Становление энциклопедизма в журналистике. «Торговое направление» и его оппоненты 4 страница

В «Литературной газете)» проявились особенности пушкинской журнальной статьи: экономность словесных средств, логически безуп­речная выстроенноеть сюжета, многофункциональность цитирования источника. Вывод, как правило, касался, нередко в иносказательной форме, проблем нравственности, норм общественного поведения, профессиональной этики журналиста. В заключительной фразе зву­чала раскрывающая смысл всей статьи остроумная сентенция, не­редко подкрепленная цитатой из басни или притчи.

В газете Дельвига Пушкин впервые разоблачил литератора и журналиста Булгарина как агента Третьего отделения тайной поли­ции. Поляк по происхождению, Булгарин получил в Ревеле военное образование. Во время войны Наполеона с Испанией Булгарин сра­жался на стороне французов и даже заслужил орден Почетного Леги­она. Как свидетельствовали современники, в кампании 1812 г. он участвовал в стане неприятеля. эти факты биографии Булгарина Пушкин обыграл в своих памфлетах и фельетонах.

В 1820-е годы Булгарин объявился в Петербурге с намерением издавать журнал, утвердиться в литературных кругах. С 1822 г. он редакти­ровал журнал истории, статистики и путешествий под названием «Северный архив». В столице он сблизился с известными писателя­ми, в частности с Грибоедовым, дружбой с которым похвалялся всю жизнь. Вслед за событиями на Сенатской площади Булгарин открыто поддержал карательные меры правительства и сделался тайным аген­том Третьего отделения. Газета «Северная пчела», которую он изда­вал с 1825 г., удостоилась привилегии публиковать политическую ин­формацию и тем самым обеспечила себе широкий круг читателей.

Другом и союзником Булгарина стал Греч — издатель журнала «Сын Отечества». Общественная позиция Греча, журнал которого до восстания декабристов относился к числу либеральных и будущие участники заговора в нем активно сотрудничали, после известных событий претерпела существенные изменения. В 1829 г. журнал Гре­ча «Сын Отечества» слился с «Северным архивом» Булгарина, а с 1831 г. они совместно издавали «Северную пчелу». Греч и Булгарин, став монополистами в журналистике, «вкупе и влюбе» (А. Пушкин) преследовали неугодных им литераторов.

В 1829 г. Булгарин опубликовал роман «Иван Выжигин». Персонажи этого и других авантюрных произведений Булгарина — мелкие плуты и разбойники, которых в конце концов настигает возмездие. В. Г. Белин­ский с насмешкой констатировал, что характеры этих героев написаны у них на лбу: Зарезины, Вороватины и пр. По поводу его историческо­го романа «Дмитрий Самозванец» Белинский едко заметил: «Кто мас­тер изображать мелких плутов и мошенников, тот не берись за изобра­жение крупных злодеев». В своем романе устами Шуйского Булгарин объявлял казни залогом спокойного царствования, расписываясь геы самым в верноподданнических чувствах к Николаю I.

Вокруг этого произведения началась полемика между «Литератур­ной газетой» и «Северной пчелой». В анонимной рецензии 1830 г. Дельвиг дал объективную оценку псевдоисторическому роману Бул­гарина. Тот решил, что автор рецензии — Пушкин, и напечатал в «Се­верной пчеле» пасквильную заметку о некоем французе, который более ревностно служит Бахусу и Плутусу, чем музам. Когда же в печати появилась седьмая глава «Евгения Онегина», Булгарин про­возгласил «совершенное падение» пушкинского таланта. Он дал по­нять к тому же, что Пушкин заимствовал некоторые описания мос­ковской жизни из «Ивана Выжнгина».

В № 20 «Литературной газеты» на 1830 г. Булгарину ответили Дель­виг и Пушкин. Дельвиг отмел клевету Булгарина о якобы имевшем место плагиате, напомнив, что описание Москвы из седьмой главы «Евгения Онегина» было опубликовано в «Северной пчеле» за год до появления «Пиана Выжигина». Пушкин напечатал свой памфлет «О записках Видока».

Поэт использует форму библиографической заметки, чтобы изве­стить читателей об изданных во Франции записках начальника поли­цейского отряда, а до того уголовного преступника Видока. Однако пушкинское выступление — это не столько библиографическая замет­ка о новой книге, сколько памфлет, в котором раскрывается истинное лицо Булгарина. Разоблачение последнего как полицейского сыщика в литературе и журналистике — гражданский подвиг Пушкина.

Современники, знавшие биографию Булгарина, смогли без труда разглядеть его под личиной Видока. В прошлом солдат, осужденный за измену и воровство, Видок после отбытия наказания предложил свои услуги парижской полиции в качестве сыщика, дослужился до начальника полицейского отряда и, выйдя в отставку, стал сочинять мемуары. Пушкин раскрывает одну за другой отрицательные черты морального облика Впдока и добивается большой напряженности сюжета, предполагая активное участие читателя в узнавании биогра­фии Булгарина. Перед нами портрет доносчика, предателя отечества.

«Представьте себе, — пишет Пушкин, — человека без имени и пристанища, живущего ежедневными донесениями... отъявленного плута, столь же бесстыдного, как и гнусного, и потом вообразите себе, если можете, что должны быть нравственные сочинения такого человека». Пушкин показывает деградацию личности, утратившей нравственные и патриотические чувства: «Видок в своих записках именует себя патриотом, коренным французом (un bon Frangais), как будто Видок может иметь какое-нибудь отечество! Он уверяет, что служил в военной службе, и как ему не только дозволено, но и пред­писано всячески переодеваться, то и щеголяет орденом Почетного Легиона, возбуждая в кофейнях негодование честных бедняков, со­стоящих на половинном жалованье (officiers a la demisolde). Он нагло хвастается дружбою умерших известных людей, находившихся в сно­шении с ним... Он приходит в бешенство, читая неблагосклонный от­зыв журналистов о его слоге (слог г-на Видока!). Он при сем случае пишет на своих врагов доносы, обвиняет их в безнравственности и вольнодумстве». Почти одновременно с памфлетом Пушкин сочи­нил эпиграмму «Не то беда, что ты поляк», в которой имя Видока соединил с именем Фиглярина, т. е. Булгарина. Таким образом, смысл пушкинского памфлета стал очевиден не только искушенным в поле­мических журнальных схватках читателям.

Пушкинский памфлет произвел на современников огромное впе­чатление. Правительство немедленно взяло под защиту Булгарина, запретив упоминание в печати имени Видока и даже продажу его портретов. Публикация памфлета не могла не усилить насторожен­ного отношения цензуры к газете Дельвига. Процитированное газе­той на французском языке четверостишие Казимира Делавиня для памятника жертвам июльской революции 1830 г. в Париже стало по­водом к вызову Дельвига в Третье отделение. Бенкендорф принял Дельвига сурово, обвинил в якобинстве, пригрозил Сибирью. Выход «Литературной газеты» был приостановлен 19 ноября 1830 г., а в ян­варе 183 1 1. неожиданно скончался ее редактор. Хотя непосредствен­ной причиной являлась простуда, современники, по словам цензора А.Никитенко, обвиняли в ранней кончине Дельвига шефа жандармов. Только благодаря заступничеству товарища министра внутренних дел Блудова издание возобновилось, но уже под редакторством Сомова. «Литературная газета» в 1831 г. заполнилась произведениями мало­известных сочинителей, Пушкин и Вяземский постепенно отошли от нее. В том же году газета прекратила существование.

Ареной новых пушкинских сатирических разоблачений Булгарина стал журнал Н. И. Надеждпна «Телескоп». Этому предшествовали некоторые события.

В 1831 г. Булгарин опубликовал продолжение романа о Выжигиных под названием «Петр Иванович Выжигин». Бульварный московский литератор А. Орлов, используя коммерческий успех булгаринских произведений, стал издавать свои романы о Выжигиных. Гак по­явились «Хлыновские степняки Игнат и Сидор, или Дети Ивана Вы­жигина», затем «Хлыновские свадьбы Игната и Сидора, детей Ивана Выжигина» и в заключение — «Смерть Ивана Выжигина».

Издатель «Телескопа» Надеждин поместил в своем журнале критическую статью, в которой не без умысла разобрал всех Выжи­гиных — и Булгарина, и Орлова. В защиту своего друга немедленно выступил Греч на страницах «Сына Отечества». Он счел оскорби­тельным для Булгарина объединение его романов с «глупейшими книжонками» Орлова и бросил упрек в адрес всех критиков Булгари­на, заявив, что у последнего «в одном мизинце более ума и таланта, нежели во многих головах рецензентов».

Вслед за этим в «Телескопе» появился фельетон «Торжество друж­бы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов». Под ним стоял пушкинский псевдоним — Феофилакт Косичкин.

В основе конфликта фельетона лежит несоответствие между писа­тельской посредственностью Булгарина и его претензиями на главенствующую роль в русской словесности. Пушкин как будто не видит тгого контраста и в то же время постоянно углубляет его, дока­зывая равновеликость талантов Булгарина, его друга Греча и «счаст­ливого соперника Булгарина» Орлова. От имени Феофилакта Косич-кина он берет на себя обязанности защитника как Орлова, так и Булгарина с Гречем, превращая защиту в их разоблачение.

«Посреди полемики, раздирающей бедную нашу словесность, П. П. Греч и Ф. В. Булгарин более десяти лег подают утешительный пример согласия, основанного на взаимном уважении, сходстве душ и замятий гражданских и литературных» — так начинается фельетон. Уже в первых строчках, указывая на гражданские занятия Булгарина и Гре­ча, Пушкин намекает на деятельность обоих как доносчиков. Далее он говорит о «памятниках» сего «назидательного союза», перечисляя фак­ты восхвалений Булгариным и Гречем друг друга в печати, которые были хорошо известны современникам. Друзья послужили прототи­пами персонажей крыловской басни «Кукушка и петух» (1834).

Пушкин обращает внимание на слова Греча: «две глупейшие (глупейшие!) вышедшие в Москве (да, в Москве) книжонки», «сочи­ненные каким-то А. Орловым», и использует их как повод для обсто­ятельного сравнения талантов Булгарина и Орлова. «Беспристрастие требует, — пишет он, — чтоб мы указали сторону, с коей Фаддей Венедиктович берет неоспоримое преимущество над своим счастли­вым соперником: разумею нравственную цель его сочинений. В са­мом деле, любезные слушатели, что может быть нравственнее сочи­нений г. Булгарина? Из них мы ясно узнаем: сколь не похвально лгать, красть, предаваться пьянству, картежной игре и тому под. Г-н Булга­рин наказует лица разными затейливыми именами: убийца назван у него Ножевым, взяточник — Взяткиным, дурак — Глаздуриным и проч. Историческая точность одна не дозволила ему назвать Бориса Годунова Хлопоухиным, Димитрия Самозванца Каторжниковым, а Марину Мнишек — княжною Шлюхиной; зато и лица сии представле­ны несколько бледно».

В сатирических целях пол приводи г сравнительный перечень тру­дов Булгарина и Орлова. Перечислив романы Булгарина, Пушкин за­мечает, чю это «не что иное, как „Выжигин" в различных изменени­ях». Он иронически противопоставляет им труды Орлова, более «разнообразного» писателя: «Встреча Чумы с Холерою», «Сокол был бы сокол, да курица его съела, или Бежавшая жена», «Живые обмо­роки», «Погребение купца» и проч.

Устанавливая черты сходства и различия у обоих «гениев», Пушкин остроумно пользуется теневым портретом для характеристики лично­сти Булгарина. Он называет «вспомогательные средства», которые не употреблял Орлов для создания себе славы, намекая тем самым на недостойные приемы Булгарина: «Он не задавал обедов иностранным литераторам, не знающим русского языка, дабы за свою хлеб-соль по­лучить местечко в их дорожных записках. Он не хвалил самого себя в журналах, им самим издаваемых. Он не заманивал унизительными ла­скательствами и пышными обещаниями подписчиков и покупателей». Чтобы у читателей не осталось сомнений, кому адресованы эти обви­нения, поэт, называя факты «оборотливости» Булгарина, напоминает, что задолго до появления «Ивана Выжигина» издания Греча и Булгари­на расхвалили роман. А французский писатель Ансело, в честь которо­го устраивали обед Булгарин и Греч, назвал еще не изданную книгу «лучшим из русских романов».

Таким образом, объявив себя «защитником» Булгарина и «дру­гом» Орлова, Пушкин саркастически охарактеризовал «сии два бли­стательные солнца нашей словесности».

Вслед за появлением пушкинского фельетона Греч вновь высту­пил в защиту Булгарина. и тогда поэт напечатал в «Телескопе» второй фельетон — «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем». В названии фельетона Пушкин цитирует слова Греча. От имени Ф. Косичкина Пушкин объявил читателям, что написал роман «Настоя­щий Выжигин, историко-нравственно-сатирический роман XIX ве­ка», который будет опубликован или останется в рукописи, «смотря по обстоятельствам». «Настоящий Выжигин» гротескно воспроизво­дил в восемнадцати главах биографию Булгарина: «Глава I. Рождение Выжигина в кудлашкиной конуре. Воспитание ради Христа. Глава II. Первый пасквиль Выжигина. Гарнизон. Глава III. Драка в кабаке. Ваше благородие! Дайте опохмелиться! Глава IV. Дружба с Евсеем. Фризо­вая шинель. Кража. Бегство. Глава V. Ubi bene, ibi patria. Глава VI. Московский пожар. Выжигин грабит Москву. Глава VII. Выжигин пе­ребегает. Глава VIII. Выжигин без куска хлеба. Выжигин-ябедник, Выжигин-торгаш. Глава IX. Выжигин-игрок. Выжигин и отставной квар­тальный. Глава X. Встреча Выжигина с Высухиным. Глава XI. Веселая компания. Курьезный куплет и письмо-аноним к знатной особе. Гла­ва XII. Танта. Выжигин попадается в дураки. Глава XIII. Свадьба Вы­жигина. Бедный племянничек! Ай да дядюшка! Глава XIV. Господин и госпожа Выжигины покупают на трудовые денежки деревню и с благодарностью объявляют о том почтенной публике. Глава XV. Семей­ные неприятности. Выжигин ищет утешения в беседе муз и пишет пасквили и доносы. Глава XVI. Видок, или Маску долой! Глава XVII. Выжигин раскаивается и делается порядочным человеком. Глава XV111 и последняя. Мышь в сыре».

Построение фельетона на скандальных биографических фактах имеет пародийную цель. Пушкин высмеивает манеру письма Булгарина-фельетониста. Кроме уже раскрытых ранее эпизодов из жизни Булгарина Пушкин указывает на новые. Так, в названиях третьей и четвертой глав он имеет в виду то обстоятельство, что Булгарин, бу­дучи уволен в Ревеле от службы, пропив последние деньги, украл у слуги офицера шинель. Тринадцатая глава намекает на ходившие в обществе слухи о доносе, который Булгарин послал на своего пле­мянника, обвинив его в связях с декабристами.

В своих фельетонах Пушкин завершил углубленную психологиче­скую характеристику личности Булгарина, показал сущность его ли­тературных произведений и полицейскую деятельность в литературе, разоблачил возглавлявшуюся им официозную прессу. Под пером Пушкина Булгарин сделался литературным типом, олицетворением корыстолюбия и доносительства. В 1840-е годы образ журналиста-взяточника Задарина, прототипом которого служил Булгарин, при­сутствовал в водевиле Ф. А. Кони «Петербургские квартиры», в пьесе Н. А. Некрасова «Утро в редакции».

Особо следует сказать о знаменитом пушкинском псевдониме Феофилакт Косичкин. Это своего рода литературная маска, роль ко­торой необычайно велика в русской журналистике. После создания образа Феофилакта Косичкина начинают появляются одна за другой сатирические образы-маски, вплоть до Козьмы Пруткова.

Выбор печатного органа имел для Пушкина принципиальное зна­чение. Наиболее плодотворная журналистская деятельность его при­ходилась на те периоды, когда он находил близкие но духу издания. В противном случае поэт, несмотря на выгодные условия, отказывался от сотрудничества. Он покинул «Московский вестник» М. Погодина, когда убедился, что журнал «любомудров» не отвечает его собствен­ным устремлениям, перестал поддерживать коммерческое издание О. Сенковско1 о «Библиотека для чтения».

После активной работы в «Литературной газете» Пушкин-публи­цист временно умолкает. С 1832 но 1836 г. он напечатал лишь одну небольшую критическую заметку о сочинениях П.Катенина. Поэт настойчиво добивался разрешения на собственное издание. Он наме­ревался противопоставить «торговому направлению» в журналисти­ке новый тип издания с особой организацией, структурой, тематикой и проблематикой. Им стал «Современник».

Когда в начале января 1836 г. Пушкин получил официальное разрешение на издание «Современника», видимой активности в при­влечении сотрудников он не проявил, так как состав возможных уча­стников выявился раньше. Еще в 1831 г. поэт писал П. А. Вяземскому: «По газетам видел я, что Тургенев к тебе отправился в Москву; не приедешь ли с ним назад? Это было бы славно... Мы бы что-нибудь и затеяли вроде альманаха, и Тургенева порастрепали бы». Здесь же названы имена Жуковского и Плетнева.

Всего в «Современнике» приняли участие более двух десятков авторов, однако круг претендентов был гораздо шире. Не вышли в свет стихи барона Е. Розена и князя П. Шаликова, исторические статьи М. Погодина. Осталось без ответа предложение Розена написать ста­тью о Кукольнике. Иные из литераторов, приглашенные Пушкиным, не смогли исполнить его просьбы. Ссыльный поэт Кюхельбекер от­правил в «Современник» рукопись статьи «Поэзия и проза», кото­рую перехватили, и она не дошла до редактора. Пушкин просил М. Щепкина и П. Нащокина написать воспоминания для журнала.

Среди сотрудников «Современника» были такие известные лица, как П. Козловский — дипломат, популяризатор естественных наук; Д. Давыдов — герой Отечественной войны 1812 г., поэт. Появились и новые имена: Гоголь, Н. Дурова, Кольцов, Тютчев. Эти писатели и поэты обратили на себя внимание Белинского, указавшего на их не­сомненный талант.

Редактируя поступавшие сочинения, Пушкин заботился об их соответствии духу и стилю журнала. Из записок Н. А. Дуровой, «ка­валерист-девицы», которая, переодевшись в мужское платье, воевала в 1812 г., он исключил хвалебную тираду в адрес императора Алек­сандра I. В письмах к ней поэт советовал добиваться простоты стиля: «Что касается до слога, то чем он проще, тем будет лучше». Он пред­ложил отказаться от первоначального названия ее сочинения. «За­писки амазонки», по его словам, «как-то слишком изысканно, манер­но, напоминает немецкие романы». «Записки Н. А. Дуровой» — «просто, искренне и благородно».

Можно говорить о влиянии Пушкина на молодого Н. В. Гоголя. Впоследствии Гоголь вспоминал в письме к Плетневу: «Ничего не предпринимал я без его совета. Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его пред собою. Что скажет он, чему посмеет­ся, чему изречет неразрушимое и вечное одобрение свое, вот что меня только занимало и одушевляло мои силы».

В первых четырех томах «Современника» насчитывается около двух десятков редакторских примечаний, предисловий и послесловий. Само их количество говорит о том, что это не случайное явление, а один из важных ai p и бутов редакторской работы Пушкина. С его доб­рожелательным отзывом появились в журнале «Записки Н. А. Дуро­вой», «Долина Ажитугай» Казы-Гирея, повесть Гоголя «Нос».

В период издания «Современника» поэт написал свыше сотни пи­сем, и почти половина из них имела отношение к журналу. Последнее его письмо адресовано детской писательнице А. Ишимовой. В день дуэли Пушкин просил ее сделать перевод из Барри Корнуолла для журнала и давал рекомендации. Накануне дуэли он торопил П. Коз­ловского с написанием обещанной статьи о теории паровых машин. По свидетельству книгопродавца И. Лисенкова, Пушкин ходил в книж­ные лавки, чтобы отобрать произведения для библиографического отдела журнала. Он внимательно вычитывал корректуры статей, вел переговоры с цензурой.

О цензоре «Современника» А. Никитенко сделал следующую за­пись в своем дневнике: «Цензором нового журнала попечитель назна­чил А. А. Крылова, самого трусливого, а следовательно, и самого стро­гого из нашей братии». Спустя три месяца Никитенко записал: «Пушкина жестоко жмет цензура. Он жаловался на Крылова и просил себе другого цензора, в подмогу первому. Ему назначили Гаевского. Пушкин раскаивается, но поздно. Гаевский до того напуган гауптвах­той, на которой просидел восемь дней, что теперь сомневается, можно ли пропустить в печать известие вроде того, что такой-то король скон­чался». Положение Пушкина-редактора осложнялось еще и тем, что к нему враждебно относились министр просвещения С. Уваров и пред­седатель Петербургского цензурного комитета М. Дондуков-Корсаков. Поэт сочинил на одного сатиру, на другого эпиграмму.

Ряд произведений, предназначавшихся для «Современника», были запрещены полностью: статья «Александр Радищев» Пушкина, «Пе­тербург и Москва» Гоголя, «Записка о древней и новой России» Ка­рамзина, «Два демона» Тютчева, переводной очерк «Применение системы Галля и Лафатера к изображениям пяти участников покуше­ния на жизнь Луи Филиппа в 1835 г». Цензурные сокращения претер­пели статьи Д. Давыдова «Занятие Дрездена», «О партизанской вой­не». В статье «Занятие Дрездена» Давыдов рассказывал о заключительном этапе Отечественной войны, когда некоторые гене­ралы, желая во что бы то ни стало прославиться, делали ставку на кровопролитные сражения и готовили победные реляции. Узнав от Пушкина о бесчинстве цензуры, Давыдов не без горечи шутил: «Эскадрон мой, как ты говоришь, опрокинутый, растрепанный и из­рубленный саблею цензуры, прошу тебя привести в порядок: убитых

похоронить, раненых отдать в лазарет, а с остальным числом всадни­ков — ура! и снова в атаку на военно-цензурный комитет. Как я делы­вал в настоящих битвах, — унывать грешно солдату — унывать греш­но солдату — надо или лопнуть, или врубиться в паршивую колонну цензуры».

Статья А. Тургенева «Париж» появилась в нервом номере «Совре­менника» после настоятельных хлопот редактора. «Но бедный Турге­нев! — жаловался Пушкин в марте 1836 г. Вяземскому, — все полити­ческие комеражи его остановлены. Даже имя Фиески и всех министров вымараны». Некоторые обличительные эпизоды из пове­сти Гоголя «Нос» остались неизвестными читателям. С купюрами вышли статья М. Погодина «Прогулка по Москве», стихотворение Тютчева «Не то, что мните вы, природа...». Пострадали произведения Пушкина, в том числе «Родословная моего героя». Из статьи «Мне­ние М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отече­ственной» цензор исключил предложение из трех слов: «Мы знаем противное». Тем самым нарушался смысл пушкинского высказыва­ния, ибо предыдущие фразы были таковы: «Но где же у нас это мно­жество безнравственных книг? Кто сии дерзкие, злонамеренные пи­сатели, ухитряющиеся ниспровергать законы, на коих основано благоденствие общества? И можно ли укорять у нас ценсуру в не­осмотрительности и послаблении?»

«Путешествие в Арзрум» читал сам царь. Он выбросил ряд критических замечаний о политике правительства на Кавказе. Неко­торые материалы «Современника» смогли увидеть светлишь после долгих разбирательств цензуры, переговоров, переписки и т. п., на­пример «Пир Негра Первого», «Полководец» Пушкина. По поводу «Капитанской дочки» пришлось давать объяснения, существовала ли девица Миронова и встречалась ли она действительно с Екатериной II. Уже после опубликования статьи Казы-Гирея «Долина Ажитугай» поступило письмо от Бенкендорфа, который обвинил редактора в нарушении высочайшего предписания, запрещавшего военным ли­цам печатать свои произведения без санкции начальства. Так проте­кали скрытые от глаз читателей редакторские будни Пушкина.

Программа «Современника» гласила: «Журнал под названием „Современник" выходит каждые три месяца по одному тому. В нем будут помещаться стихотворения всякого роду, повести, статьи о нра­вах и тому подобное; оригинальные и переводные критики замеча­тельных книг русских и иностранных; наконец статьи, касающиеся во­обще искусств и наук. Цена за годовое издание 25 р. асе, с пересылкою 30 р. асе». При жизни Пушкина вышло четыре номера журнала.

В соответствии с программой И предписанием цензуры «Совре­менник» но внешнему виду не отличался от альманаха. В оглавлении указывались два отдела: «Стихотворения» и «Проза». Однако по со­держанию он представлял собой литературно-общественный журнал, в котором художественная проза и поэзия перемежались с публици­стикой и литературной критикой. Многие статьи начинались с указа­ния даты события. Исключительной оперативностью отличался биб­лиографический отдел «Новые книги». При всем разнообразии опубликованных материалов «Современнику» как журналу свой­ственны композиционная стройность, целенаправленность.

Напечатанная в нервом номере статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» послужила поводом для разговора в печати О позиции нового издания. Написанная Гоголем, она появи­лась без подписи автора. Гоголь отметил бесцветность большей ча­сти современных периодических изданий. «Северную пчелу» назвал корзинкой, «в которую сбрасывал всякий все, что ему хотелось». Од­нако острие его критики было направлено против «Библиотеки для чтения» Сенковского.

Гоголь подчеркнул беспринципность руководителя «Библиотеки», у которого то, что «нравится сегодня, завтра делается предметом на­смешек», осудил произвол редактора, перекраивающего «даже без всякого отчета» почти все печатаемые статьи, высмеял легкомыслие Сенковского, который «в следующей статье уже не помнит вовсе написанного в предыдущей».

Некоторые питатели «Современника» посчитали статью «О дви­жении журнальной литературы» программной и приписали ее ав­торство Пушкину. Это заставило последнего выступить в третьем номере журнала с «Письмом к издателю» за подписью А. Б. с указа­нием: г.Тверь. Пушкин обратился к своему излюбленному приему журнальной маски. Тверской житель удивлен, что «Современник» объявляет своей целью борьбу с «Библиотекой для чтения». Безус­ловно, Пушкин не мог в «Современнике», выходившем раз в три ме­сяца, вести активную журнальную полемику. Не отказываясь от нее вовсе, он ставил перед своим изданием иную цель. Белинский впо­следствии определил ее так: «„Современник" Пушкин стал издавать нисколько не по соревнованию к славе (очень сомнительной!) „Библиотеки для чтения", а для того, чтоб Россия имела хоть одно издание, где находили бы себе место талант, знание, достоинство и независимое от торговых соображений литературное мнение». В письме из Твери Пушкин указал на сметливость и аккуратность, с которой издавалась «Библиотека для чтения», признал практическую пользу платных объявлений в «Северной пчеле»: «Английские газе­ты, считающие у себя до 15000 подписчиков, окупают издержки изда­ния только печатанием объявлений». Тверской житель увидел недо­статок статьи «О движении журнальной литературы» в том, что ее автор, говоря о «Телескопе», не упомянул о Белинском: «Он облича­ет талант, подающий большую надежду». В примечании издателя к письму из Твери Пушкин открыто заявил, что статья «О движении журнальной литературы» не есть и не могла быть программою «Со­временника».

Существенным комментарием к письму за подписью А. Б. и примечанию к нему стала пушкинская заметка «От редакции» в тре­тьем номере: «Издатель „Современника" не печатал никакой програм­мы своего журнала, полагая, что слова: литературный журнал — уже заключают в себе достаточное объяснение... „Современник", по духу своей критики, по многим именам сотрудников, в нем участвующих, по неизменному образцу мнений о предметах, подлежащих его суду, будет продолжением „Литературной газеты"». Цель пушкинского журнала, как в прошлом «Литературной газеты», состояла в защите подлинно художественных ценностей, в популяризации достижений науки и культуры, в утверждении гуманистических начал в жизни общее nut.

«Современник» вышел в ту пору, когда Россия безмолвно отмеча­ла десятилетие декабрьских событий на Сенатской площади. Открыто говорить о декабристах Пушкин не мог: на страже стояла цензура. Но он нашел способ напомнить соотечественникам о ссыльных, многие из которых были его друзьями. Первый номер открывался стихотво­рением «Пир Петра Первого». В нем поэт рисовал картину примире­ния царя со своим подданным. Стихотворение, написанное в конце 1835 г., выражало надежды на помилование декабристов в связи с десятилетием царствования Николая 1. Однако ожидания не сбылись, декабристы по-прежнему оставались в стороне от общественной жизни. В пушкинском стихотворении пример Петра 1 звучал как при­зыв к прощению и примирению.

В очерке «Путешествие в Арзрум», помещенном в том же номе­ре, Пушкин вновь упомянул о заговорщиках. Правда, вместо их имен стояли инициалы или звездочки. Но само стремление автора назвать их в числе воинов, храбро сражавшихся на Кавказе, весьма показа­тельно.

Напечатанная без подписи в разделе «Новые книги» третьего тома «Современника» пушкинская рецензия на перевод книги Сильвио Пеллико «Об обязанностях человека» привлекала внимание читателей к судьбе итальянского поэта, который по обвинению в связях с карбонариями «десять лет провел в разных темницах» и был помило­ван австрийским императором. Жизненный путь Сильвио Пеллико вызывал ассоциации с судьбами декабристов.

В четвертом номере «Современника» появилась повесть «Капи­танская дочка», одна из финальных сцен которой — разговор Маши Мироновой с Екатериной II о прощении Гринева — происходит в царскосельском парке. Повесть датирована 19 октября 1836 г. Эти факты, связанные с лицейскими воспоминаниями, выражали добрые чувства автора к друзьям юности, среди которых был Кюхельбекер, отбывавший ссылку с узниками «каторжных нор». Работая над сти­хотворением «Памятник», Пушкин назвал в числе своих заслуг перед народом и ту, что «милость к падшим призывал».

Тема двенадцатого года становилась особенно актуальной в канун 25-летия со дня начала Отечественной войны. В «Северной пчеле», «Библиотеке для чтения» публиковались мемуары и статьи видных сановников, которые приписывали все военные заслуги царю. С иных позиций подходил к этой теме «Современник». Подлинные герои 1812 г. Денис Давыдов, Надежда Дурова рассказывали о храбрости солдат, мужестве и находчивости партизан, любви народа к своему отече­ству. Пушкин отмечал заслуги талантливых полководцев — Кутузо­ва, Барклая де Толли. Журнал представлял Отечественную войну как освободительную борьбу народов России.

Дата добавления: 2014-12-24