Томск 2010 6 страница

Наука как детерминанта развития техники. Четвертый подход построен на утверждении о превалировании влияния науки на технику, на утверждении, что техника науки (т.е. измерение и эксперимент) опережает технику повседневной жизни.

Придерживавшийся этой позиции французский философ А. Койре, в противоположность Г. Беме, оспаривал тезис о том, что наука Галилея была продуктом деятельности ремесленника или инженера. Он доказывал, что Галилей и Декарт не были представителями ремесленных или механических искусств и не создали ничего, кроме мыслительных конструкций.

Галилей был первым, кто создал действительно точные научные инструменты на основе физической теории – это были телескоп и маятник. При создании телескопа он исходил из оптической теории, стремясь сделать невидимое наблюдаемым. Математический расчет позволил ему достичь точности в наблюдениях и измерениях. Новая наука, у истоков которой стоял Галилей, посредством использования экспериментального метода, заменила расплывчатые понятия аристотелевской физики системой строго количественных понятий. Заслуга теоретиков и философов в том, что они заменили приблизительность оценок ремесленников при создании технических сооружений и машин на математическую точность, экспериментальную установленность и теоретическую обоснованность.

Помимо А. Койре, подобная точка зрения характерна и для целого ряда иных отечественных и зарубежных исследователей.

Крупный отечественный философ Б.М. Кедров, анализируя процесс развития научного знания, логику научного открытия, в частности отмечал, что к числу научных открытий следует относить не только обнаружение нового закона природы или общества, или мышления, создание новой теории, выдвижение новой гипотезы, но и изобретение новых приборов, инструментов и установок, новых методов и способов экспериментального исследования тех или иных объектов (процессов, вещей, явлений). В соответствии с этим, по его мнению, «будущая теория научного открытия должна показать, что на уровне непосредственного созерцания и эмпирического познания научное открытие выступает как установление нового факта на уровне абстрактно-теоретического мышления – как теоретическое обобщение и объяснение известных уже фактов и предсказание новых, - как открытие нового закона, создание новой теории, выработки нового понятия, выдвижение новой гипотезы; на уровне практической проверки и практического использования научного знания – как техническое изобретение, в частности, как создание новых приборов, инструментов, установок, устройств в целях осуществления опытного, экспериментального исследования»10.

Американский исследователь Л. Мэмфорд в своей работе «Техника и Цивилизация» высказывается еще более радикально. Он пишет, что инициатива изобретений исходила не от инженеров-изобретателей, а от ученых. В сущности, телеграф открыл Генри, а не Морзе; динамо-машину – Фарадей, а не Сименс; электромотор – Эрстед, а не Якоби; радиотелеграф – Максвелл и Герц, а не Маркони и Де Форест11. С точки зрения Мэмфорда, преобразование научных знаний в практические инструменты является простым эпизодом в процессе открытия. Именно из этого выросло новое явление – обдуманное и систематическое изобретение, которое получило свое развитие в целом ряде лабораторий, научно-исследовательских центрах Европы, Америки, Японии и т.д.

Но если взглянуть на исторические примеры изобретательской деятельности человека, на открытия, совершенные в результате длительной практической деятельности, то данная точка зрения не будет казаться столь убедительной. Изобретение самолета, парового двигателя, воздушного шара, велосипеда, подводной лодки, автомобиля и т.д. были осуществлены вне какого-либо очевидного детерминирующего воздействия со стороны научной теории, концепции и пр. Другой пример из области химии: семь металлов были известны людям с древнейших времен, благодаря наблюдательности, опыту в ремесленном производстве, изобретательности. Это золото, серебро, медь, железо, олово, свинец и ртуть. Эти семь металлов принято называть доисторическими12. Кроме того, масса химических элементов стала известна людям, благодаря ремесленной практике в последующее время. Среди них: цинк (известен с Vв. до н.э.), мышьяк (известен с I в. н.э.), сера (известна со времени Ветхого завета) и др.13.

Именно это обстоятельство не позволяет говорить об абсолютной правильности той точки зрения, что техника науки всегда опережает технику повседневной жизни. Вместе с тем очевидно, что изобретательская работа тесно связана с систематическими научными исследованиями, но при этом не всегда технологические инновации могут являться результатом движения, начинающегося с научного открытия.

Взаимосвязь в развитии науки и техники. Особенности взаимодействия науки и техники на современном этапе. В настоящее время в философии науки начинает превалировать точка зрения, в соответствии с которой утверждается, что вплоть до конца ХIХ века регулярного применения научных знаний в технической практике не было. Эта связь характерна для современного состояния технических наук. Как отмечает Б.В. Марков, практика доиндустриального общества не требовала теоретического руководства и опиралась на навыки, традиции, орудия, которые передавались непосредственным путем14.

В течение ХIХ века отношения науки и техники развивались в направлении все большей «сциентификации» техники, но этот процесс не был односторонним. «Сциентификация» техники сопровождалась «технизацией» науки15.

Единство науки и техники, основание которому было положено научной революцией нового времени, стало очевидным только в ХХ веке, когда наука становится главным источником новых видов техники и технологии. Современная наука вторгается во все сферы жизнедеятельности, она учитывает все формы практики. Современный исследовательский процесс связан с технической реализацией и экономическим использованием проектов и преследует задачу дать возможность человеку – действующему субъекту – распоряжаться, управлять природными и социальными процессами. Если прежде практичность теории достигалась в ходе образования, которое внедряло науку в жизненный мир и в сознание личности, то сегодня абстрактные знания становятся практически значимыми, благодаря их применению для создания новых технологий, используемых в преобразовании стихийно развивающихся природных и социальных процессов16.

Однако если взглянуть на статистику наиболее значимых изобретений и технологий ХХ века, то можно отметить некоторые исключения, которые не совсем согласуются с идейным содержанием данного подхода. Так, по результатам опроса, проведенного отечественной «Независимой газетой», среди наиболее значимых технологий ХХ века было указано двадцать девять, среди них:

1. Генная инженерия

2. Интернет

3. Клонирование млекопитающих

4. Атомная энергетика

5. Лазеры

6. Компьютерные виртуальные реальности

7. Кремневые микрочипы

8. Волоконно-оптическая связь

9. Факс

10. Мобильная телефонная связь

11. Нанотехнология

12. Томография

13. Синтез фуллеренов

14. Телевидение

15. Запись информации на CD и CVD-дисках

16. Радиолокация

17. Термоядерный синтез

18. Молекулярные микрочипы для расшифровки геномов

19. Реактивная авиация

20. Синтез пластмасс

21. Шариковая авторучка

22. Застежка «молния»

23. Ксерокс

24. Акваланг

25. Перфторан (голубая кровь) – кровезаменитель на основе перфторуглеродных эмульсий

26. Технология «чистых комнат»

27. Пузырьковая камера

28. Ускоритель элементарных частиц

29. Роторные автоматизированные линии17

Очевидно, что большинство из них имели в своей основе теоретические исследования. Вместе с тем, можно указать и на ряд исключений: шариковая ручка, застежка «молния», акваланг, создание пластмасс получили свое рождение вне зависимости от длительных и глубоких научных изысканий. Поэтому можно заключить, что изобретательская деятельность и ее результаты не перестали быть достоянием отдельных «Левшей-одиночек», создающих порой гениальные «вещи». Однако взаимодействие науки и техники к концу ХХ – началу ХХI веков столь сильно усложнилось, а значение научных открытий, новых изобретений, новых технологий в судьбе отдельных людей, народов, наций и человечества в целом стало столь масштабным, что данные примеры можно рассматривать скорее как исключения, подтверждающие правило, чем как эмпирические факты, противоречащие выдвинутой гипотезе.

Обладание интеллектуальными, материальными, финансовыми и иными ресурсами с целью направления их на дальнейшее развитие науки и техники, на реализацию научно-технических проектов, определяет место той или иной страны, ее роль в международных отношениях на современном этапе жизни человечества.

Особое место в данном случае уделяется тому, какими макротехнологиями обладает та или иная держава. Т.е. на основе того, насколько эффективно осуществлен интегративный процесс между наукой и техникой, оценивается уровень развития страны и ее экономики в целом.

Макротехнология – это совокупность всех технологических процессов (НИР, ОИР, подготовка производства, производство, сбыт и сервисная поддержка проекта) по созданию определенного вида продукции с заданными параметрами.

Семь высокоразвитых стран владеют 46 из 50 макротехнологий, которые обеспечивают конкурентное производство, а остальной мир –3-4- макротехнологиями.

Из 46 макротехнологий, которыми обладают семь высокоразвитиых стран, на долю США приходится 20-22, по которым они разделяют или держат лидерство, на долю Германии – 8-10, Японии – 7, Англии и Франции – 3-5, Швеции, Норвегии, Италии, Швейцарии – по 1-2. Россия на период до 2025 г. могла бы поставить задачу приоритетного развития по 12-16 макротехнологиям! Причем до 2010 г. основными макротехнологиями могли бы быть 6-7 из них, по которым наш суммарный уровень знаний сегодня приближается к мировому, если не превосходит его (авиация, космос, ядерная энергетика, судостроение, спецметаллургия, энергетическое машиностроение)18.

Именно в рамках современной науки находят свое решение глобальные проблемы, вставшие перед человечеством на рубеже ХХ – ХХI веков – энергетическая, демографическая, сырьевая и проч.

Одним из примеров решения данного рода проблем, предложенного мировому сообществу, можно считать идеи, содержащиеся в новом докладе Римского клуба, осуществленный Э. Вайцзеккером, Э. Ловинсом, Л. Ловинсом, под названием «Фактор четыре. Затрат – половина, отдача – двойная». Основная идея «фактора четыре» состоит в том, что производительность ресурсов может и должна увеличиться в четыре раза. Богатство, извлекаемое из одной единицы природных ресурсов, может учетвериться. Таким образом, мы можем жить в два раза лучше и в то же время тратить в два раза меньше. И хотя повышение эффективности использования ресурсов не простое дело, оно все шире применяется на практике. «В середине 70-х годов, например, полемика в области американской инженерной экономики сводилась к тому, могут ли незатратные сбережения энергии составить в сумме примерно 10 или 30 % от общего потребления. В середине 80-х годов дискуссии велись вокруг диапазона от 50 до 80 %, а в середине 90-х годов профессионалы обсуждают вопрос, находится ли потенциал возможностей ближе к 90 или к 99%, что даст экономию в 10-100 раз»19. Причем экономия, как фактор увеличения производительности рассматривается на примере энергетики, использования материалов, транспорта, управления.

Таким образом, наука постоянно находится в поиске возможных направлений реализации того потенциала знаний, которым она обладает в повседневной жизнь человека.

Анализируя исторические этапы становления единства науки и техники, представители данного подхода М.А. Розов, В.Г. Горохов. В.С. Степин выделяют четыре периода:

Первый период – донаучный. Особенностью этого периода является последовательное формирование трех типов технических знаний: а) практико-методических, б) технологических, в) конструктивно-технических.

Сложно указать хронологические рамки данного периода в развитии техники в ее взаимодействии с наукой. Причина этого скрывается в том, что техника берет свое начало со времени зарождения ремесла, земледелия, первого опыта изобретательской деятельности, связанной с каменными, деревянными, костяными и др. орудиями труда, с постепенного накопления опыта научной деятельности (в форме наблюдений, элементарных опытов и др.).

Второй период ознаменован зарождением технических наук. Его хронологические рамки – со втор. пол. ХVIII в. до 70-х гг. ХIХ века – со времени начала первой промышленной революции, связанной с переходом от ручного труда к машинному производству до начала эпохи модерна (победы индустриального способа производства). В это время происходит формирование научно-технических знаний на основе использования естественнонаучных знаний в инженерной практике, и, кроме того, появляются первые технические науки.

Третий период – до середины ХХ века – характеризуется построением ряда фундаментальных технических теорий.

К началу ХХ столетия они уже составили сложную иерархическую систему знаний, в состав которой вошли как систематические науки, так и собрания правил и методов в инженерных руководствах. Процесс формирования теорий технических наук шел, с одной стороны, под непосредственным воздействием естественнонаучных теорий, а, с другой стороны, они исходили из непосредственной инженерной практики (например, кинематика механизмов). В этот период инженерами была заимствована и творчески переработана применительно к инженерной практике целая совокупность теоретических и экспериментальных методов, ценностей и институтов, используемых в естествознании. Это позволило техническим наукам принять качество подлинной науки уже к началу ХХ века. На это время они обладали всеми признаками, позволившими естественным и техническим наукам стать равноправными партнерами - это и систематическая организация знаний, и опора на эксперимент, и построение математизированных теорий, начало особых фундаментальных исследований20.

Четвертый этап – с середины ХХ века по настоящее время – характеризуется осуществлением комплексных исследований, интеграцией технических наук не только с естествознанием, но и с общественными науками. Наряду с процессами междисциплинарной, межуровневой и т.д. интеграции, для этого периода характерно продолжение процесса дифференциации, проявляющееся в отделении технических наук от естественных и общественных, в образовании целого ряда технических научных дисциплин. Относительно некоторых научно-технических дисциплин вообще трудно сказать, принадлежат ли они к техническим наукам, или образуют некое новое уникальное единство науки и техники.

Тем не менее, несмотря на значительную связь техники с бурным и масштабным развитием научного знания, некоторую подчиненность технического знания естественнонаучному, в изобретательской деятельности продолжает сохранять свое значение творческий потенциал, как отдельного человека, так и целого коллектива. Его роль настолько значительна, а возможности прогноза столь малы, что это позволяет говорить об изобретении, действительно, как об одной из разновидностей научного открытия, ибо степень неожиданности, индетерминизма и даже иррационализма присутствует здесь всегда. В силу этого, можно сказать, что применение научных знаний в практической жизни человека не является строго предсказуемым, запланированным, детерминированным процессом, оно требует дополнительных усилий со стороны как человеческого разума, так и интуиции, творческого подхода к решению проблем науки и техники..

2.4. Проблема нравственной оценки научной деятельности

Постановка проблемы. Наука развивается в рамках того или иного общественного устройства, поэтому она является одним из его социальных институтов. Взаимодействие всех социальных институтов не может быть реализовано в беспорядочном виде, оно регулируется определенными нормативно-ценностными ориентирами. Там, где речь идет о нормах, обязательно встает вопрос об их предпочтении. Такой выбор – это выбор нравственного плана, когда человек для себя сам определяет, как избранное решение будет соотноситься с его внутренними ценностями. Е.А. Мамчур приводит в пример ситуацию, сложившуюся в физической теории в начале XX в., когда возникло сразу несколько альтернативных направлений ее развития. С точки зрения научных критериев все направления были вполне адекватными, но доминирующее место заняла теория относительности. Почему А. Эйнштейн выбрал именно такой путь развития физики? Это невозможно интерпретировать, не учитывая тему, заявленную в этом параграфе. Неприятию абсолютов чрезвычайно способствовало то обстоятельство, что окружение А. Эйнштейна создало атмосферу, резко отличающуюся от той, которая была в других физических центрах (например, в Кембридже). А ведь в конце ХIX в. Кембридж доминировал в британской физике. Здесь работали всемирно известные ученые (У. Рэлей, Дж.Дж. Томпсон,

Дж. Стокс и др.). Они придерживались взглядов, близких к концепции эфира Лоренца, и пытались такую точку зрения отстаивать. Однако А. Эйнштейн отказался от подобного подхода. Но дело вовсе не в научном аспекте вопроса. Сказалась нелюбовь Эйнштейна к абсолютам, которая возникла еще в той среде, где произошло становление великого физика как личности и ученого. Эта среда получила название «Веймарской культуры». Дух веймарцев заключался в неприятии утилитарной направленности научной деятельности, ее бездуховности, забвении человеческих интересов. На основе таких положений вырастало негативное отношение к математическим и естественным наукам. В результате восторжествовало нравственное определение в пользу релятивизма. Таким образом, нравственный аспект научного познания играет очень значимую роль. Поэтому игнорировать этот вопрос мы не можем. Ему следует дать оценку, которой он реально заслуживает.

Наука как социальный институт строится на основе норм и ценностей и, то, что она социальнокультурно детерминирована, давно не вызывает сомнения. Важно понимать, что эти нормы и ценности никогда не будут заданы навечно, следовательно, любой ученый будет заниматься исследовательской деятельностью, заранее выбирая на основе своих нормативно-ценностных ориентиров ту или иную траекторию познания. Поэтому необходимо проанализировать комплекс нормативно-ценностных положений современной науки. А этот анализ возможен только с учетом двух моментов: во-первых, взаимосвязи научной и общественной системы норм и ценностей; во-вторых, двойственности научной систем норм и ценностей: с одной стороны, она «покрывается» общественной системой норм и ценностей, с другой стороны, научные идеалы влияют на «состояние умов в обществе». К примеру, до XVI в., по сути, не практиковалась в медицине такая норма как вскрытие трупа (с целью изучения анатомии человека). Однако в XVI в. А. Везалий стал проводить вскрытия, и постепенно эта норма утвердилась в науке.

Конечно, бывают и бывали ситуации, когда нормы и ценности науки резко противостоят общественным нормам и ценностям. Но такое положение дел возникает не столь часто и долго продолжаться не может: либо наука утратит свой статус социального института, либо общество будет вынуждено признать новые системы норм и ценностей. Например, на сегодняшний день актуальна проблема клонирования, которая встала в результате определенных научных изысканий. Однако общество еще не готово принять сугубо эмоционально связанные с клонированием нормы и ценности. Сталкиваются разные мнения: от самого крайнего – запретить такие исследования, до утилитарного – быстрее реализовать на практике. Ясно одно, что никакие научные результаты не позволят серьезно скорректировать позицию людей, потому что по сути речь идет о личном нравственном выборе. К тому же, на данный момент ситуация «подогревается» тем всеобщим недоверием, которое общество испытывает к науке. И это тоже проблема нравственной оценки научной деятельности.

Знание, которое получается в результате научного исследования, отчуждается путем различного рода формализаций. Поэтому, являясь плодом внутренней мыслительной деятельности, оно становится всеобщим и доступным для всех. Но такая операция приводит к тому, что с автора этого знания снимается ответственность, неизвестно, как это знание будет использовано другим человеком. Одной из причин, по которым в современном обществе возникло недоверие к науке, стало положение, когда людям одно в качестве научного результата декларируется, а в жизни получается совсем другое. Долгое время общественные науки утверждали, что Запад идет по «тупиковому» пути развития, а в результате «тупиковым» оказался социалистический путь. Естественно, что такой факт не прибавит обществу доверительного отношения к науке. Но тем не менее подобная ситуация – это единичный факт. Ее истоки коренятся в природе человеческой деятельности, в том числе и научного познания как вида этой деятельности. Одна из самых главных норм научной деятельности – универсализм. Универсализм строится на том принципе, что изучаемые наукой природные явления повсюду протекают одинаково и что истина не зависит от возраста, пола, расы, авторитета и других моментов, связанных с исследовательской деятельностью. Это известный принцип: «Платон мне друг, но истина дороже». Он предполагает беспристрастное отношение ученого к результатам деятельности. Второй нормой можно назвать общность научного знания. Данный тезис предполагает, что научное знание является всеобщим достоянием. Автор - человек, выведший новое знание, - не может быть его монопольным владельцем, он должен его таким образом сформировать, чтобы в нем осталось как можно меньше субъективных аспектов. Третьей нормой научной деятельности является незаинтересованность исследователя. Первичным мотивом ученого, на основе данной нормы, должно быть бескорыстное желание достичь истины. Все остальные аспекты успешности или неуспешности познания (такие, как поощрение, порицание и т.д.) должны являться лишь следствием проведенных исследовательских мероприятий. И четвертой нормой считают организованный скептицизм. Поскольку наука – это всегда сообщество исследователей, то существует некая корпоративная практика взаимодействия между ними. Это предполагает ответственность ученого или ученых за оценку доброкачественности, сделанного соратниками. В первую очередь, такая форма взаимодействия предполагает, что никогда нельзя вслепую принимать результаты каких-либо исследований, нельзя полагаться на авторитет ученого и т.д. Такая позиция может реализоваться при достаточно скептическом отношении к поступаемой в науку информации.

Эти ценностные положения науки были введены Р. Мертоном в книге «Нормативная структура науки» в 1942 г. Они не раз подвергались критике. Но тем не менее проблемы познавательной деятельности в контексте ее нравственного анализа как были, так и остаются актуальными. Ведь эта деятельность реализуется в диапазоне противоположных норм, и исследователь попадает в противоречивую ситуацию. Здесь лежат истоки творческой неопределенности. Б.Г. Юдин приводит следующий пример: 1) ученому необходимо делать свои результаты доступными для коллег - при этом следует тщательно проверить полученные результаты перед публикацией; 2) ученый должен быть новатором, должен легко воспринимать новые идеи – ученый не должен слепо следовать конъюнктуре; 3) ученый должен знать все, что относится к сфере его научных интересов – эрудиция ученого не должна подавлять его самостоятельность2. Общий вывод, который мы можем позволить себе после анализа ценностно-нормативных основ науки, заключается в том, что эти основы непринципиально жестки. А это значит, что перед ученым стоит важнейшая задача, связанная с необходимостью самостоятельно определить в отношение к результатам познавательной деятельности. Конечно, нужно признать, что единичные нарушения не приведут к каким-то серьезным отклонениям, но если данный процесс получает распространение, то наука утрачивает смысл как феномен культуры, характеризующийся своей направленностью на познание. Поэтому проблемы нравственной оценки научной деятельности являются фундаментальным аспектом науки как особой социальной системы, где профессиональная ответственность ученого – одна из основ подобного рода анализа.

Помимо профессиональной ответственности, которая характеризует деятельность ученого, есть еще так называемая социальная ответственность. Она лежит в сфере отношений между наукой и обществом, которая является внешней для науки. Естественно, что ученый как человек науки и как представитель иных социальных образований не может выступать в рамках единой ценностно-нормативной базы. Но чаще всего оказывается, что эти сферы взаимосвязаны и пересекаются между собой. Данный аспект стал анализироваться относительно недавно. Еще в 70-80 е гг. ХХ в. подобные вопросы почти не ставились или сводились к определенному морализаторству (когда одни нормы, неизвестно, по каким причинам ставшие предпочтительными, доминировали над другими). Это приводило к давлению одних мнений над другими, и в результате вопрос о нравственной оценке научной деятельности не ставился, а следовало утверждение доминирующих норм, которыми «прикрывался» ученый, снимая с себя, тем самым, всякую ответственность. Такая позиция во многом была связана с теми ориентациями, которые лежали в основе науки Нового времени и которые в качестве традиции сохранились и до сих пор. Она была вызвана тенденцией к «выхолащиванию» роли и значения субъекта в ходе познавательной деятельности, поскольку считалось, что все субъективное приводит к неадекватности познавательного процесса. Все субъективное пытались элиминировать (в том числе и вопрос о нравственной оценке процесса научного познания), иначе страдает истина – цель научного познания. Ради истины можно было использовать любые средства. Однако история науки приводит к мысли, что нельзя в качестве научного знания получать истинное знание вне учета субъективных особенностей познавательного процесса. Сначала стали принимать во внимание внешние факторы познания (такие, как позиция наблюдателя, средства получения знания и т.д.). Затем стало очевидным, что и внутренние факторы познавательной деятельности должны обязательно анализироваться, если цель – получить адекватное научное знание. Именно поэтому последнее десятилетие актуально осмысление нравственной оценки научной деятельности. Однако единый этический подход к оценке научной деятельности сложен. Эта сложность проистекает из особенности современной науки, настолько «переплетенной» связями с общественными сферами жизни, что очень тяжело зафиксировать всю полноту их взаимодействия. В результате ценностно-нормативная основа размывается, отсутствуют единые критерии для оценки. Это лишний раз заставляет прийти к мысли, что вопрос об ответственности (социальной) ученого – непраздный вопрос. Никто за ученого не может определить направленность и качество познавательного результата, никто не может быть ответственным за него. Ведь если человек изобретает «ядерную бомбу», он понимает всю опасность такого изобретения, а, следовательно, не может оставаться в стороне от такого научного результата. В любом случае он определяет свою позицию: сторонник он внедрения и дальнейшей разработки изобретения или противник. Не случайно, недостаточная ответственность ученых в ходе познавательной деятельности привела к появлению различного рода экологических движений. Это сигнал обществу об опасности, идущей от результатов научной деятельности и напоминающий нам о необходимости социальной ответственности ученого. Можно совершить массу полезнейших открытий, изобретений, но не менее важно в ходе реализации всех подобных нововведений учесть, как отразятся эти «плоды» на жизни общества, его здоровье, нравственности и других моментах. То же открытие атомной энергии, с одной стороны, - одна из вершин человеческой познавательной деятельности, а с другой стороны, постоянная угроза человеческому существованию. Как нравственно оценить изобретателя такого открытия? Это вопрос, на который нельзя дать однозначный ответ. Поэтому исследователи не признают возможность единой нравственной оценки научной деятельности. Как пишет Б.Г. Юдин, «мы не вправе говорить о том, что этические проблемы являются достоянием лишь некоторых областей науки, что их возникновение есть нечто исключительное и преходящее, нечто внешнее и случайное для развития науки»3. Могут существовать только единые принципы нравственной оценки, но единых решений нравственных проблем познавательной деятельности точно быть не может. К примеру, в вопросе об эвтаназии тоже не может существовать единого, общего для всех решения. Для медика – это одна ситуация, для этика – другая, для философа – третья. Поэтому следует избегать крайностей, что наука как сфера деятельности является «изначально греховной» или, наоборот, изначально невинной. Наука многообразна, как жизнь. Отсюда и возникает тот плюрализм, который представляется крайним релятивизмом как в гносеологическом, так и в аксиологическом смысле. Начинает казаться, что в науке «все дозволено», не взирая на нормы, стандарты и другие формы познавательной деятельности. Также это касается и вопроса о нравственной оценке ученого в его профессиональной деятельности. В науке, как мы показали, невозможно не учитывать ответственности ученого, иначе последствия могут быть катастрофическими. Чтобы это продемонстрировать, следует обратиться к анализу современного состояния науки и возможных последствий его для нравственной оценки науки. А также обратиться к рассмотрению этического аспекта деятельности человека с дальнейшим переносом его в сферу научного познания.

Современная наука и проблема нравственной оценки. Сейчас можно однозначно сказать, что без анализа причин, возникшего во второй половине ХХ в. кризиса в науке, без понимания того, что движет научное знание в процессе познавательной деятельности, что представляет собой современное научное познание, невозможно представить судьбу современной цивилизации. Поэтому очень важно осмыслить многие факторы, связанные с кризисным состоянием науки.

Дата добавления: 2014-12-27