Тридцатая

Прошла всего неделя, и начались перешептывания, будто непрерывный низкий гул пчелиного роя, белый шум, преследовавший меня, куда бы я ни пошла. Он подстерегал меня за каждым углом, во всех коридорах и присутствовал в чужих разговорах, которые прерывались сразу же, как только я подходила. Вопреки ожиданиям, что это поможет мне практиковаться в ведении двойной жизни и умении улыбаться, несмотря ни на что, он просто начал изматывать меня. Из кабинки в туалете я случайно услышала, как две девушки обсуждали что‑то, в чем я могу «винить только саму себя». Винить за что? Что Женевьева опять наделала? Каждый, даже малейший нерв моего тела находился в ужасном напряжении, пока я ждала, когда вскроется ее очередная проделка.

Наконец даже Нэт и Ханна, по‑видимому, оказались вовлечены во всеобщие пересуды, и это стало последней каплей. Я уже решила поговорить с ними напрямую, когда они пригласили меня на обед. Они оплатили все сами, даже весь спектр шоколадных десертов, когда‑либо существовавших под солнцем, очевидно, чтобы смягчить предстоящий удар. Мне стало их жалко – их якобы незаметные переглядывания, натянутые улыбки, подчеркнуто заботливое поведение – что бы Женевьева ни выкинула на этот раз, наверняка это что‑то очень плохое.

– Вы могли бы просто рассказать мне, что стряслось. – Я решила взять ситуацию в свои руки и заговорила первая. – Вы обе меня нервируете.

Стол закачался, и я поняла, что они пинают друг друга ногами, выясняя, кому придется начать. Я потеряла терпение и поднялась.

– Я ухожу, если никто мне не объяснит, что здесь происходит.

Ханна кивнула Нэт, а та закатила глаза, собралась с духом и наконец выпалила.

– Мерлин и Женевьева стали встречаться, теперь они официальная пара. Мы не хотели, чтобы ты услышала это от кого‑то другого, как простую сплетню. Это произошло только после того, как ты ушла от него, и он очень переживает, что ты подумаешь как‑нибудь иначе.

Я не знаю, как описать словами то, что я почувствовала. Возможно, что‑то подобное я могла испытать, если бы меня сбил автобус. Раньше я постоянно думала о том, что это может случиться, что Женевьева приложит все усилия для этого, и я собственноручно буквально толкнула Мерлина к ней в объятия, и тем не менее, в конце концов столкнувшись с реальностью лицом к лицу, я была просто потрясена. Но это было не единственной неприятностью. Почти так же плохо было то, что теперь все судачили обо мне, сплетничали или сочувствовали.

– А Мерлин знает, что вы мне это рассказываете? – прошипела я.

Они неуверенно закивали.

– Что? Меня что, надо держать под стеклянным колпаком? Насколько он оказался самонадеянным, если подумал, что меня это заботит?

– Ты хочешь сказать, что тебе все равно? – промямлила Ханна.

– А почему я должна переживать? Это же я ушла от него.

– Мы знаем, – извиняющимся тоном вставила Нэт, – но мы считали, что это просто небольшая размолвка.

Я продолжила было есть свой шоколадно‑сливочный торт с мороженым и взбитыми сливками, но он внезапно показался мне отвратительным. Я не могла никому рассказывать о происшествии с картиной, и гордость заставила меня подчеркнуть:

– Мерлин умолял меня продолжить с ним встречаться.

– Вот это облегчение! – вздохнула Ханна.

Нэт сконфуженно поморщилась.

– Дело в том, что ты никогда не рассказывала нам о том, что происходит на самом деле. Ты была влюблена, собиралась уехать с ним на ночь, потом тебя посадили на домашний арест, ты пропустила мою вечеринку, а потом вы расстались.

– Это из‑за вечеринки? – спросила Ханна. – Потому что он танцевал с Женевьевой?

В этот момент они показались мне такими невинными и наивными, что мне просто стало жаль их. Женевьева тайком превращает мою жизнь в ад, а они ничего не подозревают. Для них жизнь все еще остается набором красивых картинок из тинейджерских журналов, но я уже никогда не смогу относиться к ней так же. Женевьева необратимо изменила меня.

– Эта фотография меня рассердила, – признала я, – но не более того. Что‑то изменилось, и мне вдруг показалось, что все это обман и фальшивка. Мне пришлось быть честной с самой собой.

– Кэти, ты такая храбрая, – с преувеличенной чувствительностью выпалила Ханна. – Ты отстаивала свои права и не согласилась на компромисс…

Нэт изучала нас с недоумением.

– Вы вообще видели основную часть мужчин вокруг себя? Если мы откажемся от компромисса, мы закончим свои дни в одиночестве.

Я состроила равнодушную улыбку, увидев, как Ханна нервно постукивает ногой по полу, что обещало продолжение неприятностей.

– Женевьева переживает, Кэти. Она надеется, что ты не возненавидишь ее.

Я даже не отвлеклась от своего торта.

– Возненавижу? Ее?

– Она переживает, что со стороны могло показаться, будто все произошло слишком быстро.

– Ну, насколько я могу судить, Мерлин может хороводить с кем угодно по своему собственному желанию.

Голос Нэт был очень серьезным, и это здорово раздражало.

– Для Мерлина очень важно, чтобы ты не считала, будто он поступил бесчестно.

При этих словах я скрючилась от смеха так, что моя голова оказалась на столе.

– Можете передать сэру Ланселоту, что его честь все еще в безопасности… И его королева Гвиневра, конечно, тоже.

Мы медленно шли к колледжу и были уже у крыльца, когда увидели их. Картинка разворачивалась кадр за кадром, как при замедленной съемке. Они поднимались по ступенькам, держась за руки. Был погожий зимний день, и казалось, будто у Женевьевы в волосах застряли солнечные лучи и теперь они бросают отсветы наружу, а когда она смотрела на Мерлина, ее улыбка просто ослепляла. Их тела двигались в унисон, и когда он отступал, она заполняла собой место, что он оставил позади, и даже их одежда самым изящным образом одинаково развевалась на ветру. Все вокруг бросили свои дела и любовались ими – счастливыми солнечными людьми со всем миром у ног.

– А из них вышла отличная пара, – смогла сказать я, пытаясь разрушить магию момента. И тут девчонки взяли меня за руки. Я скрипнула зубами. – Пойдем уже, покончим с этим.

Мы зашагали быстрее, чтобы догнать их. Мерлин заметил нас и оступился, мы посмотрели друг на друга как‑то странно и непонятно для меня. Он ослабил свою руку на Женевьевиной ладони, но она схватила его еще крепче.

Ничего не оставалось, как нарушить эту вязкую тишину.

– Я только что услышала хорошие новости!

– Спасибо, Кэти, – пробормотал Мерлин, глядя в сторону. Мне стало легче, потому что я поняла, как он не хочет тыкать меня носом в эту ситуацию.

– Спасибо, Кэти, – эхом откликнулась Женевьева, и впервые за много дней я не смогла прочесть ее настроения по глазам – ярость ли это, триумф или ее неизменная угроза. Я вспомнила о кулоне и удивилась, неужели связь между нами разрушилась.

После колледжа мне удалось ускользнуть незамеченной и пойти своей любимой дорогой домой. За последние недели все кустарники и деревья превратились не более чем в вязанки голых палок и веток, и в этом была своя резкая, суровая красота. Я разглядывала ряды террас, понимая, что на следующей неделе они уже будут сиять рождественскими огнями, и в этой связи пыталась не думать о доме Мерлина, расцвеченном всеми необыкновенными украшениями ручной работы, которые его мама специально готовила к Рождеству. Теми, которые я уже не увижу. Женевьева заполучила мое Рождество и все романтические безделицы, которыми мы могли бы заниматься вместе с Мерлином.

Насмешливый голос произнес мое имя, и я даже не удивилась, я практически ожидала его.

– Бедненькая Кэти. Она ходит сюда, чтобы побыть одной, когда ей грустно.

Я не обернулась, но мое сердце упало от предвкушения новой встречи.

– А почему мне должно быть грустно, Женевьева?

– Потому что Мерлин тебя больше не любит.

– Поздравляю, – сказала я. – Ты хотела получить его, и теперь он твой.

– Ты все еще считаешь, что избавилась от него сама? – ликующе спросила она. – Что он вообще когда‑либо тебе принадлежал?

– Конечно.

– Тогда мне придется спустить тебя с небес на землю.

Она, пятясь, шла прямо передо мной почти вприпрыжку, вынуждая меня идти медленнее. Я так и видела, как она оступается и падает, но ее ноги с завидной легкостью, казалось, миновали любую рытвину и колдобину на тропинке. Она забавно растопырила пальцы и сделала серию волнообразных движений руками, будто была мимом и изображала целую историю.

– Он был моим с самого начала. Даже не обманывайся, что он был твоим.

– Мерлин не предал бы меня, я бы сразу узнала это.

– Эх, Кэти. Он и сам не знал, он предал сам себя. Но его картина сказала всю правду.

– Картина, – повторила я без выражения, удивляясь, как только я могла быть такой наивной и верить в то, что она ничего не знала.

– Просто шикарная, правда? – Она неожиданно рассмеялась и с дерева испуганно сорвалась стайка птиц.

– Это был мой портрет, – не смогла удержаться я.

– Кэти, ты не настоящий художник, и ты не можешь этого понять. Картину, написанную маслом, невозможно изменить с середины. Мое лицо было на холсте с самого начала.

– Но я видела его, – настаивала я, понимая, что только играю ей на руку.

– Ты не видела ничего, кроме нескольких мазков. Тогда еще даже не сформировалась идея. Тебе хотелось увидеть там себя, и ты увидела, что хотела. А когда Мерлин дорисовал детали, получилась я.

– Верь в то, во что тебе нравится верить, Женевьева.

Она резко остановилась, и мне пришлось сделать то же самое.

– Картина была закончена много недель назад. – И по ее лицу медленно, как нефть по воде, расплылась торжествующая улыбка. Она почувствовала мое замешательство и заулыбалась еще шире. – Даже когда Мерлин был с тобой, он хотел быть со мной.

Она раскрыла ладонь, сложила губы сердечком и выдохнула, будто хотела сдуть одуванчик.

– Теперь все почти закончилось, и все там, где им и положено быть.

Она развернулась и ушла, ни разу не оглянувшись.

Когда я шла по улице к дому, Люк возился со своей машиной, его голова была под капотом. Видимо, машина второй раз за неделю отказалась заводиться утром.

– Ты будто потеряла шестипенсовик и нашла пенни, – ободряюще улыбнулся он.

– Мама бы тоже сказала подобную штуку, – пробрюзжала я. – Если ты считаешь, что я выгляжу измотанной, так и скажи.

Он вытер руки куском старой тряпки.

– Мне еще нужно спрашивать?

Я заколебалась. Я все еще не рассказала ему всего, что произошло, пока его не было. Я не знала, как он может отреагировать, но больше не могла молчать.

– Женевьева практически призналась в убийстве. Как будто она хотела, чтобы я знала, и гордилась тем, что способна на это.

Он покачал головой.

– Это могло быть предупреждением.

Я подняла и опустила брови, пытаясь поднять настроение и решив не говорить ему всей правды.

– Она неудачно пошутила насчет того, чтобы столкнуть меня с лестницы на крыльце колледжа.

– Кэт, это не смешно.

– Она хочет, чтобы я знала обо всем, что она делает.

– Мне это совсем не нравится, – обеспокоенно заметил он. – Она слишком близко подобралась к тебе. – Люк определенно волновался, и мне показалось, что он относится ко всему уже не так беззаботно, как раньше. – Такое ощущение, что она готовится к какому‑то ультиматуму, – наконец сказал он.

– Это стало бы облегчением, – ответила я. – Узнать, чего она хочет на самом деле… Намного лучше, чем эта неопределенность.

Он неуверенно кивнул, будто понимал, о чем идет речь, но не был доволен исходом дела.

Я покачала головой и тяжело вздохнула:

– И это еще не все. Мерлин и Женевьева… Теперь они вместе. Он был так раздавлен расставанием со мной, что прождал почти целую неделю перед тем, как начать встречаться с ней.

– Мне жаль, Кэт.

– Мама была права, – пожаловалась я. – Моя ревность в итоге превратила мои опасения в реальность.

– Я думаю, Женевьева тебе немного помогла. Она сделала все возможное, чтобы ты начала сомневаться в Мерлине.

Я постучала себя по груди.

– Нет, во мне сидело зеленоглазое чудовище, которое затем вырвалось на свободу и уничтожило все, что у меня было. Я не могу полностью винить только ее.

Люк засомневался.

– Она манипулировала тобой. И сыграла на твоей слабости.

– Но на ней должна была играть я. Мама права: если любишь кого‑то, отпусти.

– Мудрые слова, – покладисто согласился Люк.

– Вот почему нам с тобой хорошо, – сказала я, подумав. – У нас нет всех этих сложностей. Мы можем говорить, что хотим, и всегда останемся друзьями. Дружба намного лучше, чем любовь.

– Ну, если ты так считаешь, – пробормотал он, но его голос звучал странно разочарованным.

Я уставилась на автомобильные запчасти так, будто они обладали для меня каким‑то таинственным смыслом.

– Интересно, может, теперь она оставит меня в покое и я смогу выкинуть из головы все дурацкие теории с подменой детей и мамой, скрывающей от меня зловещие секреты.

Люк перестал ковыряться в машине и посмотрел прямо на меня.

– Ты думаешь, что Женевьева успокоилась? Что она получила все, что хотела?

– Теперь у нее есть Мерлин, а он был главным призом.

Люк захлопнул капот, и я увидела, что у него очень взволнованное лицо.

– Возможно, Мерлин – просто отвлекающий маневр для нее, а настоящий приз – это ты. Не прекращай оглядываться вокруг, Кэт.

ГЛАВА

Дата добавления: 2015-05-06