И.Г. ФИХТЕ (1762 - 1814) 2 страница

Мы остановились на кратком рассмотрении понятия философии Канта и убедились что она, как результат первого отрицания опыта представляет собой критическую философию. Для Канта существует бесконечное многообразие чувственного материала обладающего определениями единичности и случайности. С этим материалом и связаны все исторические формы эмпиризма. Не добрую услугу для Канта сослужил и вывод этого эмпиризма, что из единичности и случайности внешних вещей нельзя получить определения всеобщности и необходимости.
Философия Канта начинается тем, что она разрушила все исторические формы материализма и этим положила начало новейшему этапу в развитии философии. По линии же идеализма Нового Времени Кант унаследовал что без всеобщности знания быть не может. Даже эмпирические науки в себе обнаруживают положения претендующие на всеобщность и необходимость, которые по Канту присущи только мышлению.
Ошибка Канта здесь кроется прежде всего в метафизическом способе мышления рассматривающего содержание и форму опыта. Если это содержание то, по Канту, то оно обладает определениями только единичности и случайности, а определения всеобщности и необходимости составляют абсолютную противоположность этому чувственному содержанию и принадлежат форме, мышлению. Но я уже отмечал, что всеобщность имеющая единичное содержание вне себя, рядом и в отношении к всеобщему, вовсе не всеобщность. А значит сразу выступает ложность понимания содержания и формы. Критическая философия Канта представляет прежде всего размышление о философии Нового Времени, осознание ее неудовлетворительности и попытку подойти к решению. А теперь рассмотрим как это выступает определенно в содержании и выясним является ли философией критическая философия Канта.
Прежде всего Кант старается выделить способности теоретического познания - этому и посвящена "Критика Чистого Разума". Кант обнаруживает чувственность, рассудок и разум. При чем разум хотя и имеет отношение к познанию, но является субъективной способностью и в разуме не встретив какого либо нового знания. Находит Кант эти способности, как и диаматчики, чисто эмпирически и случайно. И базируясь на предпосылке опыта он и не мог их получить по иному, в их необходимом развитии.
Учение о чувстве у Канта называется "Трансцендентальная эстетика". Название "эстетика" имело хождение уже в лейбницевско-вольфовской школе, оно означало одно, родственное древнегреческому слову "патология" - какое значение имело чувство в поведении. И если чувства оказывались определяющими, то говорили, что такой индивид патологический... А в наше время этот термин стал расплывчатым и означает отклонение от чего-то. Эстетика же была связана с тем, что здесь интересовались не просто чувством, а чувством в отношении его содержания - то есть как чувства относятся к предмету. Так дефиниция Богданова, что ощущение есть субъективный образ объективного мира, целиком входит в эстетику школы Вольфа-Ляйбница. Мы тоже отошли от этого словоупотребления и говорим что этим занимается не эстетика, а психология. - То есть Кант и диамат содержит момент психологизма...
Кант проводит различие между трансцендентальным и трансцендентным, где первое с латыни значит "в пределах" чего то, а "трансцендентное" - "выходящее за пределы". И трансцендентальное Кант определяет как не переходящее из мышления в предмет, из субъективности в объективность. Или, короче, трансцендентальное имманентно присуще субъективности мышления. А трансцендентное - то что выходит за пределы субъективности и переходит к вещам, объектам, предметам. И занимаясь трансцендентальным Канту представлялось, что мышление есть нечто проще чем мир. Причем это заблуждение противоречит предпосылке философии Канта.
Положение родоначальника древнегреческой философии Протагора гласит - человек есть мера всех вещей. И хотя Протагор не объясняет какой стороной человек является мерой вещей, но мы знаем позицию софистов, которые развивали это положение Протагора. Софисты всесторонне проводя это положение доказывают, что содержание всегда субъективно. То есть, к чему бы человек ни относился, объективного содержания не существует. То есть нет всеобщности которая была бы представлена внешним миром - переворот Протагора в том, что внешний мир не всеобщее. Неосознанной предпосылкой Протагора было то, что нет готового содержания во внешнем мире для человека. И суть проста: если содержание есть во внешнем мире и имеет определенность, тогда это мир о котором мы ничего не знаем. А предпосылка диамата - есть внешний мир имеющий содержание и формы и остается только выступить марксистам-ленинцам и впитать все это в себя...
Протагор прямая противоположность диамата. - Если застреваем на внешнем мире с его присущим до человека содержанием и формой - этот мир не существует для человека. Даже природа существовавшая до человека, выступает в определениях мышления человека. А значит что бы внешний мир стал нашим, он должен принять форму сознания человека. Внешний мир выступает в наших чувствах так, что содержание внешнего мира есть развитие природного содержания в форму человеческого чувства. Значит человек и внешний мир не случайны в отношении, когда имеем развитие содержания внешнего мира.
Локк как то выдвинул идею, что в процессе познания мы многое вносим от субъективности в природу вещей и этим искажаем их. Поэтому неплохо было бы это субъективное отделить, вычленить и получить вещи без искажения. - Локк впал в ту иллюзию, которой не страдал уже Протагор - Локку не хватило соображения, как и нашему диамату, что самого по себе природного мы должны сбросить полученное субъективное содержание. Но тогда мы вернемся к предпосылке, что внешний мир есть без и до человека. И каким же образом нам узнать об этом мире? С этой точки зрения самое хорошее - ничего не знать. Вещь в себе Канта и есть эта пресловутая операция - отбросьте всякую субъективную определенность, дайте вещь саму по себе и получают какую то вещь в себе.
Кант своей основной предпосылкой восстанавливает положение Протагора, что если хотим знать что такое внешний объективный мир, надо сказать как он для нас выступает и существует. И первое через что выступает для нас внешний мир есть, по Канту, чувственность. То есть внешний мир - результат, а не исходный момент. Чувственность Кант объявляет единственной пуповиной связи субъекта с внешним миром - она есть лишь способность воспринимать воздействия от внешних предметов, которые мы представляем как внешние. И Кант не случайно говорит "представляем как внешние", иначе получалось бы что мы уже знаем и определенность этих предметов и то что они существуют вне нас. Поэтому Кант осторожно оговаривает, что если предмет через наши чувства является нам, то это и есть явление. А что это за предмет, по Канту, еще неизвестно. Вот если бы ощущение могло выпрыгнуть за свои пределы и стать по ту сторону к этим вещам, а потом вернуться в субъективность, тогда все было бы ясно.
То есть Кант не подходит к ощущению со стороны внешней для ощущения рефлексии и этим превосходит всех диаматчиков начиная с Богданова. Интересно, какое Богданов нашел ощущение, через которое раскрывается внешний мир - до сих пор известно что ощущение определяет красное, зеленое, горькое, кислое и так далее, но что бы это было объективным миром - это новость... Во вторых: это что, самоощущение установило, что оно есть субъективный образ объективного мира? - Это подсовывание более развитой ступени в предшествующую. И зачем здесь нужна какая то диалектика, раз ощущение уже знает само себя?
Кант же удерживает нас в имманентности чувственности как способности. Благодаря чувственности мы мы получаем внешние и внутренние ощущения (раздражительность, неудовольствие и так далее) - и эти ощущения существуют в нашей чувственности, но мы не можем знать соответствуют ли они чему либо вне ощущения. И это знаменитое положение которое выдвинул Протагор, нашло классическое завершение в философии Беркли и Юма. И если материализм Нового Времени утверждал, что материя это то что мы ощущаем: смотрите у Гольбаха - материя действительно комплекс ощущений. Не спасает и красивый афоризм Дидро, что это с ума сошедшее фортепиано. Но если хотят что то по ту сторону готовенькое, то это то же сумасшествие с которым мы встретимся и в философии Канта.
До сих пор мы говорили о моменте, который Кант называет содержанием чувственности, материалом. И мы далее увидим, что эти внешние и внутренние ощущения являются единственным содержанием познания. Вместе с тем, что неопределенный предмет выступает в наших чувствах как многообразие ощущений, он еще и получает форму чувственности. Значит объективная материя эмпиризма, выступающая в наших ощущениях, абсолютно субъективна. Форма же чувственности представляет, по Канту, объективность чувственности. Здесь необходимо вкратце остановиться на понимании субъективного и объективного.
По современному пониманию, все что до нас доходит извне - объективно, а получает выражение в субъективности. И мы обречены пребывать в субъективности и отражать объективное вне нас - но это обыденное представление о субъективном и объективном. Кант дает первый ограниченный но истинный момент определения: объективно то, что обладает определениями всеобщности и необходимости.
Рассмотрим эту точку зрения на примере человека. Какой он, субъективный или объективный? Диаматчик конечно ответит: для того кто не в сумасшедшем доме человек конечно объективен - он же воспринимается, а не порожден моими ощущениями как у идеалиста Беркли. Но тогда каждый человек претендует на звание человека. Звучит то гордо, но каждый на деле выступает различным выражением человеческой природы. В субъективном человеке еще нет ничего от человека необходимого. Пусть он хорошо питается, его возят на машине, охраняют, но он может при этом быть абсолютной пародией на человека. Или босой Сократ, шляющийся по рынкам, так похожий на советского бомжа, может оказаться более соответствующим природе человека...
У Канта уже настолько был развит инстинкт разума, что он уже подошел к тому, что можно не употреблять двух определений параллельно - всеобщности и необходимости. Если легче выявить необходимость достаточно и этого, как и всеобщности - то есть определения всеобщности и необходимости тождественны. Или проще: есть всеобщая необходимость или необходимая всеобщность - что то же самое. Значит объективное это вовсе не то что существует вне нас, нашего ощущения, созерцания - если оно всеобщее, тогда оно и объективное. Если же субъективность выступила в определениях всеобщности, тогда она и объективна. Значит в сфере субъективности только единичное и случайное и есть субъективное. И теперь ясно, почему Кант многообразное содержание ощущений объявляет субъективным - оно единично и случайно.
Что бы дать почву для дальнейшего осмысления, а не просто бездумно следовать за Кантом, следует сказать, что односторонняя внешняя всеобщность и односторонняя внутренняя всеобщность не является чувственностью - чувственность одна. Но эта всеобщность в форме объективного и субъективного раскрывается в единственную всеобщность. Но Кант знает единственную всеобщность - в сфере субъективности: форма субъективности для него тождественна самой всеобщности. В этом ограниченность философии Канта.
Итак, коль ощущения чувственности случайны и единичны, субъективны, то значит форма чувственности объективна. Она делает ощущения объективными и необходимыми. Имеется, по Канту, две формы чувственности - пространство и время, которые есть априорное чувственности, в то время как содержание ощущений апостериорны. Пространство и время, как формы чувственности, не могут быть получены из самого опытного восприятия, эмпирического обобщения, абстрагирования. И дело не только в том, что в опыте невозможно получить всеобщность и необходимость - Кант присоединяет еще момент, что для того что бы что то представлять как вне нас существующее, мы должны уже иметь представление о пространстве. Мысль Канта проста: для того что бы иметь дело с различенностью в пространстве, с рефлексией о пространстве, его ограничением - мы должны уже иметь пространство как таковое. И здесь Кант повторяет ход развития от Сократа, Платона и Аристотеля: единичное и особенное есть различенное, но с необходимостью следует знать всеобщее. Но Кант повторяет развитие древнегреческой философии в форме субъективности. Он не может выбросить всеобщее как основание единичного и особенного, но всеобщее принадлежит у него исключительно нашей субъективности.
По Канту пространство и время являются не понятиями, а чистыми созерцаниями. Впрочем под понятиями Кант подразумевал абстрактные представления. То есть о чем бы мы ни имели абстрактное представление, действительно, это представление существует лишь в многообразии. Так представление о животном содержит в себе бесконечное многообразие единичных животных. Так и момент времени или время как таковое: нельзя указать различие - время как данное не удержать, оно с необходимостью выходит за пределы себя. То есть время, если угодно, прежде всего временность. Таково же и пространство: это не какое то ограниченное, а как и время выходящее за свои пределы - пространственность. Значит всякая парцилизация противоречит природе пространства и времени: пространство и время не состоит из пространств и времен как своих частей. Вот почему это не представления и здесь Кант прав. И достаточно было бы преодолеть предпосылку субъективности и мы получило бы полную природу пространства и времени. Значит пространство и время это действительно не представления или понятия, а чистые созерцания или, по содержанию - всеобщность чувственного.
Мы получили, что учение о чувственности Канта абсолютно разрушило исходный пункт эмпиризма. А именно, что нечто может быть получено из опыта путем обобщения. - Что бы получить что либо из опыта надо уже условия возможности этого, а то что нужно для обобщения, может быть получено только из опыта. Значит нельзя обобщать тем, что еще только должно быть получено из опыта. И хотя Кант сказал это давно, до сих пор раздаются голоса об обобщении... Учение Канта о чувственности до сих пор не понято.
В антипод эмпиризму Кант принял, что пространство и время, как формы чувственности, априорны. Это означает что Кант стоит еще на почве опыта как неразрешенного противоречия, которое раскалывает его на противоположные моменты, где формы чувственности принадлежат мышлению как таковому. То есть посылка эмпиризма, что сознание есть tabula rasa, здесь выступает в модификации, что пространство и время априорные субъективные формы. А значит форма чувственности Канта оказывается такой же неудовлетворительной по способу раскрытия природы чувственного сознания как и в эмпиризме.
То есть Бекон, Локк и так далее, заблуждались что из опыта можно получить то, благодаря чему становится возможен опыт. Но и Кант подбрасывая нам априорность форм чувственности то же идет ошибочно. Раз из опыта нельзя взять - и Кант соблюдает здесь формальную логику - значит пространство и время априори. Но это оказывается ложью.
Необходимо вообще отбросить ходячую манеру внешней критики: раз не прав эмпиризм - надо противопоставить правильное... - Внешняя критика, в лучшем случае, является уловкой скрыть произвол своей позиции, при этом позиция не имеет в себе обоснованной необходимости. Необходимо стать на диалектический процесс рассматриваемого предмета. Значит, на деле, в этой проблеме надо оставить путь эмпиризма или априоризма Канта, а рассмотреть процесс самого опыта - его самораспада, самоснятия.
Кант говорит, что надо исходить из априорности пространства и времени. Именно соединение многообразных ощущений с этими формами чувственности дает многообразие эмпирических созерцаний, представлений. Но возникает вопрос, почему эти, неизвестные для чувственности предметы таковы, что помещаются в априорные формы чувственности. То есть, почему предметы выступают как содержание субъективного ощущения неизвестно Канту. А потому остается без ответа, почему априорные формы чувственности являются формами этих ощущений, неизвестно почему перенесенных в чувственность. Но это и есть одна из сторон основного вопроса философии - почему наши формы способны быть формами внешних предметов как ощущение этих предметов. То есть как ощущения, представления, соответствуют чему либо во внешнем мире? У нас отвечают: через практику. Но это уловка - остается неизвестным, почему наши представления навязываются вещам внешнего мира и вещи претерпевают эти субъективные цел =- и. То есть сама возможность практики в марксизме остается необоснованной.
Материалистическое понимание истории здесь выступает убийственно просто: человек изменяет внешний мир, например производством, и этим изменяет себя. Но почему внешний мир поддается изменениям человека? - Пока мы не узнаем почему предмет, внешний мир или содержание, перекочевывает в форму субъективности - абсолютно без ответа остается всякая попытка утвердить тождественность субъективного и объективного, формы и содержания. То есть пока не решен вопрос как бытие становится мышлением, до тех пор мы не узнаем почему мышление познает противоположное ему бытие. Кант потому и не справляется с природой чувственности, что не ставит вопроса, почему неизвестные предметы вмещаются в чувственность - остается неизвестным, почему предметы должны подчиняться априорным формам чувственности.
Но не менее важно, что у Канта чувственность это самостоятельная способность воспринимать воздействия неизвестных предметов. Чувственность у Канта может воспринимать, но не мыслить - они абсолютно противопоставлены, поэтому знание должно придти к этому материалу. И Кант часто эмпирически вводит способность мыслить - рассудок. То есть рассудок не может воспринимать как чувственность - он только мыслит, а потому у него нет содержания - он чистая спонтанность без содержания. И Кант рассуждает здесь чисто формально логически, что если чувственность это способность воспринимать и она пассивна, то рассудок, как противоположность, то рассудок мыслит - он активность, спонтанность.
Формы рассудка это, по Канту, чистые понятия - категории рассудка. Их нельзя получить из опыта никаким абстрагированием. И здесь Кант прав: разные свойства принадлежат одному предмету, а единства нет. А нам говорят, что категории возникают путем обобщения из опыта... Этим Кант то же разрушает эмпиризм.
В восприятии мы видим, что сначала было одно, а потом другое, и говорят, что это причина и результат. Но нельзя переходить от воспринимаемой последовательности к определению необходимости. И раз категории, которые выражают существенную связь рассудка, не содержаться в эмпирических вещах, в их восприятии, значит они априорны - заключает Кант. Но на деле, если категории не получить из опыта, вовсе не следует что они должны быть априорны. Кант прав в том что категории не имеют своего происхождения из опыта - никакую всеобщность и необходимость никакими обобщениями не получить. И путь здесь только один - диалектическая логика чувственного сознания. Но Кант, как и современный диамат, этого не знает.
Итак рассудок это способность мыслить, а это значит по Канту, приводить многообразие к единству - и это правильно. Воспринимая многое как многое мы его не мыслим. Это только диаматчики глазея на миллиарды звезд восклицают - "ах какая бесконечная материя в пространстве и времени". И здесь старая уловка, что можно мысль вывести из многообразного. Но мышление здесь выступает противоположность чувственного как пространственно временного определения. Любое чувственно эмпирическое при том таково по своему существованию, что оно есть только тогда, когда есть нечто отличное от него, так как любое единичное существует не благодаря себе, а только через отношение к другому. - Любое эмпирическое единичное есть постольку, поскольку вне его есть иное эмпирическое единичное в отношении к которому, в связи с которым, оно и существует. Кстати, вот вам и секрет коллективности.
Но эмпирический предмет и сам в себе есть нечто. Абсолютизируя первый момент можно придти к выводу, что эмпирический человек - ничто, а связи его - всё. Но любое, даже природное эмпирическое единичное, само есть нечто в качестве отношения к себе. Но поскольку конечное не обеспечивает себя - не есть свое основание - то в этом своем моменте бытия оно существует только в отношении к бытию других конечных. То есть многообразное есть связь, хотя и внешняя. Эта внешняя связь исчезает, когда единичность разрушает себя как единичность.
Отсюда становится ясна необходимость приведения многообразного к единству. Но единство есть уже и в чувственности, так как сведено к формам пространства и времени, но вследствие двух форм и нет еще здесь мысли. Поэтому если многообразие не сведено к одному единству - мышления еще нет. - В этом величайшая заслуга Канта.
В естествознании сколько дисциплин - столько и единств Вселенной. Опыт с необходимостью уходит в дурную бесконечность особенных единств. Ленин говорил что физика рождает диалектический материализм, но роды что то затянулись. И эту ошибку Ленин позаимствовал у Энгельса прочитав, что естествознание должно привести к диалектическому методу. Но опыт ведет лишь от одной особенной формы противоречия к другой - не более. Значит вместо предшествующих особенных законов будут выдвигаться другие и так далее.
Итак мысль есть многообразие приведенное к высшему единству. И это единство не получить обобщая опыт наук, так как она не может охватить все явления вселенной. Нельзя объять необъятное - здесь братья Жемчужниковы правы. Здесь мы будем вечно к единству приближаться, а оно от нас вечно удаляться. И поскольку к единству вселенной имеет отношение любое эмпирическое единичное, постольку единство остается для нас непознаваемым. Это знает Кант и говорит: не из вещей и опыта следует получать высшее единство. Кант разрушил до основания эмпирический путь познания единства вселенной, единства природы и духа, бытия и мышления.
Укажу пока на два заблуждения опыта. Во-первых, предполагается что раз опыт начинается исторически первым, то он является непреходящим - это то на чем стоит философия во всех странах сейчас. Конечные существования вселенной остаются абсолютным основанием, платформой, на которой мы лепим постепенно единство вселенной. Если бы не воинствующий атеизм советского периода, то может быть их исторических форм теологии можно было бы что то взять, так как именно здесь были доказательства восхождения от многообразного бытия мира к высшему бытию как бытию Бога. Но здесь абсолютное бытие ставится в зависимость от конечного, случайного бытия, и потому само абсолютное делается конечным и случайным.
Во-вторых, эмпирический опыт являясь определенной ступенью познания и выступая исторически первоначально, разрушает себя как конечное и в итоге получим то высшее, во что он разлагается. - А как к этому вопросу подходит Кант? Он говорит, что из опыта исходить нельзя в поисках высшего единства. А значит надо идти априори и такое единство Кант называет трансцендентальным единством самосознания. Высшее единство состоит в тождестве себе - мы возвращаемся от многообразия к своему внутреннему единству и этим сохраняем себя. Если мысль от многообразного не возвращается к своему единству - ничего в качестве знания здесь нет. И Кант здесь прав: если эмпирическое единичное существует только через отношение с другим, в связи с другим, то высшее единство мышления существует прежде всего через отношение к себе. Между прочим этот пункт лег в основание формальной логики, что высший закон мышления есть А=А.
Да, ощущения соединились с формами пространства и времени, но получилось не меньше многообразия созерцаний, представлений, их комбинаций, которые надо свести к высшему единству - Я. Обобщением опыта Кант называет эмпирической апперцепцией, где никакого единства получить нельзя, так как прежде чем обобщать и возводить к единству - само единство уже должно быть. То что еще должно получиться из опыта, требуется как предпосылка что бы обобщать, сравнивать, анализировать, получать какое то единство. То есть Кант ловит эмпиризм на обычном логическом круге. Так, захотели рассмотреть как возник и развивался человек, берется, как предпосылка, человек и смотрят что с ним происходит.
Но для относительного единства требуется основание - более высокое единство. Вот почему Кант идет напрямик и говорит, что надо начинать с чистого априорного единства, трансцендентального, так как не эмпирическое единство лежит в основании высшего единства, а наоборот. И это напоминает Декартовское "cogito", которое от считал изначальным, основополагающим, а остальное производным. И ход мысли здесь у Канта и Декарта тождественный.
Гассенди возражал Декарту: "надо мной надсмехаются - следовательно я существую", или "я хожу следовательно существую". Ответ Декарта удивительно простой и правильный: "это все модусы из которых не следует необходимость существования". Поэтому надо брать не модусы мышления, а субстанцию. То есть и Декарт знал цену особенных форм: пока мы не добрались до всеобщего - всякое особенное и единичное превратно. Вспоминается "Отче наш" диамата - надо всегда начинать с ощущений.
Если мы добираемся до субстанциональности мышления в качестве формы, то эта всеобщая форма мышления одновременно является своим собственным бытием. То есть в высшей форме мышления форма неотделима от содержания. А это уже пункт против которого Кант устраивает войну. Для Канта Я как высшее единство, всеобщее единство самосознания, вовсе не таково что имеет и форму и содержание. Для Канта высшая форма, это форма без содержания. И здесь Кант прав, но формально логически.
Кант настаивает на этом потому, что иначе рассудок имел бы возможность воспринимать. Но что бы многообразие свести к единству оно должно преобразовываться, подвергаться отрицанию как многообразное - деятельность мышления есть преобразование чувственного. Но до тех пор пока мы не раскроем почему многообразное распадается и полагает себя как единое, мы не получим ответа, почему Я способно мыслить многообразное. А у Канта получается, что мышление вносит высшее единство в содержание, вещь, предмет, вселенную - а в них самих единства нет. Это вроде того как у нас многообразие индивидуальных хозяйств поглотили в абстракцию колхозной собственности...
Невозможно внести единство в предмет если это единство само не прокладывает себе дорогу в предмете. Значит ошибка Канта в том, что он вступая в полемику с эмпиризмом повторяет его ошибку, но с обратной стороны - априорное единство навязывает объективным отношениям. И еще один пункт. Есть многообразие и единство, а значит должно быть и то что соотносит их. Кант это называет чистыми понятиями рассудка или категориями. То есть категории это определенное отнесение многообразного чувственно данного материала, содержания, к высшей, абстрактной форме рассудка - Я.

Мы остановились на том, что трансцендентальное единство самосознания, то есть Я, полагает многообразный материал чувственности, то есть ощущений, созерцания, восприятия. Сейчас же необходимо остановиться на путанице в понимании материала, содержания. У Канта чувственность есть лишь способность воспринимать воздействия, а рассудок - способность мыслить. Этим Кант впадает в метафизическую противоположность способностей познания, не доходит до того что бы материал чувственности объявлять содержанием.
Материал в себе самом имеет некую форму. Независимо, априорная ли это форма, как полагает Кант, или форма присуща самому материалу и не имеющая характера всеобщности - не в этом дело. Любой материал имеет соответствующую себе форму, которая одновременно отличается от этого материала. Различие между формой и материалом есть, но тем не менее материал всегда существует как оформленный. Поэтому содержание получается не так, что к материалу прибавляется форма как к чему то бесформенному - у материала своя форма. Значит что бы материал стал содержанием, требуется форма отличная от формы самого материала и эта форма содержания принадлежит познающему субъекту. Значит всякий материал впервые становится только в соединении с формой рассудка. Категории и есть у Канта то простое, через которое многообразие чувственного материала полагается как тождественное с единством самосознания. Поскольку категории всеобщие и необходимые, то они не могут заимствоваться из опыта и потому априорны, то есть принадлежат мышлению.
Формальная логика о категориях ничего не говорит. Более того, сам Кант протестует что бы формальную логику из субъективной формы правильности мышления превращали в способ объективного познания. То есть превращать формальную логику в органон познания недопустимо. Но из абстрактного Я нельзя получить категории. - Тогда Кант находит в формальной логике разработанной Аристотелем и средневековыми схоластами определенные виды суждений.
Суждение посредством которого мыслят всегда некоторая связь субъекта и предиката. Но с одной стороны мы видели, что мыслить, это значит приводить многообразное к единству, но с другой - можно мыслить и один предмет. И здесь рассудок не догадывается, что одно эмпирическое есть и многое. Это знал уже Зенон: полагается ли конечное один раз или полагание уходит в дурную бесконечность - это одно и то же. И древнегреческая атомистика исходит из положения, что одно эмпирическое одновременно есть и многое и наоборот. Мыслить и значит связать этот предмет с предикатом, который имеет какое то определение всеобщности. Значит в суждении имеем несоответствие субъекта и всеобщности предиката, а значит субъект не есть всеобщее: не есть одно, не есть один единственный предмет.
Итак, неважно, один предмет мыслить или многое приводить к единству - это одно и то же. - Суждение есть связь предмета с его определенностью и эта связь нас интересует прежде всего. Но Кант хочет избавиться от трех моментов суждения: субъекта предиката и их связи. Его не удовлетворяет что все формы суждений и даже умозаключений, не имеют строгого определения всеобщности и необходимости.
Исторически и эмпирически до Канта известно 12 суждений всеобщности, особенности и единичности. Это положительные, отрицательные и бесконечные, а так же категорические, гипотетические, разделительные, ассерторические, проблематические и аподиктические. По Канту эти суждение не обладают простотой и всеобщностью, поэтому из этих суждений, по Канту, следует выявить тип связи субъекта и предиката и их соответственно оказывается то же 12. Эти 12 видов связи, как единств предикатов и субъектов и есть категории рассудка. Это соответственно - единство, множество и так далее. Причем образуются 4 класса состоящие из трех категорий, где первая положительная, вторая - отрицательность первой, а третья - их единство, синтез. То есть каждый класс представляет собой некую тройственность категорий. И тройственность не случайна: она случается уже у пифагорейцев, Платона, неоплатоников, в христианской религии.
Не вдаваясь в подробности следует сказать, что за этим триединством стоит история самой мысли как высшей формы абсолютного единства противоположностей, или если угодно высшая противоположность всего существующего в ее собственном единстве. Кант еще не доходит до такого понимания, но его заслуга в том что он обратил внимание на тройственность. Хотя следует сказать, что синтез является не философским определением, так как принадлежит к одному из видов эмпирического познания. Синтез есть не только не только некая имманентная внутренняя связь различенного и противоположного, но одновременно он неотделим от внешнего момента связывания. То есть любой синтез не может избавиться от моментов различия и противоположности в связываемом, а значит синтез - сфера опыта. И это распространяется не только на Канта, но и на все философствование до Гегеля.
Итак, в выделенной тройственности мы видим у Канта не более чем инстинкт разума. Чистые понятия рассудка - категории - абсолютно пусты, так как возникают из того, что трансцендентальное единство самосознания приводит многообразие чувственности в тождество с собой. - Категории принадлежат самосознанию, но они пустые формы. Эти два пункта взяты у Канта напрокат современным диаматом: категории субъективной формы наполняют объективным содержанием.
Величайшая ошибка Канта здесь в том, что он понимает категории как пустые. И он получает это последовательно с точки зрения формальной логики, исходя из незнающего себя самого опыта, который представляет собой распадающееся на готовое содержание во внешних предметах и субъективную форму. Но бессодержательных категорий не существует и кто о них так говорит тот сам таков. Как не существует материала без формы, бесформенного содержания, так и не существует формы без содержания. По отдельности они существуют только в абстрактном рассудочном мышлении и являются результатом его произвола как насильственного удержания этих абстракций и создания иллюзии, будто формы могут существовать как пустые.
Содержание категорий не какое то чувственно воспринимаемое - откуда и возникла фикция пустоты. Потому Кант утверждает, что содержание чувственно воспринимается, входит в наше восприятие. - Если я не воспринимаю - гласит предпосылка исторического материализма - то это не существует, это не содержание. Это не удивительно для Канта - он имеет предпосылкой опыт и впервые вылазит из него, но это непростительно диамату. Тогда Маркс в "Капитале" барахтается в пустых формах: говорит о стоимости, товаре, а содержанием их не занят - но "Капитал" это не товароведение.
Заблуждение, искать в категориях чувственно временной определенности - и это их достоинство. Кант уже не относит пространство и время к категориям рассудка. Для Канта категории это определения предмета как такового, а пространство и время исключительно определения ощущаемого, эмпирического, чувственного. Поэтому пространство и время не философские категории, хотя мысль пространства и времени может быть философской. Философски можно мыслить все и это значит иметь предметом только их всеобщее в определениях мышления.
Пространство и время как категории тянут свою родословную из так называемой философии природы с опусканием собственно философского момента. Во-вторых, по Канту, категории являются определениями нашего сознания, ибо в качестве всеобщих форм единства они сами вещим не принадлежат и из вещей получены быть не могут.
На это следует сказать, что если в эмпирических вещах категории непосредственно не содержаться и не выступают и только благодаря рассудку появляются, то из этого не следует положение Канта, что категории исключительно субъективны. - Если они таковы, то никакой материал не позволит себя втискивать в эти субъективные категории. Если категории претендуют на то, что бы быть категориями чего то, то они должны быть причастны этому материалу.
Эта ошибка Канта следует из постановки вопроса: его интересует не то что есть истинное пространства и времени, а субъективно или объективно пространство и время. Его не интересует что такое истинные категории рассудка сами по себе, то есть истина действительной всеобщности, а его интересует объективны или субъективны категории, принадлежат ли они вещам внешнего мира или мышлению. И это "или-или" выдает у Канта рассудочное мышление - истинное не может быть только объективным или субъективным. Единое здесь раскалывается пополам и один его момент Кант выдает за истину. - Такой способ мысли хорош что бы сделать виновных правыми, а правых виновными.
Неразрешимое противоречие опыта и есть противоречие, в которое впадает Кант в учении о рассудке. Следствием этого является то, что единство вещей единственно полагается в единстве самосознания, Я. И наоборот, Я вносит единство в сами вещи, предмет. - Рассудок диктует законы природе как совокупности явлений. То есть абсолютный субъективизм - вот что понравилось нашим партийным лидерам с 17 года. Отсюда и вопли: Кант наш, и действительно их, так как точка зрения субъективного идеализма у нас не слезает ни идеология, ни философия и все прочее... У нас истиной является идеология.
У Канта сам познающий субъект доставляет себе материал в качестве способности чувственности, а что вне чувств - знать нельзя. Рассудок сам себе составляет форму, категории, высшее единство самосознания. И всей этой субъективности противостоит непознаваемая вещь в себе, которая в лучшем случае есть у Канта внешний мир. Поэтому Шопенгауэр был в какой то мере прав, когда в своем талмуде внешний мир превратил в субъективные представления. - Шопенгауэр точно учуял главную тенденцию философии Канта: ничего у нас нет кроме субъективных представлений.
Итак по Канту рассудочное познание дальше явлений идти не может. Раз мы не знаем вещь в себе, а знаем только явления неопределенного предмета для нас, то эта тавтология означает что эмпирически многообразное случайно и не существует благодаря себе. Сколько бы процесс рассудочного познания не продолжался бы, втягивая все новые явления, но из сферы явлений не выйти: будем вечно подводить чувственно воспринимаемое под категории рассудка и этим определяя их как причину и действие, субстанцию и акциденцию и так далее. Значит все эмпирические науки - теория социализма и даже "Капитал" не выходят за пределы явлений. И поскольку категории субъективны и являются формами рассудочной мысли и соединение материала с всеобщими и необходимыми определениями рассудка получаем такой опыт, который значим абсолютно для всех и на все времена... Это и есть учение Канта об абсолютной истине, о чем помалкивают Гулыга, Асмус, Ойзерман и тому подобные. Значит это неистинное познание явлений Кант называет абсолютным знанием и это какая то субъективная форма самодовольства своим ничтожеством.
Но помимо рассудка познающего конечные явления, Кант еще находит у человека еще способность как разум, который хочет знать бесконечное и безусловное. А значит здесь мы впервые у Канта подходим к проблеме философии. Эмпиризм старался получить всеобщее и необходимое из опыта, а Кант открыл, что сам опыт невозможен если не имеется предпосылкой всеобщности и необходимости. И величие Канта не в том что всеобщее априори - это скудная субъективная мысль - величие в том, что опыт возможен только тогда, когда в основании опыта имеется всеобщее. Именно это положение вернуло Канта к достижениям Сократа, Платона и Аристотеля.
Если всеобщее не лежит в основании теоретического или практического опыта, то человек не сможет связать субъективное представление с противоположным внешним миром - в этих противоположностях должно быть первоначальное всеобщее единство. Связать можно только то, что в качестве реальной возможности уже связано. То есть опыт лишь развитие возможной связи, а не создание ее. Но Кант не знает необходимого перехода к разуму, он говорит, что если опыт ограничен познанием явлений - то необходима способность познающая бесконечное, а потому должен быть разум.
Разум, по Канту, порождает идеи которые являются понятиями разума о безусловном. Далее у Канта - подобно тому как в рассудке отправлялась трансцендентальная логика от типов суждений и получала категории - выступают определенные типы силлогизма: категорический, гипотетический и разделительный. Согласно этому получаем, что возможно безусловное троякого вида: безусловное категорического синтеза в субъекте, безусловное гипотетического синтеза членов в ряде и безусловное разделенных частей системы. Или о безусловном в субъекте, безусловном во внешнем мире и о безусловном единстве того и другого - Боге.
Ясно, что содержание это Кант взял из метафизики Нового Времени, но Кант исключает онтологию, которая была четвертым предметом и была учением о сущем как таковом без различения между бытием и сущностью. И это не случайно, поскольку он приходит к выводу что вещь в себе непознаваема, а именно ею и должна была заниматься онтология.
Рациональная психология до Канта исходила из данных эмпирического сознания познающего субъекта, который есть нечто определяющее, простое - он тождественен себе при всем многообразии воспринимаемого, созерцаемого, познаваемого. И наконец, он сохраняет свою самостоятельность по отношению к вещам внешнего мира. А что бы получить сущность, надо явления преобразовать и тогда получим соответственно: Я есть субстанция, Я - простая субстанция, Я - субстанция тождественная себе и наконец, Я - субстанция сохраняющая себя в отношении к своему иному. И этот ход мысли присущ Ляйбницу, Вольфу и их школе.
Данная позиция, по Канту, впадает в паралогизм - ложное заключение. - Здесь одно выражение употребляется в противоположных смыслах. А именно, определяющий субъект выступает как в эмпирическом смысле, так и в смысле разумности - то есть происходит отождествление эмпирических и разумных определений. Суть в том, что метафизика Нового Времени заменила особенные определения всеобщими - и Кант здесь прав, но совершает тут же ошибку: получается что он протестует против того, что бы мыслить эмпирическое. Впрочем это исходит уже от Юма, у которого всеобщее и необходимое если не воспринимаются, то и не оправдываются. То есть из различия всеобщего и особенного Кант делает вывод, что всегда право особенное, эмпирическое.

Дата добавления: 2014-12-07