Вселенское существо

Вероятно, подобные широко распространенные в архаичных культурах воззрения на подземный мир (почти идентичный наземному и часто зеркальный по отношению к нему), который мыслился как бы в чреве живого организма-земли, могли породить в ходе расширения представлений о мироздании образ некоего «вселенского существа», одушевленного Космоса. Так, в «Атхарваведе» (IX.4) имеется специальный гимн, посвященный корове, где этот образ явно обладает вселенскими чертами: «Земля, и Небо, и Воды охраняются Коровой. Боги заключены в Корове....От коровы происходит мысль. Корова есть то, что называют бессмертием, Корова — то, что почитается как смерть; Корова — это вселенная, боги, люди, демоны, предки, провидцы... Кто дарит брахману корову, приобретает весь мир»²⁰⁶. Известно, что и «в Древнем Египте, Месопотамии, Индии земледельцы первых государств, подобно многим племенам Африки и южных районов Евразии, изображали Вселенную в виде коровы...»²⁰⁷ В фольклоре европейских народов образы быка или коровы также характеризуются порой поистине вселенскими масштабами — в сказках чудесный бык, помогая герою, передвигает горы, выпивает море, может поедать звезды, а коровы-помощницы двигают рогами солнце²⁰⁸.

Рис. 4-11. Рисунок В. В. Ковкиной «Корова».

1970-е гг. Курская обл., Льговский р-н, с. Кожля

Такой вселенский космизм зооморфных образов, их соотнесенность не только с землей, но и как бы с ее противоположностью — небом и небесными светилами — с одной стороны, мог являться результатом их эволюции в ходе формирования более дифференцированной мифологии неба. Однако, с другой стороны, истоки его уходят в какие-то очень древние пласты истории человечества, когда «в образном мышлении первобытного человека небо не отделялось от земли и водной стихии и называлось одним и тем же словом, которое воспринималось как живое существо, находившееся в трех плоскостях: верхней, земной и преисподней»²⁰⁹. Например, древние мезоамериканцы, как и многие другие архаичные народы, «не разделяли низ и верх по отношению к вневременному пространству потустороннего мира»²¹⁰. Вторичность мифологии неба и большую распространенность образа земли-матери по отношению к образу неба-отца отмечали многие исследователи (в частности, Э. Б. Тайлор, А. Ф. Лосев); в ряде мифологий, в том числе в греческой, известен мотив рождения землей неба: Геей — Урана («спящая земля поднялась из хаоса, и из нее родилось небо») и стоглазого Аргуса (звездное небо); а, например, в мифе колумбийского племени уитото бог-творец ложится на землю и вытягивает из нее небеса²¹¹. У бурят даже имя мужского бога-творца Ульгеня, живущего на небе, происходит от имени Матери-земли²¹². По ацтекскому мифу богиня земли была разорвана двумя богами на две части, из которых были сотворены земля и небо²¹³. В древнеиндийской мифологии имя жены Рудры — Родаси — имело значение земля+небо («родас» означало землю), этот образ мог также распадаться на два (две юные девушки Родаси олицетворяли землю и небо, как и богиня Махи в двойственном числе, а в единственном — землю, почву, страну)²¹⁴. Разделение единого ранее образа отразилось в «Ригведе» и в представлении земли и неба в образах двух коров: они описываются полными молока, доящимися медом, обильными семенем (VI.70); «Там стояли коровы, набухшие от молока. Великие родители удивительного — два обращенных друг к другу (мира)...» (III. 1.7); «О Агни, (сделай) ты для нас оба мира хорошо доящимися» (III. 15.6)²¹⁵ (ср. русскую загадку о земле и небе: «Два быка бодутся, вместе не сойдутся»²¹⁶ и борьбу Синего и Черного Быков — хозяев моря и Алтая — в алтайском эпосе; в русских духовных стихах также имеется явно выраженный мотив вражды земли и неба²¹⁷). Как показывают сравнительные исследования, идея противостояния неба и земли концептуально сформировалась не ранее неолита, породив мифологему об их разделении и опосредованно отразив определенный сдвиг в развитии сознания и социума²¹⁸.

Приведенные выше примеры говорят о том, что сама мифологема об изначальной слитности земли и неба, по-видимому, восходит к зоо-антропо-морфной модели мира, согласно которой вся обозримая Вселенная мыслилась на каком-то этапе как бы заключенной внутри огромного вселенского существа. «Поверхности неба и земли смыкаются и образуют одну сплошную поверхность объема природно-родового организма... Сердечную ритмику жизни... задает маятник Солнц и Лун... Они поочередно восходят и заходят из родового лона, в качестве которого выступают возвышающие деревья и горы»²¹⁹. В начале начал «Вселенная была проглочена, сокрыта мраком...» — сказано в «Ригведе» (Х.88.2)²²⁰. По одной из легенд о Кришне он ребенком ел землю, а когда открыл рот — там были видны все три мира²²¹. Параллель этому воззрению встречается в мифе о Зевсе, якобы когда-то проглотившем и вместившем весь мир «в своем пространном лоне», причем он одновременно был и «муж», и «дева»²²² (а главное его воплощение, как известно, — бык).

Небо достаточно органично могло восприниматься носителями подобных представлений о мироздании «верхней границей полости, нижней границей которой была наша земля», как мы это видим, например, у селькупов, которым известно и выражение «нутро неба», «полость неба»²²³. У некоторых сибирских народов образ мамонта приобретал также вселенские черты — «очевидно, округлый куполообразный контур головы и спины мамонта воспринимался человеком как свод Неба, а нижняя часть — как Земля,...жилы с кровью — как реки...» и т. д.²²⁴ Такой вселенской «полостью» мыслилась и космическая черепаха в своем панцире, верх которого в «Шатапатха брахмане» уподобляется небу, а низ — земле²²⁵. В древнекитайских текстах неоднократно упоминается о «лоне Поднебесной», во вьетнамских — о «лоне неба», а в древнеиндийских это представление хорошо прослеживается на описании жертвенного коня, отождествляемого с миром: «...небо — это его спина, воздушное пространство — его брюхо, земля — его пах...» (Брх. уп. I)²²⁶. В скифской культуре признаками образа, олицетворявшего всю Вселенную, обладал олень ²²⁷. Не случайно слово буга в тунгусо-манчжурских языках, помимо указанных значений, могло относиться и к небу, к верховным небесным божествам, и к нижнему миру²²⁸, эвенкийское слово нянгня означало земля, грязь и одновременно — небеса, небо, воздух²²⁹, а в якутской мифологии слово ютюгэн, связанное с горным хребтом Удуген, передавало понятие не только земли, страны, но и пропасти, нижнего мира, преисподней²³⁰.

Эти ранние представления о тесной слитности «миров» вполне логично вытекают из зоо-антропоморфной модели мироздания, которая отражала интуитивно и эмпирически улавливаемые ощущения трехмерности, объемности пространства, но была еще далека от четкого выделения и мифологического осмысления его «уровней». Осознание этих параметров и оформление их в мифологии являлось, по-видимому, очень длительным процессом, проходившим через выявление, прежде всего, двух уровней: горизонтальной плоскости земли с ее четырьмя ориентирами и противопоставленного ей «иного мира», понимаемого вначале, скорее всего, как «нижний мир» — дуалистическое членение мира по вертикали, по мнению большинства ученых, предшествовало его троичному членению²³¹. Впоследствии многие параметры «нижнего мира» переходят на «верхний», третий, — отголоски этого встречаются довольно часто, можно привести характерные примеры их в связи с рассматриваемым выше осмыслением горы как чрева прародительницы: в тувинском обрядовом тексте «путь к небесам» синонимичен проникновению вглубь горы²³², а у бурят отмечено расширение слова «гора» со временем до «небо»²³³. В Ведах мотив небесного вымени соотносим с мотивом доение вымени горы — Ф. Б. Я. Кейпер указывает локализацию его «под землей, где в нижней точке мировой оси находится амрита» ²³⁴. Кстати, явная архаичность зооморфных моделей ставит под сомнение утвердившееся мнение о том, что горизонтальная модель мифологического мира предшествовала вертикальной (так, например, Е. А. Окладникова считает горизонтальную модель позднейшей²³⁵). Как представляется, при решении этой проблемы необходимо поставить вопрос о более четком разграничении таких понятий, как объемная, горизонтальная и вертикальная модели мира — собственно, две последние априорно уже существовали в первой и лишь со временем, вероятно, произошло их частичное обособление. Впоследствии они могли довольно причудливо сочетаться, создавая в различные эпохи усложненную, а иногда и противоречивую картину мироздания.

Если в трехъярусной модели Вселенной представления, связанные с ее верхним ярусом, часто носят следы более позднего формирования, то надо отметить, что многие воззрения на ночное небо вполне вписываются в картину зоо-антропоморфного образа мира, так как оно издревле отождествлялось с потусторонним, подземным миром. В древнеиндийской мифологии просматривается «идентификация ночного неба Варуны с космическими водами», находящимися под землей²³⁶. Древние египтяне выделяли в ночном небе область Дат — группу околополярных звезд, «не знающих уничтожения» (не заходящих за горизонт), куда улетала душа умершего для вечной жизни; эта область в то же время могла мыслиться в подземном мире и отождествляться с «полем тростников» и «полем жертвоприношений»²³⁷. Для древней Америки отмечается «комплекс понятий мистического соединения и зеркального взаимоотражения космоса и подземной сферы — так пещеры считались воплощением Млечного Пути как творца всего сущего. Спускаясь в пещеры к прапредкам, душа умершего возносилась по Млечному Пути...»²³⁸ (при этом у американских индейцев пещеры также отождествлялись с утробой и родовыми путями матери-земли). Индейцы тева (юго-запад Северной Америки) считали Млечный Путь хребтом мифического существа, чье тело было мирозданием; Небесным Хребтом называли его и ненцы²³⁹. У эвенков звездное небо загадывается следующим образом: «Шкура дикого оленя продырявлена» (звезды = дырки от оводов)²⁴⁰. Нависающей ровдугой представляли небо кеты²⁴¹, а отголоски подобного древнейшего воззрения сохранились даже в одном из ветхозаветных псалмов, где сказано, что Бог распростер небо «яко кожу»²⁴².

Следы аналогичных представлений можно обнаружить и в восточнославянских материалах. В древнерусской литературе нередко встречаются описания картины мира — так, в «Житии Андрея Юродивого» пространство под первым небом представлено бездной морской, а третье небо простерто, как кожа²⁴³. Восточнославянские загадки о небе сохранили тот же круг образов: «Синенька шубенка покрыла весь мир», или «Jихав волох (...волохи — кожа), розсипав горох; стало свитать, ничого збирать» (небо и звезды)²⁴⁴. Последний вариант перекликается еще с одной группой загадок, в которых исчезновение утром звезд объясняется очень своеобразно:

«Рассыпался горох

По чистому полю...

Пришла бурая корова,

Хвост задрала, весь горох собрала». ²⁴⁵

Или: «Рассыпался стакан по всем городам, никто собрать не мог, одна корова хвост подняла, да и все убрала»²⁴⁶ (здесь отразились и очень древние представления о способности вагины что-либо втягивать в себя²⁴⁷). По этим загадкам ночное небо фактически оказывается как бы внутри коровы, которая, таким образом, становится очень близка древнеегипетской Нут, ежедневно пропускающей через себя все светила — считалось, что в ней «заключена тысяча душ» (звезды)²⁴⁸. В славянских сказках также встречается близкий мотив: «...Моя мать каждое утро рождает меня прекрасным младенцем...» — говорит о себе солнце²⁴⁹.

Рис. 4-12. Глиняная игрушка «Корова».

Маст. Г. Кузнецова. Тульская обл., Одоевский р-н, д. Филимоново.

Собрание ВМДПиНИ

Отражение этой мифологемы можно уловить и в орнаментации народных глиняных скульптурок-коровок из Каргополья, а также из с. Филимоново Тульской обл., где корова лепилась как «богоподобное природное существо»²⁵⁰. В их декоре просматриваются символы звезд, луны или ночного, подземного солнца (круг с черным ободком и точками), а также солнца, как бы «проглоченного» коровой и продвигающегося внутри нее, чтобы вновь родиться (рис. 4-12). В очередной раз приходится удивляться аналогиям, встречающимся в иных культурах. У ряда народов Центральной Азии и Сибири, в частности, просматривается мифологема о суточном движении солнца сквозь космическую олениху или лосиху — проглоченное вечером, оно вновь рождается ею утром, представляемое порой в виде чудо-теленка; изображение рождаемого лосихой лучистого солнца можно увидеть на якутской писанице²⁵¹. Ночное звездное небо в их мифах олицетворялось в образе пестрого быка, соотносимого также с землей, а у древних египтян особый пятнистый бык выбирался на роль священного быка Аписа — его черная шкура с белыми пятнами должна была напоминать карту звездного неба, пятно на правом боку — полумесяц, а на спине — орла, символизировавшего солнце²⁵².

Рис. 4-13. Глиняная игрушка «Олень».

Маст. У. И. Бабкина. Архангельская обл., Каргопольский р-н, д. Гринево.

Собрание Г. М. Блинова

На каргопольских глиняных скульптурках, в частности мастерицы Ульяны Бабкиной — хранительницы архаичных традиций, — нередко можно видеть также изображение ломаных линий, порою с точками: они часто встречаются и посередине туловищ оленей (рис. 4-13), коровок, козлов, и внизу юбок ее «баб», и на тулове Полканихи (полуженщины-полуживотного)²⁵³. Нет надобности напоминать, что подобная орнаментация с глубочайшей древности являлась идеограммой воды по всему миру и вошла даже в качестве иероглифов в ранние письменности, в том числе — шумерскую и эламскую²⁵⁴. Традиция такой орнаментации на глиняных изделиях, иногда — сосудах в виде животных, особенно коров, встречается в народном творчестве различных регионов до последнего времени²⁵⁵. Сосуды в форме животных были когда-то широко распространены в изобразительном искусстве древней Южной Европы, и среди них, пожалуй, первое место принадлежало образам крупных копытных. Привлекают внимание, например, сосуд IV тыс. до н. э. из культуры Винча в форме коровы или самки оленя; критский сосуд в форме быка или коровы III тыс. до н. э.; кипрские сосуды конца III-I тыс. до н. э., украшенные часто также орнаментом в виде волнистых, ломаных или прямых линий²⁵⁶.

Дата добавления: 2015-05-06