Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Дилемма технологической политики 3 страница




 

Дифференциальная политика

Исходной точкой для этого проекта будущего является размы­вание границ политики, т. е. спектр основной, побочной, суб- и контрполитики, возникший в условиях развитой демократии в дифференцированном обществе. Оценка гласит: отсутствие цен­тра политики необратимо, этот центр не восстановить даже через требование демократизации. Политика в определенном смысле гене­рализировалась и тем самым «лишилась центра». Но необратимость этого перехода исполнительной политики в политический процесс, который одновременно утратил свою специфику, свою противо­положность, свое понятие и способ действия, есть не только по­вод для печали. В нем заявляет о себе другая эпоха модернизации, которая здесь была обозначена как «рефлексивность». «Закон» функциональной дифференциации подрывается йедифференциациями (конфликты и кооперация рисков, морализация произ­водства, вычленение субполитики) и упраздняется. При такой рационализации второй ступени принципы централизации и бю­рократизации и связанное с ними окостенение социальных струк­тур начинают конкурировать с принципами гибкости, которые в возникающих ситуациях риска и нестабильности все больше завоевывают приоритет, а одновременно предполагают новые, неви­данные ныне формы «контролируемой вчуже самокоординации» субсистем и децентрализованных активных единиц.

В этом историческом изменении таятся и начатки много бо­лее гибкой структурной демократизации. Ее основы, заложенные в принципе разделения властей (и в этом смысле в самой моде­ли индустриального общества), значительно расширились, в ча­стности, благодаря свободе печати. Экономическая система тоже представляет собою поле, где не только порождаются прогрессы как незамеченные побочные последствия корысти и технических принуждений, но проводится и реальная (суб)политика в смысле иных возможных социальных изменений, - это становится ясно, по крайней мере, теперь, когда «экономико-техническая необходимость» выпуска вредных веществ под нажимом обще­ственности внезапно уменьшается до одной из нескольких возможностей решения. То, что взаимоотношения за стенами при­ватной сферы опять-таки не обязательно должны протекать в традиционных моделях брака и семьи, мужской и женской роли, сведущий в истории человек предполагал давно, но лишь вместе с детрадиционализацией все это пришлось включить в знание более того — в сферу решений. Здесь у законодателя нет ни пра ва, ни возможности управлять. «Побочное правительство приват­ной сферы» может изменять отношения совместной жизни здесь и сейчас, без законодательных установлений и принятия реше­ний, что оно и делает, как показывают всевозможные, разнообразные, переменчивые жизненные условия.

Взгляд на это развитие по-прежнему зашорен сохраняющейся фасадной реальностью индустриального общества. Наша оценка такова: ныне рушатся монополии, возникшие вместе с индустри­альным обществом и встроенные в его институты, да, рушатся монополии, но не погибают миры. Монополия рациональности на­уки, профессиональная монополия мужчин, сексуальная моно­полия брака, политическая монополия политики - все это утра­чивает прочность, притом по разным причинам и с весьма многообразными, непредсказуемыми, амбивалентными последствиями. Но каждая из этих монополий вдобавок противоречит принципам, реализованным в модерне. Монополия рационально­сти науки исключает самоскептицизм. Профессиональная моно­полия мужчин противоречит универсалистским требованиям ра­венства, под лозунгом которых начался модерн, и т. д. Кроме того, это означает, что многие риски и вопросы возникают в непрерыв­ности модерна и приобретают силу вопреки располовиниванию его принципов в проекте индустриального общества. Другая сторона нестабильности, которую приносит людям общество риска, есть шанс наперекор ограничениям, функциональным императивам и фатализму прогресса индустриального общества отыскать и акти­визировать большее равенство, свободу и самоформирование, ка­кие сулит модерн.

Восприятие и понимание ситуации и развития во многом ис­кажаются в силу того, что внешнее и внутреннее, условная и ре­альная ролевая игра систематически распадаются. Во многих сфе­рах мы играем спектакль по мизансценам индустриального общества, хотя в условиях, в каких мы живем и действуем теперь, более невозможно играть предписанные ими роли, но все-таки мы их играем перед самими собой и перед другими, прекрасно зная, что на самом деле все происходит совершенно иначе. Это «как будто» царит на сцене с XIX века и по сей день, на пороге века XXI. Ученые делают вид, как будто арендовали истину, и с точки зре­ния внешней иначе не могут, так как от этого целиком зависит их позиция. Политики — особенно в предвыборной борьбе — обяза­ны притворяться решающей властью, прекрасно зная, что это си­стемно обусловленная легенда, в чем их при первом же удобном случае и попрекнут. Реальность этих фикций — в функциональной ролевой игре и властной структуре индустриального общества. Но их «^реальность — в возникших джунглях непредсказуемостей, которые как раз представляют собой результат рефлексивных модернизаций. Порождается ли или устраняется таким образом нищета и что в каком аспекте имеет силу — подобные вопросы труднорешимы не в последнюю очередь именно потому, что ко­ординатная система понятий сама затронута этим и затуманена. Чтобы вообще иметь возможность описать или понять достигну­тый уровень вычлененной (суб)политики, явно требуется другое понимание политики, нежели то, что лежит в основе специали­зации политики в политической системе по модели демократи­зации. В смысле общей демократии политика, разумеется, не генерализирована. Но тогда в каком смысле произошла генера­лизация? Какие убытки и выгоды означает — или осторожнее: мог­ло бы означать — размывание границ политики для политической сферы и для сетей суб- и контрполитики?

Вводная позиция такова: политика должна проследить путь са­моограничения, которое исторически уже осуществилось. Политика давно уже не единственное и даже не центральное место, где при­нимаются решения о формировании общественного будущего. На выборах и в избирательных кампаниях речь идет не о том, чтобы выбрать «вождя нации», в руках которого сосредоточатся все нити власти и на которого можно взвалить все плохое и хорошее, про­исходящее в период его правления. Будь это так, мы бы жили при диктатуре, которая выбирает себе диктатора, а не в демократии. Можно прямо-таки сказать: все централизационные представ­ления политики обратно пропорциональны степени демократи­зации общества. Осознать это чрезвычайно важно, поскольку принуждение к оперированию фикцией централизованной го­сударственной власти создает фон ожиданий, на котором реаль­ность реальных политических сплетений представляется слабос­тью, несостоятельностью, каковую можно устранить лишь с помощью «твердой руки», хотя фактически она, наоборот, есть признак универсализованной гражданской сопротивляемости в смысле активного со- и противодействия.

То же справедливо и для другой стороны этого отношения — для разнообразнейших полей субполитики. Экономика, наука и т. д. не могут более притворяться, будто не делают того, что де­лают, — изменяют условия общественной жизни, а значит, свои­ми средствами вершат политику. В этом нет ничего неприлично­го, ничего такого, что стоило бы утаивать и прятать. Скорее, это осознанное формирование и осуществление свободы действий, раскрывшейся в ходе модерна. Когда все оказалось в нашем рас­поряжении, стало продуктом человеческих рук, эпоха отговорок ушла в прошлое. Объективных принуждений уже нет — разве что мы сами позволяем им властвовать. Это, конечно, не означает, что теперь все можно сформировать так или этак, но шапка-не­видимка объективных принуждений снята, и потому необходи­мо взвешивать интересы, точки зрения, возможности. Даже на­копленные под оптимистическим панцирем прогрессивности привилегии создавать свершившиеся факты не могут уповать на глобальную справедливость. Отсюда возникает вопрос, каким образом, если не с помощью предписаний или парламентских решений, можно было бы проконтролировать, скажем, научные исследования, заново дефинирующие жизнь и смерть. А кон­кретно, как мы, например, можем воспрепятствовать в будущем

 




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-06; Просмотров: 212; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.011 сек.