Средневековой русской литературы

Зарождение и формирование

Возникновению литературы предшествовало крещение Руси (988) и ее вхождение в семью христианских народов Европы. Процесс христи­анизации языческих восточнославянских племен и образования раннефеодального государства обнаружил настоятельную потребность в письменности, а она, в свою очередь, послужила основой для рождения книжной литературы. Христианство пришло на Русь из Византии че­рез посредничество южнославянских стран, прежде всего Болгарии, поэтому первыми книгами, которые стали читать русские, были перево­ды с греческого, часто выполненные болгарскими книжниками. При этом на Руси между литературным (старославянским) и разговорным

(древнерусским) языками не существовало такой пропасти, как в стра­нах Западной Европы, где большинство прихожан не понимало церков­ной проповеди, читавшейся на латинском языке. Близость книжного и разговорного языков, безусловно, способствовала интенсивному литера­турному строительству, ускоренному процессу развития литературы Киевской Руси.

Устойчивым в средние века на Руси был интерес к апокрифической литературе, к запрещенным официальной Церковью произведениям, излагавшим в нетрадиционной форме библейскую историю, богатым бытовыми подробностями о жизни Христа, живописующим загробную участь праведников и грешников. «Хождение Богородицы по мукам» в индексе «отреченных книг» появилось на Руси уже в XI веке. Особая популярность этого апокрифа в древнерусской литературе была связана с глубокой верой народа в Богородицу как молитвенницу и заступницу людей перед Богом. Богородица в сопровождении архангела Михаила совершает «хождение» по аду и, потрясенная увиденным, просит Хри­ста проявить милосердие к грешникам. Если канонические церковные книги лишь грозили согрешившим неизбывной мукой после смерти, то апокриф поражал воображение средневекового читателя яркими в своей конкретности картинами адских мучений. В аду, расположенном глубо­ко под землей, язычники погружены в страшную тьму, клеветники под­вешены за язык к раскаленным железным крючьям, клятвопреступники повержены в огненную реку. Бытуя в демократической среде, апокриф дополнялся сценами наказания немилостивых бояр и неправедных су­дей. Таким образом, апокрифическая литература, проникнутая идеей воздаяния в загробной жизни за поступки, совершенные человеком в жизни земной, была действенным средством воспитания христианской морали. Мотив моления Богородицы Христу за всех грешников позд­нее получил развитие в русских духовных стихах, был использован Ф.М. Достоевским в «Легенде о Великом инквизиторе» (роман «Братья Карамазовы»).

«Народными книгами» средневековья часто называют патерики, или «отечники». Это сборники рассказов о святых определенной местности: целого региона – Синайский, или государства – Египетский, или го­рода – Римский. Переведенные с греческого языка на славянский уже в X – XI веках, они рано вошли в круг чтения древнерусского челове­ка, приобщая его через простые по стилю и занимательные по форме рас­сказы о жизни монахов к высоким истинам христианства, формируя но­вый идеал поведения. Патерики содержали не цельные жизнеописания святых, а короткие рассказы о самых ярких эпизодах подвижнической

деятельности монахов – «воинства Христова»: о том, как старец Гера­сим исцелил льва, а старец Феон «связал молитвой» пришедших к нему грабителей. Стиль патериковых сказаний обычно сравнивают со скром­ной, одноцветной и простой по покрою монашеской рясой, настолько он далек от установки поразить читателя «красноглаголанием». Под влия­нием переводной литературы «отечников» складываются русские патериковые своды, обычно монастырские: Киево-Печерский, Волоколам­ский, Псково-Печерский и Соловецкий. Рассказы патериков, позднее включенные в «Пролог», привлекали «прелестью простоты и вымысла» Пушкина и Л. Толстого, Лескова и Гаршина.

Почетное место в переводной литературе занимала патристика. Из сочинений богословов, которые пользовались на Руси авторитетом и по­читались как «отцы Церкви», популярными были произведения Иоан­на Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника и др. Свою главную задачу они видели в толкова­нии и пропаганде высоких истин христианства. В совершенстве владея искусством дидактического и торжественного красноречия, они через красоту словесную приобщали христиан к красоте духовной. У них древнерусские писатели-риторы учились метафорической емкости обра­зов, когда святой мог уподобляться виноградной лозе или небесному светилу, слова молитвы сравниваться со стрелами, бьющими в цель, а суетная жизнь ассоциироваться с волнующимся морем. Это развивало поэтическое мышление читателя, формировало его литературные вкусы.

Памятники переводной литературы, трансплантируясь, продолжали свою жизнь в новых условиях, возникали их новые переводы и редак­ции, подобно тому как, по словам Д.С. Лихачева, «пересаженное расте­ние начинает жить и расти в новой обстановке». Они становились орга­ничной частью национальной литературы, стимулировали ее развитие, «подсказывая» новые темы и формы, «подпитывая» опытом художест­венного творчества другие христианские страны.

Литература Киевской Руси

Русское летописание XI – XII веков

«Повесть временных лет»

Появление каждого жанра в литературе исторически обусловлено. Летописание на Руси возникло из потребности раннего феодального об­щества иметь свою письменную историю, было связано с ростом нацио­нального самосознания русского народа. Обслуживая определенную сферу общественной жизни, летописи являлись историческим докумен­том государственного значения, включавшим договорные грамоты, за­вещания князей, постановления феодальных съездов и т.п. Фиксируя наиболее значительные вехи исторического развития древнерусского го­сударства, летописец отстаивал мысль о его политической, религиозной и культурной независимости, изображал историю Руси как часть миро­вого исторического процесса. Он радел о том, чтобы не прервалась «жи­вая связь времен», чтобы человек не лишился «исторической памяти».

Русское летописание в процессе своего становления опиралось на опыт мировой литературы, причем освоение этого опыта носило творче­ский характер. Летопись, в отличие от римских анналов и византийских хроник, строилась по годам, а не по циклам, соответствующим периодам правления того или иного императора, правящей династии. Она имела коллективный характер создания и не замыкала рассказ в рамках твор­чества одного писателя, его видения истории. Отсюда более широкий масштаб охвата событий, отражение народной точки зрения на ход ис­тории. Повествование в летописи носило «открытый характер», было разомкнуто в пространстве и времени, то есть могло быть продолжено до сего дня, вобрав события и русской, и мировой истории.

Вопрос о времени возникновения русского летописания относится к разряду спорных в науке. Разрозненные записи важнейших истори­ческих событий, видимо, существовали уже в конце X века, однако ле­тописание еще не имело системного и целенаправленного характера, ка­кой обрело в период правления Ярослава Мудрого, то есть не раньше

30-х годов XI века. Название первого из дошедших до нас летописных сводов начала XII века имеет пространный вид: «Пов'Ьсть времен-ныхъ л-Ьт черноризцл Федосьевд мондстыря Печерьсклго, откуду есть ПОШЛА Рускдя земля... и хто в ней почдлъ irfepB'fee княжити, и откуду РЫСКАЯ земля СТАЛА есть», – ибо в древности название не столько сигнализировало о жанре, сколько определяло тему повествова­ния, настраивало читателя на определенный тип восприятия.

«Повесть временных лет» – произведение, над созданием которого трудилось не одно поколение русских летописцев, это памятник коллек­тивного творчества. В результате долгой и кропотливой работы ученым удалось реконструировать не дошедшие до нас летописные своды, ле­жавшие в основе «Повести». На то, что она в отдельных фрагментах вто­рична, указывала хорошая осведомленность летописца начала XII века о событиях, отстоявших от него на столетие, будь то рождение князя или битва русских с печенегами. Точные выкладки хронологического и топо­графического порядка в этих летописных статьях доказывали, что о событиях писали по «горячим следам». Во-вторых, исследователи увидели в «Повести» напластования текстов, созданных в разное вре­мя. Например, к разряду позднейших дополнений ученые отнесли текст четвертой мести княгини Ольги древлянам, когда она обложила Искоростень «легкой данью»: по голубю и воробью от дыма, чтобы потом вернуть ее жителям города, привязав к хвостам птиц горящую паклю. Этот фрагмент нарушал принцип троекратного действия, при­шедший в литературу из фольклора, потому что до этого княгиня уже трижды отомстила восставшим, повелев заживо погрести послов Древлянской земли, сжечь вторую депутацию древлян в бане, истребить вра­жескую дружину после тризны на могиле мужа. Кроме того, даже при беглом чтении летописи нетрудно заметить различия в политических взглядах и уровне литературного мастерства ее составителей, в исполь­зовании ими фольклорных и книжных источников.

Восстановление летописных сводов, предшествовавших «Повести временных лет», – труднейшая задача, которая была решена благо­даря трудам А.А. Шахматова и М.Д. Приселкова, Б.А. Рыбакова и Д. С. Лихачева. Причем последний, в отличие от А. А. Шахматова, в истории русского летописания XI – XII веков увидел не только дина­мику идей, но и эволюцию литературной формы их воплощения.

Первый этап в становлении летописного дела на Руси Д.С. Лихачев относил к 30 – 40-м годам XI века и связывал с просветительской дея­тельностью Ярослава Мудрого и книжников его «гнезда». Центром лето­писания стала София Киевская, где Ярослав Мудрый пытался утвердить

в качестве митрополита русского, а не грека. Обострение борьбы Руси за религиозную, а следовательно, и политическую независимость от Ви­зантии привело к тому, что ядром древнейшего киевского летописного свода стало «Сказание о распространении на Руси христианства». По форме это произведение еще не летопись, а скорее патерик – сборник рассказов о христианизации Руси: например, о крещении княгини Оль­ги, о выборе веры князем Владимиром, о первых русских святых Бори­се и Глебе. Заканчивалось «Сказание» похвалой Ярославу Мудрому.

Второй этап работы над летописным сводом приходится на 70-е го­ды XI века и связан с другим центром русского просвещения – Киево-Печерским монастырем, куда летописание перемещается после смерти Ярослава Мудрого и замены русского митрополита Илариона греком Ефремом. Печерский монастырь не был ни княжьим, ни митрополи­чьим, он проводил самостоятельную политическую линию, направлен­ную против феодальных междоусобных войн, и защищал принципы на­следования киевского престола «по старшинству». Составление первого Печерского летописного свода 70-х годов, как полагают исследователи, не обошлось без участия игумена Никона, ученого книжника и деятель­ного политика, которому не раз приходилось спасаться от княжеского гнева в далекой Тмуторокани.

В конце 90-х годов произошло примирение князя Святополка с мо­настырем, и около 1113 года в Киево-Печерской лавре в его интересах создается новый летописный свод – «Повесть временных лет», первая редакция которой принадлежит Нестору. Из оппозиционной летопись становится официальной, начинает носить общерусский характер, отсю­да стремление Нестора к широким историческим обобщениям. Он от­крывает «Повесть» рассказом о Великом потопе и разделении земель между сыновьями Ноя, рассматривая историю Руси как часть общего мирового процесса развития. Нестор-летописец выступает в роли иссле­дователя-историка. На основании изучения различных исторических источников он вычисляет точные даты тех или иных событий, пытается истолковать значение слова «Русь», включает в летопись легенду о при­звании варягов, тексты договоров русских с греками. Народность виде­ния истории Нестором сказалась в том, что в «Повесть временных лет» он вводит предания, противоречащие официальной точке зрения на ис­торию страны как историю княжеских деяний. Это рассказы, воспеваю­щие народную мудрость, отвагу и патриотизм (легенда о белгородском киселе, сказание о юноше Кожемяке). Индивидуально-авторское нача­ло, слабо выраженное в эпоху средневековья, присутствует в рассказах

Нестора о событиях, участником или непосредственным свидетелем которых он был. Повествование о перенесении мощей Феодосия Печерского, о набеге половцев на монастырь в 1096 году ведется от перво­го лица, пронизано лирическим чувством: в одном случае – благогове­ния перед «земным ангелом», в другом – горечи утрат.

Новые редакции «Повести временных лет» создаются за предела­ми Печерского монастыря. Вторая редакция была составлена в 1116 году попом Сильвестром, которому Владимир Мономах поручил «вы­править» работу Нестора, прославлявшую его политического против­ника (на этом этапе в «Повесть» был включен рассказ об ослеплении Василька Теребовльского, где князь Святополк рисуется одним из участников злодеяния). В 1118 году летопись снова подвергается ре­дакторской правке в интересах преемника Владимира Мономаха – князя Мстислава.

«Повесть временных лет» – наиболее значительный пример ис­пользования фольклорной традиции в литературе Киевской Руси. И это неудивительно. Восстанавливая дохристианский, дописьменный пери­од в истории Руси, летописец был вынужден обращаться за сведения­ми к родовым преданиям, топонимическим легендам, дружинной по­эзии. При этом он не был простым регистратором событий, но часто выступал в роли исследователя, приводя и анализируя несколько фоль­клорных версий одного исторического факта. Рассказывая о возникно­вении Киева, летописец излагал две точки зрения на происхождение основателя города: одни «ркошд, яко Кий есть перевозникт» высть», другие «скдздють: яко велику честь приял есть от цесдря», – и, сле­дуя логике официального историографа, утверждал: «Аще ко вылъ пе-ревозникт Кий, то не вы ходил-ъ кт. Цесдрюгрдду. Но сии Кий княжд-ше в роду своем».

В более поздних фрагментах летописи на смену эпическому стилю в изображении героя пришел монументально-исторический, где идеализа­ция князя предполагала восхваление его христианских добродетелей: любви к Богу, почитания Церкви, милости к убогим, воздержания от по­хоти и пьянства. Летописные характеристики князей-христиан офици­альны, парадны, лишены индивидуальных примет. В отличие от изобра­жения первых русских князей, характеристики их потомков полны мета­морфоз, когда князь-убийца превращался в князя-праведника, разуме­ется, в результате чуда, ибо герой средневековой литературы еще не знал внутренней борьбы. Поэтика фольклора не допускала двухцветной палитры в изображении князя, в то время как литературный герой мог

перевоплощаться. Киевский князь Святополк Изяславич милостив и мудр в изображении Нестора, но жесток и корыстолюбив в рассказах других летописцев.

О влиянии фольклорных источников на «Повесть временных лет» свидетельствует решение в ней темы воинского подвига. Победа руси­чей над врагами может изображаться без религиозной мотивировки, без появления на поле боя небесного воинства, как результат единодушного желания «хороброй» русской дружины «не посрлмить земли Русской и лечь костьми тут, ИБО мертвые срама не имут». Но уже описание поединка князя-христианина Мстислава с касожским богатырем Редедею содержит эпизод, когда ослабевший в бою князь молится Богоро­дице и дает обет в случае победы воздвигнуть храм в ее честь. Религи­озный мотив «чуда» позднее будет пронизывать батальные описания, ставя судьбу человека и народа в зависимости от воли Бога, помощи не­бесных покровителей.

Особая роль устно-поэтической традиции в формировании летописи хорошо видна при анализе ее художественной формы. Ведущее место в рассказах, выросших на фольклорной основе, занимает диалогическая, а не монологическая речь. Диалог составляет не менее половины рассказа о мести княгини Ольги древлянам, сами же поступки Ольги фиксируют­ся с предельным лаконизмом. Ранним летописным текстам чужда рито­рическая украшенность речи, они отличаются предельной скупостью в использовании художественных средств, частым повтором одних и тех же слов, употреблением простых синтаксических конструкций типа «Иде СВЯТОСЛАВА ил коздры» или «Поведи вятичь СВЯТОСЛАВА и дднь ид нихт» възложи». Это особенности живой разговорной речи, недаром в летописи так много пословиц и поговорок, впитавших народ­ную мудрость. «Лще СЯ ВАВАДИТЬ ВОЛКА ВЪ OBU/fc, ТО ОТНОСИТЬ ПО единой все стддо, дще не увьють его; тдко и сии, дще не увьем его, то вен ны погукить», – рассуждают древляне, узнав, что князь Игорь идет за повторной данью.

Несмотря на то, что в поле зрения летописца часто попадали траги­ческие события русской истории: убийство по приказу брата князей Бо­риса и Глеба, набеги кочевников и «разорение» Русской земли, – как и народный сказитель, он верил в конечное торжество добра и справедли­вости, его произведения пронизаны чувством исторического оптимизма. Осуждая политику княжеских «котор», летописец выступал против князей, прозванных в народе Гориславичами и Окаянными. В летопис­ной «Повести об ослеплении Василька Теребовльского» истинным геро­ем является не «сотена», который «влезе» в сердца некоторых мужей,

«нашептавших» Давыду, что Васильке и Владимир «куют крамолу» на киевского князя, нарушая Любечский договор, не Давыд, убедивший Святополка Изяславича ослепить Василька и тем самым лишить поли­тической активности, и, конечно, не князь Святополк, решивший после преступления бежать из Киева, осажденного войском Владимира Мо­номаха. И даже не Васильке, потому что активное начало он проявля­ет лишь в сцене ослепления: только несколько слуг с помощью досок, под которыми «трещит» грудь князя, сумели лишить его движения. Подлинным героем этой повести о княжеском преступлении выступает народ – киевляне, посылающие депутацию к Владимиру Мономаху с просьбой отказаться от родовой мести: «Молимся, княже, ток'Ь и крдтомд ТВОИМА, не моз'Ьте ПОГ^БИТИ Руськон земл*Ь. Аще во козмете РАТЬ межю СОБОЮ, ПОГАНИ илмргь, рддовдтися и возмуть землю ндшю, юже в'йшд СТЯЖАЛИ ВАШИ д'Ьди и отци ВАШИ тру-домт» великими и хороворьствомъ».

Таким образом, «Повесть временных лет» – свод в самом широком смысле этого слова. Перед нами памятник, объединяющий в себе про­изведения разного времени, разных авторов, имеющие разные источни­ки и политическую направленность, отличающиеся по жанру и стилю. Цементирует монументальное, но стройное здание летописи общность исторической тематики произведений-слагаемых, хронологический принцип организации материала в своде. Основные идеи летописи – это мысль о независимости Руси, утверждение идеи превосходства хри­стианства над язычеством, неотторжимости русской истории от всеоб­щей, призыв к единству действий, к соборности духа русского народа. Вопрос о художественной специфике раннего русского летописания не­возможно решить без изучения проблемы связи «Повести временных лет» и фольклора, что поможет реконструировать репертуар устного народного творчества Киевской Руси, о чем еще в XIX веке мечтал Ф.И. Буслаев.

Дата добавления: 2014-11-29