ВВЕДЕНИЕ 19 страница

Глава двадцать шестая ИУДЕЙСКИЕ МИССИОНЕРЫ 1. См.: Г. Лившиц. Происхождение христианства в свете рукописейМертвого моря. Минск, 1967, с. 23. 2. Сивилла, III, 596; И. Флавий. Против Апиона, II, 24. 3. V. Махiмиs. De dictis factisque memorabilibus, I, 3, 2. 4. У бл. Августина (Гр. Б., VI, II). 5. См. Ис 56, 3-7. 6. И. Флавий. Против Апиона, II, 27, ср. также II, 36. 7. Авода-Зара, I, 3. 8. Philo. De virtutibus, 211-215. 9. Тацит. История, V, 5. 10. У бл. Августина (Гр. Б., IV, 31). 11. О возвышенном, IX, 9. Пер. Н. Чистяковой. Книга "О возвышенном",которую ошибочно приписывали Лонгину, появилась в Риме в середине I в. н. э.Полагают, что автор ее был знаком с иудаизмом через Филона. 12. Страбон. География, XVI, 35. 13. У бл. Августина (Гр. Б., XIX, 23). 14. См.: И. Флавий. Против Апиона, II, 7. 15. Philo. De vita Mosis, II. 16. "Мы-не торговый народ", писал Иосиф Флавий (Против Апиона, I, 60);См.: Corpus papyrorum Judaiorum, V. I; ed. by V. Tchericover. Cambridge,Mass., 1957. 17. Гекатей. Фр. 9-по Th. Reinach. 3 Макк I, 3 называет средиотступников веры Досифея. Историчность этого лица подтвердилась недавнонайденными папирусами. 18. Сивилла, III, 545 сл. Из текстов Сивилл, дошедших до нашеговремени, иудейским авторам принадлежит ч. III (ок. 140 г. до н.э.), ч. IV (Iв. н. э.), ч. V (II в. н.э.). См.: И. Геффкен. Из истории первых вековхристианства. СПб., 1908, с. 22; Н. Rоw1еу. Тhе Relevance of Apocalyptic, р.68, J. Decroix. Les oracles Sibyllins -ВТS, 1969, v. 113, р. 5-7. Отрывки изСивилл на русском языке есть в книге Э. Ренана. "История израильскогонарода". Полный английский перевод см. в АРОТ, v. П, р. 377-406. 19. Сивилла. Фрагменты, I, 19.-У Феофила. К Автолику, 36. 20. Там же, I, 23. 21. Там же, III, 732 сл. 22. Там же, III, 218. 23. Там же, III, 718 сл. 24. Эти отрывки обычно датируют II в. до н. э. См.: О. Гольцман.Падение иудейского государства. Пер. с нем. М., 1899, с. 40 сл. 25. Цит. у Климента. Строматы, V, 4. 26. Еще в так наз. "Мураториевом каноне" (ок. 170 г. н. э.). КнигаПремудрости не отнесена к числу произведений Соломона, авторство егорешительно отвергали бл. Августин и бл. Иероним. Последний установил, чтокнига была написана по-гречески. См. П. Тычинин. Книга Премудрости Соломона.-ТБ, т. V, с. 76; F. G. Wright. Wisdom. - JBS, р. 558. По общепринятомуделению библеистов. Кн. Премудрости состоит из трех частей: гл. 1-5, гл.6-10 и гл. 11-19. 27.См.: С.Трубецкой. Учение о Логосе, с. 89. 28. См.: свящ. А. Князев. Понятие и образ Божественной Премудрости вВетхом Завете.-ПМ, 1955, в. X, с. 110. 29. См.: И. Флавий. Против Апиона, II, 5. 30. Мф 23, 15. Буквальный перевод этих слов с оригинала (греч.). 31.См.: J. Jeremias. Jerusalem in the Time of Jesus. London, 1976, р.323. 32. Авода-Зара, I, л. 3. 33. См.: Philo. De vita Mosis, II, 17-24. 34. См. об этом. А. Тоупbее. А Study of History, V. 12, р. 511 ff. J.Jeremias. Jerusalem in the Time of Jesus, р. 320 ff. 35. И. Флавий. Арх. XX, 2, 5, Иевамот, 46а, 646. См.: J. Jeremias.Infant Baptism in the First Four Centures. London, 1960, р. 24-29. 36.См.: Деян 13, 16, 26, 43; 15, 29; 17, 4. Глава двадцать седьмая ЧЕЛОВЕКОБОГ Римская империя, 66-7 гг. до н.э. Искусство управления заключается в организации идолопоклонства. Б. Шоу Среди религий, обещавших народу избавление, еще со времен Александразаявляла о себе вера в обоготворенных монархов. По примеру Македонца эллинистические цари заставляли строить храмы вчесть своих предшественников. В собственные же титулы они включалимногозначительные прозвища: Сотер - спаситель, Эпифан - явленный бог илидаже просто Теос - бог. Однако этот официальный культ не шел ни в какое сравнение с тем взрывомцарепоклонства, который вызвал Митридат Понтийский. Риму он внушал почтимистический ужас, а Восток видел в нем своего спасителя, воплощениеМитры-Диониса. Но славе Митридата, как и всякого земного бога, суждено былопомеркнуть. Более того, он сам еще при жизни стал свидетелем ее конца. АрмияПомпея, закаленная в войне с пиратами, нанесла ему поражение на берегахЕвфрата. В 66 году союзник Митридата Тигран Армянский вынужден был объявитьсебя "другом" римлян. Пока Помпей действовал в Сирии, Митридат занял оборонув Крыму и там пытался вновь собрать силы. И в этот момент его сын Фарнакперешел на сторону римлян. С балюстрады пантикапейского дворца, стоявшего на горе, которая исейчас носит его имя, смотрел старый царь, как матросы присягают изменнику.Он понял, что часы его сочтены, и вместе с дочерьми принял яд. Отрава неподействовала: царь, боясь покушений, давно приучил себя к смертельнымзельям. Тогда Митридат попросил слугу-галла пронзить его мечом. Это произошло в 63 году, когда Помпей, вмешавшись в иудейские дела, велосаду Иерусалима. Римский полководец мог торжествовать: он покорил МалуюАзию и Сирию, покончив с призрачной властью Селевкидов. Теперь перед нимоткрывалась возможность самому стать царем-богом. Но Помпей не рассчитал, непонял настроений в Риме, который еще не созрел для принятия цезаризма, хотяи был к этому близок. Полагая, что авторитет его неоспорим, Помпей в декабре 62 годараспустил войско, как того требовал закон. Он думал заручиться поддержкойветеранов и обещал раздать им земли. Однако сенат воспрепятствовал ему,опасаясь роста его популярности. Плодами побед Помпея сумел воспользоваться его временный союзник ЮлийЦезарь. Сначала он действовал против сената, помогая Помпею, а потом обошелего в сложной политической игре. Став наместником Галлии, Цезарь провел рядпобедоносных кампаний и сосредоточил в своих руках огромные средства. Послевойны он открыто отказался подчиниться сенату и двинул свои легионы на Рим."Я прихожу освободить римский народ от партии, которая его угнетает",-заявилон. Цезарь изображал себя сторонником "народной партии", но его демократизмбыл лишь ступенькой к монархии. Отказ Суллы от власти он расценивал какошибку. С сенатской олигархией Цезарь решил не считаться и апеллироватьтолько к войску и народному собранию. Один его конкурент-Красс-погиб вПарфии, другой -Помпей-вскоре пал от рук убийц. В сенате не было единства,народ страшился новой гражданской войны. "Среди многих, -говорит Аппиан,-шлаболтовня о том, что единственным спасением от теперешних зол была бымонархическая власть" (1). Однако многовековая республиканская традиция мешала Цезарю формальноустановить монархию. Был пущен пробный шар, когда консул Антоний публичнопредложил ему корону. Мгновенно почувствовав смущение толпы, диктатор сделанным презрением отклонил царское звание. Нужно было еще выждать врасчете на то, что любовь народа рано или поздно предоставит ему желанныйтрон. Но и у Цезаря было одно уязвимое место. Образованный, умный, одаренныйчеловек, он слишком часто поддавался искушение делать широкие жесты, слишкомпретила ему кровожадность в стиле Суллы. Он прощал своих политическихврагов, даже делал их (в частности Брута) приближенными и тем подписал себеприговор. Мягкий диктатор обречен. Если он хочет сохранить власть, он не должензнать колебаний, ему необходимо карать и казнить, без конца умножать ложь инасилие, помня, что недовольные будут всегда. "Пожизненный диктатор" забылоб этом, забыл о сенате, который ненавидел его; он был слишком человечен длянастоящего деспота, что и привело к роковой развязке 15 марта 44 года. И все-таки, хоть и поздно, Цезарю удалось стать "божественным царем".Народное собрание встретило весть о его гибели безмолвием: люди растерялись,они слишком привыкли к вождю. Антоний и другие друзья убитого окружили егоимя ореолом почитания. Говорили, что комета, появившаяся через неделю послесмерти Цезаря,- это его душа, вознесенная на Олимп. Прошло еще немноговремени, и в том самом сенате, где кинжалы заговорщиков пронзили диктатора,совершилось его причисление к небожителям. Отныне "Цезарь во Граде своеместь бог" (2). Как отмечает Светоний, произошло это "не столько словами указов, но иубеждением толпы" (3). Судьба Юлия-его стремительный успех и внезапныйконец-потрясла римлян. Она рождала мысль о вмешательстве неведомых сил. Икак бы в подтверждение этого после мартовских ид на Город обрушилисьстихийные бедствия. Небывалое наводнение, затопившее столицу, казалосьпрелюдией к новому всемирному потопу; в империи свирепствовали неурожай иэпидемии. Вергилий писал: В час, когда Цезарь угас, пожалело и солнце оРиме, Лик лучезарный оно темнотою багровой сокрыло, Ночи навечной тогда устрашился мир нечестивый (4). По словам ДионаКассия, римляне снова стали "готовиться ко всеобщей гибели" (5). Но наступила не мировая катастрофа, а новая гражданская война.Цезарианцы-триумвиры Октавиан, Антоний и Лепид обрушились на поборниковреспублики. Племянник и приемный сын Цезаря Октавиан сумел уберечься от егоошибок. Он твердо знал, как поступать с действительными и возможнымипротивниками. Зимой 43 года при поддержке Антония и Лепида он пошел внаступление против врагов диктатуры. "Тотчас же,-пишет Аппиан,- как по всейстране, так и в Риме, смотря по тому, где каждый был захвачен, началисьмногочисленные аресты и разнообразные способы умерщвления"(6). Это была настоящая охота на людей. Поседевшие в битвах военачальникипрятались в городских клоаках, переодевались, бросались в воду, кончалижизнь в огне. Повсюду сновали шпионы, отыскивая приговоренных к казни: закаждую голову их ждала награда. 7 декабря умертвили Цицерона, и, как говориттот же древний историк, "никто не стал на защиту человека, в течение долгихлет бывшего защитой республики и отдельных граждан". Многие республиканцысами отдавались в руки властей, другие падали в ноги рабам, умоляя скрытьих. Повторились страшные дни Суллы, только в еще большем масштабе. Былопроявлено немало героизма, так же как подлости и бесчеловечности. Одни семьис риском для жизни пытались спасти близких, другие, напротив, пользовалисьмоментом, чтобы от них избавиться. Правительство конфисковало имуществозанесенных в списки. Разбушевавшиеся толпы грабили дома репрессированных... В 42 году армия республиканцев была разбита и началась неизбежная войнамежду самими триумвирами. Таков закон тирании-на вершину гребня выноситьтолько одного человека. Октавиан щедро раздавал земли своим солдатам, сгоняя старых владельцевс насиженных мест. Лепида ему удалось оттеснить. Весь Запад был теперь в егоруках. Антоний укрепился в Египте. Женившись на царице Клеопатре, он сделалсвоей главной резиденцией Александрию. Восточные подступы к ней были вполненадежны; в Иудее правил клан идумеянина Антипатра, которому еще Цезарь далримское гражданство и назначил его прокуратором страны. После смертиАнтипатра Антоний оставил власть за его сыновьями Фазаэлем и Иродом. Иродбыл всецело предан Риму. В любую минуту он готов был выступить со своимвойском на помощь Антонию. Итак, империя раскололась на два враждебных лагеря. Конца войнам непредвиделось. Роптали даже солдаты. Однако в сентябре 40 года по истерзанной Италии пронеслась радостнаявесть. В Брундизии между соперниками был заключен мир. Люди облегченновздохнули, надеясь на приближение лучших времен. Многие в Риме задавалисьвопросом: а не есть ли Брундизийское соглашение тот рубеж, за которымоткроется новая полоса истории? Некоторые астрологи утверждали, что именно в40 году должны завершиться десять веков старого мира... Эти мысли нашли свое выражение в творчестве поэта Вергилия (70-19). Кроткий сын жестокого века, он с чувством щемящей боли смотрел наразорение родной земли. Его идеалом были жизнь на лоне природы, сельскаяпростота, вскормившая древний Лациум. Поэт хотел забыть о политике, укрытьсяот нее и ее штормов в своем тихом сельском имении, но и там она настиглаего. Вергилий едва не потерял любимого убежища, когда чиновники Октавианаделили между солдатами участки земли. Брундизийский мир окрылил Вергилия. Он поверил, что Октавиан будетспособен залечить им же нанесенные раны. С того времени поэт превратился вего убежденного сторонника, что, однако, стоило ему долгих и мучительныхраздумий. Путь Вергилия был характерен для многих римских интеллигентов концареспублики. В юности он был вольнодумцем и зачитывался книгами Эпикура.Лукреций заразил его своим пессимизмом, но скоро в душе Вергилия произошелперелом. Он вернулся к вере предков, впрочем вовсе не для того, чтобы любоватьсяею как осколком прошлого. Вергилию было мало археологическойлюбознательности Варрона. Его влекла вера; он давал древним мифаммистическое истолкование, а в Юпитере старался найти черты высшего и единогоБога. В противовес Гомеру и Гесиоду Вергилий хотел очистить образ "отцабогов" от унижающих его человеческих слабостей. Обладая чутким и нежным сердцем, авгор "Энеиды" отвергал культ силы,взлелеянный Римом, и с омерзением относился к войнам. Он искал покоя ипросвещения. Первым среди римлян Вергилий понял, что у гонимых и страдающихможет быть свое, подлинно человеческое величие. Благочестие Вергилиявозвысилось и над латинским формализмом; оно одухотворилось высокимичувствами любви, смирения и доверия (7). Вергилий страстно мечтал о том времени, когда весь мир обновится. Ввосточных пророчествах и книгах Сивилл он черпал уверенностъ, что жестокиевека идут на убыль. Завершение "мирового года" уже не страшило его, какстрашило оно Лукреция. Поэт жил мыслью о том, что близится возвращение"золотого века"(8). Событие в Брундизии побудило Вергилия выступить в роли провидца. Вчетвертой эклоге, написанной в 40 году, он возвестил о таинственномМладенце, рождение которого знаменует начало царства Сатурна, то естьблагословенной и мирной жизни на земле. Кто же этот Младенец? Октавиан? Новый Дионис? Неведомое восточноебожество? Никто из комментаторов не смог до сих пор дать ответ на этивопросы. Загадка четвертой эклоги осталась нерешенной. Одно лишь бесспорно:пророчество Вергилия связано с учением о круговороте времен, с древнимипрорицаниями Сивиллы. Круг последний настал по вещанью пророчицы Кумской. Сызнова ныне времен начинается строй величавый, Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство, Снова с высоких небес посылается новое племя (9). Среди людей воцаритсянаконец вожделенное "согласие", сама природа станет иной, укротятся хищники,исчезнут ядовитые гады, земля будет милостивой и плодородной. Правда, после этого Вергилий предвидит повторение прежних веков: новыхаргонавтов и ахиллов, новые эпохи упадка. Но все же поразительно в эклогесамо предчувствие эры спасения. Еще Отцы Церкви обращали внимание на то, чтооно охватило поэта перед самым явлением Христа (10). И действительно, можноли считать случайным, что этот "наиболее христианский из язычников" жил нарубеже Нового Завета? Всматриваясь в грядущее, Вергилий невольно заговорилязыком Исайи и воистину явился пророком античного мира. Человечество томилось перед пришествием Избавителя. Но если одни людиждали в Его лице вестника иного мира, то другие были готовы искать спасенияу земного повелителя и бога. Такие фигуры, как Цезарь, Август или Наполеон, всегда становилисьобъектами идолопоклонства, принимавшего формы массового психоза. За них былиготовы отдать жизнь и с их именем на устах шли на гибель. Секретгипнотического влияния вождей кроется не только в их умении владеть толпой,в их неистощимой энергии и обаянии. Они покоряли и тем, что в них как бывоплощалась мощь стихийного, дочеловеческого мира. Они шли к своей цели,действуя расточительно, как природа, легко переступая через тысячи жизней,-ипобеждали. Эта способность на деле стать по ту сторону добра и зла иприносить в жертву целые народы вызывала трепет, смешанный с обожанием, ипородила демоническую мистику абсолютизма. Здесь источник культаавторитарных вождей всех времен. Для них массы были лишь средством, ноименно эти массы, влекомые первобытным инстинктом, шли за ними, словнопослушное стадо. Октавиан победил потому, что его желали и призывали. 13 января 27 года он предстал перед сенатом-приземистый, рыжеватый, сутомленным, немного женственным лицом. Мститель за Цезаря, своего "отца", онобъявил миссию, возложенную на него Римом, оконченной. Девятнадцатилетним юношей начал Октавиан борьбу с "врагами отечества",испытал все превратности гражданских войн, сломил Антония, хотевшегоподчинить Рим Востоку, усмирил и варваров, провел дороги и акведуки. Теперьему уже тридцать шесть; он сделал свое дело, и пора подвести итог. "Сенат инарод римский" получили из его рук обновленное государство. Присутствующие догадывались, что перед ними разыгрывают спектакль, и сготовностью приняли в нем участие. Им было известно, что Октавиан прочноопирается на армию и пролетарские массы. Еще не забылась учиненная имкровавая резня. Сенаторы знали холодную беспощадность этого человека, такогоспокойного на вид. Не он ли по одному лишь подозрению велел пытать претораГаллия, а потом своими руками его умертвил, предварительно выколов емуглаза?.. В то же время была опасность, что уход Октавиана вызовет новую лавинуреволюций и террора, которые уже почти столетие истощали Рим. Людибесконечно устали и бредили миром. Поэтому сенат не желал и слышать обудалении Октавиана от дел и умолял его оставить за собой власть. Былопредложено наречь его новым Ромулом, но вскоре остановились на титулеАвгуст, что значит "священный" или "возвеличенный". С этого момента начинается странное правление, которое, оставаясь повнешности республиканским, на деле явится абсолютной монархией. Помня о заговоре 44 года, преемник Цезаря станет играть в сенате рольдемократического вождя и терпеливо выслушивать чужие мнения. Он будетустраивать бутафорские выборы, получать пышные титулы "цезаря", "трибуна","принцепса", "отца отечества". Все обретет вполне законный вид: голосование,конституция, отчеты, народные собрания. Между тем нити власти одна за другойбудут стягиваться в единой крепкой руке... Октавиан мало походил на блестящего и страстного авантюриста Юлия.Неизменная основа его стратегии-осторожность. Он всегда действовал какрыбак, который боится порвать сети с уловом. Его любимыми изречениями были:"Спеши не торопясь", "Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей". Понатуре сдержанный и немногословный, Август считал безрассудство главнымпороком политика; ему нравилось выжидать, подсчитывать, взвешивать. Дажесвои любовные связи он использовал в политических целях. Гений осмотрительности, цезарь успевал при помощи своих тайных агентоввовремя раскрывать все антиправительственные заговоры. С тех пор вездесущиедоносчики стали необходимым орудием римских властей. Октавиан приказалразогнать большинство коллегий и клубов, боясь, чтобы там не свили себегнездо противники режима. В сенат он подбирал людей состоятельных изнатных-преимущественно тех, кто был ему обязан,-и постепенно превратил егов послушное орудие своей воли. Но и после этого цезарь никогда не позволялсебе расслабиться; хорошо владея даром слова, он, однако, каждое своевыступление готовил и писал заранее. Только в двух случаях император отводил душу: когда играл в кости икогда присутствовал на гладиаторских боях. В отличие от Юлия Цезаря, которыйв цирке продолжал писать и принимать доклады, Октавиан целиком отдавалсязрелищу. Впрочем, и здесь, видимо, был расчет: цезарю хотелось, чтобы всевидели, насколько его вкусы совпадают с народными. Кроме того, на досуге онзанимался литературой и коллекционировал дорогие вазы. В дни террора настенах домов нередко появлялась эпиграмма: "Отец мой ростовщик, а сам явазовщик". Но сейчас уже никто не решался на такие выходки. Страна покорнолежала у его ног. Как же случилось, что республика, не пожелавшая увенчать короной ЮлияЦезаря, теперь дала обмануть себя и не заметила своего превращения вавторитарную монархию? К торжественным дням, когда сенат провозгласил его Августом, Октавианпришел после долгой борьбы, в которой судьба будущего властителя полумира нераз висела на волоске. Летом 40 года, едва лишь смолкли ликования по поводу Брундизийскогомира, на Сирию обрушились парфяне. Закованные в броню азиатские всадникихлынули вдоль побережья на юг, обращая в бегство римские гарнизоны. Этимрешил воспользоваться хасмонейский князь Антигон, сын низложенного ПомпеемАристобула II. С того времени, когда ему пришлось идти в качестве пленника втриумфальном параде Помпея, Антигон возненавидел римлян и их ставленниковФазаэля и Ирода. Теперь у Хасмонея появилась возможность вернуть себе коронупредков. Парфянский сатрап обещал ему помощь, большая часть народа перешла насторону князя, и вскоре он смог занять Иерусалим. Там он провозгласил себяцарем, назвавшись Маттафией в память о славном родоначальнике Хасмонеев. Попримеру своих отцов Антигон присоединил к венцу монарха тиарупервосвященника, а старика Гиркана II, утвержденного прежде Помпеем, парфянеувезли в Вавилон. Фазаэль вступил с ними в переговоры, но был предательскизахвачен в плен. В тюрьме он покончил жизнь самоубийством. Перед смертьюФазаэля обрадовала весть, что его брат Ирод успел скрыться во времясумятицы. По совету своей невесты Мариамны, внучки Гиркана II, Ирод даже непытался договариваться с парфянами. Отправив Мариамну и родных в безопасноеместо, он с оружием в руках пробил себе дорогу в Набатею, откуда поехал вЕгипет, а из Египта-в Рим, надеясь, что не все еще потеряно. И для Антония, и для Октавиана такой оборот дела в Палестине былчувствительным ударом. Оба понимали, насколько опасна близость парфянскихвойск, и поэтому вынуждены были действовать заодно. Ирода они встретили в Риме как лучшего друга. На специальном заседанииего представили сенату, и по предложению Антония он был объявлен царемИудеи. В честь эгого события была принесена жертва на Капитолии, иновоявленный монарх принял участие в языческой церемонии. Заручившись столь надежным покровительством, Ирод не стал долговыжидать, тем более что римляне сумели оттеснить парфян. Через неделю послеинтронизации он отплыл в Палестину, набрал там солдат из евреев и наемникови вместе с римскими отрядами двинулся против Антигона-Маттафии. Однако в Иудее отнюдь не жаждали получить такого царя, и за свойпрестол Ироду пришлось вести жестокую войну более трех лет. Только весной 37года он стал полновластным хозяином страны. Перед последним штурмомИерусалима он осуществил свою давнюю мечту-женился на княжне Мариамне.Антигон-Маттафия был казнен, Гиркана II парфяне возвратили, но Ирод оставилего частным лицом. Иудея, лежавшая в развалинах, была объявлена союзницейРима, царством, свободным от имперских податей. Октавиан, впрочем, выиграл от победы Ирода мало: влияние Антония вСирии и Иудее только укрепилось. В Италии же грозным соперником Октавианаоставался сын Помпея - Секст Помпей, флот которого перекрыл все морскиеподступы к Риму. Борьба с ним была длительной и проходила неудачно дляОктавиана. Наконец в 36 году Октавиан одержал победу. Это развязало ему рукии приблизило решающий поединок между ним и Антонием. Антонию было важно иметь прочную опору на Востоке. Несколько раз онделал походы в Парфию, но без успеха; зато победа в Армении вознаградилаего. Он справил триумф в Александрии и публично объявил о своем браке сКлеопатрой. Одурманенный ее чарами, римский полководец вообразил себянастоящим восточным деспотом. Он принимал божеские почести, участвовал вегипетских религиозных церемониях, проводил ночи в пирах, сорил деньгами,делая царице роскошные подарки. Тщетно Ирод советовал ему избавиться отКлеопатры и вернуть расположение соотечественников, осуждавших его за брак сегиптянкой при живой жене-римлянке. Антоний оставался глух ко всемпредостережениям и уговорам. Был момент, когда Ирод сам едва не поплатился за свои старания. Антонийвнезапно воспылал страстью к его жене, красавице Мариамне, и стал оказыватьпокровительство ее брату. Но в конце концов власть Клеопатры над Антониемоказалась сильнее, и тот оставил свои посягательства. Оргии и фантастическиеувеселения в Александрии продолжались... Октавиан между тем не терял времени даром. Его партия раздуваланедовольство Антонием. Пустили слух, будто Клеопатра грозилась сжечьКапитолий, что Антоний задумал стать царем и похоронить республику. Идействительно, этот увлекающийся ребячливый человек давал много пищи дляобвинений. Октавиан тщательно учел все промахи конкурента. Он пошел даже на то,чтобы обнародовать завещание Антония, которое компрометировало его в глазахпатриотов. Себя же Октавиан выставлял добрым римлянином, защитникомотечества и свободы. Таким образом, психологическая подготовка к новойгражданской войне была проведена вполне успешно. Обе стороны лихорадочновооружались. Те, кто надеялся на компромисс между триумвирами, приходили в отчаяние.Что будет с государством, которое честолюбцы снова толкают в пропасть? Ненаписано ли в Сивиллиных книгах, что за походом Рима на Египет последуеткатастрофа? Тяжкие предчувствия обуревали в эти дни Горация (65-8)-второго великогопоэта эпохи. Еще в то время, когда цезарианцы свирепствовали по всей странеи сенаторы прятались в водостоках, Гораций вступил в армию республиканцев.После ее поражения и гибели Брута он получил амнистию, но был разорен изарабатывал на жизнь в должности секретаря. Меценат, в кружке котороговынашивались панегирики в честь Октавиана, привлек поэта к себе. Но и ставпризнанным писателем, Гораций, этот "республиканец с подрезанными крыльями",не мог легко проникнуться оптимизмом Вергилия. Предвидя новые страдания родины, он говорил, что Рим идет насамоубийство, что его ожидает нашествие варваров: Рим, что сумел устоять пред германцев ордой синеокой, Пред Ганнибалом, в дедах ужас вызвавшим, Ныне загубит наш род, заклятый братскою кровью, Отдаст он землю снова зверю дикому. Варвар, увы, победит нас и, звоном копыт огласивши Наш Рим, над прахом предков надругается. (11) Честным людям нет места в обезумевшей стране, проклятой богами. Имостается лишь бежать в надежде, что где-то за морем есть "счастливыеострова" - приют тишины и мира. Осенью 32 года Италия и западные провинции принесли присягу Октавианукак верховному главнокомандующему. Сам он хотел, чтобы война не выгляделагражданской, и поэтому объявил ее не Антонию, а египтянке Клеопатре. В знактого, что не римляне идут против своих, а империя-против варваров,объявление кампании провели по всем правилам древнего латинского ритуала. Антоний имел немало шансов успешно обороняться в Африке, но предпочелнаправить свои боевые корабли к европейским берегам. 2 сентября 31 годафлотилии встретились при мысе Акций*. Началось морское сражение, Антоний иКлеопатра были разбиты и едва вырвались из окружения. --------------------------------------------- * Греч.: Актион Октавиан, однако, не спешил: только год спустя, когда он убедился, чтозлополучная чета окончательно потеряла волю к сопротивлению, он высадилсвоих солдат в Александрийской гавани. К тому времени большая часть войск иприближенных покинула Антония. Когда Октавиан вступил в город, ему сообщили,что Антоний и Клеопатра предпочли смерть позору. Свою победу Август стремился представить как торжество римского оружия.Поэты изображали Актайскую битву в виде схватки богов республики созвероподобными демонами Нила: Чудища-боги идут и псоглавый Анубис с оружьем Против Нептуна на бой и Венера (Исида) против Минервы**. Сверху, взирая на бой, Аполлон Актийский сгибает Лук свой, и в страхе пред ним обращается в бегство Египет (12). ---------------------------------------------------------------------*Венера в данном случае означает Исиду Аполлон назван здесь не случайно. Его храм возвышался на Актийскойскале, а сам он считался богом грядущей мировой эпохи. Кроме официального мифа о "победе Рима и его богов", льстившегонациональному самолюбию римлян, был пущен в ход и миф о "поражении тирании".Октавиан с гордостью заявлял, что его оружие "вернуло свободу республике,угнетенной бандой заговорщиков" (13). Общее настроение, воцарившееся после Акция, выражено в известнойГаликарнасской надписи. В ней цезарь именуется "спасителем родачеловеческого, все молитвы которого Провидение не только исполнило, но идало больше, ибо умиротворены море и земля, города же изобилуютблагозаконием, согласием и благолепием" (14). Мировая держава вступала в эпоху стабильности. Парфяне согласились намир и вернули римские знамена, захваченные еще у солдат Красса. Иродпоспешил к Октавиану с изъявлением покорности, за что был обласкан ивозвращен на престол как друг римлян. Законы империи, ее стиль жизни и нравы проникали повсюду. На берегахБритании, в селениях Африки, среди горных перевалов Малой Азии звучала однаи та же отрывистая команда латинских легионеров. Рим в свою очередь стал являть картину подлинного "вавилонскогосмешения народов". В шумной столичной толпе постоянно звучала чужеземнаяречь. В цирках, тавернах, конторах можно было видеть людей со всех концовсвета: послов из Индии, голубоглазых варваров Севера, арабских погонщиков,смуглолицых египтян, еврейских и финикийских матросов, греков-комедиантов инумидийских стрелков. Из провинций, часть которых были личными владениями Августа, Римвыкачивал несметные богатства. Александрийские корабли привозили пшеницу;каждый месяц ее бесплатно раздавали римлянам. По узким улицам Города сгрохотом катились вереницы фургонов с награбленным добром: бронзой, мехами,шелком, янтарем и свинцом. Оживилась торговля, прежде скованная гражданскими войнами. Ветераныблагословляли Августа в своих новых имениях. Писатели пропагандировалипользу сельского хозяйства. Рабовладельцы могли наконец спать спокойно:чтобы не допустить появления второго Спартака, Август издал жестокие законыо невольниках. "Первый человек государства" внимательно следил за поддержанием своегоавторитета и популярности: знаменитые поэты восхваляли его правление,повсюду красовались его бюсты, рельефы и статуи. Помпезные здания с тяжелымипышными колоннадами должны были воплощать величие "века Августа". Былперестроен Форум, преображен центр Рима, теперь его украшало более стадворцов. Говорили, что цезарь принял город кирпичным, а оставит мраморным. За исключением рабов, взоры всех сословий с верой и восторгомобращались к тому, кто, по словам Тацита, "подкупил Рим сладостью мира".Некий сенатор бегал по улице и призывал граждан "посвятить себя цезарю", тоесть дать клятву умереть с ним в один час. Это упоение, этот экстаз перед лицом всемогущего "отца отечества"заставляли забыть о переменах, совершившихся в правительстве. Все славиливозрождение республики, хотя в сущности власть принцепса уже не подчиняласьникакому контролю. Принципат открывал простор всем будущим Тибериям иКалигулам, Неронам и Констанциям. Почву для них подготовил тот, кого Европаи Восток признали своим "спасителем". Когда из руин обанкротившейся республики поднялся мрачный колоссабсолютизма, был подведен итог социально-политическим экспериментам Эллады иРима. Свободе соорудили роскошный саркофаг, а у колыбели новой тираниисобрались все призраки древности: колдуны, украшенные черепами и перьями,фараоны сыны Солнца, азиатские цари-боги. В лице очередного человекобога онивновь справляли свою победу. По верному замечанию итальянского историка Ферреро, от Августа ждаличудес, но сам он хорошо понимал пределы своих возможностей. Покорять Парфиюон не собирался. В войнах ему часто не везло. Зачем же ему еще и еще разискушать судьбу и повторять ошибки Александра, блуждавшего по азиатскимпустыням? Не хотел Август и увеличивать армию, боясь попасть от нее взависимость. Его задачей стало укрепление мира. Ворота храма Януса былиторжественно затворены, а впоследствии Август приказал соорудить особыйалтарь, посвященный Рах Romana, "Римскому миру". Но само по себе отсутствие войн еще не создает внутренней прочностирежима. Недостаточно было и страха, и контроля над сенатом, и разветвленногоаппарата чиновников. Авторитет диктатора не мог иметь одной лишьполитической основы, его владычество должно было простираться и на душилюдей. Великий знаток "технологии власти", Август стремится к тому, чтобынароды действительно видели в нем "отца". Он принимает роль бдительногостража нравственности, делается ханжой, следит за пристойностью одежд исемейной жизнью. Обещая морально оздоровить общество, он разыгрываетскромного и воздержанного человека. Все должны знать, что цезарь ведетспартанский образ жизни: спит на жесткой постели, любит простую крестьянскуюеду. Своему приемному сыну он пишет: "Никакой иудей не справлял субботнийпост с таким усердием, милый Тиберий, как я постился нынче: только в бане,через час после захода солнца, пожевал я кусок-другой перед тем, какрастираться". Он издает указы против роскоши, чтобы народ поверил, будто вего лице воскрес старый Катон. Он ищет опоры в славном прошлом Рима, а дляэтого ему необходима "религия предков". Сам Август никогда не отличался набожностью и в молодые годы дажепозволял себе кощунствовать; но, как многие тираны, он был суеверен докрайности: постоянно обсуждал свои сны, носил талисманы, высчитывалсчастливые и дурные дни, верил знамениям и приметам. Все это делало его"благочестивым" на староримский манер. Оскудение храмов раздражало Октавиана. Как и Цицерон, он считал, чтоименно религия обеспечивала порядок и успехи древней республике. Стараясьоживить традиционный культ в империи, он приказал срочно реставрироватьпришедшие в ветхость святилища. Их очищали от паутины и сорной травы,устраивали перед ними пышные праздники в честь богов, на которые собиралисьогромные толпы народа. Приняв звание "верховного понтифика", Августнеукоснительно придерживался правил и установлении, связанных с этойдолжностью. Религиозный патриотизм заставлял цезаря относиться с презрением киноземным верованиям. Он делал все, чтобы ослабить их влияние на римлян ивернуть народ к добрым старым временам. По желанию Августа поэты вновь сталиобращаться к мифам. Овидий пересказывал их в книге "Метаморфозы" и посвятилнародным праздникам большую поэму. Таким образом, каждое мероприятие Августа являлось составной частью егоглавной задачи: создать иллюзию возвращения к республике и "обычаю отцов",укрепляя при этом собственную единоличную власть (15). Этот замысел натолкнулся, однако, на препятствие, созданное самимцезарем. Запрещая строить храмы Исиды в Риме, он исходил из принципа, что укаждого народа должны быть и свои божества. Но в таком случае разноплеменнаяимперия лишалась объединяющего начала. Римское гражданство уравняло в правах миллионы людей, а эллинистическийкосмополитизм взрастил в них веру в единство человеческого рода. Мироваядержава дала им общий порядок и связала их жизненные интересы. Но где жебыло найти духовное основание этой общности? Кто Отец человеческогобратства? Вера в Олимп оказалась недостаточно сильной, к тому же она нестала всеобщей. В поисках единой идеологии, которая стояла бы над всеми религиямиимперии, Октавиан довольно скоро нашел решение, подсказанное егоисключительной ролью как главы государства. Он последовал примеру Александраи его преемников. Установить в Риме культ императора было старой мечтой цезарианцев. ЕщеАнтоний обоготворял Юлия Цезаря, а потом и сам объявил себя потомком Гераклаи воплощением Диониса (16). Поражение при Акции разрушило все планы Антония,но зато Август вполне преуспел на этом пути. Он наверняка отдавал себе отчетв том, что настоящим монархом может быть только личность, окруженнаясверхъестественным ореолом. Иными словами, введение собственного культаявилось для Октавиана неизбежным этапом в достижении тотальногосамодержавия. Как и Антоний, он начал с Юлия Цезаря, тени которого после Перузинскойвойны он принес в жертву 300 человек. На месте кремации диктатора Октавианвелел воздвигнуть храм. А новое святилище Венеры, "праматери" рода Юлиев,напоминало уже и об его, Августа, происхождении. Он щедро одарил храмАполлона Актийского, которого называл "своим отцом". Император пересмотрелвсе книги Сивиллы, пророчицы Аполлона, и из сотен свитков оставил лишьнемногие, прочие же приказал сжечь как подложные (17). В своем выборе он,вероятно, исходил из того, насколько тексты соответствуют его собственнымпланам. В 29 году появились уже первые храмы, посвященные гению здравствующегоимператора. Как всегда, Август действовал с оглядкой, прикидываясь, чтоуступает воле народа. Сначала алтари ему воздвигали не в Риме, а в восточныхпровинциях, где издавна привыкли к поклонению монархам (18). Прошло немноговремени, и египетские жрецы услужливо обосновали теорию божественностицезаря. Даже в Иудее, к великому возмущению народа, Ирод выстроил два храмабогу Августу. Не желая отделять себя от идеи римского государства, цезарь приказал,чтобы каждый храм в его честь был посвящен и Риму, то есть егобогине-покровительнице Роме (19). Вслед за этим начали насаждать императорский культ и в частных домах. Вкаждой римской семье рядом с Ларами и Пенатами появились бюсты Августа.Перед ними воскуряли фимиам, к ним же обращались с молитвой. Победа была полной. Отныне все подвластные Риму народы получили общийобъект поклонения. Во славу принцепса как бога слагали гимны, его изображалив позе и одеянии самого Юпитера. И не только толпа, но и просвещенные люди с восторгом принимали новыйкульт. Они верили в таинственную власть, которую боги даровали "спасителюмира". Явление его силы было для них явлением Божества. Гораций, забыв свои"республиканские грехи", писал Августу славословия. Он говорил, что раньшегероев причисляли к богам после смерти, Август же заслуживает большего. Только тебя одного спешим мы почтить и при жизни Ставим тебе алтари,чтобы клясться тобою как богом, Веря-ничто не взойдет тебе равного и невсходило (20). Сам Август делал вид, что остается в стороне, что нехотя принимает даньпоклонения. Вергилий должен был увещевать его, чтобы он привыкал к этомупоклонению. Ведь именно он даровал мир народам и основал Сатурново царство. Нам бог спокойствие это доставил, Ибо он бог для меня, и навек,-алтарьего часто Кровью будет поить ягненок из наших овчарен (21). Поэт уже больше не возвращался к мысли, что за эпохой процветанияпоследуют века упадка. Он уверовал в мировую миссию Рима и Августа:вселенское здание империи пребудет нерушимо, как скала Капитолия (22). Многие поколения шли к этой цели. История Рима в глазах Вергилия сталаприобретать черты, родственные библейской. Он отказывался видеть в нейпростую цепь событий, но усматривал провиденциальный смысл. С того момента,когда Эней, спасая отца и родные реликвии, совершил "исход" из Трои, богиначали подготавливать вечный общечеловеческий порядок, основанный на праве исправедливости. Изобразить эту предысторию Августа, своего рода "ветхий завет" егобожественного правления, Вергилий задумал в "Энеиде", грандиозной эпопее,которая была призвана возвеличить "мужество и благочестие" римлянина. Егогерой-любимец богов; сама Сивилла открывает ему тайны загробного мира.Август лишь завершил то, что начал Эней. Он примирил и объединил нации и далим единое божество. Наивный идеалист, Вергилий не видел подлинной природы принципата.Меньше всего его можно назвать придворным льстецом. Он готов был признать,что тайна судьбы цезаря воистину связана с божественной Тайной. В пользуэтого говорила и сама древняя вера отцов, видевшая во всем проявлениявысшего Нумена. Признание культа Августа такими людьми, как Гораций и Вергилий, быловеличайшим триумфом абсолютизма, ибо отныне Кесарь завладел совестью и веройлюдей. Он оттеснил богов и занял их место в сердцах... Подобно Энею, герою Вергилия, языческий мир изведал много скитаний. Онпреклонялся перед природными силами: искал Божество в загадочном хороводезвезд, в шумящих волнах моря, в заснеженных вершинах гор. Человек открывалдуховные измерения, отрекался от плоти, уходил в себя, жаждал добра иправды. За множеством богов и духов он угадывал присутствие Единого,старался найти истинный, угодный Ему строй жизни. Многое было достигнуто.Позади мудрые жрецы Египта и греческие мистагоги, реформаторы и пророки,Будда и Заратустра, Гераклит и Платон. И вот трагический провал: порабощениедуха, апогей идолопоклонства, взрыв темных страстей, слепота. Все псалмы,воздыхания, молитвы и гимны вылились в дикий тысячеустый рев: Ave Caesar!.. Мы, люди XX века, без особых усилий можем представить себе этуодержимость человекобогом. Но хочется верить, что и тогда не все палижертвой массового безумия. И есть глухие намеки, указывающие на наличиеоппозиции. В самом деле, почему цезарю под конец жизни приходилось ссылать поэтови конфисковывать неугодные ему книги? Для чего был издан закон противпамфлетистов? (23) Значит, кого-то уже начинало тошнить от безудержныхславословий. Не закралось ли сомнение в душу самого Вергилия? Вряд ли тольковзыскательность художника побудила его завещать, чтобы "Энеиду" предалиогню. По-видимому, тайная тревога и недовольство стали мучить и его-поэта,отдавшего свой гений самодержцу. Август, чувствуя неблагополучие, всеми мерами силился подавить подобныеколебания. Он взял на вооружение идею Вергилия о "новой эре" и положил ее воснову "Вековых игр", которые торжественно отпраздновал летом 17 года дон.э. Игры были устроены якобы по указанию Сивиллиных книг (24). Ночныепроцессии, молебствия богиням Судьбы и Матери-Земле-все должно было говоритьо бесконечности царства, созданного "спасителем-богом". Он-орудие Рока,обновитель Вселенной, вернувший Риму древнее благочестие. Немеркнущая славаАвгустовой столицы была воспета в гимне Горация, специально заказанном киграм: В день, когда завет повелел Сивиллы Хору чистых дев и подростков юных Воспевать богов, под покровом коих Град семихолмный! Ты, о Солнце, ты, что даешь и прячешь День,-иным и тем же рождаясь снова, О, не знай вовек ничего славнее Города Рима... (25) Рим, давший народам право, спаявший воедино Восток и Запад, предвестникчеловечества, казалось, осуществил то, чего не достиг Александр Великий. Этуидею мирового "согласия" не отвергнет и Церковь, она освятит ее, признавобъединяющую роль "вечного города". Однако для христианства средоточиемединения станет благовестие Любви, тогда как языческий Рим строил его накульте Кесаря. Гораций писал: Твоим законам. Август, покорствуют Дуная воды пьющие варвары, и гет, и сер, и парф лукавый... Вот гордый скиф и индиец дальний внемлют веленьям (26). Это звучитсловно пародия на пророчество Исайи о Христе, к Которому притекут всеплемена. Кесарь выступает здесь в роли единственной силы, способной датьистинную жизнь человечеству. И как бы в ответ на эти притязания человекобога через десять лет после"Вековых игр" прозвучала иная песнь, которую услышали пастухи Вифлеема: Слава в вышних Богу, И на земле мир, В человеках благоволение! Она звала всех, кто не поклонился лжемессии, она возвещала онаступлении подлинного Царства Божия, о мире между землей и Небесами.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25