Как вы понимаете мысль Бердяева о том, что «гениальность несовместима с буржуазно устроенной половой жизнью»?

? Раскройте, сравнив их друг с другом, следующие рассуждения, –Шопенгауэра и Канта, – о гениальности:

«Так как быстрое восприятие отношений по закону причинности и мотивации и составляет, собственно, практический ум, а гениальное познание не направлено на отношения, то умный, поскольку и пока он умен, не может быть гениальным, а гений, поскольку и покуда он гениален, не может быть умным». (А. Шопенгауэр)

«Гений следует полностью противополагать духу подражания… Поскольку же учение есть не что иное, как подражание, то величайшую способность, восприимчивость как таковую нельзя считать гением». (И. Кант)

? Как вы полагаете, почему, по меткому выражению Канта, «гений сам не может описать или научно обосновать, как он создает своё произведение – он дает правила подобно природе»?

¨? Гений творит вкусы, – «для прекрасного искусства, т.е. для создания прекрасных предметов, требуется гений» (И. Кант), но в то же время «вкус… есть дисциплина (воспитание) гения; она сильно подрезает ему крылья и делает его благонравным и изысканным; вместе с тем вкус осуществляет руководство над гением, указывая ему на что и в какой степени он может распространяться, оставаясь целесообразным». (И. Кант) – Как вы можете разрешить это кажущееся противоречие?

W Основополагающая характеристика гения – способность к творчеству. Прошу ознакомится с мыслями о творчестве философа именно «творчества», – Бердяева, – и сделать свои выводы:

«Моя свобода и моё творчество есть послушание сокровенной воле Божьей… творчество человека, продолжение миротворения не есть своеволие и бунт, а есть покорность Богу, принесение Богу всех сил своего духа…»

«Истинное творчество предполагает аскезу, очищение и жертву… Но само творчество есть уже не смирение и аскеза, а вдохновение и экстаз…»

«Творчество не может быть во имя своё, во имя человеческое… никогда творчество во имя своё не может удержаться в срединной человеческой сфере, оно (тогда) неизбежно превращается в творчество во имя иного, лживого бога…»

«Творчество есть также проявление любви, эроса соединяющего и просветляющего… Любовь и есть творчество. Так исполняется заповедь Христа о Любви к Богу и человеку…»

«Творчество есть трансцензус, выход из человеческой замкнутости и ограниченности… Поэтическое творчество есть уже трансцендирование…»

«Внутри, в глубине всегда происходит творчество из свободы, то же, что нам представляется развитием, происходит лишь вовне, в горизонтальной линии, проецируется на плоскости. Развитие есть категория экзотерическая…»

«Сознание себя есть творчество себя… Познание есть не только припоминание, познание есть и творчество…»

«Личность предполагает творчество и борьбу за себя… реализация личности предполагает самоограничение, свободное подчинение сверхличному, творчество сверхличных ценностей, выход из себя в другого…»

«Смысл человеческого существования есть реализация личности, качественное возвышение и восхождение, достижение истины, правды, красоты т.е. творчество…»

«Творчество есть боговдохновение, богообщение… творчество есть вершина божественного творения… Подлинное творчество есть религиозное делание… творчество гения – подвиг, в нем есть свой аскетизм, своя святость…»

«Истинное творчество не может быть торжеством индивидуума, творчество всегда переходит грани индивидуальности, оно церковно по существу, оно есть общение с душой мира…»

«Философия есть творчество, а не приспособление и послушание…»

«Мы чувствуем священный авторитет умолчания Евангелия о творчестве… Если бы пути творчества были оправданы и указаны в священном писании, то творчество было бы послушанием, т.е. не было бы творчеством…»

«Творчество есть переход небытия в бытие через акт свободы…»

«Творчество – само религия. Творческий опыт – особый религиозный опыт и путь, творческий экстаз – потрясение всего существа человека, выход в иной мир. Творческий опыт так же религиозен, как и молитва…»

? Как вы думаете, отчего в России подлинное творчество всегда имеет «консервативную» подоснову?

? Интуитивное прозрение, озарение (инсайт) – одно из ярких свойств гения; как вы понимаете следующее, «творческое», определение интуиции: «Интуиция есть творчество смысла, свет блеснувший во тьме». (Н.А. Бердяев)

? Подумайте над рассуждением Гиренка о творчестве: «В момент творения нельзя отличить голос Святого Духа от иных духов. Творчество только и начинается в тот момент, когда это отличие утеряно, т.е. художник пребывает в состоянии, когда он не видит отличия Бога от Дьявола».

? Поясните рассуждение Шпенглера: «Домашний культ (в античности) был посвящен «гению», т.е. производительной силе главы семейства».

¨ Словарь

Монада (от греч. monaV - «единица») – в философии Лейбница (а до него, в античности – у Пифагора): субстанция как сингулярность, трансцендентная (и трансцендентальная) инфлексия (вгиб) поверхности бытия.

Сингулярность (от лат. singularis – «одинокий», «отдельный») – в физике: точка пространства-времени, в которой пространство-время искривлено до бесконечности; в философии – странность, «монада», единичность, искривляющая вокруг себя культурное пространство и время по своему образу и подобию, особенность.

Точка интенсивности – своеобразный аналог понятия «сингулярность», с тем легким отличием, что им обозначаются, скорее, те или иные внутренние, «синулярности» человека, т.е. то, на что бытие человека особенно направлено, в отношении чего особенно напряжено, внутренние смыслы его существования, ценности.

Трансцендирование (от лат. transcendo – «переходить») – выход в иное своему привычному горизонту, возможность помыслить иное.

¨ Литература

1.Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. – М., 1989.

2.Вейнингер О. Пол и характер. – М., 1994.

3.Кант И. Критика способности суждения. – М., 1994.

4.Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство. – М., 1990.

5.Розанов В.В. Красота в природе и ее смысл // Розанов В.В. Природа и история. – М., 2008.

6.Синдром гения. Сборник. – М., 2009.

Тема 7. Некоторые оригинальные философские концепции культуры

7.1. Культура как игра. Концепция Хейзинги

Эон играет ребенку подобно; ребенку принадлежит царская власть. (Гераклит)

Чему вы, негоднейшие, удивляетесь? Разве не лучше играть с этими детьми, чем вести с вами государственные дела?

(Гераклит – властвующим людям)

D Голландский философ культуры Йохан Хейзинга выводит культуру как игру. Игра – прафеномен культуры. Культура, по Хейзинге, есть игра, осуществляется как игра. Основное произведение Хейзинги – «Homo ludens» («Человек играющий»). Т.е. отличительным свойством, и даже, скорее, здесь, уже сущностью, человека является игра. Хейзинга сам пишет о том, что любая человеческая деятельность в конечном итоге оказывается игрой. То, что мы называем «игрой» у животных, по аналогии с человеческом, не является в полном смысле слова игрой, а лишь видимостью последней.

Человеческая игра есть следствие онтологического избытка человека, его творческой сущности и свободы. Человек, играя, творит. Ребенок, выстраивая в игре символический, «миниатюрный» мир взрослых, творит его сам, заново, по своему замыслу, воображению, игре воображения. Игра воображения – исключительно человеческое. И оно, это воображение, творит символическую вселенную, культуру, миф, искусство, этикет, обряд etc.

Хейзинга определяет игру как свободную, спонтанную деятельность, осуществляемую в определенном месте и времени, вне материальной пользы, по определенным правилам, с определенной целью; и именно игра порождает то, что называется человеческими сообществами, общественными группами, живущими в соответствии со своими правилами и различающимися тем самым от других группировок и сообществ.

Игра, в принципе, невозможна без правил. И нарушение правил ведет к разрушению игры. Противоположность игры – насилие. Насилие разрушает правила, оно и есть разрушение правил; разрушая свободу, ее возможность, оно убивает воображение и воображаемое, повергает нас на «нечеловеческую» поверхность, низвергает с высот свободы.

Действительно, игра может развиваться, как свобода и в свободе, лишь по при определенных правилах. Всякий культурный феномен, – будь то ритуал, обряд, спортивное состязание etc., – представляет собой некоторую, по сути, игру. И поскольку он игра, постольку он существует как таковой, постольку имеет ценность. Игра – как бы блик вечности в человеке.

Насколько человек впал в серьезность, – стал сугубо серьезно озабочен какой-либо насущной вещью, – настолько он скрыл от себя само измерение «человеческого», творческого, можно сказать даже «божественного», – он редуцировал себя до поверхности того предмета, который положил непосредственно как «серьезный» и стал, тем самым, поклоняться ему как идолу, потерял свою свободу, стал рабом необходимости.

Потому игра, изначально, в культурах имеет сакральный, священный смысл, – она переводит человека, редуцированного необходимостью до обыденных вещей, до их «серьезности» и поверхности, в сферу возвышенного, сакрального, приобщая к тому, что полагаемое серьезным сиюминутное и суетное отнюдь не достойно «серьезности». Игра – воспитатель человека.

Игра воспитывает человека не только в том смысле, как мы сказали; игра воспитывает и в более простом виде. Ребенок, посредством игры, имея еще в душе тот необходимый для нее избыток энергии, творчества, роста, не только адаптируется, подражая (посредством игрового мимесиса) к миру взрослых, их мифологии, но и активно выстраивает свой символический мир в том мире.

В античности слово «культура», как воспитание, paideia, и игра – paidia – «пайдия», имеют одну и ту же основу – paiV – «ребенок». И в этом смысле очень хорошо пишет Ницше о «трех превращениях» человеческого духа, где высшим, последним, третьим «превращением», является «ребенок» – олицетворение становления, чистоты, творчества, Игры. И действительно, первое «превращение» определяется Ницше посредством образа «верблюда», т.е. существа, на которое всяк что угодно навьючивает и возит, – существа, которое олицетворяет собой рутинный, рабский труд, существование по сути «нечеловеческое», лишенное какого-либо духовного, творческого измерения; «верблюд» – это существо, вдавленное в «серьезность», обыденность, безо всякой возможности выхода в свободу; второе «превращение» – «лев» – хищник, «господин», который, разумеется, возвышается над «верблюдом», но так или иначе «привязан» к нему, как господин к своему рабу, как хищник к своей добыче, и только, возможно, слегка-слегка касается свободы, и если и способен на какую-либо игру, то только на игру с «жертвой», вокруг «жертвы»; а вот «ребенок» – это, действительно, свобода. И культура, как пайдейя, оттого и есть пайдия – воспитывающая игра, воспитание к игре, священной игре, воспитание через игру. Ибо, как мы уже говорили, всякий этикет, ритуал, мораль, инициация – игра. И ее, этой игры, «священная серьезность» на порядок выше всякой «серьезности серьезного». Сфера игры, священной игры, есть сфера именно человеческого.

Другое дело, что игра, сотворив какой-либо культурный феномен, социальный институт, оставляет после себя зачастую лишь пустую и застывшую форму этого творчества – например, пустые формальные «правила», – и оборачивается не только в свой атавизм – «серьезное», но даже в свою противоположность: в насилие.

Ребенок – это возможность, избыточная возможность действительности; взрослый есть уже, во многом, отсутствие этой «возможности», он уже застыл, «ставшее», и не способен на спонтанную игру, где чистая игра превалирует над правилами, а – лишь на такую игру, хотя бы, где царит примат правил.

В то же время, Хейзинга чётко различает «игру» и «игривость»: игра есть то, что серьезнее серьезного, есть священнодейство, есть то, что пропитано творческим предельным тонусом, исполнено ценностями; игривость же, напротив, есть нечто крайне несерьезное, поверхностное; и в этом смысле, существует проблема смешения понятий и понимания под «игрой» того, что, в сущности, правильнее называть «забавой», «игривостью»; а это, в корне, неверно.

Всякая человеческая деятельность имеет в себе диалектические составляющие «процесса» и «результата». Так вот, в игре – процесс, насколько игра есть игра, так или иначе доминирует над результатом. Игра – прежде всего наслаждение самим процессом (как, например, писали романтики об искусстве). Насколько в какой-либо деятельности результат превалирует над процессом, настолько там меньше игры как таковой. Результат, разумеется, тоже важен. Но процесс – в игре – важнее, первичнее. И если будет удовольствие, – духовное и телесное, – от самого процесса – будет и соответствующий результат; в самом широком смысле – сама культура. Абсолютное же господство результата есть низведение игры, опять-таки, до поверхности «серьезности», необходимости, и поверхности чистого насилия, т.е. низвержение культуры. В совершенно прагматическом мире нет и не может быть игры, т.е. нет и не может быть культуры. Игра – измерение свободы, сфера ее возможности.

Оттого-то и пишет Хейзинга о том, что в современной ему культуре (первая половина ХХ в.) всё меньше становится именно игры, и, оттого, всё меньше именно культуры, культура вырождается, обращается в свою симуляцию («фальшивая игра», по Хейзинге).

? Хейзинга определяет культуру в трех ракурсах: а) как равновесие духовных материальных ценностей, б) как содержащую в себе некоторое стремление («культура есть направленность и направлена она всегда на какой-либо идеал… идеал сообщества») и в) как власть над природой, – и когда эта «власть» обращается человеком на самого себя, она обретается как долг, – так вот: попытайтесь воссоединить эту ступенчатую обрисовку культуры с ее полаганием, тем же Хейзингой, в качестве игры.

? Как вы понимаете знаменитый афоризм: «Что наша жизнь? – игра»?

? Почему культурный человек (в японской культуре), как замечает Хейзинга, должен говорить не «я слышал, вы любили?», а «я слышал, вы играли любовь?», как вы полагаете?

Какое значение имеет, как вы полагаете, в японской культуре самурая следующий тезис: «то, что для обычного человека серьезно, для Благородного мужа лишь игра»?

? Тематические вопросы:

1) Как вы понимаете тезис Шиллера о том, что человек, играя, раскрывает свою сущность?

2) Раскройте тезис Хейзинги о том, что игра в более значительной степени формирует человеческую культуру, нежели труд.

3) Как вы понимаете мысль Хейзинги о том, что всякая «игра по принуждению» есть лишь имитация игры?

4) Как вы понимаете мысль немецкого философа Гадамера о том, что субъектом игры является сама игра?

5) Прокомментируйте определение игры Бенвенистом: «Игра есть всякая упорядоченная деятельность, которая сама в себе заключает свою цель и не стремится к полезному изменению реальности».

6) Прокомментируйте тезис Гиренка о том, что «мир, в котором запрещено подлинное и разрешено новое, я называю игрой».

D Французский философ Кайюа различает в Игре 4 типа:

1.«Игра-головокружение» – «чистая» игра, творящая, по ходу, сама свои правила и снимающая их в следующее мгновение, «чистое становление»; идеальный тип этой игры – «скоморох Божий», человек «в духе», сингулярное тело, чистое спонтанное движение.

2.Игра-подражание – игра в миметическом пространстве, в рамках определенной, импровизированной или заданной, сцены; игра как воспроизводство знаков Другого – в соответствии с определенным миметическим образцом, центром, этим Другим; идеальный тип этой игры – актер, играющий роль.

3.Игра-состязание – игра в агональном пространстве; игра, предполагающая преодоление Другого, или себя, как этого Другого – если играющий играет с самим собой, своим настоящим состоянием; идеальный тип этой игры – Игра спортивная.

4.«Игра случая» – этот тип игры имеет место в различных «азартных играх», где выпадает определенное число «фишек» или «поле», шарик на рулетке, и этот вид игры включает в себя и то, что зовется «случайностью», «несчастным случаем» или, наоборот, «удачей»; идеальный тип этой игры – «Его Величество Случай».

P.S. Зачастую вышеописанные виды игры имеют место в жизни в довольно смешанном виде и в «чистом» виде встречаются, если вообще встречаются, крайне редко.

? Как вы полагаете, к какому виду игры можно, в той или иной степени, вашу учебу в ВУЗе? Аргументируйте ответ.

? Почему, как вы полагаете, современные спортивные «игры» всё менее именно и гры, а нечто уже другое?

? Подумайте над размышлениями Платона об игре и воспитании:

«Игры наших детей должны как можно больше соответствовать законам, потому что, если они становятся беспорядочными и дети не соблюдают правил, невозможно вырастить из них серьезных, законопослушных граждан… Если же дети с самого начала будут играть как следует, то благодаря мусическому искусству они привыкнут к законности, и в полную противоположность другим детям эта привычка будет у них постоянно укрепляться и сказываться во всём, даже способствовать исправлению государства, если ч то в нем было не так».

«Свободнорожденному человеку ни одну науку не следует изучать рабски… насильственно внедренное в душу знание непрочно… Поэтому, друг мой, питай своих детей науками не насильно, а играючи, чтобы ты лучше мог наблюдать природные наклонности каждого».

? Как вы понимаете следующие мысли Бодрийяра об игре:

«Игра, игровая сфера вообще раскрывает нам страсть правила, умопомрачительность правила, силу, идущую не от желания, а от церемониала… Единственный принцип игры состоит в том, что выбор правила освобождает нас в игре от закона».

«Аморальность игры: мы действуем, не веря в то, что делаем, не опосредуя своим верованием завораживающий блеск чисто условных знаков и лишенного каких-либо оснований правила… игрок… хочет обольстить сам Закон».

«Игра не опирается на принцип реальности. Но не в большей степени опирается она и на принцип удовольствия. Единственная движущая сила ее – очарование правила и описываемой им сферы».

«Основополагающая гипотеза игры гласит: случая не существует… игра оказывается предприятием по обольщению случая».

«Игра – не становление, она не принадлежит к строю желания и к кочевничеству отношения не имеет… Циклическая и возобновляемая – такова присущая ей форма… вечное возвращение – ее правило… Экстаз зациклившегося случая, пленника одной и той же окончательно решенной серии – таков идеальный фантазм игры: видеть, как под выпадами вызова вновь и вновь выпадает всё то же, раз за разом повторяясь и упраздняя разом и случай и закон».

«Игра – система без противоречий, без внутренней негативности. Поэтому ее трудно высмеять. Игру невозможно спародировать, потому что вся ее организация пародийна. Правило играет роль пародийного симулякра».

«Электронные игры – мягкий наркотик, они потребляются точно так же, сопровождаясь таким же сомнамбулическим абсансом и такой же тактильной эйфорией».

¨ Словарь

Агон (греч. agwn) – состязание, борьба, соревнование.

Спонтанность (франц. spontane – самопроизвольный, лат. sponte – сам по себе) – самодвижение, творчество «из ничего», свободная деятельность.

Романтизм – мировоззренческая парадигма в искусстве конца XVIII – начала XIX вв., характеризующаяся особым, открытым и возвышенным отношением к красоте, свободному творчеству, мифу; в позднем романтизме появляется своеобразное ироническое отношение к действительности; основные представители романтизма – Шиллер, Гете, Новалис, А. и Ф. Шлегели, Гельдерлин, Байрон, Жуковский, отчасти Лермонтов и др.; в обыденном понимании, романтик – восторженный, влюбленный, отчасти наивно, но светло, глядящий на жизнь человек, верящий в прекрасное.

Экзистенциальный вакуум – внутренняя душевная и духовная пустота человека, остро переживаемая или томящая.

Эон (греч. aiwn) – весьма полисемичное слово, в зависимости от контекста и дискурса может обозначать «время-событие», «вечность», «век», «духовный уровень», «жизнь» etc.

¨ Библиографический список

1.Гадамер Х. Г. Истина и метод. – М., 1992.

2.Кайюа Р. Миф и человек. Человек и сакральное. – М., 2003.

3.Ницше, Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Соч. в 2-х тт., т.2. – М., 1990.

5.Хейзинга, Й. Homo ludens. – М., 1992.

6.Шиллер, Ф. Письма об эстетическом воспитании человека // Шиллер, Ф. Соб. соч. в 6-ти тт., т.6. – М.: 1957.

7.2. Концепции Фрейда (психоаналитическая) и Юнга

Идущий к самому себе рискует встретиться с самим собой… (К.Г. Юнг)

D Венский психолог Зигмунд (Сигизмунд Шломо) Фрейд подходил к культуре как своеобразному психическому больному, – и как не просто психолог, но создатель своего собственного психоаналитического метода исследования и излечения больных и, в первую очередь, больных истерией. А то, что культура не просто больна, но сама представляет собой определенную болезнь, – для Фрейда являлось вещью несомненной. Культура, как и религия, как, разумеется, и искусство, и мораль, по Фрейду, есть следствие психологической травмы, комплексов человека.

Фрейд постулирует два аксиоматических тезиса: а) человек есть существо, прежде всего и в наибольшей степени, бессознательное: сознание («Я») есть лишь тоненькая пленочка на поверхности хаотического омута бессознательного, которое и определяет поступки и речь человека, и состоит из совокупности вытесненных влечений и инстинктов, – и всё это вытеснение осуществляется тем, что называется «культурой», и само составляет суть этой «культуры»; б) это бессознательное есть насквозь сексуальное бессознательное, и вся человеческая культура, следовательно, есть, по сути, машина вытеснения, подавления сексуальности (этот тезис включает в себя то, что называется «пансексуализмом» и «репрессивной гипотезой»).

Основополагающую структуру психики, формирующую человека как «культурного», т.е. осуществляющую подобное вытеснение, составляет Метафора Отца («Комплекс Эдипа»), основывающаяся на катастрофическом первичном переживании грудным ребенком разрыва с матерью, точнее с материнской грудью, с которой он, ребенок, как с «хорошим объектом», составляет, по сути, единое целое, и этот отрыв от источника жизни и наслаждения, практически, от части самого себя, и создает ту, с одной стороны онтологическую, а с другой – психологическую, трещину, – след переживания которой впоследствии и формирует Эдипов комплекс как основу культуры.

Первичное переживание ребенком подобного разрыва можно, с точки зрения психоанализа, назвать шизоидно-параноидной стадией, – ребенок впадает в состояние безнадежной оторванности, тотального Страха, которую языком «взрослого» можно выразить следующими словами: «это неизбежная смерть, мать («хороший объект») уже никогда не придет», – это абсолютное одиночество и своеобразная полная «богооставленность».

Следующая стадия этого переживания может охарактеризоваться как стадия маниакально-депрессивная: «мать ушла, но она возвращалась, следовательно, она должна вновь вернуться, а, вдруг, не вернется?…» Т.е. ребенок уже «знает», выработал «условный рефлекс», примитивное «представление» о «цикличности мироздания», что мать вернется, что он вновь обретет с ней единство, голод его будет утолен, одиночество его не абсолютно, а, вдруг, нет… Это стадия бесконечной тревожности, страха и, всё-таки, еще неопределенной неизвестности.

Эти две стадии, впрочем, в некоторой мере, имеющие место в жизни человека, ребенка, с соответствующими изменениями, сопоставимы со стадиями развития человеческого общества, – это стадии торжества фетишизма и матрицентризма в мировоззрении.

Следующая стадия – стадия эдипова, как ее называют психоаналитики. Это период, в который переживание данной оставленности а) снимается первичным осознанием ребенком себя как отдельного целого, – отдельного от матери, и б) неизбывное переживание разделения с матерью фокусируется на фигуре «Отца» (его «метафоре») как том, что бесцеремонно разрывает его, ребенка, с матерью.

Эдипова стадия – в плане культурного развития общества, есть эпоха обращения к патриархату: появлению индивида – раз, и власти как таковой, возможной лишь над индивидом, но заново ею стираемым, – два.

Это изначальное переживание первичного разделения с «матерью природой» неизбежно формирует общий для всех людей комплекс, – т.е. серию представлений, связанных одним сильным аффектом, по Фрейду, – и этот комплекс является определяющим для формирования как человека, так и всей культуры, комплекс, выражающийся в желании властвовать над матерью и устранить власть отца; в роли фигуры Отца, например, может выступать «бог», «вождь» или что-то в том же роде; и в то же время – еще сильнее обратная тенденция: извечное человеческое желание подчиниться, стереть себя заново, имеющее корни в том же «комплексе», – возводит эту спроецированную фигуру, «бога», в объект поклонения, в том числе и в форме «обожествления» власти, властителя.

Фрейд, и его последователи, описанный аффект, связанный с эдиповым комплексом называют «любовью», однако вернее его называть, наверное, «властью», «стремлением к власти», – ибо какая же это любовь: это уже желание власти и ничего более. И эдипов комплекс, можно сказать, есть комплекс неполноценности; точнее, лишь частный случай комплекса неполноценности – главного источника стремления к власти.

Но вернемся к Фрейду. На эдиповой стадии развития ребенка (и человечества) ребенок (человек) начинает пытаться овладевать своей «второй половиной», матерью, «природой», которая его то и дело незаслуженно оставляет, и которую он оттого и хочет приручить, овладеть, – дабы быть вполне и всегда слитым с ней, быть счастливым и прочее, преодолеть эту первичную трещину своего существования, тревожащую и беспокоящую его, обрести целостность и, главное, устранить своего «соперника» – любого, кто подпадает под сферу определения «метафоры Отца». И процесс этого «овладения», во всём своём весьма амбивалентном спектре, и есть, по Фрейду, культура, выражающаяся в магических, символических сценах и актах.

Фрейд хорошо описывает подобную деятельность, первичную культурную, посредством описания игры ребенка «fort\da», – когда он, Фрейд, наблюдал ребенка, отбрасывающего сперва некую игрушку на ниточке от себя, а затем притягивающего ее обратно, к себе, издавая при этом звуки, подобные словам fort («вперед») и «da» («вот», «здесь»): вперед/назад. Т.е., как интерпретирует Фрейд эту игру, ребенок, не желающий чтобы мать от него уходила, но отнюдь не способный никак воспрепятствовать ее уходу, посредством этой игры символически овладевает матерью, ее уходом и возвращением; когда он хочет, он, символически, возвращает ее, и в то же время может и дать сам ей уйти, – дабы вновь испытать удовольствие от власти над ней, ее возвращением: притянуть игрушку к себе.

И в этом – первичный смысл культуры: овладение, символическое, магическое природой, «матерью природой», от лона которой человек изначально выброшен, в отличие от всех прочих живых существ, разорван с нею, и оттого вынужден компенсировать культурой, символикой, это онтологическое зияние, тотальный страх и неизвестность.

Первичное стремление осуществить свою власть, по Фрейду, излить либидо, фрустириуется а) принципом реальности, – природными и социальными внешними условиями, и б) культурной реальностью, интериоризованной в индивиде, в зазор его разрыва с «матерью», «природой», как собственный комплекс Эдипа, – в этом смысле культура представляет собой инструмент, технику и след подавления человеческих влечений к удовольствию, т.е. своего рода власть; в то же время, и индивидуальное влечение, также представляющее собой стремление к власти, натыкается на эту властную, как внешнюю, так и внутреннюю, структуру, называемую культурой, – и как уже производное этой структуры, происходит «сублимация» человеческих эротических влечений, в русле той же культуры, создания ее, ее ценностей: человек, вроде как раб, работает на своего господина, культуру, на ее господство. Порочный круг власти.

Впрочем, Фрейд называл то, что мы называем здесь «стремлением к власти» – «сексуальным влечением», однако, если попытаться хоть немного понять суть описываемых Фрейдом явлений, например тот же «комплекс Эдипа», то мы вскоре поймем, что вся фрейдовская «сексуальность» есть не что иное как стремление к власти и удовольствию от воплощения этой власти, – побочным продуктом коей, впрочем, отнюдь не всегда, оказывается и «сексуальная разрядка». Чистое половое влечение (условно назовём его «эрос»), уже всегда выступает у Фрейда в своём искаженном и отчужденном виде, – как стремление к обладанию, стремление к власти, а отнюдь не чистый эрос.

Способ получения удовольствия от этого «властного», в первую очередь, процесса может быть либо садистским, либо мазохистским; впрочем, и различные культуры могут истолковываться исходя из ключевых стратегий их бытия и получения «удовольствия»: «фаустовская» культура, например, есть культура более «садистская», русская – более «мазохистская» etc. В первом случае: удовольствие от власти над другим, во втором – большее упоение от переживания власти и насилия другого над тобой.

Предмет исследования психоаналитика – речь пациента; а эта речь, прежде всего, есть речь, – «свободная ассоциация», – о сновидениях; сновидения, по Фрейду, есть «райские врата в бессознательное». Там, где данная речь сбивается, плутает и плутует, пытается обойти некие собственные «подводные камни» – там, значит, и «лежит» некий комплекс, ключ к заболеванию. Образы сновидений – основа мифологических образов; принципы, по которым формируются эти образы – сгущение (метафора, сходство) и смещение (метонимия, смежность); и одна из важнейших проблем психоаналитика – понять, по какому принципу, здесь и теперь, вьется вязь как сна, так и речи об этом и том же сне пациента (или всей культуры): метафорическому или метонимическому. Сюда же можно отнести известные исследование Фрейдом разного рода «оговорок», «оделок», «описок».

? Тематические вопросы:

1) Прочитайте миф и трагедии об Эдипе. Как вы сами понимаете этот миф?

2) Прочитайте и истолкуйте миф и трагедии об Электре (напр., Эсхила «Хоэфоры», Софокла «Электра», Сартра «Мухи»). Истолкуйте его.

3) Прочитайте и истолкуйте миф о Нарциссе (см. «нарциссизм»); как в свете фрейдовской концепции вы можете его истолковать?

4) В свете вышеизложенного, прокомментируйте определение культуры неофрейдистом (последователем учения Фрейда) Маркузе: «Культура – это методическое принесение либидо в жертву, его принудительное переключение на социально полезные формы деятельности и самовыражения».

5) Как вы понимаете мысль Бердяева относительно «эдипова комплекса»: «Кровосмешение Эдипа, соединение с матерью было пределом ужаса. В нем человек как бы возвращается туда, откуда изошел, т.е. отрицает факт рождения, восстает против закона родовой жизни»?

6) Подумайте над опровержением психоанализа Бодрийяром: «Психоанализ, воображая, будто занимается болезнями желания и пола, в действительности имеет дело с болезнями соблазна… Лишиться соблазна – вот единственно возможная кастрация».

D В отличие от Фрейда, швейцарский психолог и философ Карл Густав Юнг а) утверждает, что психическая энергия человека не есть исключительно энергия «сексуальная», а есть энергия более глубокого порядка, которая только может выражаться и как сексуальная, и как воля к власти, и как художественное творчество и т.д., и б) постулирует бессознательное «коллективное», т.е. представляющее собой не лишь вытесненные «отложения» позывов психической жизни индивидуального человека, но, кроме того, и всю совокупность предыдущего опыта человечества в виде так называемых архетипов, т.е. парадигм (моделей-образцов) создания символов и образов, – художественных, мифологических, религиозных, сновиденческих etc. Культура, в этом смысле, определяется как своеобразное выражение, актуализация, объективация архетипов.

Юнг полагает наличие в психике человека нескольких архетипов, в частности – Анимы, Анимуса, Самости, Тени, Персоны.

Анима (лат. Anima – душа) – парадигма «женщины» в душе человека; она может выражаться как Муза, Вечная Женственность, Вечная Женскость, определять «выбор объекта» (объекта любви) человек; поскольку в априорную (т.е. изначальную) форму Анимы отлагается всё вытесненное культурой, у мужчины – в первую очередь всё «женское», то бессознательное мужчины, в большей степени, оказывается женским, под «властью» Анимы, а у женщин, напротив – мужским (под «властью» Анимуса);

Сам Юнг пишет об Аниме следующее:

«Анима питает пристрастие ко всему, что бессознательно, темно, двусмысленно и неопределенно в женщине, к ее тщеславию, холодности, беспомощности, непоследовательности…»

«Анима представляет собой архетип витальности. Сама жизнь являет себя мужчине как Анима… И тайна женщины в том, что источник жизни для нее – Анимус, который она принимает за Эрос…»

«Анима всегда есть a priori настроений, реакций, импульсов, всего того, что психически спонтанно. Она живет из самой себя и делает нас живущими…»

«То, что не принадлежит мужскому «Я», является, по всей видимости, женским… Всё относящееся к Аниме нуминозно, т.е. безусловно значимо, опасно, табуировано, магично… Анима консервативна».

«Античному человеку Анима являлась либо как богиня, либо как ведьма; средневековый человек заменил богиню небесной госпожой или церковью; десимволизированный мир привел сначала к нездоровой сентиментальности, а потом к обострению моральных конфликтов… Анима обнаруживается преимущественно в проекциях на противоположный пол, отношения с которым становятся магически усложненными…»

«При одержимости Анимой, например, больной пытается кастрировать самого себя, чтобы превратиться в женщину или, наоборот, боится, что с ним сделают что-нибудь подобное».

Анимус (лат. Animus – дух, разумная душа) – прообраз, форма образца мужчины в душе человека; может выражаться как олицетворение мужского начала, «рыцаря», «героя».

Вот что пишет Юнг об Анимусе:

«Естественная функция Анимуса (как и Анимы) – пребывать между индивидуальным сознанием и коллективным бессознательным… Анимус и Анима должны функционировать как мост или дверь, что ведут к образам коллективного бессознательного…»

«Анимус предпочитает проецировать себя на некие «духовные» авторитеты и всякого рода «героев» (включая певцов, артистов и спортсменов). Анима питает пристрастие ко всему, что бессознательно, темно, двусмысленно и неопределено в женщине, к ее двусмысленности, к ее тщеславию, холодности, беспомощности, непоследовательности… В процессе индивидуации по отношению к Эго-сознанию они могут выступать как некое женственное проявление в мужчине и мужское – в женщине. Анима ищет соединения, Анимус желает отличаться, выделиться и познать…»

«Это (Анимус) архетип смысла, подобно тому как Анима представляет архетип жизни».

Персона – архетип, олицетворение «маски» человека, форма его «социального лица», словно оторвавшееся от «хозяина», либо заменившее его совсем собой, и повернувшееся теперь к нему самому своим «лицом».

Юнг:

«Персона представляет собою некое промежуточное состояние между Эго-сознанием и объектами внешнего мира… персона должна быть своего рода мостом в этот мир…»

«Персона это то, чем человек в действительности не является, но в то же время то, чем он сам, равно как и другие, себя считает».

Самость – ключевой архетип психики человека, его подлинная Личность, олицетворение его Единства с самим собой, самотождественность; Самость много более глубока, нежели поверхностное человеческое «Я», о которой человек, может быть, зачастую и не догадывается, но которое, бессознательно, держит его и напоминает о самотождественности; Самость может выражаться, в сновидениях например, в образах старца, Бога.

Мандала (Четверица) – архетип, во многом соотносящийся с Самостью, представляющий собой олицетворение, символ единства мироздания, восприятие его в виде четверицы (четыре стороны света, четыре измерения, четыре Евангелия, образ креста, свастики etc.), как нечто целостное, системное.

Тень – архетип, олицетворяющий изнанку человека, его «темную» сторону, то, что человек, сознательно или бессознательно, пытается вытеснить, скрыть от самого себя, некая «страшная правда» о нем самом, своеобразная компенсация «дневной жизни» человека, ее зазеркалье.

Юнг:

«Тень персонифицирует всё, что человек отказывается признавать в самом себе».

«Встреча с самим собой означает прежде всего встречу с собственной Тенью; это теснина, узкий вход, и тот, кто погружается в глубокий источник, не может оставаться в этой болезненной узости».

? Тематические вопросы:

1) Приведите примеры из литературы, в которых так или иначе олицетворяются архетипы Тени или Персоны.

2) Раскройте, в свате вышесказанного, античный миф об Эросе и Психее.

3) Раскройте, в этом аспекте, поэму Есенина «Черный человек».

4) Персонификация какого архетипа, в большей степени, как вы полагаете, осуществлена в повести Достоевского «Двойник»: Персоны или Тени?

5) С точки зрения архетипа Самости раскройте суть рассказа Чехова «Черный монах».

6) Приведите примеры репрезентации Анимы в отечественной поэзии.

7) Как вы понимаете следующие замечания Юнга:

«Главная опасность заключается в искушении поддаться чарующему влиянию архетипов»;

«Я говорю «бессознательное», но с тем же успехом могу говорить «Бог», «демон», нечто мифологическое»»;

«Инцест нагружен религиозным содержанием… сексуальность имела для меня значение, как выражение некоего хтонического духа – злой личины бога»;

«Всё, что раздражает нас в других, позволяет понять самих себя»;

«Первобытная тьма сопричастна глубинной материнской тайне… стремление увидеть свет есть стремление обрести сознание».

8) Попытайтесь сопоставить и сравнить понятия «прасимвола» у Шпенглера и «архетипа» у Юнга.

W Рассуждения Юнга и других философов об архетипе; попытайтесь понять их в свете изученного:

«Архетип – это пояснительное описание платоновского eidoV». (К.Г. Юнг)

«Архетипы определяются не содержанием, но формой, да и то весьма условно… эту форму можно уподобить осевой системе кристалла… сам по себе архетип пуст и чисто формален, не что иное как facultas praeformandi (способность к оформлению), некая априорная возможность формообразования». (К.Г. Юнг)

«Подлинная природа архетипа не может быть осознана, она трансцендентна». (К.Г. Юнг)

«Архетип… это образ, корни которого находятся в наиболее глубинном бессознательном… образ, живущий жизнью, которая не является нашей личной и которую можно изучать лишь сообразуясь с некой психологической археологией…. Архетипы – это движущие символы». (Г. Башляр)

«Архетипы… это серия образов, подводящих итог опыту предшествующих поколений в отношении типичных ситуаций, т.е. в обстоятельствах, не приложимых к одному единственному индивиду, а способных навязать себя любому человеку». (Р. Дезуайль)

¨ Словарь

Амбивалентность (от лат. ambo – «оба» и valentia – «сила») – разнонаправленность чувств, стремлений: «и хочется и колется» (страх, смешанный с желанием, например).

Бессознательное – в психоанализе Фрейда: резервуар, отстойник несбывшихся влечений, неутоленных надежд и прочей вытесненной «сексуальности», «шевелящийся хаос», так и норовящий выплеснуться тем или иным образом, порвать тонкую пленку «сознания», «воплотиться». Первая схема психики, по Фрейду, включала в себя «бессознательное – предсознательное – сознание», впоследствии она выглядела уже следующим образом: «Оно (бессознательное) – Я (Сознание) – СверхЯ (след, осадок эдипова комплекса)».

Комплекс кастрации – в психоанализе Фрейда: первичное столкновение ребенка с тем, что у взрослых называется различием полов: ребенок, сталкиваясь с присутствием/отсутствием пениса, вынужден, дабы разрешить страшную «загадку» и преодолеть тем самым возникшие в связи с этим фобии (например, «лишиться пениса») или зависть, выстраивает, в фантазии, некоторый миф – объяснение неизвестного; фантазм, вызванный данным комплексом – яркий пример производства всякой мифологии; комплекс кастрации – вариация комплекса неполноценности.

Комплекс Электры – в психоанализе Фрейда: бессознательное влечение девочки к отцу как к обладателю фаллоса, сиречь власти, компенсируя собственную неполноценность, стремление «обладать обладателем», и оттого – негативное отношение ее к матери, как к «сопернице»; комплекс Электры более поверхностный и не столь всеобщий комплекс, как комплекс Эдипа, более, если угодно, «культурный», не столь первичный.

Либидо (лат. libido – «желание», «половое влечение») – психическая энергия полового влечения; «Либидо… мы называем этим термином энергию таких влечений, которые имеют дело со всем тем, что можно охватить словом «любовь»». (З. Фрейд)

Мандала – в аналитической психологии Юнга: ключевой символ, матрица целостности мироздания – круг с вписанным крестом (в динамическом изображении – свастика); принципиальная модель Мандалы – 3+1, состоящая из трех «обычных» частей и одной «странной»; другой вариант выражения Мандалы – Кватерность (Четверица); впрочем, внутренняя структура мандалы может быть и другой, более геометрически множественной; «Мандала является символом индивидуации…» (К.Г. Юнг)

Нарциссизм – в психоанализе Фрейда: фиксация либидо человека на самом себе; в широком смысле – «любовь к себе любимому», страсть к самолюбованию; существует нарциссизм первичный, – и стадия развития ребенка, последующая анальной и оральной и предшествующая гениальной (в соответствии с зоной фиксации наслаждения в тот или иной этап развития), – и психическая травма, случившаяся в данный период развития, «запрограммировавшая» человека всю дальнейшую жизнь «любоваться собой», – переходящая в нарциссизм вторичный; нарциссизм следует четко различать с эгоизмом. Культуру, в этом смысле, даже можно, наверное, представить как зеркало, в котором человек любуется самим собой.

Сублимация (от лат. sublimes – высокий, возвышенный, возвышающийся) – процесс перевода энергии безличных «сексуальных» влечений человека в энергию личного творчества.

Фрустрация (лат. frustratio — «обман», «тщетное ожидание») – ограничение, задержка осуществления какого-либо влечения, желания, в связи с некоторыми объективными обстоятельствами, определенной здесь и теперь невозможностью

Эрос – в психоанализе Фрейда: влечение к жизни; противоположность Эроса – Танатос (греч. qanatoV - смерть) – бессознательное влечение к смерти; с другой стороны, Эрос, у Фрейда, зачастую оказывается амбивалентным (двойственно, противоположно направлен) и проявляется как разрушение, саморазрушение, влечение к смерти – в значительной степени это происходит от того смешения в понимании Любви и Власти, как то имеет место быть во фрейдовском мироощущении; а стремление к власти, разумеется, в значительной степени, есть эффект влечения к смерти.

¨ Французский психоаналитик Жак Лакан предложил свою, довольно оригинальную и доводящую «до ума» концепцию Фрейда, «филологическую» трактовку вышеизложенной схемы психики, где «Оно – Я – СверхЯ» определяются как «реальное – воображаемое – символическое»; «реальное» – принципиально невыразимое в языке бессознательное, вытесненное, однако всегда уже «структурированное как языковая деятельность»; «воображаемое» – индивидуальная форма представления «реального» в Я; «символическое» – интериоризированная система культурных символов, знаков, определяющая поведение и поступки человека.

? «Стадия зеркала», по Лакану, есть период в жизни ребенка, когда он осознает себя как «Я», т.е. существо, имеющее целостное единство, душевное и телесное: другие, обращающиеся к нему, как индивидуальному существу, одновременно, полагают его в нем как единичность, и отчуждают его от себя самого как другого, т.е. созданного другими, навязывая ему его культурный образец («символическое»). Сопоставьте «стадию зеркала» и миф о Нарциссе, – как символ и процесс окультуривания человека.

¨ Библиографический список

Дата добавления: 2014-12-29