Объект и предмет исследования. а в худшем — скептические улыбки

C\J

а в худшем — скептические улыбки. И нередко этот скепсис оправдывает­ся — «частная» исследовательская инициатива, особенно основанная на от­рицании (когда нарушается принцип соответствия), далеко не всегда приво­дит к позитивным решениям. Хотя надо учитывать, что и «отрицательный результат» в каком-то смысле позитивен: становится ясно, что сам подход не­верен и что использовать его далее бесполезно. Но упорство «инициативни-ков» не так уж редко приводит и к открытиям (которые воспринимаются по­началу как «этого не может быть», затем «тут что-то есть» и, наконец, «кто же этого не знает»), хотя признание часто откладывается на годы. Так в истории журналистики стали иначе выглядеть такие ранее одиозные фигуры как Суво­рин и даже Булгарин, а в теории этические проблемы и «дух корпорации». Еще больше «приключений» было с проблемой «профессиональная деонто­логия» и ее разработкой, причем и до сих пор нет сколько-нибудь подробно разработанной концепции, принимаемой в научных кругах и вошедшей в оби­ход преподавателей.

«Запускающих» творческий поиск факторов множество. Это может быть обнаружившиеся противоречия между различающимися концептуальными решениями у разных авторов. А то и обнаруженная при знакомстве с рабо­той заданность подхода к вопросу ее автора, заставившая его игнорировать «неудобные» факты, совершать другие недопустимые в науке действия. Или факт, не «умещающийся» или даже вступающий по сути в конфликт с принятым знанием. Могут обнаружиться пробелы, «лакуны», ощущение не­полноты в имеющихся разработках. Даже в законодательстве о СМИ: есть и противоречия между разными законодательными актами, некоторые сфе­ры журналистской деятельности (например, деятельность пресс-служб, ин­формационных агентств) законодательством практически обойдены, кажут­ся недостаточными положения законодательства о внутриредакционных отношениях, об отношениях СМИ и аудитории.

Побуждают заняться тем или иным вопросом и споры в журналистском сообществе. В частности, исследователя не может не тревожить характер по­нимания журналистами «свободы» и «независимости» — отсюда и необхо­димость на новом этапе возвратиться к этим темам. Сильным стимулом ока­зывается и выявившийся конфликт между кажущимся исследователю «нормальным» в журналистике и реалиями жизни СМИ. Если «информацион­ная политика» каждого СМИ — и это теоретически очевидно — должна быть целостной реализацией программно определенного его направления, то по­чему так часто обнаруживается разнобой в подходах и действительно ли нужна целостность? А если нужна, то требуется выяснять, что же препятству­ет и как добиться целостности информационной политики? Или: развитие журналистики как института непосредственной демократии и, соответствен­но, как «четвертой власти» требует, в частности, развернутых представлений о массово-информационном порядке, информационной безопасности на

базе необходимости повышать информированность аудитории, развития в ней адекватного и активно проявляющегося гражданского сознания. Но на этом «поле» еще работать и работать.

Увлеченный и целеустремленный исследователь активно отслеживает процессы в развитии науки и жизни журналистики, что оказывается своего рода гарантией (и чем способнее исследователь, тем это очевиднее) обнару­жения таких исследовательских «полей», которые требуют тщательной обра­ботки. И главное — понять необходимость развития знаний в той или иной сфере в связи с потребностями практики — оптимизации работы СМИ, преподавания журналистских дисциплин, обеспечения дальнейшего разви­тия науки.

Исследовательских «полей» такое множество, что от исследователя (да­же студента и его руководителя) требуется ответственное решение по «вы­бору темы». Легче всего идти экстенсивным путем, заботясь о развитии фак­тологической базы науки. Скажем, тщательно описывать и вести сравни­тельный анализ малоизвестных изданий прошлого или вновь возникших СМИ второго-третьего плана. Или все более детализированно раскрывать систему жанров публицистики. Что и говорить, такие разработки полезны. Однако первостепенной ли важности? Работает ли исследователь на «пе­реднем крае» науки? При отсутствии специализированных исследователь­ских организаций (как не вспомнить, что еще 50 лет тому назад возникла идея о НИИ журналистики, но так и не реализована до сих пор), малом ко­личестве исследователей (преподавателей немало, но исследования — не главная их забота), ограниченном финансировании важнее обращаться к проблемно-тематическим пластам первостепенной значимости, прагмати­чески важным для журналистики новой цивилизационной волны. Но если взглянуть на тематику конференций по журналистике, то легко обнаружить, что такого рода работы теряются среди тех, авторы которых идут по экстен­сивному пути.

Знакомство с плохо обработанными или вовсе «непахаными» областями журналистики — это первый результат (подсказанный или самостоятельно добытый) деятельности исследователя. Следующий шаг — выбор конкретно­го тематического «поля». Но это еще только грубая прикидка направления исследования. После выбора «поля» идет уточняющая работа по определе­нию объекта и предмета своего исследования.

Исследование можно вести сколько-нибудь «зряче» и плодотворно лишь в том случае, когда ясно обозначено «поле» исследования — объект, пред­мет и среда, в которой объект и предмет находятся. Но выбор тематического

«поля» и предварительно собранные начальные знания о нем (а как без этого можно обойтись?) — это своего рода «предпонимание».

И, начиная работу, надо иметь в виду, что понятие «объект» имеет два зна­чения. Первое — онтологическое — характеризует явления действительности как «вещи в себе», независимые от восприятия исследователя явления дейст­вительности. Второе — гносеологическое: объект — это широкая область внимания исследователя, в рамках которого он избирает предмет изучения. Видение объекта исследователем — это его субъективное представление о реальных ситуациях в СМИ. Отсюда требование минимизировать неизбеж­ную неадекватность видения предмета, избегать субъективизма и стремиться к пониманию субстанциональных, независимых от исследователя объектив­ных свойств, качеств, связей, форм существования объекта в его среде.

Собственное исследование нацелено на раскрытие сущности и форм «жизни» определенного предмета. Предмет — это выделенные для изуче­ния фрагменты объективной реальности, но увиденные субъективно, через восприятие исследователя, притом обязательно в связях с обширной средой и зависимостях от нее.

Схематически соотношение предмета и объекта и среды, в которой они существуют и от которой так или иначе зависят, можно представить так:

Vc

объект

/ предмет

социальная среда

Необходимое в начале работы «предварительное» определение предме­та будущего исследования кажется внешне простым (определение «темы»), но на самом деле таит в себе немало сложностей.

Поэтому на первых шагах, при «выборе темы», важно определиться в бо­лее широкой сфере — объекте научного интереса. Например, можно про­явить интерес к литературно-художественной критике 20—30-х гг. XIX века. Но, во-первых, это очень обширное «поле» (от обзоров Греча до первых вы­ступлений Белинского). Во-вторых, даже если ограничиться, скажем, обозре­ниями А.А. Бестужева (Марлинского) в «Полярной Звезде», без определения специфического угла зрения на обозрения (их характер в связи с литератур- но-общественной позицией автора, место и роль в альманахе, значение для развития жанра и т.д.) задача может свестись к реферативному обзору. И возникнет не лучший вариант поверхностного фактологически-описатель- ного «исследования».

Предмет исследования, следовательно, — это вычлененные из широкого объекта те стороны явления, системное изучение которых во всесторонних связях с другими (влияющими на изучаемую предметную сферу) позволит разрабатывать важную для науки, но скрытую от поверхностного взгляда конкретную проблему. При этом надо понимать, что предмет — не просто «вычленение» каких-то сторон объекта. Ведь один и тот же объект может быть основанием для определения предмета не только разных исследований внутри науки о журналистике, но и разных наук. Журналистика, в частности, в тех или иных своих сторонах привлекает внимание и литературоведов, и историков, и политологов и т.д. Поэтому так важно различение объекта и предмета и специфическое видение предмета в структуре науки о журна­листике.

Сначала предмет видится «вообще» — частично, расплывчато, даже не­верно, а многие черты и свойства его просто неизвестны. Конечно, помощь может оказать имеющаяся по теме «литература вопроса», но только частич­ную, если выбирается интенсивный, а не экстенсивный путь разработки предметного поля. И важно помнить, что «литература вопроса» в связи с по­ставленной проблемой содержит сведения, с одной стороны, частичные, с другой — односторонние, наконец, порой даже вводящие в заблуждение.

Задача проникновения в предмет исследования детерминирует все «ша­ги» работы вплоть до создания отчета, статьи или книги по результатам ис­следования. Ведь суть исследования в том и заключается, чтобы «разобрать­ся» в избранном для исследования предмете. И с самого начала надо иметь в виду, что окончательная «формулировка» предмета возникает лишь в кон­це исследования, причем она будет не только расширяться (сужаться), но и содержательно трансформироваться, приобретая структурно ясный об­лик. Это возможно лишь при стремлении к четкому выявлению «подпредме-тов» («подтем») и их взаимосвязей. Только тогда может успешно разрешить­ся основная цель исследования.

Предмет в принципе неисчерпаем в своей онтологической сущности. Сна­чала исследователю видятся некоторые его черты и свойства, потом — по ме­ре движения исследования — более ясные очертания его состояния и функ­ционирования, затем — внутренние свойства и закономерности, системная организация, порождающие факторы генезиса и развития, объективные свя­зи со «средой» — другими предметными областями, общественно-политиче­ской обстановкой и др. «близкими» и «далекими» социальными явлениями. И чаще всего в динамике. Эта динамика занимает прежде всего историков (например, отношения «Беседы» и «Арзамаса», а также и трансформация этих образований). Но социологов и даже теоретиков также. Так, чрезвычайно важно прослеживать взаимоотношения государственных и «частных» СМИ.

Только в результате всего исследования, во время «решающего» подве­дения итогов знание о предмете приобретет концептуальный характер с

зафиксированными и интерпретированными свойствами сущностной спе­цифичности, выраженности, системности.

И только тогда, после изучения всех предметных областей, входящих в объект, в результате также «дополнительного» выяснения системы соци­ально-политических и литературно-общественных обстоятельств, внешних и внутренних действующих факторов может возникнуть полипредметаня и полипроблемная монография на эту обширную тему.

Если, например, в качестве предмета рассматриваются мировоззренчес­кие ценности журналистов, то исследователю неизбежно придется обратить­ся к обширному вопросу о ценностях вообще, их соотношении со знаниями (объект), месте и роли в различных секторах массового сознания эпохи и т.д. (а это потребует «пересечения границ» собственно журналистики).

Объект, в рамках которого исследователь «ищет», «обнаруживает» и «ис­следует» предмет, не просто шире искомого предмета, но чаще всего содержит в себе и не относящиеся к предмету структурные части. И если исследователь этого «не видит», а тем более «уравнивает» предмет и объект, неизбежно про­являются ошибки, сколь изощренно не проводилось бы само исследование. С 50-х годов разрабатывается вопрос (а термин возник еще раньше) о «газет­ных жанрах» или в нынешней терминологии «жанрах периодической печати» (кстати, термин «жанр» в строгом смысле — одна из характеристик формы произведения, и только). И в этих рамках рассматриваются произведения са­мые разные — статьи и обозрения, политические и иные документы, социоло­гические отчеты и легенды, официальные сообщения и даже некрологи. Но, во-первых, в газетах печатаются также стихотворения, рассказы, научно-попу­лярные произведения и т.д., в том числе рекламные и PR-тексты. Но почему-то о них ни слова, значит, они не рассматриваются в качестве «газетных». Не по­тому ли, что очевидна их принадлежность к иным типам творчества? А, во-вто­рых, хотя и очевидно выделение «газетных жанров» из других, печатаемых в прессе, но тем не менее они не рассматриваются как особый тип творчества (наряду с научным и художественным). И в этом либо невольная ошибка, либо сознательное лукавство, либо некритичный традиционализм.

На самом деле, представляется, «газетных» жанров не существует (как «журнальных», «книжных», «телевизионных») — это конгломерат произве­дений разных типов творчества. А основные — «жанры» публицистики, ря­дом с которыми в газете, журнале, телепрограмме располагаются «жанры» других типов творчества. Вся эта путаница возникла в связи с неразличени­ем объекта исследования (произведения, публикуемые в газете) и предмета (типы творчества, используемые в прессе), да еще и терминологическими не­точностями.

Это неразличение зависит от исследователя, следовательно, его природа субъективна. И возникает нужда в преодолении реального противоречия между объективностью предмета (и объекта) и субъективностью его видения

исследователем. Важно, чтобы неизбежная субъективность не перерастала в произвольный субъективизм. Тут огромную роль играет характер принятой научной парадигмы и последовательность ее реализации (в том числе прин­ципа объективности, «страхующего» от перехода неизбежной субъективнос­ти в субъективизм).

Стремление к объективно-целостной разработке предметной области не­вольно ведет к установлению — особенно при теоретических исследовани­ях — закономерностей явления в его «ставшем», константном виде в форме «идеальной модели». Но даже в теоретических областях (не говоря о социо­логических и исторических) предметное знание о явлениях журналистики имеет не только устойчивые, константные («нетранзитивные») стороны, но также и подвижные, динамические («транзитивные»). Скажем, цензура в разных формах как государственный контроль за соблюдением наличного законодательства о журналистике существует с возникновения прессы (хотя может носить разные названия и действовать даже тогда, когда в конститу­ции провозглашен запрет цензуры). Но нетранзитивное ядро предмета под влиянием множества факторов приобретает транзитивные «наслоения», чер­ты и свойства. Возникают в различных социально-политических условиях специфические формы («предварительная», «последующая», «консультатив­ная» и др.), организационные структуры, юридическое оформление и т.д.

А изменение «среды», естественно, сказывается на предмете в его транзи­тивных свойствах. При этом каждый предмет имеет свою «историю», «настоя­щее» и «будущее». А социологические и исторические исследования журнали­стики вообще имеют дело с динамическими явлениями, «текучими» предмет­ными областями. И если в теоретических исследованиях нельзя игнорировать транзитивные свойства предмета, то в социологических и исторических недо­пустимо видеть «поток», «движение», оставляя в стороне закономерные, не­транзитивные черты в процессе. В частности, при изучении истории цензуры нельзя упускать из вида ее «вечную» сущность, своеобразно проявляющуюся в разных социальных системах и на разных исторических этапах.

Так что предмет любого журналистского исследования важно видеть в единстве исторически и социально своеобразного единства общего-осо­бенного-единичного, причем соотношение черт может быть очень разным. Например, русские «либералисты» (характерны идеи и поступки П.А. Вязем­ского), конечно, отражали общие тенденции либеральных движений начала XIX века. Но важно понять, «в чем» и «почему» возникли особенности рус­ских «либералистов», а также «как» индивидуально они проявлялись у каж­дого из них.

Итак, исследователь, определив предмета своего исследования в рамках объекта и в связи со средой, не может не задуматься над тем, как он будет ра­ботать, чтобы раскрыть сущность избранного для изучения предмета. И соот­ветственно будет строить программу своей работы.

Дата добавления: 2014-12-26