Особенности философствования в XX веке

Славянофилы и западники. 2. Концепция культурно-исторических типов общественного развития Н.Я. Данилевского, “почвеничество” и философские воззрения Ф.М. Достоевского. 3. ”Византизм” К.Н. Леонтьева, толстовство и философские взгляды Л.Н. Толстого. 4. “Философия общего дела” Н.Ф. Фёдорова и система философии В.С. Соловьева.

РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX ВЕКА.

В истории русской культуры XIX век — это насыщенная многими событиями и яркими судьбами эпоха становления российского национального самосознания.

В широком потоке отечественной духовности противоречия и конфронтации, предпочтения и отвержения, при всех накалах неприятия и антогонизмов, находились все же в состоянии дополнительности по отношению друг к другу. И если национально-патриотическая составляющая русской философии (славянофилы, “почвенники”, философы религиозного направления, представители консерватизма и т.н. византизма) сосредотачивалась на углублении национальной специфики русской идентичности, то революционно-модернизаторская (западники, революционные демократы, народники, анархисты и марксисты) ратовала за перемены и потрясения, ориентируемые на достижения западноевропейской цивилизации, прогресс, всесилие разума и демократии. Спор между ними продолжается и сегодня... Всему этому мы не зрители, а прямые участники.

1. Русская философия XIX века развивалась под влиянием идеологии Просвещения. У истоков ее своеобразия стоит Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856), буквально потрясший читающую Россию опубликованным в журнале “Телескоп”, 1836, Т.34, № 15 “философическим письмом” о русской истории, нашем предназначении и месте в мировой культуре. Все его оценки, построенные по канонам Просвещения, были резкими и отрицательными: “Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем, без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя... и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль... Если мы хотим, подобно другим народам, иметь свое лицо, мы должны сначала как-то переначать у себя все воспитание, человеческого рода. К нашим услугам — история народов и пред нашими глазами — итоги движения веков” (Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. М., 1991, С 27)

Какой же путь видится из нашей потерянности в истории? Приобщение к европейской культуре, цивилизации и прогрессу.

Чаадаев в своей философии одним из первых сформулировал несколько очень важных идей русского национального самосознания, вплоть до настоящего времени, служащих предметом полемики и обсуждений:

1) хотя Россия не похожа на классическую страну Европы, но мы еще научим ее множеству вещей;

2) незатронутость всемирным воспитанием может обернуться нашим преимуществом и путем для опередивших нас сегодня стран к установлению совершенного строя на Земле;

3) пока мы факт только географический, но можем в своей объединительной для народов миссии стать совестным судом человечества.

С Чаадаева в нашу общественную жизнь вошла аппеляция к божественному, как скажут позже славянофилы — соборному, гласу в русском народе, но вслушиваясь в него, слышали разное. Переводом запредельного, трансцендентного на язык логики и убеждения и занялась русская философия, заблеставшая в XIX веке разноцветьем подходов, объяснений и интерпретаций.

Термины “славянофилы” и “западники” искусственного происхождения, родились они в пылу полемики и стали как бы самоназваниями, объединяющими множество подходов внутри каждого из этих идейных направлений.

Среди славянофилов в философии были наиболее авторитетны Иван Васильевич Кириевский (1806-1856) с его “русским просвещением”, Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) с его “русской мыслью” и Константин Сергеевич Аксаков (1817-1860) с “русским воззрением”. Особый путь России они обосновывали: 1) православием, 2) “соборностью” русского народа (единством церкви и нации, основанном на единодушном поклонении и любви к Христу и православному общежитию, в котором человек не растворяется в массе, но подобно ипостасям Пресвятой Троицы, сохраняет себя личностью); 3) общинным землепользованием; 4) отсутствием непримеримых социальных антагонизмов между народами и государственной властью.

И.В. Кириевский, в западной цивилизации видел потерю человечности, торжество насилия, и объяснял это господством “рассудочной отвлеченности”. Его идеей было “цельное знание”, в будущем чрезвычайно важное для нашей философии, в нем виделся синтез мышления, чувства, воли, интуиции и Божественного откровения, постигаемого верою. Логика мышления в этой цельности только подготовительная, дисциплинирующая наш ум ступень: поскольку “человек мыслящий должен провести свои познания сквозь логическое иго, то, по крайней мере он должен знать, что здесь не верх знания, что есть еще ступень, знание гиперлогическое; где свет не свечка, а жизнь. Здесь воля растет вместе с мыслью” (цит. по Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991, С 34). Такое знание должно выводить нас на глубинные процессы мирового целого.

А.С. Хомяков, обосновавший принцип соборности, организующий народ на решение всех животрепещущих для страны задач, понимал веру, как главное, “непосредственно живое и безусловное знание”. Идеалом для славянофилов было взаимное невмешательство народа и правительства в дела друг друга, воплощенное в лозунге К.С. Аксакова: “Сила власти — царю, сила мнения — народу”!

Учение славянофилов содержало в себе три принципа устойчивой русской жизни, провозглашенное министром просвещения при Николае I графом Уваровым: православие, самодержавие, народность, но под православием они понимали “соборность”, а под народом — активную силу самоопределения в государстве, которое лишь внешне оформляет “внутреннюю правду” общинной жизни. Правительству такие мудрствования не нравились, как и западнические мечтания.

Западники (назывались также “европейцами”) не были однородным направлением российской общественной мысли. Единые, по отношению к славянофилам, они обращались к разным социальным слоям тогдашнего общества с неоднозначными предложениями о будущем. Среди них были В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев — революционные демократы, К.Д. Кавелин, Е.Ф. Корш, В.П. Боткин — представители либерализма, М.А. Бакунин — будущий теоретик анархизма.

2. К славянофилам близок Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885), чья книга “ Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому” (1871) по влиянию на русское самосознание сравнимо с “Философическим письмом” П.Я. Чаадаева.

Он отказывает, в реальном существовании человечеству и сводит его на одиннадцать культурно-исторических типов, исходя из того, что прогресс “ состоит не в том, чтобы идти всем в одном направлении (в таком случае, он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях”.

Не всякий народ реализуется в истории. В ней последовательно сменяли друг друга следующие культурно-исторические типы (цивилизации): 1) египетский, 2) китайский, 3) древне-семитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) аравийский, 10) германо-романский, или европейский.

Типы не смешиваются друг с другом и не возрождаются. При одновременном существовании они ведут бескомпромиссную борьбу друг с другом.

Сейчас германно-романскому типу активно противостоит славянский: “Европа не случайно, а существенно нам враждебна; следовательно, только тогда, когда она враждует сама с собою, может она быть для нас безопасною” (Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991, С 443).

Славянский тип молод — за ним будущее. И преступно жертвовать им во имя т.н. общеевропейской задачи. По мнению Н.Я.Данилевского Всеславянский союз необходим миру, как гарант мирового равновесия, но с ним будут считаться только из-за его реальной силы.

Данилевский был противником западничества во всех его оттенках: “все они, — писал он в своей книге, — видят свой идеал вне русской жизни, а не внутри ее, они одного поля ягоды! Нам необходим синтез России и Запада на нашей родной почве”, — так заявит о себе новое направление общественной жизни, объединившее собой братьев Достоевских, А.А.Григорьева, Н.Н.Страхова.

Почвой единения провозглашались “православие”, “народный быт”, “народный дух” и “христианская культура”, на основе этих ценностей возможно слияние просвещенного общества с народом. Благодаря особой ширине и глубине “православного захвата” русского характера, Россия способна дать миру новые формы жизни, любви, искусства и нравственности.

“Почвеничество” не принимало крайностей официального самодержавия, оно желало объединить все политические течения идеей самобытности России. Организационной формой слияния власти с народом “почвенники” считали общину и земство, а духовной — русскую идею, сформулированную в речи Ф.М. Достоевского памяти А.С. Пушкина (8.06.1880).

Революционному радикализму они противопоставляли программу “постепенства и малых дел” (в философии она называется мелиоризмом, от лат. — “лучше”, и призывает каждого к улучшению своих дел и дел близких, путем личностных усилий и собственной деятельности).

Федор Михайлович Достоевский (1821-1881), как писатель, публицист и философ, не вмещается ни в одно из существующих общественных движений, в том числе и в почвенничество, и представляет собой одно из проявлений высот человеческого духа всех времен и народов. Он прежде всего писатель, проводящий нас по горю, страданиям и трагедиям людского бытия, делающий из нас соучастников решения последних и главных вопросов жизни и смерти, воспитания в себе истинной человечности, отказа от мира зла и равнодушия.

Зло не во внешних условиях, оно внутри каждого из нас, и для искоренения его из себя есть единственный путь следования религиозным идеалам, следования подвигу Иисуса. В подготовительных материалах романа-пророчества “Бесы” (1871-1872), есть утверждение, что Христос за тем и приходил, чтобы показать, как надо поступать и вести себя в мире, не в одной мечте и идеале, а на самом деле.

Если нет ничего святого, то и кураж иллюзорно заменяет деятельную и полнокровную жизнь. А что есть святого? — Любовь. Старец Зосима из “Братьев Карамазовых” говорит о ней так: “доказать здесь нельзя ничего, убедиться же возможно... опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельностно и неустанно. По мере того, как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдет до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете и никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу”. (Достоевский, ПСС, Т.14, С 52).

По Достоевскому суть полнокровного для человека бытия в свободе, осененной Божественной благодатью. Без нее нет и духовного единения со Христом: “что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: “Имеешь потребности, а потому насыщай их, ибо имеешь права такие же, как и у знатнейших и богатейших людей. Не бойся насыщать их, но даже преумножай”, — вот нынешнее учение мира. В этом и видят свободу. И что же выходит из сего права на приумножение потребности? У богатых — уединение и духовное самоубийство, а у бедных зависть и убийство, ибо права-то дали, а средств насытить потребности еще не указали” (там же 284).

Свободу Ф.М. Достоевский понимает очень диалектично и тонко. Недаром к нему обращаются многие современные философы, исследующие духовные поцессы культуры и личности. Свобода в его рассмотрении не терпит “гарантий”, “твердых основ”, “единственности”, т.к. с ними в миг оборачивается новым рабством — ублажением тела и желудка, привязанностью к комфорту. Но ведь не этим же одним жив человек!

3. Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) — врач, дипломат, к закату жизни — монах, человек, проживший сложную жизнь, мастер парадоксальных мыслей, среди которых наиболее известны: призыв “Подморозить Россию, чтобы она не жила”, утверждение “Основание сносного монастыря полезнее утверждения двух университетов и целой сотни реальных училищ”, и совет властями: “Надо уметь властвовать беззастенчиво!”

Нередко его философия воспринимается как разложение славянофильства и утверждение русофильства.

Крайне нелестно отзывался он о славянах, как о чем-то среднепропорциональном, отрицательном, во всем второстепенном.

По К.Н. Леонтьеву России полезен “византизм” как антипод Запада. Именно он стал организующим началом великорусской жизни и политического единства России. Византизм в государстве — это самодержавие и отказ народа от политической власти, в религии — православие, в нравственности — отказ от земного в пользу небесного, в искусстве — особые вкусы, мода и даже традиции. Византизм сплотил нас, дал силы перененести татарский погром и долгое данничество, помог нам на Куликовском поле, с его помощью мы отстояли независимость.

Византизм необходим нам как форма государственности, обеспечивающая устойчивость и способ связи элементов в единое целое: “ Форма есть деспотизм внутренней идеи, не дающий материи разбегаться. Разрывая узы этого естественного деспотизма явление гибнет”.

Форма сохраняется как воплощение идеи на всех этапах развития любого процесса. К.Н. Леонтьев сформулировал собственную модель развития на основе сохранения и изменения формы, сначала на материале биологии, а затем придал ей предельно общий характер и перенес на объяснение социальных явлений и истории в целом: “Все вначале просто, потом сложно, потом вторично упрощается, сперва уравниваясь и смешиваясь внутренне, а потом еще более упрощаясь отпадением частей и общим разложением...”

Для государств и любых исторически значимых общностей, время существования, как подсчитал Константин Николаевич, не привышает 1000-1200 лет. А при дефектной форме и того меньше. Начинается все с “первичной простоты” и господства аристократии в стране (для России это период феодальной раздробленности и господства т.н. удельной системы), затем наступает пора положительного расчленения или “цветущей сложности” под управлением монарха-самодержца, и, наконец, к середине ХIX века все явственнее переход в заключительную фазу т.н. смесительного уравнения или “вторичной” простоты с демократией и политическими свободами.

Для замедления краха как раз и необходимо “подморозить” Россию, поддерживать монастыри и уметь властвовать беззастенчиво. Все это для спасения целого нашей державы, великорусского народа.

Краеугольным камнем толстовства был принцип непротивления злу насилием: “злом нельзя присечь зло”, дополненный призывом ко всебщей любви. Последователи этого религиозно-деятельного направления, своей рационалистичностью похожестью на протестантизм, образовали земледельческие общины-коммуны, практиковали в них исключительно ручной труд, без использования в них даже тягловых животных, вели простой образ жизни, призывали к отказу от воинской службы и налогов и пропагандировали вегетарианство. Своеобразно понятую евангельскую этику они воплощали в жизнь. Тем самым, в труде обретая смысл жизни, согласный с “разумом и знанием человека”, ведущий их к самосовершенствованию. Толстовцы не признавали ортодоксальную религию, церковь и государство с их принуждением к единомыслию и единодействию.

Сам Лев Николаевич Толстой (1828-1910) был человеком разносторонним, глубоким мыслителем и великим писателем. Всей своей жизнью он воплощал свои философские идеи в служении людям, и в своем позднем творчестве с помощью поучений и рассказов сознательно пришел к отрицанию искусства, традиционной религии и нравственности "образованных классов".

В Бога он верил как в Любовь, как начало всего: "верю в то, что воля Бога яснее, понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого понимать Богом и к-рому молиться считаю величайшим кощунством". В воскрешение Иисуса, как и в загробную жизнь, — он не верил.

Реконструируя нравственный аспект христианства, он понимает Бога в качестве бесконечного существа, Вселенской души, обретаемой "внутри и вне нас".

Проповедуя опрощение словами падшего и возрожденного к новой святой жизни ангела в финале рассказа "Чем люди живы", Толстой очень просто выразил главную для себя и, может быть, всех нас, мысль: "Я понял, что Бог не хотел, чтобы люди врозь жили, и затем не открыл им того, что каждому для себя нужно, а хотел, чтобы они жили заодно, и затем открыл им то, что им всем для себя и для всех нужно. Понял я теперь, что кажется только людям, что они заботой о себе живы, а что живы они одною любовью. Кто в любви, тот в Боге и Бог в нем, потому что Бог есть любовь". (Толстой Л.Н. Собр, соч. В 12-ти тт. М., 1984, т.9, С 310).

Бог, как и любовь — не предмет теоретизирования, но сущность жизни — высшая разумность, нами никогда не определимая рационально и хранящаяся в человеке, “как она хранится в зерне”. Это присущее нам и во многом непонятное для нас сознание предопределяет нашу судьбу и историю человечества в целом.

Оно, как бессознательная воля А. Шопенгауэра, стоит за всеми социальными процессами, направленность которых ошибочно приписывается великим людям.

4. Николай Федорович Федоров (1829-1903), сын князя Гагарина и пленной черкешенки ("грузинки", "крепостной", "дворянской девицы"?), был большим мечтателем и в глазах многих изрядным чудаком. Работая библиотекарем в Румянцевском музее и, ведя аскетический образ жизни, считал грехом любую, в том числе и интеллектуальную собственность, поэтому ничего не публиковал. Это его ученики издали разрозненные статьи и фрагменты под названием "Философия общего дела". "Идеи "Московского Сократа" были о бессмертии и воскрешении родителей наших и всех умерших: "Воссоздание из земли всех умерших, освобождение их от власти земли и подчинение всех земель и всех миров воскресшим поколениям — вот высшая задача человечества, его высший долг и вместе высшее благо. Сознание, что всякое последующее поглощает предыдущее, создает для последующего категорический императив возвратить поглощенное" (Федоров Н.Ф. Соч., М., 1982, С 558). А если это все же свершится, тогда надо организовать расселение многократно увеличившегося населения Земли на другие планеты Галактики. Технической стороной проекта заинтересовался К.Э. Циолковский.

Своим "общим делом" и своеобразным пониманием "соборности, Федоров стал основателем т.н. русского космизма, кроме Циолковского включившего в себя, В.И. Вернадского, А.Л. Чижевского и мало известного сегодня В.И. Муравьва, выпустившего в 1924 году в Москве книгу "Овладение временем", где исходя из теории относительности пропагандировалась возможность победы над смертью и управление временем.

Нравственный аспект "общего дела" всколыхнул чувства многих. Захватил и В.С.Соловьева, но затем он выступал против теоретических его основ, потому что оно не имеет религиозного характера и, к тому же, зачем воскрешать тех, кто этого не достоин? Добро должно быть избирательным и без нравственной оценки прожитой жизни дороги в будущее, по Соловьеву нет.

Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900), профессиональный философ, заложивший основы академической традиции “нового религиозного сознания” в русской философии ХХ века, влиятельный публицист, известный поэт-символист, исходил из убеждения, что прежняя философия, выраставшая из абстрактных, отвлеченных, логико-теоретических начал эмпиризма, сенсуализма, рационализма и даже односторонней религиозности, альтернативных друг-другу, себя исчерпала.

Целью его жизни стало не частное, а универсальное разрешение глобальных проблем человеческого бытия с помощью синтеза философии и христианства, в котором вера становится внутренним содержанием философии как мистического знания: "Согласно этому воззрению, истина не заключается ни в логической форме познания, ни в эмпирическом его содержании, вообще она не принадлежит к теоретическому знанию в его отдельности или исключительности — такое знание не есть истинное. Знание же истины есть лишь то, которое соответствует воле блага и чувству красоты... истина цельная и живая сама в себе заключает и саму действительность, и свою разумность и сообщает их всему остальному. Согласно с этим, предмет мистической философии есть не мир явлений, сводимых к нашим ощущениям, и не мир идей, сводимый к нашим суждениям, а живая действительность существ в их внутренних жизненных отношениях; эта философия занимается не внешним порядком явлений, а внутренним порядком существ и их жизни, который определяется их отношением к существу первоначальному... Мистическая философия, с одной стороны, знает, что всякое бытие есть лишь образ представления сущего, а не само оно; с другой стороны, против скептического утверждения, что человек ничего не может знать, кроме представления, она указывает на то, что человек сам есть более чем представление или бытие и что, таким образом, даже не выходя из самого себя, он может знать о сущем" (Соловьев В.С. Соч в 2-х тт., 1990, т.2, С 191-192).

Термин “мистическое знание”, как говорит сам В.С.Соловьев, используется им в отрицательном значении, то есть за отсутствием подходящего слова берется такое, которое интуитивно противопоставляется всему теоретическому и чувственному в тогдашней философии.

Свою систему истинного, "цельного" знания В.С. Соловьев начинает с разделения "сущего", "бытия" и "идеи". "Сущее", отождествляемое с Богом, охватывается суммой признаков, свойств и множественности "бытия". Оно — держатель этих свойств, носитель признаков и качеств, и именуется также положительным "ничто", так как его нельзя отождествлять ни с чем отдельно существующим в известном нам мире; оно выше своих определений, как бы мы ни тщились их умножать и углублять. Оно существует во всем, как принцип всеединства, но, организуя все, с сотворенным бытием полностью не сливается. "Бытие" включает в себя природу и человечество. Оно раздельность и множественность, связанные со сверх- сущим — Богом и "идеей", символически-образно выступающей в виде Софии, божественной премудрости, души мира, которая через соединение с человечеством, опираясь на его собственные усилия и веру, способна превратить нас в "богочеловечество".

Диалектика сущего, бытия, идеи (Софии) и богочеловечества воплощается во всеединстве, целостности всего существующего. Человечество здесь строитель и спаситель природы, созидающая сила, достраивающая снизу грандиозный Космический порядок собирания Вселенной с помощью этически и эстетически обоснованного знания, раскрывающего перед нами цели, средства и задачи свободного и целеустремленного преобразования мира: "всеединство, вечно существующее в божественном начале, в котором каждое существо есть все, это всеединство, устраненное, перешедшее в чистую потенцию в природном бытии, в котором каждое есть не все, восстановляется идеально в человечестве, в котором каждое идеально есть все и реально становится всем" (там же т.1, С 713).

Человечество призвано завершить собою акт творения:подчинившись Богу, подчинить себе природу, чтобы спасти ее — таково наше предназначение в мире. Чаемое единство Бога и его творения, возросшего до Творца, — таков смысл истории.

В истории человек способен соединить собой божественное и природное в силу своей нравственности. В ней человек реализует свою свободу или в нравственном поступке (на основе должного преодолевается внешняя заданность и необходимость), или в акте любви.

Отнесенный в будущее проект преобразования мира и человечества "заземлен" В.С.Соловьевым в претворение в жизнь русской идеи. Владимир Сергеевич понимал ее, прежде всего, в организационном плане воплощения его проекта в жизнь: "Русская идея не может заключаться в отречении от нашего крещения. Русская идея, исторический долг России требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа, а так же обращения всех наших национальных дарований, всей мощи нашей империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ним.. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы — вот в чем русская идея" (Русская идея., М.., 1992, С 204).

В XIX веке русская философия заявила о своем национальном своеобразии, а значит, о собственном уникальном вкладе в мировую культуру. Русская философия выступила самосознанием великой страны и могучего народа ее населяющего. Вместе с историей меняется многое, но не осознание патриотизма, которое, однако, должно подтверждаться развитием духовности, многими материальными успехами и чувством углубляющейся свободы в настоящем, а не вздохами о прошлом и только мечтами о будущем.

ЛИТЕРАТУРА

1. Белинский В.Г. Письмо к Гоголю. 3.06.1847. Избр. Фил. Соч. В 2-х тт., М., 1948, С 512-522

2. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия XI — XIX вв. М., 1970

3. Герцен А.И. Соч. В 2-х тт. М., 1986

4. Гулыга А. Русская идея М., 1995

5. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991

6. Достоевский Ф.М. Записки из подполья. ПСС, Т.5, С 99-179

7. Достоевский Ф.М. Великий инквизитор. Из бесед и поучений старца Зосимы. ПСС., Т.14, С 224-240, 284-294.

8. Замалеев А.Ф. Курс истории русской философии., М., 1994

9. Русская Идея. М., 1992

10. Леонтьев К. Избранное. М., 1993

11. Лосев А.Ф. Вл. Соловьев. М., 1994

12. Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991

13. Соловьев В.С. Соч. В 2-х тт., М., 1990

14. Толстой Л.Н. Повести и рассказы. Собр. соч. В 12 тт., 1984, т.ХI

15. Толстой Л.Н. Война и мир. Эпилог. Собр. соч в 12 тт., т 6, 1984

16. Федоров Н.Ф. Сочинения М., 1982

Наш век стал не только временем социальных потрясений, мировых войн и глобальных катастроф, но и эрой результативного взаимодействия различных культур, конкуренции и согласованности многообразных мо­делей поведения, отражающих возрастающее влияние в мире мировоззрений. Идеи плюрализма и свободного самоопределения личности в обществе становятся все более известными. Самоопределение предполагает не только обширные знания, но и способность воплощения в жизнь личностных позиций и оценок, мировоззренческих по своей сути.

К основным мировоззренческим установкам XX века, несомненно, относятся: марксизм (от привычного нам марксизма-ленинизма до гуманистически или структуралистски ориентированных вариантов неомарксизма и концепций “негативной диалектики”); аналитическая философия неопозитивизма, альтернативная в отношении к знанию т.н. герменевтике; философия экзистенциализма, актентирующая проблему су­ществования человека в мире; философия неотомизма, наряду с другими религиозными учениями разрабатыва­ющая теологические модели соотношения веры и разума, и, чрезвы­чайно актуальная для нашей страны и уяснения ее исторического пути, нахождения резервов будущего развития, отечественная, русская, философия XX века.

Между основополагающими мировоззренческими установками, с одной стороны, сложилось своеобразное разделение труда по предмету исследования и сферам интересов: марксизм претендует на глобальное объяснение законов бытия и подготовку грядущего переустройства мира на основе равенства и социальной справедливости; неопозитивизм и герменевтика — на формирование методологии науки, создание ее языка, понимание и интерпретацию движения человечества к истине в многообразных формах; экзистенциализм, напротив, обращается к человеку, озабоченному не наукой, а коллизиями жизни, требуя от нас т.н. подлинного существования даже в неподлежащих, вроде бы, изменению обстоятельствах; неотомизм призывает своих последо­вателей к поискам Бога не только в сверхъестественной, но и природно-социальной реальности бытия человека в обществе. Социальная ориентация характерна и для русской немарксистской философии, где личность через воплощение идеалов свободы в жизнь и, тем самым, через сотворчество с Богом объявляется космической силой совершенствования Универсума.

С другой стороны, абсолютная конкуренция философских установок в мире взаимодействующих людей невозможна. Каждый из нас своей многооб­разной деятельностью интегрирует их, конкретизирует и уточняет, усиливая, тем самым, тенденции взаимовлияния культур собственными делами.

Думающему человеку в XX веке без философии не обойтись! А если личность, к тому же, социально активна, то мировоззренческий синтез, но не эклектическое суммирование и копирование чьих-то образцов и поверхностно усвоенных идей, призывает нас к ответственному философствованию как наедине с собой, так и в общении с другими. Без него нет свободы маневра и нахождения собственного пути, который каждый проходит самостоятельно, но с помощью значимых для нас “других”. Среди них есть место и философам, утвержающим всей жизнью истинность и правомерность своих развивающихся вместе с делами и поступками теоретических установок.

Дата добавления: 2014-12-27