тем, что понятие сравнительного права в силу его функциональной природы опосредует те явления общественной жизни, которые не попадают в сферу действия понятий национального права. Тем самым сравни­тельное правоведение ведет к созданию системы комплекса функций; с помощью обобщенных понятий сравнительного права характеризуются юридические задачи, которые стоят перед соответствующим институтом права — всей совокуп­ностью институтов с аналогичными социальными и экономическими предпосылками, призванными регулировать опреде­ленную сферу общественных отношений. Тем самым между решениями, различающимися только по юридико-техническим признакам или даже по предмету регулирования, созда­ется объективно обоснованная тесная взаимосвязь, благодаря которой они становятся сравнимыми и сопоставимыми друг с другом. Дробниг показал (аа0, S. 228), как с интернациона­лизацией сравнительно-правового исследования растет зна­чимость системы понятий сравнительного права и как однов­ременно усложняются возникающие при этом проблемы.

С аналогичными трудностями сталкивается каждый руко­водитель библиотеки иностранного права, перед которым стоит задача составить каталог имеющегося материала на основе международной системы понятий не по странам, а по предмету исследования.

И это со всей очевидностью свидетельствует о возможности создания международной науки права. Именно здесь проявля­ется тот факт, что частное право после эпохи формирования и обособления национальных правовых культур с их богатым теоретическим наследием и системой, своеобразие которых кажется не поддающимся сравнению и переносу на другую национальную почву, вновь, как и во времена естественного права, может стать предметом всестороннего международного исследования без ущерба для научной точности и объективнос­ти его результатов. Сравнительное правоведение внесло важ­ный вклад в понимание того, что подход к правую особенно к частному праву, как к предмету исследования требует при изучении его отказаться от национальной ограниченности.

Действительно, в этом качестве оно является одной из многих юридических дисциплин, развитие которой ухе дав­но идет в данном направлении. Критика, способствующая универсализации системы национальных правовых понятий и отказу от их территориально ограниченного применения, также внесла свой вклад в подобное развитие. Она исходи­ла от сторонников так называемой “теории интересов” (согласно которой всеобщий интерес находит отражение в единичном), от сторонников доктрины свободы применения права правоприменительными органами, от социологов пра­ва и приверженцев правового реализма. Все они сходятся в признании того, что предмет правовой науки — не столь­ко понятийные правовые конструкции, сколько сами жиз­ненные проблемы, которые наука права должна решать. Право — это “социальная технология”, а правовая наука — социальная наука. Именно такое понимание является одно­временно как результатом, так и отправной точкой для раскрытия интеллектуального потенциала и методологии сравнительного права. Такое понимание сравнительного правоведения полностью отвечает современным тенденциям развития правовой науки, поскольку в основу его мето­дологии положен принцип функциональности, а не сис­тематики правовых институтов разных стран и решение юридических проблем в рамках конкретной правовой сис­темы оценивается с точки зрения адекватности их данной социальной среде, соответствия тем социальным задачам, которые они призваны выполнять. Оно придает науке права международные масштабы и значительно расширяет круг материалов, без которых даже самые талантливые юристы, ограничивающиеся изучением лишь национального правопо­рядка, не имели бы достаточных возможностей для реа­лизации своего творческого потенциала.

Уже Иеринг в предисловии к своей работе “Дух римского права” дал набросок своего видения универсальной сравни­тельно-правовой науки:

“Некогда всеобщая правовая наука деградирует, будучи ограничен­ной национально-государственными рамками. Границы научных иссле­дований совпадают с политическими границами. Унизительная, недо­стойная форма существования науки! Но только от нее самой зависит, перешагнуть ли через ограничения и вернуть себе навсегда утраченную всеобщность, которой она так долго обладала, но уже в форме срав­нительного правоведения. У нее уже будет другой метод, она будет

обладать более широким кругозором, ее решения будут более зрелы­ми, а обращение с материалом — более свободным, и, таким образом, кажущаяся потеря (т.е. потеря единого пространства римского права) обернется в действительности настоящим приобретением, которое под­нимет научную деятельность на более высокую ступень” (Jhering, аа0, Teil I, 1924, S. 15).

Эти слова Иеринга близки к тому, чтобы стать явью. И не в последнюю очередь благодаря сравнительному праву. Если право рассматривать с функциональной точки зрения, то обнаружится идентичность юридических проблем в каж­дой стране. Такой подход можно применить к правопорядку любой страны мира, даже к странам с различным социаль­но-политическим строем и к странам, находящимся на раз­ных ступенях социально-экономического развития. Система подобной универсальной правовой науки со своей теорети­ческой концепцией, с единым понятийным аппаратом, ма­териалом, структурированным по общей схеме, может быть только наднациональной по своему характеру.

Дата добавления: 2014-11-29