III. Позднеантичное искусство и истоки христианского спиритуализма. [III.3. Сдвиг в сторону антропоморфического искусства]

[III.3. Сдвиг в сторону антропоморфического искусства]

Никто лучше Й. Стржиговского не вскрыл социологические предпосылки этого кардинального сдвига, нашедшего себе место в скульптуре и живописи примерно с IV века. Победившее христианство становится в 313 году официально признаваемой религией, централизованный аппарат церкви постепенно подчиняет себе свободную жизнь многочисленных общин, которые отныне находятся под его строгим контролем. Церковь всюду стремится насадить свои правила, она ставит себе задачей диктовать единообразные законы всем национальностям, всем народам, всем государствам. Она порабощает художника, ограничивает его творчество вполне определенными рамками; она не хочет считаться со своеобразием отдельных национальных вкусов²⁷. Для нее существует теперь лишь одна цель — подчинить своей власти мир. И на этом именно пути она обращается к тому самому изобразительному искусству, против которого она так долго боролась. Это изобразительное искусство было ей необходимо для поучения, для обращения язычников в свою веру. В композициях на евангельские и ветхозаветные сюжеты и в портретах многочисленных святых она усматривает могущественнейшее средство пропаганды христианских идей. Ее не удовлетворяет более наивная символика катакомб. Ей нужны эпические циклы, дающие связное изложение исторических событий, либо импозантные, репрезентативные сцены, навеянные «триумфальной» тематикой, которая получила широчайшее распространение в позднеантичном искусстве в связи с культом обожествленного императора. В упоении своим торжеством она перенимает в середине IV века язык античного искусства, сама того не ведая, в какой мере нелогичным было обращение к античности после всех тех выпадов против античного материализма и сенсуализма, которые находили себе место в писаниях ее лучших представителей. Тон, в котором во второй половине IV века описывают произведения искусства Григорий Назианзин, Пруденций или Григорий Нисский, ясно свидетельствует, что внедрение антикизирующих вкусов в христианскую эстетику было в эту эпоху весьма глубоким. Однако необходимо заметить, что некритическое обращение к античности не представляло уже в IV веке опасности, как в I и во II веках. К этому времени само античное искусство проделало настолько большую эволюцию в сторону спиритуализации всех форм, что его идеалы во многом сблизились с христианскими. И когда христианство перенимает в IV–V веках ряд античных мотивов и художественных приемов, оно нередко усиливает, а не ослабляет свои спиритуалистические позиции. Отныне в монументальной живописи получает преобладание человеческая фигура, в которой всячески подчеркивается духовное начало. Она доминирует как на Западе, так и на Востоке, где ее главным рассадником становится треугольник, заключенный между Эдессой, Низибисом и Антиохией. Здесь вырабатываются и фиксируются те иконографические программы, которые лягут со временем в основу всей христианской иконографии. И отсюда именно, равно как и из эллинистических городов вроде Александрии или Эфеса, распространяется на Востоке антропоморфическое искусство, оттесняющее постепенно на второй план беспредметное искусство широких народных масс.

²⁷ См.: A. von Hamack. Lehrbuch der Dogmengeschichte, II, 284: «...erschreckend ist es, wie wenig in der kirchlichen Literatur des 4. Jahrh. und der Folgezeit an das christliche Volk gedacht hat. Die Theologen hatten stets nur den Klerus, die Beamten und die gute Gesellschaft im Auge. Das Volk musste einfach an den Glauben glauben».

В работах, посвященных раннехристианской архитектуре, скульптуре и живописи, и по сей день идут бесконечные споры о примате Востока или Запада, Рима или Константинополя. Но постановка вопроса, которая была отчасти закономерна во времена Д. В. Айналова и Й. Стржиговского, в современной науке уже не может иметь себе места. Мы теперь очень хорошо знаем, что в Римской империи существовало одновременно множество школ. Эти школы цементировались той римской koine^II, которая была отмечена чертами общности для всех, даже самых отдаленных областей империи. Политическое единство способствовало живой циркуляции людей и идей между ее западными и восточными частями. Вот почему нередко бывает так трудно определить роль отдельных художественных центров, тем более что раннехристианское искусство развивалось одновременно и на Западе и на Востоке. Одно, однако, несомненно: по мере ослабления Рима тенденция к обособлению национальных школ начала быстро усиливаться и центр тяжести экономического и культурного развития стал перемещаться на Восток, на почве которого возникла новая религия и уроженцами которого были почти все наиболее выдающиеся отцы церкви. Сам факт основания Константинополя был лишь одним из звеньев в целой цепи аналогичных фактов.

^II фр. koinè — общие элементы, образовавшиеся в результате смешения (в области культуры и т. п.)

Дата добавления: 2015-05-06