Томск 2010 14 страница

Подобная же позиция характерна и для Ст. Тулмина, аргументация которого сводится к установлению отсутствия единства в науке и единой науки, фиксации множества частных областей знания, что свидетельствует о нецелесообразности общенаучных методов и средств. Кроме того, постоянное развитие науки обуславливает преходящий характер научных подходов в исследовании, а несовместимость концептуальных (дисциплинарных) и профессиональных (процедурно-детерминистских) аспектов науки определяет отсутствие единства науки. Поскольку поиск общенаучных оснований оказывается бессмысленным, то критерии собственной рациональности современная наука получает через свою включенность в многообразные социокультурные контексты, что, в свою очередь, ведет к исчезновению «демаркационной линии» между наукой и иными формами рациональности (политикой, этикой, искусством и т.д.) и не позволяет отделить научную истину от заблуждений, слухов, фантазий, предрассудков и пр.23. Поэтому в перспективе оказывается возможным рассматривать науку в виде совокупности различного рода как собственно научных, так и вненаучных традиций, образующих контекст и само внутреннее содержание познавательного процесса.

Кроме того, говоря о социокультурных началах научного творчества на современном этапе развития человечества, невозможно не обратить внимания на феномен повторных научных открытий, который рассматривается целым рядом исследователей в качестве эмпирического подтверждения наличия социокультурных детерминант, социокультурной обусловленности научного творчества. Здесь можно упомянуть имена В.И. Вернадского, В.И. Купцова, Е.А. Мамчур и др., кто объяснял природу этого феномена в развитии науки именно исходя из социокультурной детерминации научного знания. В данном случае можно указать и на теорию конвергенции, которая также позволяет пояснить социокультурную составляющую природы этого, и целого ряда иных, феноменов в развитии научного знания.

Идею о конвергенции, предполагающую, что процесс индустриализации продуцирует общие и единообразные политические и культурные характеристики различных обществ, которые до индустриализации могли иметь весьма различающееся происхождение и социальные структуры, сформулировали и разрабатывали целый ряд исследователей – П. Сорокин, Р. Арон, Дж. Гэлбрейт, У. Ростоу, Х. Шельски и др.

В соответствии с идеей конвергенции все общества, вступившие на путь индустриализации (или модернизации), рано или поздно сходятся к некоей общей точке, поскольку индустриализация для своего успешного осуществления требует определенных (одинаковых для всех) качественных изменений. Те страны, которые дальше других продвинулись по пути модернизации, становятся все более похожими друг на друга в самых различных сферах жизнедеятельности. При этом все этнические и национально-культурные особенности в какой-то степени отодвигаются на периферию социальной жизни. Но, вместе с тем, возрастает роль отдельно взятого индивида. Набрасывая перспективы развития в будущем «информационной магистрали», Б. Гейтс отмечает, что в недалеком будущем политические деятели впервые смогут моментально узнавать итоги репрезентативных опросов общественного мнения и реагировать на них. Избиратели будут голосовать дома или через карманный компьютер. Граждане смогут развить большую активность, выдвигая своего кандидата или организуя обсуждение какого-то вопроса. Возрастает число общественных групп со специфическими интересами24.

С точки зрения теории конвергенции объяснение природы повторных (одновременных) открытий достаточно очевидно. Их резкий всплеск во второй половине ХХ в., масса направлений параллельно ведущихся в разных странах исследований по одной и той же тематике, примеры уже осуществленных открытий, технологий и т.д. в значительной степени подтверждают мысль авторов данной идеи о социокультурной детерминации различных процессов, в т.ч. научного творчества. Среди подобных примеров можно упомянуть:

1) создание ядерной бомбы в США (1945), СССР (1949), а затем во Франции, Великобритании, Китае, Израиле, ЮАР, Индии, Пакистане и, возможно, Сев. Корее, Иране, Ираке. Причем, круг обладателей ядерной бомбы расширяется на фоне борьбы за разоружение и наличие договора о нераспространении ядерного оружия;

2) создание ракетных технологий, связанных с освоением космического пространства. В клуб держав, способных запустить космические аппараты на околоземное пространство, помимо пионеров – СССР и США, уже входят Франция, Китай, Индия.

Социокультурная детерминация научного творчества находит свое выражение в усилении в науке, интеграционных процессов которые становятся насущной необходимостью в связи с тем, что наука выдвигает перед собой глобальные цели. В современных условиях наука направляет свои усилия на то, чтобы ответить на вопросы: «куда течет история человечества и чего можно ожидать, каковы исторические пути развития, каковы особенности и последствия демографических кризисов и происходящего ныне демографического взрыва, как избегать неблагоприятных, катастрофических ситуаций и каковы условия самоподдерживающего и оберегаемого развития человечества»25.

Подобные исследования уже привели к достижению определенных результатов. Так, представителями Римского клуба была создана математическая модель мира, показывающая влияние жизнедеятельности общества на окружающую его среду. В заключении исследования содержится предупреждение о потенциальной угрозе наступления мирового кризиса. Если не преодолеть определенные тенденции в развитии политической, экономической и социальной систем, то они окажут и уже оказывают свое негативное воздействие на окружающую природную среду26.

Важную роль в создании этой и других моделей играют различные разделы математики, физики, синергетики, позволяющие описывать нелинейные, непредсказуемые открытые системы различного происхождения. Именно синергетика, объединяющая в себе принципы, подходы, методы целого ряда естественных наук, в последнее время становится господствующей парадигмой в исследовании социальных, политических, экономических проблем в глобальном разрезе. Синергетические модели используются и гуманитарными науками, позволяя получить математическое обоснование различных социальных процессов и место самого человека в рамках Универсума.

Рассмотрение всех обозначенных факторов в развитии и взаимодействии науки, общества и окружающей среды обуславливает вывод о социокультурной, аксиологической направленности современной постнеклассической науки во всей совокупности ее гуманитарных, естественных и технических отраслей, призванных служить саморазвитию, самореализации человеческих способностей, возможностей, задатков, совершенствованию личностных качеств человека. Именно это дает основание полагать, что индивидуальные личностные качества человека играют важную роль в развитии научного познания, ибо в противном случае достаточно было бы создать логическую схему движения к научному открытию, эксплуатируя которую, мы бы всякий раз имели на выходе очередное научное открытие, изобретение. В действительности все попытки раскрыть подобную логическую схему, К. Поппером, И. Лакатосом, Т. Куном, Ст. Тулмином и др., продемонстрировали свою несостоятельность вследствие открытого характера научного творчества как системы.

Индивидуальные начала научного творчества. Научное познание, как отмечает Л.А. Микешина27, всегда идет в режиме выдвижения гипотез, что предполагает господство творческого, интуитивного и изобретательного начала, интерпретацию и проверку гипотез, активное смыслополагание, создание идеальных моделей и другие приемы конструктивного и истолковывающего характера. Поэтому в реальном исследовательском процессе наука не элиминировала субъекта, но предоставляет ему максимальные возможности в творческом поиске, «разрешая» выходить в виртуальный мир в ходе мысленного эксперимента, моделирования, создания абстракций и идеализаций различного рода.

Движение ученого к открытию является одной из мало изученных проблем науки, науковедения, философии науки, психологии научного творчества. Эта проблема возникает из того обстоятельства, что к законообразным формулам вещей люди приходят каким-то незаконообразным образом. Социокультурные, методологические, экономические, политические и иные детерминанты научного творчества в значительной степени определяют движение ученого к открытию, но не исчерпывают его. В научном и иных видах познания исследователь всякий раз вынужден заново и конкретно определять свой путь к истине, ибо нет заданного истинного пути ученого к новому знанию. Кроме того, научное достижение, как указывает А.С. Кармин, будет считаться открытием только в том случае, если оно связано с образованием принципиально новых представлений и идей, не являющихся простым логическим следствием из известных научных положений28. И хотя содержание открытия становится достоянием культуры, воспроизводится ею, технология движения к нему ускользает вместе с завершением этого движения. Воспризвести эту технологию в качестве закона всякого движения к истине невозможно. В том случае, когда ученые все же пытаются раскрыть содержание процесса своего творчества, они редко обходятся без ссылок на «догадку», «озарение», «прозрение» и т.д. Интуиция ученого – вот что играет весьма существенную роль в выдвижении новых идей и создании новых научных представлений. А. Эйнштейн, характеризуя творческое мышление, ведущее к научным открытиям, указывал, что «подлинной ценностью является, в сущности, только интуиция»29. Более того, многие ученые, такие как К. Гаусс, А. Пуанкаре, а из наших современников – американский математик и физик, нобелевский лауреат П. Бриджмен, считали интуицию главным критерием строгости математических доказательств.

Что такое интуиция и как она проявляет себя в научном творчестве?

В научной и философской литературе обозначено множество подходов к определению смысловой нагрузки, вкладываемой в понятие «интуиция». Рассматривая интуицию как фактор научного творчества, необходимо отметить, что специфика интуиции, как элемента познавательной деятельности состоит не только в психологической, но и в познавательной плоскости. Интуиция, как отмечает А.С. Кармин30, - это элемент познавательной деятельности. И если психологический подход предполагает изучение особенностей психического состояния и психической деятельности человека при переживании им акта интуиции, то предметом гносеологического анализа являются такие вопросы, как отношение интуитивного познания к объективной действительности, зависимость между знанием, имевшимся к началу акта интуиции, и знанием, полученным в результате него, соотношение интуиции с другими познавательными операциями и др.

Выяснение гносеологической специфики процесса интуиции, отличающей ее от других познавательных процессов, опирается на учет того, что отражение действительности в сознании человека осуществляется в двух основных формах – чувственно-наглядной и абстрактно-понятийной. Как отмечал А. Бергсон, «у нас имеется лишь два способа выражения: понятие и образ», а потому плоды интуиции должны в конечном счете воплотиться в них, так как ничего лучшего мы не сумеем найти»31. В этом случае специфическое содержание интуиции следует искать в области двух познавательных процессов: при переходе от чувственных образов к понятиям и при переходе от понятий к чувственным образам. Этим двум процессам, качественно различным, в формировании чувственных образов и понятий присуще то, что присуще интуиции – непосредственность получаемого знания и не вполне осознаваемый характер механизмов его возникновения. Если в процессах чувственно-ассоциативного, образного мышления, отмечает А.С. Кармин32, движение мысли идет в плоскости наглядных образов, а в ходе дискурсивных, логических рассуждений – в плоскости абстрактных понятий, то интуиция представляет собою «прыжок» с одной из этих плоскостей на другую. Переходы от чувственных образов к понятиям (концептуальная интуиция) и от понятий к чувственным образам (эйдетическая интуиция) различаются направлением этого «прыжка». Перескакивая с плоскости чувственно-наглядного в плоскость абстрактно-понятийного и обратно, наша мысль совершает своеобразный маневр – она выходит в «третье измерение», чтобы преодолеть барьеры, преграждающие ей дорогу к новому знанию при движении в одной и той же плоскости. Этот и позволяет получить результаты, какие невозможно достичь другими средствами, оставаясь все время в одной и той же плоскости.

В элементарных формах концептуальной и эйдетической интуиции используется та непосредственная функциональная связь между образами и понятиями, которая складывается в сознании индивида в процессе их формирования. На основе этих простых форм интуиции развиваются механизмы интуитивного мышления, которые позволяют вовлечь образы и понятия из совершенно различных предметных областей. Их взаимодействие, видоизменение, перестройка приводит к возникновению принципиально новых представлений и идей.

Но, сколь бы индивидуальным ни был процесс интуитивного озарения, тем не менее, нельзя обозначить его как результат абсолютно свободной, совершенно случайной, произвольной деятельности человека. Плодотворность интуиции обусловлена целым комплексом факторов, создающих фундамент ее эффективности. Это и совокупность предшествующего знания, и культурно-историческая мотивация научного поиска, основания которой лежат в сфере взаимодействия ученого с миром культуры.

Таким образом, индивидуальные потенции ученого, проявляющиеся в познавательном процессе в форме интуитивного озарения, также оказываются не изолированной детерминантой научного познания, они взаимосвязаны с иными факторами, воздействующими на процесс научного творчества. В этой связи характерен вывод, к которому пришел В.П. Эфроимсон – крупнейший отечественный исследователь феномена гениальности в своем исследовании «Гениальность и генетика»: «Изучение биографий и патографий гениев всех времен и народов приводит к неумолимому выводу: гениями рождаются. Однако только ничтожно малая доля народившихся потенциальных гениев – в гениев развивается. И из подлинных, несомненных гениев лишь ничтожная доля реализуется…зарождение потенциального гения является прежде всего – проблемой биологической, даже генетической. Развитие гения – проблема биосоциальная. Реализация гения – проблема социобиологическая»33.

Именно поэтому одной из задач общества, научного сообщества является задача создать необходимые условия для развития и реализации гения, таланта, ибо от их интуитивных озарений во многом зависит дальнейшее развитие научной мысли.

Значимость творческого таланта весьма хорошо иллюстрирует пример, предложенный Джинсом. Он сформулирован в форме задачи34.

Положим, что есть х – число пишущих машинок, за каждой из которых сидит обезьяна, полностью лишенная творческих способностей в области литературы.

Вопрос: каково должно быть число таких машинок-обезьян, чтобы им посчастливилось написать, скажем «Гамлет» - произведение, созданное гением У. Шекспира?

Решение: Положим, при использовании всех клавиш и регистров современной машинки, чтобы первая буква была правильна, нужно 100 независимых ударов обезьянами и такое же число машинок. Тогда, чтобы n начальных букв совпали с текстом «Гамлета», число обезьян х = 100ⁿ = 10²ⁿ. Что означает этот результат?

Например, для того, чтобы совпали только первые 40 букв текста «Гамлета» число обезьян х должно быть порядка 10⁸⁰, а это – число атомов во всей Вселенной, по данным современных астрономов.

Как отмечал в своем докладе «Роль выдающегося ученого в развитии науки» в 1971 г. П.Л. Капица35, самое важное и трудное в организации науки – это отбор наиболее творчески одаренной молодежи и создание условий, необходимых для быстрого развития их таланта. Но это необходимо делать, ибо, хотя, по его мнению, путь науки предопределен, но движение по этому пути обеспечивается только работами очень небольшого числа исключительно одаренных людей. Существует масса примеров, когда хорошо подобранная школа научных работников исключительно эффективно двигает науку вперед. Это и школа, созданная Резерфордом в Кавендишской лаборатории, и «Манхэттенский проект» по созданию ядерной бомбы в США, и научно-исследовательские группы ученых в СССР, создавшие ядерное оружие и реализовавшие проект полета человека в космос и т.д.

Как показывает опыт развития науки в различных странах, не только отбор, но и создание условий для научного творчества - достаточно сложное дело, т.к. не ограничивается чисто материально-финансовой стороной. «Хромого не научишь бегать, сколько денег на это ни трать. То же самое и в науке»36,- отмечал П.Л. Капица. Ученому необходимо знать, что его деятельность нужна, полезна человечеству, а потому весьма важна правильная общественная оценка достижений ученого, особенно в интернациональном масштабе, ибо научные достижения принадлежат всему человечеству. Важен социально-коммуникативный аспект, расширение возможностей общения среди ученых, позволяющее ученому по иному взглянуть на круг решаемых проблем. Сопричастность ученого мировой науке, усвоение информации из общезначимого фонда научных знаний оказывает значительное воздействие на продуцирование новых фрагментов знания. В данной связи на первый план выходит, прежде всего, ближайшее окружение ученого, его локальное научное сообщество – коллеги по лаборатории, институту, «незримому колледжу». Этот микросоциум деятельным образом опосредует и лимитирует объем и направление информации, поступающей к ученому извне. Усвоение достижений коллег по мировой науке происходит через систему представлений, сформированных этим локальным сообществом.

Объективная оценка труда ученого, результатов его творческой деятельности невозможна без создания широкого, международного общественного мнения, что достигается общением ученых на симпозиумах, конгрессах, публикацией и переводом научных статей и др. Как отмечает Ст. Тулмин, «в интеллектуальной сфере, как и в сфере политической, инициатива индивида – либо социальная, либо концептуальная – является выражением его личных размышлений над коллективными проблемами. О концептуальных нововведениях отдельных физиков, скажем, судят по их отношению к коллективным идеям, которые они разделяют с остальными представителями этой профессии; и физик мыслит творчески в том случае, когда он вносит свой вклад в совершенствование этой коллективной «физики»…Коллективное понимание реализуется в интеллектуальной деятельности индивидов; в понимании индивида применяются понятия, полученные из коллективного арсенала, либо они модифицируются такими способами, которые олицетворяют потенциальное совершенствование этого арсенала»37.

Таким образом, подводя итог, можно отметить, что социокультурные, коллективные и индивидуальные начала научного творчества, вместе с иными (внутренними и внешними) факторами развития научного познания образуют неразрывное, взаимодействующее целое. Представления о науке, как об открытой диссипативной системе, не позволяют говорить об исключительном детерминирующем воздействии того или иного фактора на развитие научного творчества. Все они равновелико значимы, но при этом в каждом конкретном случае проявляют себя различным образом, с разной детерминирующей силой. Именно поэтому наука предстает перед исследователем скорее как калейдоскоп образов, теорий, гипотез, озарений, парадоксов, нелепостей, случайностей, чем как здание, каждый кирпичик которого имеет свое, раз и навсегда, строго определенное место.

Как отмечает Н.М. Смирнова38, в той мере, в какой индивид включен в процесс производства знания в форме науки, он предстает и как «частичный» социальный субъект науки, культуры, производства. Поскольку индивид с помощью собственных познавательных средств получает новое знание, т.е. некоторые сведения об объекте, не исключающие еще общепонятной, рациональной формы, мы имеем основания трактовать его деятельность как индивидуальную, личностную компоненту познавательной деятельности социального субъекта, а полученные им результаты как личностное знание. Эта компонента в значительной мере обеспечивает и прирост, и эффективное использование знания.

Социокультурная компонента знания обеспечивает его интерсубъективное существование в качестве науки и интерсубъективное использование в качестве техники. Именно поэтому к ученому, результатам его научного творчества предъявляются во многом взаимоисключающие требования: оригинальность мысли и общепонятность, ясность результата; способность создавать «безумные идеи» и безукоризненно рационально представлять их на суд научного сообщества и широкой общественности; смело порывать с традицией, не поддаваясь догматизму, и сохранять преемственность с прошлыми достижениями науки, хотя бы в форме принципа соответствия.

Научное знание развивается успешно в том случае, если оба эти требования присутствуют и определяют творчество ученого.

Раздел 5. Виды наук

Введение. В современной науке проблема классификации (деления наук на виды) занимает особое место. С одной стороны, существует значительное количество различных систем деления наук по видам. С другой стороны, качество множества имеющихся классификаций не устраивает ученых. Создание же новых систем создает трудности, преодолеть которые очень сложно, так как это упирается в отсутствие теоретических и методических средств. А стремление эти средства обозначить и использовать приводит, в свою очередь, к неясности, связанной с неоднозначностью самого понятия «классификация». По сути, «в науке отсутствуют четкие представления о классификации как особом явлении в познании»1.

Все это позволяет говорить о наличии в науке серьезной классификационной проблемы. Как отмечает отечественный исследователь Б.М. Кедров, посвятивший проблеме общей классификации наук около трех десятилетий, что «эта проблема во всем своем объеме классификации наук фактически мало разработана»2. Причем в условиях активной информатизации процесса научного познания эта проблема обостренно чувствуется как для науки в целом, так и для частных наук. Отсутствие единой общей классификации заключается в том, что создателям частных научных классификаций не позволяют найти отправных ориентиров, по которым можно было определить структурные контуры своего раздела и его положение в единой системе наук.

По мнению В.И. Жога, В.П. Леонова проблема классификации наук зависит от недостаточного анализа тех оснований, на базе которых должна строиться классификация. Причем невнимание исследователей не есть их «недальнозорность», а есть свидетельство сложности данной проблемы. Это значит, что проблема классификации наук не просто сложная проблема, а сверхсложная. Поэтому очень важно осветить данный вопрос полноценно, обозначить специфику современного понимания явления, его историю и особенности существующих подходов к решению этого вопроса.

Классификационное движение представляет собой эффективную форму взаимодействия наук по вопросам теоретического, методического, методологического и т.д. обогащения каждой конкретной науки за счет достижений других. Во взаимодействии наук, как считает Митрофанова К.С., можно выделить три последовательно сменяющих друг друга этапа: 1) «слабого»; 2) «среднего»; 3) «сильного» взаимодействия3. «Слабый» этап взаимодействия реализуется в рамках «информационного рынка» или конференций, где встречаются представители различных наук. Это сотрудничество идет по принципу вклада каждого исследователя в общую постановку классификационной проблемы. Но такое взаимодействие неэффективно с точки зрения классификационной работы (однако, это необходимый этап). На этапе «среднего» взаимодействия на основе уже реализовавшегося «слабого» взаимодействия создается общая программа междисциплинарного исследования, где классификация будет обозначать итог фиксации роли и места каждой из наук в общей схеме познавательного процесса. И, наконец, на этапе «сильного» взаимодействия представители различных дисциплин ассимилируют исследовательские традиции наук с развитым теоретическим аппаратом. По сути, только третий этап взаимодействия и способен реально дать возможность построить настоящую классификацию наук в контексте философского осмысления данного процесса.

Третий этап взаимодействия дает возможность понимания классификации как социокультурного феномена, образованного совокупностью нормативных систем. Классификация понимается в таком случае как один из наиболее распространенных способов организации ячеек памяти4. Как и во всех других устройствах социальной памяти, в основе классификации лежит воспроизведение деятельности путем подражания. Подобный механизм представляется в виде процесса-эстафеты, где акты деятельности и поведения образуют цепочку, и каждый предыдущий акт выступает как образец для подражания, реализуемый в последующем акте. Наука представляет собой сложное взаимодействие нормативных систем (которые и являются «эстафетами» в процессе подражания), что и обеспечивает ей воспроизводимость образцов изучаемого мира, образцов исследовательских задач, операций, образцов получаемых продуктов и т.д.

Классификация, таким образом, - это сопряжение очень большого количества нормативных систем. Все эти нормативные системы сложились достаточно давно и при том стихийно под воздействием большого числа трудно контролируемых социальных факторов. Поэтому следование современных людей, точнее ученых, этим традициям и определяет все наиболее характерные черты современной классификации. Но поскольку обозначенные нормативные системы важны в эволюционном плане, то есть в плане своих исторических трансформаций, очень важно показать то, каким образом осуществилось изменение образцов научного исследования. Важно показать эти изменения содержательно и формально.

Начнем с формального анализа. Исторически первой формальной классификацией является способ организации социальной памяти, состоящий из особых правил оперирования с нею. Суть этих правил сводилась к тому, что из памяти изымалось нужное содержание и туда закладывался полученный опыт. Копирование имеющейся информации актуализировало форму дифференциации как способа разделения знаний на основании избранного критерия. Одновременно копирование актуализировало и форму репрезентации выделенного знания. Поэтому единство двух нормативных систем (форм) - дифференциации и репрезентации - стало основной функцией социальной памяти и породило первые знания. Конечно, следует сказать, что такой подход к классификации не мог быть отнесен к науке по некоторым причинам. Во-первых, он не обозначает особенность научного подхода к познанию, а, во-вторых, как таковая наука еще не оформилась в то время, поэтому и ее классификация не могла быть создана.

В качестве исторически второй формы классификации выступает операция деления понятий, которая, в отличие от первой, была сформулирована не непосредственными образцами деятельности, а специально разработанными и словесно сформулированными правилами. Тем самым, классификация была связана с целенаправленной мыслительной деятельностью. Такой подход проявился в творчестве Платона и Аристотеля. Оба исследователя пришли к тому, что в процессе классификации необходимо опираться на онтологизацию критериев, на основании которых и строится эта классификация.

Исторически третьей формой классификации стал метод научного исследования эмпирического естествознания XVII – XVIII вв. Стихийно возникшие классификации природных и социальных явлений были осознаны как удобные и эффективные формы организации знаний. Такой подход способствовал появлению особой познавательной задачи построения классификации исследуемого явления. Помимо этого также появилась классифицированная онтология, что не менее важно. В классифицированной онтологии дается особое представление объектов, которых очень важно подвергать процедуре классификации. По сути классификация выступает в роли главного организующего фактора развития науки, поскольку социальная память начала формироваться на основе самостоятельных дисциплин как ее ячеек.

Исторически четвертой формой классификации стал такой способ как теоретическая работа. Этот подход обозначил появление классификационной проблемы. Данное означает, что классификация как способ развития научного знания могла создаваться на базе теоретического конструирования объектов действительности.

Так процесс классификации наук выглядит с точки зрения его формального анализа. Посмотрим на содержательную сторону эволюции систем классификации наук.

К истории вопроса о классификации наук. Вопрос дифференциации научного знания был актуален еще издревле. Первые варианты деления наук на виды известны еще с эпохи античности. Их авторами были Платон и Аристотель.

Виды наук по Платону. В основе классификации наук по Платону лежит принцип, на котором основывается его онтологическая концепция. Это принцип разделения действительности на феноменальную (чувственно постигаемую, изменчивую, материальную) и умопостигаемую (невидимую, идеальную, имманентную, вечную) составляющие. Платон такое разведение характеризует следующим образом: «Вещи можно видеть, но не мыслить, идеи же, напротив, можно мыслить, но не видеть»5.

Соответственно данному принципу обозначения специфического рода бытия и определяется специфический род познания этого бытия. Выделяются три исключающие друг друга области мира: подлинное бытие, небытие, область чувственно воспринимаемых вещей (смесь бытия и небытия). Отсюда и познавательная сфера представляет собой области подлинного знания, незнания, мнения. Дальнейшие различия Платон рассматривает только касательно двух сфер: подлинного знания и мнения (в сфере незнания Платон не обнаруживает каких-либо различий).

Сферу мнения античный философ обособляет на основании отличия вещей и существ природы как таковых от соответствующих этим вещам и существам образов и отражений. Они соотносятся как подобное и уподобляемое. Это значит, что есть образцы единичных вещей и сами вещи, понимаемые как несовершенные копии образцов.

Дата добавления: 2014-12-27