Первое, самое простое и очевидное, мы узнаем, как на вопрос о смысле истории отвечали в течение последних трех веков

Наши задачи

Румянцева М. Ф.

Р 86 Теория истории. Учебное пособие/М. Ф. Румянцева, — М.: Аспект Пресс, 2002.— 319 с.

ISBN 5-7567-0182-6

Учебное пособие соответствует разделу «Теория истории» курса «Тео­рия и методология истории», предусмотренного Государственным образова­тельным стандартом высшего профессионального образования для специ­альностей «История» и «Историко-архивоведение». В пособии последовательно рассматривается развитие методов построения теорий исторического про­цесса в XVIII—XX вв., раскрывается социокультурная обусловленность сме­ны целей и способов историописания. Особое внимание уделено методу срав­нительно-исторического исследования как одной из методологических ос­нов построения исторического метарассказа. Специально анализируется кризис исторического метарассказа в ситуации постмодерна и раскрывают­ся возможности источниковедческой феноменологической парадигмы гума­нитарного знания в преодолении кризиса глобальных исторических постро­ений.

Для студентов и аспирантов, специализирующихся в области истории и других гуманитарных науках.

УДК 93/94 ББК63

ISBN 5-7567-0182-6

«Аспект Пресс», 2002

Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте www. aspectpress.ru

«Папа, объясни мне, зачем нужна история». С этого детского вопроса начинается знаменитая книга французского историка, одного из ос­нователей школы «Анналов» Марка Блока «Апология истории, или Ремесло историка»¹. Ответ на этот вопрос люди ишут в течение веков. Примем и мы участие в этих поисках.

Но книга, которая у вас в руках, — учебная. Чему же мы будем учиться?

Поставив эту задачу, мы сразу заметим, что в ее формулировке есть двусмысленность, заложенная уже в самом слове «история». Оче­видно, что это слово имеет множество значений от «попасть в исто­рию» до «войти в историю». Что касается житейских историй, в кото­рые можно «попасть», то о них здесь речь не идет. А вот в какую историю можно «войти», «оставить свой след». С одной стороны, это сам «реальный исторический процесс». Почему в кавычках? Да пото­му, что для нашего сознания он существует только в виде историчес­ких представлений, исторического знания и, наконец, исторической науки. И то, каким образом историческая наука ослшсливает истори­ческую реальность, и придает истории смысл.

Затем вы вправе спросить: а почему только в течение последних трех веков — разве раньше люди не задумывались над этим вопросом? Конечно, задумывались. Но современный тип мышления европейца, основной чертой которого по праву считается историзм, сложился в XVII в., начиная с Галилея и Декарта, и проявился в своей истори­ческой составляющей в XVIII. Именно поэтому те типы историческо­го научного знания, которые сложились в XVIII—XX вв., продолжают сохранять актуальность. Современное научное историческое знание

¹ Блок М. Апология истории, или Ремесло историка: Пер. с фр. 2-е изд., доп. М., 1986. С. 6.

укоренено в веке XVIII, в эпохе Просвещения, и сформировавшиеся тогда подходы не только не утратили своего исторического значения, но и продолжают господствовать не только в обыденном сознании, но и в умах многих историков. Например, такие распространенные «современные» заблуждения, что исторический факт объективен и самоценен, что историческое объяснение создается путем обобщения фактов, благополучно бытуют начиная именно с XVIII в.

В формулировке первой нашей задачи есть еще одна словесная ловушка. «Современный» — а где границы нашей современности? Уже не только в научную, но и в обыденную лексику вошли понятия «по­стмодернизм», «состояние постмодерна». В понимании того, что на рубеже XX—XXI вв. (или, выражаясь более возвышенно, на рубеже тысячелетий) мы находимся в ситуации перехода от исторического типа культуры (по крайней мере европейской) к иному типу культу­ры — и этот переход и есть состояние постмодерна, утверждают и существенные трудности языка. Ощущается непреодолимое противо­речие в высказывании: «современная ситуация — это ситуация пост­модерна». Особенно если мы вспомним, что modem в английском языке и moderne во французском — это и есть современный. Это противоречие описывает, например, Н. Н. Козлова. Размышляя о возможности по­дыскать адекватный смысловой перевод понятию «модерн», она пи­шет:

Дата добавления: 2014-12-07