Г.В.Ф. ГЕГЕЛЬ (1771-1831) 1 страница

Абсолютное понятие есть определенная форма решения главного вопроса

философии. Иначе говоря, мышление и единичное, природа и дух и т. д.

имеют свое единство в абсолютном понятии. Это и есть точка зрения

абсолютного идеализма. Единство мышления и бытия в историческом

развитии философии всегда выступало расщепленным: или отыскивалось

единство в содержании или в форме. Поэтому возникает вопрос;

абсолютное понятие Гегеля, это единство по содержанию, по форме или

ни то и ни другое?

Напомню, что до Канта это единство всегда касалось содержания. У

Канта и Фихте единство, прежде всего, касается формы, что и присуще

трансцендентальному идеализму. В философии Шеллинга вновь происходит отказ от формы и перенос его на содержание.

Исходя из философии Гегеля следует сказать, что абсолютное

понятие есть решение основного вопроса философии со стороны

содержания - понятие есть прежде всего объективно существующее

содержание, как высшая реальность самого содержания. Форма же

требует специального рассмотрения, и для того чтобы она нам далась и

была нами осознана необходимо рассмотреть, что происходит с

единством мышления и бытия как понятием в своем содержании.

Независимо, какой трактовке подвергается содержание как осознается,

оно выступает диалектическим, так как речь идет не о внешнем

соединении мышления и бытия, а о их единстве. Это единство

оказывается противоположным внешней связи всех вещей. Всеобщее

единство есть внутреннее, опосредованное, и опосредовано не тем, что

мы в нашем познании добирались до этого единства, а опосредовано

самой определенностью всего конечно существующего как в бытии так и

в мышлении, как в природе, так и в духе.

Само конечное существование снимает себя вследствие своей

конечности и приводит к этому высшему единству, как мы выяснили. Это

единство в себя включает природу и дух, мышление и бытие и т. д. -

как подчиненные моменты. Чистое или абсолютное понятие Гегеля и есть

уничтожение всякой видимости самостоятельности природы с одной

стороны и духа с другой. Все противоположности прекратили свое

существование и пропала видимость, что каждая противоположность

существует сама по себе. Значит мы имеем единство мышления и бытия и

это единство содержит в себе свою противоположность и потому оно

является диалектическим. Оно определенно в себе за счет

противоположных моментов, которые в нем содержатся, пусть еще в

неразличенном виде.

Проблема формы занимала Канта, Фихте и Шеллинга, которые искали

форму, тождественную содержанию. Была тенденция отказаться от

рассудочного мышления, которое не соответствует содержанию, и поиск

направлялся по пути интеллектуальное созерцание. Но Историческое

Сознание не является подходящим для диалектического содержания,

потому что впадает в абстракцию тождественного соотношения мышления

с собой. Значит Историческое Сознание, начиная с Декарта и Спинозы,

мы должны отнести к историческому поиску формы, соответствующей

диалектическому содержанию. Историческое Сознание находясь в

противоречии с содержанием, как абстрактная форма, упраздняла даже

характер содержания, превращая диалектическое содержание в

абстрактные односторонности. Эту картину можно наблюдать и сейчас.

Как только встает вопрос о единстве мышления и бытия, рассудочное

мышление ухитряется разорвать мышление и бытие на изолированные

односторонности, а если и сползают на единство мышления и бытия, то

уже без противоположностей. Это барахтанье и составляет современную

попытку овладеть единством мышления и бытия. Одни стоят на почве

абстрактного единства, другие - на абстрактной противоположности. Им

кажется, что они стоят на противоположных полюсах, а на самом деле

это то же, но в противоположной форме. Воистину потасовка с самим

собой.

Чтобы не впадать в абстракцию единства, необходимее чтобы

первым моментом выступила определенность. Это вызывается самим

диалектическим содержанием, которое не есть только единство или

различенность.

Первая форма диалектического содержания у Гегеля - абстрактное

или рассудочное. А к предшествующим рассудку формам сознания можно

относиться двояким образом - диалектически или не диалектически.

Если к этим формам относиться метафизически, то выясняется, что

исторически вначале выступает ощущение, чувство, созерцание и т. д.

Тогда получается, что ощущение так же основание, которое сохраняется

и в дальнейших формах. Такая посылка кажется убийственно

материалистической, но это псевдоматериализм. Раз ощущение остается

неизменным, то все последующие формы являются метаморфозами,

деградацией предпосылки и выходит, что разум - самая жалкая форма.

Это и есть вывод Беркли, Юма, махистов и т. п. Вывод Канта: как

только доходим до разума - имеем дело с одними химерами и

субъективными утверждениями, а с настоящим содержанием имеем дело

только в ощущении. Отсюда и вывод, что реально всеобщего не

существует: вся Вселенная - скопище микробов, агрегат единичных

существований. Но единичное не является причиной себя самого. А

значит и предпосылка, что объективно не существует всеобщего

приводит к творцу всего единичного. Но что такое Бог ответить

нельзя, так как единственный способ познания - ощущения, а в нем Бог

не дан. Значит мы должны признать, что Бог создал все конечное во

Вселенной, а его не познать. И при этом нам говорят, что это позиция

Маркса, Энгельса и Ленина.

Ощущение есть самая низкая, варварская форма содержания,

которая, снимая себя, переводится в более высокие формы. Только в

метафизике единичное - абстрактное и неисчезающее - это и есть все

исторические формы эмпиризма, которым дано у нас гордое название

исторических форм материализма. Во внешнем и внутреннем мире,

единственное содержание - единичное существование, чувственное

бытие, только с тем различием, что ощущение является субъективным

способом познания, а единичное внешнего мира - единственным

содержанием этого познания. Значит единичное в форме объективного и

субъективного, а остальное от лукавого.

Первой истинной формой сознания выступает рассудок, так как в

нем впервые, отправляясь от ощущения, созерцания и т. д., теряется

чувственная определенность. Даже имея дело с представлением, еще

прибываем в форме чувственности и содержании. Рассудок же не просто

доводит чувственность до абстракции, а снимает саму чувственность.

Он есть первое снятие чувственности вообще. А потому, когда рассудок

присматривается к предмету, он и обнаруживает моменты причины и

действия, сущности и явления. А в них ничего нет от чувственности,

ни по содержанию, ни по форме. Значит рассудок есть потому первая

форма диалектического содержания, что это есть первое снятие

чувственного. Проще: деятельность рассудка анализирует чувственные

предметы и чувственное созерцание и результатом анализа выступают

абстракции рассудка, которые не имеют ничего общего с чувственным.

Анализ - это не пребывание в чувственном предмете и не

копошение там, анализ есть один из способов восхождения к мысли. Его

хотят привязать к эмпирическому, но он отрицание эмпирического,

чувственного. Это известно и современной физике: она давно разложила

воду на составные части, даже формулу вывела, но соединить из частей

воду не может, потому что это единство не выявляется чувственным

существованием. Здесь мы оказываемся в рассудочном мире, где

сопоставляется, выявляется, вычленяется, противопоставляется - но

единства нет.

Заслуга рассудка, что он фиксирует уже не чувственную

различенность в предмете, а такую, которая является первой

непосредственной абстрактной отрицательностью чувства. Рассудок

занят определенностями неподвижными и противопоставленными друг

другу. Примеров сколько угодно: открывается любой учебник диамата,

где излагаются категории, как противоположности друг другу, это и

есть рассудочные определенности. Сущность - явление, внутреннее -

внешнее, и т. д., то что называют теперь поэтически парными

категориями - это и есть рассудочная определенность, так как эти

категории никогда не переходят друг в друга в действительности.

Непосредственно их переводят, но ответить на вопрос, чем отличается

сущность от явления они не могут, потому что дальше представления

сущности и явлении у авторов этих пособий дело не идет. И не надо

требовать, что бы они переходили - абстрактная сущность уже и есть

явление и наоборот, так как здесь нет никакой определенности,

которая втягивала бы в процесс перехода. Рассудок есть мертвая

неподвижная определенность, квинтэссенция принципа абстрактного

тождества А=А и его отрицательной формы. В "Диалектике природы»

Энгельса даже для младенца разъяснено, что есть этот метод.

Рассудочное, как форма диалектического содержания как

субъективна так и объективна, так как рассудочная определенность не

есть только определенность сознания, существующего только в

субъективной форме, рассудочная определенность столь же и

объективна. Это величайшее завоевание за всю историю философии. Это

не порок философии Гегеля - абсолютного идеализма. Здесь имеет место

прощание с точкой зрения субъективного идеализма на формы мышления,

от которого у нас еще не избавились. Говорят, что понятие, суждение

и т. д., являются пустыми субъективными формами, содержание для

которых черпается из внешнего мира. Но это и есть точка зрения

идеализма субъективного - независимо, приписывает ли автор себя к

экзистенциалистам, марксистам-ленинцам или сторонникам Мао Дзе-дуна

- содержание от этого не меняется. Это прежде всего точка зрения

субъективного идеализма Канта. Потому то Кант так и любим

работниками сферы диамата, Кант, говорят, наш!

Гегель разрушает точку зрения субъективного идеализма, выдвигая

положение, что форма рассудка одновременно и объективна.

Присмотримся к этому, так как говорят, что Гегель здесь впадает в

величайший грех, онтологизируя абсолютные субъективные формы

мышления.

Возьмем к примеру сферу неорганической природы. Какое здесь

можем назвать образование, лишенное в себе определенности? Есть

различие, значит есть и определенность. Глина отличается от шпата,

потому что имеет свою собственную определенность, в отличие от того,

с чем она связана и соотносится. У Левкиппа и Демокрита поскольку

два или все атомы одного похожи друг на друга, постольку и

невозможно в природе атома угадать различие. А здесь наоборот -

всякая связь в неорганической природе требует, предполагает и

выявляет, что каждое единичное существующее обладает собственной

определенностью, и только за счет этого выступает между ними

определенная связь, а не - есть универсальная связь и она наделяет

единичное существования определенностью.

Если берем органическую природу, то здесь каждое существо

обладает еще более развитой собственной определенностью. По крайней

мере у развитой ступени имеется налицо неотъемлемое строение -

органы и т. д. Здесь уже не действует соотношение элементов и

структуры, части и целого, потому что организм не сложить из частей;

разложить его можно, но это и будет умерщвление. Виды, классы - все

это входит в их собственную определенность; не важно, как

субъективное мышления осуществляет классификации - по рогам,

копытам, зубам ли. Даже рассудочная определенность отправляется от

господствующей определенности в данном виде, классе. То же и

человеческое общество. Что можно сказать об обществе, которое

представляет собой агрегат деградированных индивидов?

0пределеенность тоже есть, но сравните с развитым обществом, где

индивид выступает не индивидом общества, а господствующим

определением общества - это противоположная определенность.

Мифологии самых примитивных и диких народов самые аморфные, а

классические, греческие - там образ каждого Бога определен.

Если брать искусство, то в классицизме определенность была

доведена до крайности - чистые определения рассудка доведенные до

высшей определенности - вследствие чего классицизм сам себя снимает.

Это можно рассмотреть на любом виде искусства, но они снимаются не

потому что плохи, а потому что виды исчерпывают себя. Они порождены

необходимостью, чтобы вскрыть определенность самого прекрасного и

выразить его. Если прекрасное аморфно, то оно безобразно.

Объективная форма рассудочного существования и есть

определенность и отличие от другого. Вот и вся мистика, которая

стоит за обвинением в панлогизме, онтологизации.

Рассудочная определенность раскрывает собственную

ограниченность: различие и единство оказываются внешним. То есть

рассудочная определенность не раскрывает своего единства, а единство

не раскрывает себя в различии - это и есть односторонность и

ограниченность рассудка, как в предметном существовании, так и в

сознании. Односторонность рассудка и есть его противоречие, которое

развившись до своей высшей формы, переводит рассудок в его

противоположности. А поскольку рассудочнее конечно, то его

противоположность - бесконечность. Конечное разрушая себя, переводит

в бесконечное. Это и есть диалектика конечного.

Мы подошли к важному вопросу, что же есть диалектика? Она не

имеет отношения к любому внешнему подходу, она не есть внешнее. Не

применить отрицание отрицания к чему-то, где нет диалектики.

Применили к производительным силам и отношениям и простились и

силами и с диалектикой. Внешняя диалектика - резонерство, где

движение происходит за счет самой формы субъективной рефлексии. А у

нас не кто то конечное переводит в бесконечное, а оно само делает

себя таковым. Значит диалектика есть внутренний переход, она

имманентна самому предмету, содержанию, а не является внешним для

предмета, содержания. Поскольку конечное делает себя бесконечным,

значит диалектика и есть собственная определенность любого конечного

существования.

Это прекрасно знал уже Сократ, применявший субъективную форму

диалектики. На чем держались софисты и обыденное сознание - на

представлении. Инстинкт хорошо держит и наших философов в этом

направлении. Сколько не провоцируй, они не хотят двинуться навстречу

определенности. Сократ, обладая огромной энергией, заставлял

собеседников двинуться к раскрытию определенности. А коль первая

определенность внесена - неопределенность гибнет. Сократ блестяще

показал, что люди стоящие на неопределенном кончают

противоположностью начала, так как не удерживается абсолютной любая

односторонность. Конечное имеет в себе свое иное, но в исходном

пункте мы имеем только что определенность есть определенность

конечного. Но поскольку конечное переводит себя в противоположное,

то определенность, переводящая конечное в бесконечное есть

определенность бесконечная. Так как конечное есть односторонность

себя. Оно и форму имеет соответственно себе. А это означает, что

конечное должно быть абсолютно неразличенным в себе, но тогда мы

будем иметь вместо конечного – абстрактное бесконечное. Проще

говоря, конечная реальность существует в противоположной себе форме.

В зародыше она не обнаруживает этой формы, но когда конечное

переводит себя в бесконечное, то выступает уже, что формой конечного

является бесконечное - что определенностью конечного является

бесконечное. Значит противоречие содержания и формы заставляет

конечное переходить в бесконечное. При этом форма/?/ не есть нечто

внешнее для конечного бытия: это собственная определенность самого

конечного существования, но собственная определенность такова, что

она и тождественна этой реальности и одновременна отлична от нее. В

этом и состоит определенность конечного.

Казалось бы, что можно отделаться здесь тавтологией, что в

конечном форма есть содержание и наоборот. Но конечное потому и

конечно, что хотя форма и содержание неотделимы друг от друга, тем

не менее форма отлична от содержания. Переход конечного в свою

противоположность и показывает, что не реальность является движущим

моментом перехода в противоположное, а форма. Ведь бесконечного в

реальном существовании не бывает; сколько не глазейте на всю природу

вместе взятую вне мышления, мы не имеем реально существующую природу как всеобщее. Реально только то существует, что в отношении к

другому, ограничивает это другое и одновременно ограничивается им.

Значит действительно прав был уже Аристотель, который пришел к

выводу, утерянному затем, что форма является движущим моментом и

определяет как бытие так и конечное. И как видите к идеализму это

никакого отношения не имеет.

Противоположный взгляд, согласно которому реальность есть

реальность, оказывается без формы; а реальность лишенная формы, и

есть абстрактная форма, которой и занимаются сейчас

псевдоматериалисты. Например, возьмите 19 форм движения у Бэкона -

это реальность без ее определенности.

Итак, диалектика конечного вовсе не является конечной

диалектикой. Диалектически этим процессом выступает это конечное

бытие, конечное существование, но диалектика конечного -

бесконечное. Поэтому существует только одна диалектика, ибо всеобщее

только одно, ибо где два, то это уже не всеобщее, а в лучшем случае

его зародыш. Это хорошо иллюстрируется из продолжения человеческого

рода. Движение и навстречу к всеобщему осуществляется снятием

видимости всеобщего в форме двух видов.

Само что-то переходит в противоположность вследствие

бесконечной формы, которая действует как отрицательность; она и есть

реальность, хотя чувствами не воспринимается. Для философии

бесконечная форма и есть единственно истинное, а не конечное

реальное существование. Значит, диалектика предметного существования

и есть имманентное развитие конечного в своей собственной

противоположности, но она таковой оказывается только в форме

мышления. Диалектика рассудочного тем и хороша, что показывает, что

ни один из моментов противоположности, взятых по себе, не является

действительным.

Скептицизм и представляет собой осознание того, что все

конечное достойно гибели. В чем неудовлетворительность скептицизма -

хотя в нем и содержится положительный момент - что он не есть

отчаяние, а твердое осознание необходимости гибели; но именно это и

дает состояние душевной атараксии: не стоит воевать и суетиться раз

все погибнет. Этот момент хорошо фиксирует Маркс в послесловии ко

второму тому "Капитала", где он говорит, что диалектика по существу

своему критична и революционна; она во всем существующем видит

необходимость его падения, каждую осуществленную форму она видит с

преходящей стороны. Речь идет не только о формациях природы и

общества, но и о самих природе как формации и обществе. Все должно

гибнуть, что находится в отношении с иным и следовательно ограничено

в себе самом. Встает вопрос: что есть то, во что разрешается все

конечное - абстрактно мы это определили как бесконечное. Следует

выяснить, что оно есть в себе. Совсем "неинтересно" исчезать в

бесконечность, в ничто. Но бесконечное взятое как антипод конечного,

взятый как этот противоположный момент тоже конечен. Поэтому из

одного конечного мы попадаем в противоположное конечное: так душа и

будет маяться. Концепция мрачная, хотя и правильно схвачено, что

душа есть первый зародыш всеобщего, если сравнивать ее с

определенным пределом.

Это не просто сказка, а и осознание формы как превосходящей

содержание, то есть формы как отрицательности содержания. Получаем

вывод: что форма, как отрицательное конечного существования, есть

то, благодаря чему конечное существует, и то, благодаря чему

конечное исчезает. Форма есть то, что переводит мертвое в живое и

наоборот. Это мы видим даже в виде человеческого рода. Чтобы быть,

он осуществляет оба процесса сразу: одно уничтожает, а другое

порождает. Значит род - это не есть абстрактная отрицательность

всего, он есть определенная отрицательность индивида. Если бы он был

абстрактным, непосредственным отрицанием индивида, тогда он был бы

потусторонним. Род хотя и является противоположностью, но

противоположностью, присущей индивиду, форма, будучи противоположной

конечной реальности, оказывается внутренней сущностью этой

реальности. Но раз это определенное отрицание. а оно таково, так как

конечное определено - значит не что-то конечное отрицается со

стороны, а его собственная определенность отрицает его самого. Но

конечное находится в определенном отношении к себе, которое и есть

определенность отрицания себя. Ну а коли отрицание определено, то в

нем нет двух определенных моментов: лишь одностороннее отрицание

конечно, тогда попадаем в его определенность. Во-вторых, утвердить

попытки противоположности конечного, не трогая само конечное, а

ставя рядом его противоположность. Ни того ни другого здесь нет.

У нас противоположность конечного начинается в самом конечном,

и отрицая себя, оно не уничтожает себя целиком, а подвергает

отрицанию лишь ограниченную свою определенность. Не всякая

определенность конечна и подвергается отрицанию, а ограниченность

этой определенности. Поэтому то, во что переходит конечное, не

просто противоположность конечного, а само заражено в исходном

моменте, добывает его и включает себя самого; то есть,

определенность исходного момента и результат дает определенный.

Значит результат вовсе не ничто, а содержательность - это первое что

можно сказать. Во-вторых, эта содержательность не соответствует, не

тождественна исходной конечной определенности содержания; это такая

содержательность, которая определенность содержания своего бытия

включает в себя как момент. Значит результат диалектического

самоотрицания мало того что является противоположностью начала, но

оно, это начало включает в себя как подчиненный момент. Результат

диалектического процесса есть сам результат и его собственная

противоположность - начало из которого он исходил. То есть,

результат есть единство себя самого как результата и своей

противоположности. Выбросьте то, что в результате должно быть

исходное и процессом отрицания исходного, и вы получите не

результат, а непосредственное абстрактное отрицание конечного,

которое будет тоже конечным. Значит диалектический процесс есть не

только отрицание, но и сохранение предыдущей ступени и низведение ее

до момента.

Высшей формой диалектического процесса выступает то, что

конечное снимает себя в бесконечность, определенную в ней самой. Это

и есть то, что Гегель называет положительно разумным. Здесь

отрицательное перевело себя в положительное, определенное в нем

самом. Конкретно: бесконечное и есть всеобщее как конкретное

единство в нем самом. А это значит, что только положительно разумная

форма оказывается формой самого содержания, а содержание -

содержанием самой формы. Различенность формы и содержания в

конкретно всеобщем снимается. И поскольку форма оказывается истинным

содержанием и наоборот - то форма является своим собственным

предметом. Положительно разумное и есть всеобщая форма, являющаяся

для себя своим содержанием.

Мы рассмотрели логическую форму развития всеобщего и остановились в

прошлый раз на моменте, что одной из форм выражения всеобщего

выступает качественно определенное нечто. Почему нечто отлично от

конечного непосредственного бытия? Прежде всего наличное бытие есть

определенность, неотделимая от самого этого бытия. Это есть

собственно природа качества, которая в том и состоит, что она есть

всепроникающее своего предмета. Как только мы изменяем качество, мы

изменяем и его носителя.

В то же время качество само возникает как результат снятия

противоречия. Значит наряду с господствующим определением

непосредственности есть и опосредованность, просто она на первой

ступени качества не выступает. В качестве имеется отрицательность -

качества как такового, как абстракции - не бывает. Вот эта

отрицательность, рефлектированная в себя и составляет определенность

качества. В связи с этим и появляется различение в реальности:

реальность выступает только там, где есть что-то утвердительное,

отличное от чего-то иного; реальность всегда ограниченна. Но

качество, как его положенная определенность, обладает своей обратной

природой: с одной стороны качество есть то, благодаря чему нечто

вообще есть. Уберите качество, как непосредственную простейшую

определенность и оно исчезнет. Но с другой стороны определенность

качества обладает отрицанием этого нечто. В этом и состоит

противоречие. С одной стороны, что-то есть в определенности своего

качества - следовательно в своей границе, и только через нее и в ней

оно есть то что есть. А с другой стороны его граница, есть его

отрицание. Это противоречие качественной границы.

Благодаря своей определенности наличное бытие, или нечто,

благодаря своей границе и есть нечто противоречивое в себе,

изменчивое и преходящее. То есть, граница столь же дает существовать

нечто, столь и уничтожает, так как мы имеем дело с определением

конечного, и следовательно, то что его сохраняет, одновременно

является и уничтожающим. Благодаря этому нечто становится другим,

иным. Значит собственная определенность качества приводит к тому,

что бы выступило иное. Но обыденным сознанием иное воспринимается

как существующее наряду с нечто. Но эта точка зрения удерживает

внешнюю различенность, и, соответственно, внешнюю форму связи. На

самом же деле, нечто в себе самом, благодаря собственной

определенности, есть свое другое. Иное и представляет собой

объективированность самого нечто.

Нечто, обладая собственной определенностью, различно относится к

различным предметам, так как здесь выступает в отношение то, что

является собственной определенностью каждого соотносимого предмета:

предмета находящегося в связи. К примеру любой органический предмет

в органическом имеет лишь момент своего неорганического иного; или

каждый человек относится к другому лишь в той мере, в какой он в

другом находит свою определенность; то что выходит за этот момент

определенности является моментом разъединения, чуждым. Ясно, что

отношение не может быть однозначным: чем одностороннее предмет в

своей определенности, тем он более беден, и сталкиваясь с развитом

определенностью иного он просто поглощается этим иным.

Вот в чем секрет, что наши современные философы не любят

заниматься историческими представителями философии: столкнешься с

Аристотелем, а он проглотил тебя. А нужно показать воинственную

критику и превосходство. Не соприкасаются с тем что может проглотить

- инстинкт срабатывает безупречно; то есть стихийно знают различие

нечто и иного, по крайней мере в одном моменте.

Нечто имеет в себе свое иное, инобытие, и в другом нечто оно

является лишь объективированным для себя. Если возьмете отношение

товаров друг к другу, то и они соотносятся только в моменте

тождества, притом принадлежащего наименее развитой определенности

товара, то есть величины стоимости. Но далее более развитая форма

стоимости поглощает менее развитую, и товар лишенный такой стоимости

никому не нужен; то есть он поглощается даже в своем бытии более

развитым товаром. То есть, не вступай в конкуренцию с паршивыми по

качеству товарами...

Нечто становится иным. Но ведь иное само есть нечто, и проявляет

то же что и первое нечто: собственную определенность, противоречие,

изменение и т. д. То есть нечто становится другим и т. д.: мы

Дата добавления: 2014-12-07