Лаз», «Стол, покрытый сукном и с графином посередине» В.Маканина в контексте антиутопий конца 20 века

Антиутопия как выражение катастрофического сознания конца 20-го века («Записки экстремиста» А. Курчаткина, «Невозвращенец» А. Кабакова, «Москва 2042» В.Войновича, «Новые Робинзоны» Л. Петрушевской).

Антиутопия зародилась как антитеза мифу, утопии, поэтому она всегда оспаривает миф о построении совершенного об-ва, созданный утопистами без оглядки на реальность. Этот жанр стал своеобразным откликом чел-ка на давление нового порядка. Антиутопия стан-ся вед-м жанром именно на сломе времен, в переходную эпоху. В антиутопии мир, выстроенный на тех же началах, что и в утопии, дан изнутри, через чувства одного чел-ка, испытывающего на себе законы об-ва идеальной несвободы, важным в антиутопии стан-ся конфликт личности и тоталитарного гос-ва. Первой класс-й рус антиутопией принято считать роман Е. Замятина «Мы», напис-й в нач 1920-х. В конце 20 века антиутопия обр-ся не только к социальным утопиям человеч-ва, но и к пр-ме нравст-го разрушения. Литер-я традиция антиутопии 20 в., заданная Замятиным, Платоновым, Нобоковым, сегодня значительно корректирует-ся. Писатели 90-х выявляют новое тотальное антиутопическое сознание, ставшее знаком современности. Особенность совр антиутопий состоит в «узнавании» реальности, сочетании гиперболизированных деталей нашей действ-сти с фант-м сдвигом это самой действ-сти, писатели лишь усиливают, а зачастую лишь фиксируют то, что уже сущ-ет в реальности. Особое место среди совр антиутопий занимает р-з Петрушевской «Новые Робинзоны». Семантика заглавия отсылает к книге Д. Дефо о величии чел-ка, кот смог противостоять обс-вам. Петрушевская же скорее пишет о «расчеловечивании чел-ка», о его страхах и комплексах. Антиутопия построена как монолог 18-летней девушки, кот вместе с родителями уехала в глухую. Антиутопия вырастает из руссоистской идеи побега чел-ка из цивилизации в природу и свободной жизни там. Бегство обусловлено тем, что в покинутом мире что-то случилось. Семья девочки, как первобытные люди, осваивает земледелие, собирает грибы и ягоды, разводит коз, старается полностью изолировать себя от покинутого мира. Автор детально опис-ет быт семьи, ее вживание в новые условия, столь отличные от привычной для них город жизни. Все силы семьи направлены на то, чтобы не умереть от голода, как умерли те, кто вовремя не убежал в деревню.Петрушевская строит монолог девушки на внешне ровной, без всяких эмоций интонации. Он лишен эпитетов, сравнений. Находясь на природе девушка ни разу не восхитилась окружающей красотой. Мысль только одна – необ-мо ли это для дальнейшего сущ-ния. Очевидно, что в этом замкнутом мире смещены все эстетич-е и нравст координаты. Мать спасает голодных мальчика и девочку не из жалости, а потому, что видит в них возможность продолжения рода челов-го, когда там. Во внешнем мире. Все умрут. В повести нет хар-ров Их заменила функция. Отец, мать, девушка – все лишены психологии обществен-го чел-ка. Они – биологич-е ед-цы, новые Робинзоны, создающие самодостаточный для жизни остров вне цивилизации, вне враждебного внешнего мира.Петрушевская практически строит совр-й Ноев Ковчег, оставляя в нем самое необ-мое для продолжения, построения новой норм-й жизни. Семья старается полностью изолировать себя, отце девочки стоит запасной дом, чтобы в случае необ-ти уйти туда: по окр-стям бродят продотряды, кот забирают все продовольствие. Поэтому финал р-за открыт: сопротивление внешнему миру продолжается. Герои Петрушевской пытаются строить новую реальность, но многоточие в конце р-за еще раз доказывает сложность и катастрофичность этого процесса.

В современной прозе продолжает свое развитие толстовская традиция “диалектики души”. Это не просто изображение внутреннего мира человека. Писателя может интересовать не столько психологический образ героя, сколько психологическая ситуация. Именно из психологической ситуации вырастают и психологические характеристики социальных типов, и портрет времени в повести В. Маканина “Стол, покрытый сукном и с графином посередине”. Повесть — поток сознания героя. Ему предстоит отчитываться по какому-то вопросу перед общественной комиссией, или, как он называет ее, судилищем. За свою жизнь герой побывал на многих таких судилищах. Они стали неотъемлемой частью советского бытия. Партком, профбюро, общественный суд, а в 20-30-е годы — ревтрибуналы, тройки, чрезвычайные комиссии. Все это формы судилища. Но суть их всегда была одна: человека по самому незначительному поводу давили вопросами, требовали отчета за всю его жизнь, припоминая большие и малые проступки, вынуждали выворачивать наизнанку душу. Его стремились подловить на неточностях, уличить, — и все для того, чтобы он вышел с чувством собственной вины. Страх перед судилищем мучит героя: “Страх — сам по себе чего-то стоит. Уйдет страх, а с ним и жизнь, страх всего лишь форма жизни, стержень жизни”. Ни физические пытки, ни боль не грозят герою. Но всю ночь перед судилищем он не спит, глотает таблетки. Он не знает никакой своей вины, но уверен, что хоть какую-то, но отыщут. Была бы конкретная вина, было бы проще, — было бы конкретное наказание. Оно “отпускает тебя сразу”. Но вины-то нет, хотя герой говорит, что, “вероятно, не жил вне чувства вины”, был всегда “виноват не в смысле признания вины, а в смысле ее самоощущения”. У В. Маканина человек не виновен, и наказывать его не собираются, просто обсудят. Но этого достаточно, чтобы довести человека до исступления. Страх переполняет его, толкает на бесконечное прокручивание возможных ситуаций, изнуряет. В бесконечном ночном кошмаре герой пытается объяснить природу такого страха. В.Маканин создает психологический тип человека, раздавленного системой общественного мнения. Человек этот совершенно лишен воли. Ему предоставлена некоторая свобода выбора: на судилище можно и не пойти. Но ведь десятилетиями нам внушали мысль о коллективной воле и неотделимости человека от общества. И вот постепенно она вросла в сознание, проникала в чувства и ощущения. Герой повести не способен на внутреннее сопротивление. Его личность разрушена присутствием в нем самом “десяти-двенадцати человек, готовых с тебя спросить”. И бунт против них для него был бы бунтом против себя. Образ Стола, покрытого сукном, воплощает собой Судилище. Стол этот — не знак, не символ даже. Это почти существо — бессмертное, нестареющее. Атрибутом Стола является графин в центре. Графин как бы цементирует людей и предметы вокруг, придает “словам и вопросам сидящих силу спроса”, отделяет задающих вопросы от ответчика. Стол с красным сукном и графином — нравственное судилище. Он, несомненно, связан с подвалом — судилищем телесным. Повесть “Стол, пок…” В. Маканина реалистически передает психологический портрет времени. Это трагическое повествование о разрушении цельной личности страхом. Писатель отразил психическое состояние человека и обрисовал психологию социального типа. Он соединил анализ ощущений, чувств, сознания отдельной личности, находящейся в стрессовой ситуации, с синтезом типичных черт социально-психологической группы. В повести В. Маканина «Лаз» (1991) показан как бы заключительный этап русской истории, когда человек находится даже не у последней черты, а за чертой. Он уже давно должен бы умереть, потому что исчезает пища, отключаются телефоны, транспорт практически не работает. Улицы города темны и страшны, пустынны и мертвы. Да и сам человек уже не знает, на каком он свете – в реальном или потустороннем. Вокруг него умирают близкие люди, и сам он живет в постоянном предчувствии близкой беды. Главный герой повести Ключарев блуждает между наземным и подземным пространством («низ» и «верх»), между ними существует единственная связь – лаз, который постоянно сужается и который пытается сохранить и углубить герой. Фантастика в организации пространства помогает автору высветить в зеркальном отражении экзистенциальные проблемы личности, которая оказалась на краю смерти. На поверхности земли царят вечные сумерки. Время в «верхнем» мире движется медленно, собственно, течение времени фиксируется деталями, которые свидетельствуют об остановке жизни: телефон «еще» работает или «уже» не работает; автобус «еще» ходит, но завтра «уже» не будет ходить; в автомобилях нет бензина; в доме кончились свечи, чай; перестали давать горячую воду. Борьба в человеке за человеческое в нем самом – центральный конфликт повести-антиутопии. Спасение к человеку, по мнению автора, может прийти только от него самого, если он останется собой. Не другой мир, не материальные ценности, а прежде всего духовные ценности спасут человека, утверждает писатель.

Дата добавления: 2015-05-06