ВВЕДЕНИЕ 15 страница

Глава двадцатая "СЫНЫ СВЕТА" 1. Ср. Втор 27 и Устав, 1-11. О второзаконнической основе кумранскогоУстава см.: К. Старкова. Литературные памятники кумранской общины, с. 9-42. 2. Филон. О том, что каждый добродетельный свободен, XII, 77. Найденныев Кумране деньги либо принадлежали тайным нарушителям Устава, либоруководителям братства, которые вынуждены были закупать товары в городах. 3. Устав, I, 9-10. 4. Известный библеист И. Иеремиас полагает, что безбрачие кумранцевбыло связано с обычаем священников хранить плотское воздержание в днисовершения обрядов (J. Jeremias. Le message central du Nouveau Testament,р. 116-117). Но в целом безбрачие не имело обоснования в Ветхом Завете.Сомнительно в данном случае и иноземное влияние. По-видимому, этот пункткумранского Устава связан с эсхатологическими ожиданиями, хотя древниеавторы объясняют дело проще. По их мнению, женщин в монастырь не допускаливо избежание неурядиц и смут. 5. Устав ДК, II, 3-9. По мнению К. Старковой, это ограничениеотносилось лишь к торжественным собраниям общины (см.: ВДИ, 1961, Э 3, с.130), но слова в Дд (15-17) указывают, что люди с телесными недостатками вобщину не принимались. 6. Устав, IX, 7. 7. Там же, III, 15-19. О маздеистском символе веры см. "ВестникиЦарства Божия", о связи Кумрана с Авестой см. И. Брагинский. Об иранскихэлементах в кумранских свитках-"Семитские языки", 1965, в. II, ч. 2, с. 720. 8. Дд, II, 17-18, ср. 1 Енох 6. 9. Устав, IV, 3-4. 10. Там же, II, 7-8, ср. I, 7-8, V, 15-16. 11. Толк. на Аввак VIII, 2-3. 12. Книга Тайн, 8-11 ТК, I, с. 320. См. комментарий на эту тему в кн.И. Амусин. Находки у Мертвого моря, с. 25-26, К.Старкова. Кумранская общинаи внешний мир. ПСб., Л., 1974, Э 25 (88), с. 68 cл. 13. Дд, X, 14 cл. В Евангелии мы находим прямую полемику против культасубботы. См, напр. Лк 14, 5. 14. Некоторые из этих сектантов сохранили старое ессейское наименованиеэбионим, "бедные" (Ориген. О началах, IV, 22, Против Цельса, II, 1, Еесевий.Церк. История, III, 27, Епифаний. О ересях, XX, 17), другие называлисьноцрим, "назарейцами". Сохранившиеся о них сведения довольно скудны. Но иони указывают на тесную связь сектантов с ессейством. См.: J. Danielои. Lesmanuscrits de la Mer Morte..., р. 117. 15. См.: R. Brown. Apocrypha; Dead Sea Scrolls - JВС, II, р. 555. 16. Толк. на Аввак V, 9-12 "Имеются в виду дом Авессалома и людиобщины, которые молчали, когда наказывали Учителя Праведности, и не помоглиему против Человека лжи, который презрел учение перед лицом всей общины"(пер. Амусина). "Толкование тому о доме Авессалома и о людях из Совета,которые молчали при обличении Праведного Наставника и не помогли ему противЧеловека Лжи, который отверг учение среди всего их общества" (пер.Старковой). 17. "Благородные народа-это пришедшие копать колодец жезлами, которыминачертал руководствоваться Предначертатель в течение всего срока нечестия.Другие же, помимо их, не постигнут (этого), пока не встанет Наставляющийправде в конце дней" (Дд, VI, 8-11, пер. Старковой). Глагол амад, вставать,не означает обязательно воскресения. См.: К. Старкова. Литературныепамятники, с. 46 cл. То, что в Кумране найдены копии Книги Даниила ифрагменты Книги Еноха, есть косвенное доказательство их веры в воскресениемертвых. О наличии у ессеев этой веры свидетельствует Ипполит Римский всвоей книге "Опровержение всех ересей", IX, 27. Русск. пер.-ТК, I, с. 373. 18. Дд, XIX, 14, XX, I, 14. Устав, IX, 11. О двух Мессиях говорится в"Завещании XII патриархов", апокрифе, который родствен кумранскойлитературе. Один помазанник должен происходить из священнического коленаЛевия (Зав Рувима, 6, 7-12, Зав Леви, 8, 11-17, Зав Иуды, 24, 1-3, Зав Дана,5, 10-13), а другой- из колена Иудина (Зав Иуды, 24, 5-6, Зав Неффалима, 8,2-3). 19. Устав ДК, II, 11-22, Толк. на прор. Исайю, 19. 20. Мидраш Мелхиседека. - ТК, I, с. 287. Ср. Быт 14; Пс 109, 4. 21. Трактат апостольской эпохи, именуемый "Посланием к Евреям", включенв Новый Завет с именем ап. Павла, хотя, как полагает большинство историков ибогословов, он был написан другим, близким к Павлу лицом. Основная целькниги-показать, что Иисус Христос есть не только Мессия-Сын Давидов, но инебесный Первосвященник, Предстатель за человечество. Для истолкования Егомиссии автор привлекает учение о Мелхиседеке-Царе-Первосвященнике. Поэтомувозникло вполне вероятное предположение, что адресат послания ессейскиесвященники, принявшие христианство, но не до конца в нем утвержденные.Возможно, что именно их имеет в виду Книга Деяний, когда говорит о многихсвященниках, "покорившихся вере" (6, 7). См.: J. Danielои. Les manuscrits dela Mer Morte et les origines du christianisme. Paris, 1957, р. 106, D.Flusser. Тhе The Dead Sea Sect and Christianity - "Studies on the Dead SeaScrolls". Jerusalem, 1957, р. 103. 22. Эти перемены отражены в "Дамасском документе" и в "Уставе двухколонок", которые были написаны, вероятно, в начале I в. до н. э. послесмерти Учителя. 23. И.Флавий. Арх. XIII, 11, 2. 24. Толк. на пр. Наума, 2. См.: аргументы в пользу отождествления"Эфраима" с фарисеями, а "Менаше" с саддукеями у Я.Амусина (ТК, I, с.210-211). 25. И.Флавий. Арх. XIII, 13, 5. О нарушении Яннаем фарисейского обычаяговорит Талмуд (трактат Сукка, 48в). 26. См.: Устав ДК, I, 21. 27. Толк. на пр. Наума, II, 2-6. 28. Там же, I, 6-8. Один из первых исследователей кумранских текстовДжон Аллегро считал, что в Толковании содержится намек на крестную смертьУчителя (см.: J. Allegro. The Dead Sea Scrolls, 1972, р. 107-108). Этугипотезу сразу же подхватила антирелигиозная пропаганда. Однако аргументы вее пользу ничтожны. Текст говорит не об Учителе, а о "людях". Кроме того,казни обрушились на фарисеев. Врагом Учителя назван не Яннай (в кумранскойтерминологии- "яростный лев"), а "нечестивый священник", который у ессейскихписателей не тождествен Яннаю. Если правильно предположение, что началодеятельности Учителя относится к 170 году, то очевидно, что в 88 году егоуже не могло быть в живых. 29. При раскопках в Иерусалиме была найдена могила человека, умершегона кресте (I в. н.э.). Огромные гвозди прочно застряли в его костях. Этолишний раз указывает на точность евангельского рассказа о крестной смертиХриста, который ставился под сомнение скептиками, утверждавшими, что палачилишь привязывали людей к крестам. См.: N. Нааs. Anthropological Observations on the Skeletal Remains fromGiv'at Ha-Mivtar. -"Israel Exploration Journal", 1970, N 1-2. 30. Толк. на пр. Наума, III, 5. 31. См.: М. Елизарова. Община терапевтов, с. 33. В этом исследованииприведены убедительные доказательства того, что "терапевты" были ветвьюессейского движения. Полностью трактат Филона о них приведен в приложении ккн. Н. Смирнов. Терапевты и сочинение Филона Иудея. "О жизнисозерцательной". Киев, 1909. 32. Киддуш, 66а. 33. Толк. на пр. Аввак, III, 9-13. Часть V РИМ, ГРЕКИ И ВОСТОК Глава двадцать первая ДУША И ВЕРА РИМЛЯНИНА Италия до 650 г. до н. э. Римлянин всегда имел дело с чем-то таинственным, он предполагал во всем нечто скрытое и искал его. Гегель На обширном пространстве от Пиренейских гор до Британии и Кавказа еще исейчас можно видеть участки старых мощеных дорог. Кое-где плиты на нихзаросли травой, а местами отполированы колесами и ногами пешеходов. Этоартерии необъятной державы Рима-трассы легионов. Некогда они во все сторонырасходились из Города и тянулись почти на двести тысяч километров. Когда первые миссионеры Евангелия вышли в путь, они двинулись по этимдорогам. Сам того не ведая, римлянин-победитель открыл перед апостоламиворота широкого мира. Не только греческий перевод Библии и синагогидиаспоры, восточные культы и античная философия предваряли путь сеятелейСлова, но и Город на семи холмах сыграл свою роль в подготовке человечествак христианству. Таким образом, Рим появляется в нашем повествовании какновое "действующее лицо". Подобно Македонии, он долго считался окраиной цивилизованного мира, исначала о нем мало кто слышал. Во времена пророка Исайи и Гесиода, когдаАссирия находилась в зените своего могущества, Рим еще выглядел невзрачнойдеревней, в которой тогда трудно было предугадать будущую столицуимператоров и пап. Лишь незадолго до эпохи Александра римляне начинаютвходить в силу, а затем в какие-нибудь век-полтора превращаются вповелителей Средиземноморья. Мало того, созданная ими империя простояладольше всех, когда-либо существовавших на земле. В этом им уступают Кир иАлександр, Карл и Наполеон, властители Британии и России. Поразительные успехи римлян вызывали восторг и зависть современников.Попытки разгадать секрет латинской фортуны в свое время предпринималиПолибий и Августин, Монтескье и Гегель. Муссолини думал, что сумеетвоскресить былое величие Рима, однако жизнь показала тщетность этой мечты.Хотя многие элементы древнеримского духа не умерли-что-то главное отцвелобезвозвратно. Что же представляли собой строители Orbis Romanum, "Римского мира"? В наши дни римлянина нередко отождествляют с фигурой тупого солдата,лицемера, набожного в храме, а дома глумящегося над богами, или алчногопрожигателя жизни. Между тем если бы не было иного Рима, кромеРима-угнетателя, Рима, содрогавшегося от крика: "Хлеба и зрелищ!"-городарабов, гладиаторов и лукулловых оргий, он вряд ли получил бы название"вечного". В старину говорили, что у него есть второе, тайное имя, которое можнонайти, прочитав слово Roma по-восточному-справа налево. Тогда оно будетзвучать как Аmor, Любовь. Эта игра слов как бы намекает на сложностьримского феномена, в котором империализм сочетался с идеей concordia,гармоничного строя общества. Очевидно, дух Рима столь же парадоксален идвойствен, как и все значительные явления мировой культуры. В самом деле,римляне, не обладая религиозным гением, слыли благочестивым народом игордились этим; Рим в течение трех веков преследовал Церковь, но он же сталодним из всемирных центров христианства. Его цивилизация была еще болеесветской, чем у греков, однако отцы Церкви считали Рим оплотом веры... Вклад римлян в общеевропейское наследие хорошо известен. Впервые вистории они заложили юридический фундамент для единения народов. Вспомним,что понятие "римский гражданин" уравнивало людей любой страны, нации,религии. Латинский язык, будучи многие века международным, верно служилЦеркви и науке, а законодательство Рима продолжает влиять на современноеправосознание. Но все это еще не объясняет, почему Рим сделался городом апостолов имучеников, средоточием Западной Церкви. Можно ли видеть простую случайностьв том, что именно на римской почве возникли наиболее жизнеспособные изпервых христианских общин? Не доказывает ли это, что в самом латинствеобнаружилась живая восприимчивость к новой вере? Тому, кто хочет приблизиться к пониманию римской души, нужно проникнутьглубже наносных пластов, туда, где кроется ее историческая индивидуальность. Это нелегко, хотя бы уже в силу того,что мы привыкли говорить о "греко-римской" культуре, не делая большогоразличия между латинством и эллинством. Действительно, их слияние былонастолько полным, что "античность" по праву воспринимается нами как нечтоцелое. Тем не менее метаморфозы, постигшие Рим, не смогли окончательноизменить его подлинный лик. Под этрусскими и греческими оболочкамивнимательный взгляд находит своеобразный характер и самобытную культурулатинян. Поиски исконного "римлянства" ведут нас в далекое прошлое, в тевремена, когда предки латинян, отделившись от потока индоевропейских племен,проникли на Апеннинский полуостров. Легенда, широко известная из поэмы Вергилия, утверждает, что когдатроянец Эней, спасшийся от илионского пожара, высадился на берегу Италии, тоуже застал там племя латинов. Одно время историки считали это сказаниепоздним вымыслом, заимствованным у греков. Но впоследствии археологиустановили, что память об Энее жила в стране еще до эпохи эллинизации Рима.Многие исследователи сейчас убеждены, что "Энеида" в целом описывает вполнереальные события. Во всяком случае, признано, чго латинские поселениявозникли в Италии не позднее II тысячелетия до н. э., когда в Палестинеправили судьи, а в Египте - один из последних Рамзесов (1). Италия не была расколота, как Греция, на изолированные области, и самаприрода ее не походила на скудную землю Эллады. Благодатный мягкий климат,плодородные равнины и зеленые склоны гор, казалось, были созданы дляземледельцев и виноделов. Повсюду росли тенистые дубовые леса, между озерамина лугах круглый год могли пастись стада - недаром слово "Италия"производили от vitulus, бык. Историки порой сравнивают жизнь древних италийцев с суровой школойамериканского Запада. Более двенадцати племен обитало в стране бок о бок.Воинственные горцы самниты, пастухи сабины, умбры и латины вечно спорилииз-за земельных угодий и скота. Каждый род был вынужден постоянно заботитьсяоб охране и защите своего имущества. Нередко, впрочем, соседи мирно жилидруг с другом и заключали союзы. У подошвы Альбанских гор они основали общийрелигиозный центр - город Альба-Лонгу. В древности на полуострове было много болот, и села поэтому ютились навозвышенностях или на свайных помостах. У реки Тибр, на холме, там, где впоследствии предстояло поднятьсямногоэтажным дворцам и храмам форума, воины-скотоводы однажды вырубили лес исложили несколько круглых тростниковых хижин. Согласно преданию, на этомместе в середине VIII века до н. э. внук альбанского царька Ромул заложилкрепость, названную в честь него Рома (2). Мы едва ли когда-нибудь узнаем, насколько достоверны легенды опроисхождении Ромула и Рема, об основании Города и о братоубийстве, ноПлутарх, вероятно, прав, говоря, что первый римский царь добился власти"вооруженной рукой". За трагической историей близнецов кроются какие-тобурные события, когда горстка изгоев сумела отстоять созданное имиукрепленное гнездо. То, что Ромул сразу объявил Рим местом убежища,- деталь примечательная.Подобной привилегией владели лишь священные города. Следовательно,палатинская крепость быстро выдвинулась как соперник Альба-Лонги и притязалана полную независимость. "Туда, - говорит Тит Ливии,- сбегался из соседнихплемен всякий сброд, без различия: свободные и рабы, желавшие переменысвоего положения" (3). Из такого ядра мятежной вольницы мог легко вырасти дикий народ,склонный к анархии. Но случилось как раз обратное. Строгое распределениеобязанностей, неуклонное выполнение долга с самого начала сталиотличительными чертами римлян. Всегда готовые постоять за себя, они ранопоняли, какая сила заключена в порядке и законе. Дух военного лагеря создалнацию, спаянную железной дисциплиной. Благодаря этому римлянин смог в будущем дать миру те принципы прочнойорганизации, в которых народы давно уже нуждались. Латинство стало цементомдля общества, постоянно охваченного смутами. Вергилий утверждал, что Рим,обделенный чувством прекрасного, в искусстве правления проявил себянастоящим художником. Именно латинское воспитание и позволило бл. Августинуназвать государство без законности шайкой бандитов. Становится также понятным, почему и Западная Церковь, когда ее корабльвыходил в открытое море истории, так высоко ценила "римскую идею". Римвыковал ее великих руководителей и пастырей: Климента, Льва, Григория. По традиции, идущей от родового строя, в управлении принимали участиевсе обитатели поселка. Для этого они постоянно собирались на сходки, чтовоспитывало в них гражданское сознание и чувство ответственности. Латинский civitas был во многом отличен от греческих и этрусскихполисов. Стиль жизни полиса определяли, как правило, ремесленники иторговцы. Civitas же представлял собой оборонный союз пахарей и пастухов.Настоящим горожанином римлянин стал позднее. Его характер ковался не тольков походах и стычках, но и в упорном крестьянском труде. Ни в одной стране древности человек не был так привязан к деревенскомуобразу жизни; его предпочитали даже самые богатые представители знати. Векаспустя, когда язва урбанизации поразила Лациум, римские ученые и политикивсе еще возлагали свои надежды на крестьянский труд. И не только они, нодаже поэты Гораций, Вергилий, Тибул - черпали вдохновение в этой же теме.Немало торжественных гекзаметров было посвящено сортам почвы, виноградниками пастушеским заботам. Эта укорененность в земле питала жизненную энергиюримлянина-работящего, рачительного, бережливого хозяина. Он отличалсяздравым смыслом, консерватизмом, сгрогостью и чистотой нравов. Его натурасказалась и в самом латинском языке, лапидарном, деловом и ясном. Была здесь и теневая сторона: печать прозаичности, делавшая жизнь Римасерой и монотонной. Если юность Эллады сопровождали музыка и поэзия, азрелость обогатилась Драмой и метафизикой, то римская заря была в этомотношении почти бесплодной. Латины не создали ничего, подобного эпосуГомера, а когда научились у греков философствовать, то прежде всего ихзаинтересовали практические вопросы жизни и морали. Впрочем, неверно было бы изображать характер римлян мрачным. Трагедия уних не привилась, зато грубоватый латинский юмор стал проявляться довольнорано. Уже в одном из первых римских законов мы находим попытки оградитьграждан от оскорблений сатириков. По-видимому, римская серьезность вовсе немешала римскому смеху. Непохожей на греческую была и ранняя религия Лациума. Напрасно мы сталибы искать в ней мифы о богах, подобные тем, что прославили Элладу и Восток.Говоря о Божественном, римлянин был осторожен и скуп на слова. Тут он чем-тонапоминал иудея, не любившего фантазий в делах веры. И это сходство с ВетхимЗаветом усиливается еще и тем, что исконный латинский культ долго не имелизображений богов (4). "Религия, писал о той эпохе Тертуллиан,- былапростая, обряды бедные; не был Капитолий выше Олимпа; жертвенники сделаныбыли наскоро из земли, сосуды - из глины, курения-легкие; бог нигде сблеском не показывался; искусство греков и этрусков еще не украшало Римстатуями" (5). Овидий утверждает, что потомки основателей города - патриции - неприносили в жертву животных. Встарь, чтобы милость богов заслужить, человеку довольно было полбы и с ней соли блестящих крупиц. Дымом курился алтарь, довольный травою сабинской, и, разгораясь на нем, громко потрескивал лавр. Тот, кто к венкам луговым из цветов приплести без усилья мог и фиалок еще, истинным слыл богачом. (6) Каковы же были те боги, которым римлянин нес свои скромные знакипочитания? От арийских пращуров он унаследовал культ верховного бога Дьяушпитара,которого именовал Дивус Патер, или Юпитер (7). Этот бог считался владыкойнеба, света и грозовых бурь. Его призывали под сенью старых раскидистыхдубов, у камней и гротов. Со времен Ромула главным местом поклонения Юпитерустал Капитолийский холм. Туда, на открытую ветрам скалу, поднимался народ,чтобы совершать древние обряды предков. В Юпитере видели не просто одного из богов, пусть даже и главного. Онказался чем-то большим. "Все полно Юпитером",- говорил Вергилий, выражая вэтой формуле изначальную веру римлян. А другой поэт называл Громовержца"прародителем, матерью богов, Богом единым" (8). Впоследствии языческийбогослов Варрон пьпался даже сблизть религию Юпитера с учением стоиков омировой душе. "Он есть един,-писал Варрон о Юпитере,-и в то же время-все,ибо мир один и в нем одном все" (9). Разумеется, нельзя приписывать такого рода монистическую философиюкрестьянам Лациума. Им были мало доступны отвлеченные идеи, однако посуществу Варрон довольно точно обрисовал суть старой латинской религии. Божественное у римлян именовалось также Numen. Этим же словомобозначали не только высшее Начало, но и множество богов. На вопрос, откудаони появились, римлянин мог ответить примерно так: Numen дробится набесконечные явления и события; колос и облако, вода и огонь, смелость илюбовь, беда и удача-все это numina. Построением мостов через Тибр, выходомв поле, отпиранием дверей, началом войны, да и почти всем управляютспециальные боги; одна только пора младенчества человека подведомственнасорока трем numina. Подобное разложение единобожия свойственно многим религиям, но Рим итут обнаруживает своеобразие. В то время как большинство язычниковпредставляли себе богов человекоподобными, римляне долго противилисьантропоморфизму. Им казалось уместнее сохранять древнейшую символикуфетишизма, нежели наделять богов чертами смертных. Юпитера, например, оничтили под видом кремня, Марса-под видом копья, Весту-в виде пламени. Темсамым как бы выражалась вера в Божество, пребывающее по ту сторонучеловеческого. Римлянин интуитивно ощущал здесь тайну, постичь которую людине могут, если она не воплощается в конкретных явлениях. Как бы ни называть этот взгляд: пантеизмом, демонизмом илиполидемонизмом, главное в нем-благоговение перед сокровенной Сущностью вещейи сознание зависимости от нее (10). То воистину была религия "неведомогоБога". "Великий Юпитер, или каким именем повелишь тебя называть"-так всмирении обращался римлянин к Непостижимому. Отзвуки этих чувств сохранились и в христианское время. Напомним, чтоРим, в противоположность эллинскому Востоку, не породил ни однойдогматической ереси. Он, как и прежде, не дерзал слишком далеко проникать внепознаваемое, предпочитал явное и зримое - видимую организацию Церкви,присутствие Христа в Святых Дарах. Показательно, что в первые века ни одинбогослов, писавший по-латыни, не был коренным римлянином. Тертуллиан и Августин, Киприан и Иероним-уроженцы провинций, гдесказывались уже иные традиции и иной дух. По мнению Теодора Моммзена, есть глубокий смысл в том, что греки,молясь, обращались к небу, а римляне-покрывали голову. Смирение и страхБожий пронизывали старое латинское благочестие. И тем не менее древнегоримлянина трудно назвать мистиком. Мистик ищет единения с Божеством, он устремлен за грань земного.Римлянина же высоты пугали, даже в религии он оставался приземленнымпрагматиком. Ему казалось достаточным верить, что все в мире объемлетЮпитер, или Нумен, и он хотел о нем знать лишь то, что касается обычнойжизни людей, ее обстоятельств и нужд. Человеку, по словам Варрона, важнеевсего помнить, "каких богов надлежит почитать публично, какие совершатькаждому из них обряды и жертвоприношения" (11). Разобраться в этом былонепросто: древнейший перечень латинских божеств показывает, как велико былоих число, а Варрон доводил его до тридцати тысяч. Иной раз, шутя, говорили,что в Риме больше богов, чем людей. Характерно притом, что об этихзагадочных существах не знали почти ничего, кроме имен. Да и самиимена-Страх, Болезнь, Доблесть-указывали только на их функции. Это лишнийраз подтверждает тот факт, что в богах римляне видели скорее проявленияЕдиного, чем обособленные личности. Можно поэтому сказать, что у римлян, каки у индийцев, многобожие существовало рука об руку со своего родамонотеизмом. В гробницах Лациума часто находили изображения хижин. И это неслучайно, ибо в древности не храм, а дом был для римлянина главным местомбогопочитания. Храмы появились позднее в результате чуждых влияний. Глава латинской семьи долгое время являлся единственным жрецом."Знайте,-писал ревнитель старины Катон,-что за весь дом приносит жертвугосподин" (12). Поэтому власть отца была абсолютной и непререкаемой.Сыновья, даже взрослые, даже достигшие почетных званий, всецело емуподчинялись. Впрочем, и мать в римской семье пользовалась таким уважением,какое редко знал древний мир. Словом, домашний очаг был столь же надежнымцентром порядка, как и деревенская площадь, где собирался народ для решениядел. В домах было принято ставить маски, снятые с умерших, в знак того, чтовся "фамилия" пребывает под отеческим кровом. На праздники эти маскивыносили, чтобы предки принимали участие в общем торжестве. Из погребальныхмасок развился потом римский портрет, который, в отличие от греческого,воскрешал индивидуальные черты усопшего. Эти жесткие, мужественныефизиономии великолепно передают облик древнего римлянина. Не только обитатели отдельного жилища, но и весь Populus Romanus,"римский народ", чувствовал себя единой семьей. Из нее исключались толькорабы, на которых смотрели как на домашний скот. Кроме того, плебеи -крестьяне, переселившиеся в Рим из других областей, подобно греческимметекам, были сначала ограничены в правах. Совершать обряды могли толькопатриции, что являлось знаком их господствующего положения. Покровителями и защитниками нации считались духи: Пенаты и Лары,которых чтили еще до основания Рима. Им вручали попечение о семьях, кланах исамом Городе. Когда был побежден Ганнибал, говорили, что из Италии егоизгнали Лары. Civitas олицетворяли, однако, не божество и даже не царь, а всясовокупность "римского народа", связанного родством, обрядами и правиламиповедения. На civitas смотрели как на одно из совершеннейших воплощенийНумена. Несмотря на свою связь с землей, латинянин ставил Город вышеприроды. В основе римского мировоззрения лежал не космический миф, как увосточных народов, а миф, если угодно, социальный, государственный. Вселегенды Лациума говорили только о людях и их гражданской общине. Характерно, что "человеческие законы" предшествовали у римлян "законамбожественным". По словам Варрона, "как живописец существует раньше, чемкартина, архитектор-прежде, чем здание, так и государство явилось прежде,чем то, что им установлено"(13). А именно государству принадлежала в Римевласть создавать сакральное право. Любовь к отечеству почиталась высшей добродетелью. Отдельная личностьрассматривалась в Риме как нечто вторичное, подчиненное целому. Должно облаге отчизны сперва наивысшем подумать, После - о благе родных, а затем уже только о вашем. Этот принцип хорошознаком нашему веку. Так, например, катехизис итальянских фашистов начиналсякак пародия на Моисеев Декалог: "Я, Италия, твоя богиня, да не будет у тебядругих богов, кроме меня". Разумеется, в такой обнаженной форме патриотизмбыл чужд даже древним язычникам, но, очевидно, зачатки обожествлениягосударства появились в Риме довольно рано. Как правило, культ государства выливается в поклонение вождям имонархам. Римляне раннего периода прошли и через эту стадию. Они приписывалисвоим царям сверхъестественные свойства и, следовательно, были близки ксозданию священной автократии. По рассказу Плутарха, Ромул совершалмагические обряды, призванные охранять Город от врагов. Сказание отаинственном "царе леса", который удерживал власть лишь до тех пор, покаспособен защищать себя, несомненно, связано с верой в колдуна-предводителя.Считалось, что от царя зависит урожай, и поэтому царем может быть толькосильный, здоровый человек. Всякий, одолевший его, получал в свою очередьправо стать царем. Обычай этот воскрешает мир первобытной старины: царство табу, ворожбы идревнейшей магии. Не случайно Дж. Фрэзер начал свой знаменитый труд подоисторической религии с латинской легенды о "царе леса". Однако идея сакральной монархии угасла в Риме, едва зародившись.Воскреснуть ей суждено было только в эпоху императоров. При первых же царяхее развитию воспротивились патрицианские роды. Они упорно отстаивали mosmajorum, "обычай предков", то есть порядок, при котором гражданский совет инарод правят сами согласно закону. Монархи же были оставлены в роли выборныхлюдей и распорядителей культа. А с появлением жреческих коллегий онилишились и своей монополии в сфере гражданских обрядов. Предание относит эту реформу к правлению Нумы Помпилия (715-673),преемника Ромула. Выходец из сабинского племени, он, как говорят, отличалсяблагочестием и мудростью, за что был единогласно избран царем (14). И именноНума сделал больше всего для ограничения прав монарха. Тертуллиан сравнивал этого первого религиозного законодателя Рима сМоисеем. Однако важно отметить, что созданный Помпилием порядок вовсе невытекал из воли богов, а являлся плодом государственного разума. По всемувидно, что Нума действовал только от собственного имени и руководствовался впервую очередь пользой граждан (15). Правда, сохранилась легенда, будто прирешении дел Нума получал советы от своей возлюбленной нимфы Эгерии. Но,по-видимому, тут мы встречаемся с отголоском какого-то архаического обряда,в котором царь выступал в роли супруга лесной богини (16). В остальном жеНума был вполне земным политиком и устроителем. Вначале он, как говорит Плутарх, опасался тех "отчаянных и воинственныхлюдей, которых занесло в Лациум отовсюду", и решил, что необходимоупорядочить их быт. Для этого он закрепил границы наделов, определил числопраздников, а также ввел твердый календарь. Зная, что "направить и обратитьк миру этот гордый и вспыльчивый народ очень нелегко", царь замыслилсмягчить его нравы и увлечь церемониями, процессиями и торжествами в честьбогов (17). Нуме приписывают сооружение маленького святилища бога Януса-двуликогостража порогов и границ. В дни мира двери его затворялись, а когда шлавойна, они стояли открытыми в знак того, что божество вышло для несениякараула. Едва ли возможно восстановить сейчас полную картину преобразованийНумы, но главное, чего он достиг, было приведение старых ритуалов в системуи учреждение жречества. Теперь не только хозяин дома или монарх моглиприносить жертвы: для этого были выделены особые государственные служителикульта. Люди, обращавшиеся к ним, не искали назидания или откровениямистических тайн. Жрецы Рима не были ни наставниками веры, ни мудрецами,постигшими высшее знание. И меньше всего они походили на египетских жрецовили индийских брахманов. Один историк удачно назвал их "священнымиюрисконсультами", поскольку они были лишь чиновниками, знатоками обычая. Вобязанность старших жрецов, понтификов, входил надзор за общественнымиработами, строительством мостов и проведением праздников. Фламины былиприставлены к алтарям Юпитера и других главенствующих богов. Исключительно важные функции принадлежали авгурам, жрецам-гадателям,которые определяли будущее по полету птиц, блеску молний и другим приметам.Никакое государственное предприятие не обходилось без них. Однакополитической власти авгуры не имели. Как и прочие жрецы, они состояли наслужбе у нации. Тем самым реформа Нумы, с одной стороны, лишила монарховжреческих привилегий, а с другой - закрыла путь иерократии. Отношение римлян к закону не было чисто светским. Самая приверженностьпорядку вытекала из веры в его высший смысл. Блюстителем клятвы считалсяЮпитер, и его гнева должен был страшиться каждый изменник. По словам ТитаЛивия, "мысль о вмешательстве божественного Провидения в человеческие дела стаким глубоким благочестием запала в сердца всех людей, что, несмотря наблизость страха перед законами и наказаниями, государством управляли тольковера и религиозная клятва" (18). Даже если это утверждение историка и преувеличено, есть основаниясчитать, что нераздельность гражданского и религиозного духа благотворносказывалась на нравственной жизни римлян. Их традиционные добродетели: верность, честность, скромность, мужество,уважение к старшим-повсюду вызывали удивление. Жители Лациума гордились тем,что враги могли, связав словом, отпускать на веру их пленных, зная, что тенепременно вернутся. На подобных рассказах воспитывали молодое поколение. Из идеи fides, верности, вырастало и римское право-этот прекрасный плодримской культуры, право, которое и поныне играет роль в борьбе с деспотизмомвластей и произволом масс. Будучи по форме секулярным, оно имело ирелигиозные корни. Нужна была вера в то, что юридическая щепетильностьугодна богам. "Право,-замечает известный историк Фюстель де Куланж,-родилось не из идеи справедливости, а из религии" (19). Судебная казуистикапервоначально была частью обряда, и нарушить ее считали таким же кощунством,как изменить любую из частей ритуала. Однако, питая гражданское и правовое сознание Рима, религия его самасильно пострадала от развития юридического духа. Формальный долг как главный стимул действия воцарился у латинян и вобласти веры, обедняя и сковывая ее. Предстоя Высшему, человек тольковыполнял своего рода повинность. Сердце его при этом оставалось почтибезучастным. Римская молитва едва ли даже заслуживает этого названия; онаограничивалась механическим произнесением формул и предписанными жестами.Цицерон с полным правом говорит, что "вся религия римского народаразделяется на жертвоприношения и гадания". Ее считали неотъемлемымэлементом гражданского строя. Человек, небрежный в ритуалах, рисковалоказаться в числе врагов государства. Латинское слово religare происходит от глагола "связывать".Священнодействия связывали людей с богами и между собой. Но эта связь носилаформальный характер. Полагали, что, соблюдая до тонкости все церемонии,человек честно выполняет условия договора с высшими силами. В этом римлянинбыл не меньшим педантом, чем любой иудейский законник. Жизнь его опутывалитысячи запретов и ограничений, освященных древностью. В частности, жрецЮпитера не должен был прикасаться к лошади, к тесту, к бобам, не имел правапроводить вне дома более трех дней, завязывать узлов на одежде и т.д. (20).Иные люди даже старались пореже выходить за порог дома, чтобы было меньшеповодов нарушить какое-нибудь табу. Знаменательно, что понятие superstitio, суеверие, означало в Римеотступление от принятых обрядов, а pietas, благочестие, понималось какточное выполнение ритуального регламента (21). Понятно отсюда, почемуримлянин с таким упорством цеплялся за архаические обычаи. Подобно китайцу,он боготворил старину; исключение делалось лишь для военных операций, в ходекоторых народ, по словам Цицерона, предпочитал обычаю пользу. Такой подход крелигии сделал набожность Рима чисто "уставной". В ней безраздельно царилмагизм, утверждая по отношению к богам свой главный принцип do ut des (я даютебе, чтобы ты дал мне). Поскольку человек выполнял все "обязанности"культа, он считал, что имеет право требовать и от богов той жескрупулезности в ответных дарах. В общем, без преувеличения можно сказать, что ранняя римская религияпредставляла собой форму, почти лишенную содержания. Безотчетное преклонениеперед божественной Тайной не развилось в подлинную живую веру, а осталось взачатке, ожидая иных времен. Однако ни ритуальное законничество, ни слепаяпреданность традиции не смогли погасить в римлянах стремления найти нечтоболее одухотворенное, чем их официальный культ. Это стремление в концеконцов обрело свою цель в христианстве. Но прежде чем Евангелие пришло кним, римляне пытались утолить свой духовный голод, обращаясь к верованиямэтрусков и эллинов, азиатов и египтян.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25