Театр и педагогика. Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

...Вспомнился спектакль Марка Захарова «Оптимистическая трагедия», это уже было много лет спустя, когда Ленкомом руково­дил Марк Захаров. Збруев играл в этом спектакле глухого офицера (контуженного, насколько я помню). Этот человек не понимал, что вокруг происходит. Он со своим товарищем попал случайно к анархистам, в их сумасшедший «революционный отряд». Они воз­вращались вдвоем с фронта Первой мировой войны, а оказались уже в ситуации начинавшейся Гражданской войны. Они хотели то­лько одного — добраться домой. Первый офицер ведет переговоры с «революционерами»; глухой нервничает, его утешают знаками, что да, да, сейчас, мол, их отпустят домой, а на самом деле тут же, у всех на глазах, решили расстрелять этих двоих «контрреволюцио­неров». Глухой улыбается и в то же самое время где-то шестым чувством понимает: что-то не так. Этот трагический, по сути, эпи­зод был сыгран Збруевым невероятно сильно: тогда подумалось, что Збруев вырос в большого актера. Да и впоследствии, например, в целом ряде фильмов он был внутренне очень точен, по-настояще­му лиричен, по-настоящему грустен...

В воспоминаниях Збруев пишет: «Со многими артистами у Эф­роса было так, шло время, и его начинали интересовать другие че­ловеческие характеры, появлялась потребность в ином герое. Он не пытался открывать новое в известном актере, а искал новых ис­полнителей»-.

Именно поэтому Збруев, перейдя с Эфросом в театр на Малой Бронной, пробыл там всего лишь около месяца и вернулся обратно в Ленком.

Очень любопытны заметки умного, своеобразного актера Алек­сандра Ширвиндта, который проработал с Эфросом три с полови­ной года в Ленкоме и три года на Малой Бронной: «Эфрос пытал­ся вначале перенести в Ленком опробованный им в ЦДТ этюдный метод, но так как он сам стал вырастать из него, и актеры здесь не очень принимали этюды, то делали мы их недолго. Наверное, Эф­рос понимал: чтобы научить всю эту компанию этюдному методу, надо перестать ставить спектакли и заняться обучением. Но по­вторяю, и сам он уже от этюдов устал и рвался вперед».

Конечно, размышление Ширвиндта уязвимо. Из этюдного мето­да, по-моему, нельзя вырасти. Это все равно, что вырасти из Ста­ниславского. Но факт есть факт: Ширвиндт констатирует, что Эф­рос отказался от этюдного метода.

Нельзя сказать, что сам Анатолий Васильевич не ощущал тогда никакого дискомфорта. Примерно в это время в книге «Профессия: режиссер» промелькнуло: «Пока ты просто читатель (имеется в

виду читатель пьесы), ты видишь за текстом живое. Но вот стал действовать твой «творческий метод», и все превратилось в схе­му»-

Что имеется в виду под «творческим методом» в этом случае —

слишком жесткий разбор или преждевременная ритмизация — не знаю, но тут уже ощущается, как мне кажется, какая-то «подозри­тельность» Эфроса по отношению к своей режиссерской практике.

А вот какое признание сделано им в книге «Продолжение теат­рального романа»: «Я завинчиваю энергию на репетициях не на основе какого-то простого ясного смысла, а на основе чувства, ко­торое я сам плохо сознаю. Это, скорее, какой-то ритмически музы­кальный слух, что ли. С каждым годом такой метод берет верх, и это меня мучает».

Не правда ли, у А.В. появляются некие тревожные самонаблю­дения. Не означали ли они: «Кажется, я теряю что-то важное».

И снова послушаем актеров. Вот один из главных соратников Эфроса — Николай Волков. Оказывается, и он в определенный мо­мент заметил изменения в методологии Эфроса: «Я ему, правда, уже пенял, что, мол, вот когда-то мы с вами делали этюды, а сей­час в том, что вы предлагаете, появилась излишняя жесткость, что-то вами без нас уже осознанное, найденное, и нашего личного участия все меньше и меньше».

Мною уже высказывалось предположение, что этюдный метод можно понимать как в широком смысле слова, т. е. как целую сис­тему подходов к глубинному соединению творческой личности ак­тера с ролью, так и в узком смысле. Так вот, мне кажется, что этюдный метод в работе А. В. Эфроса даже и в узком смысле слова (проверка выявленной режиссером структуры с импровизирован­ным текстом) даже в этом смысле был у пего на исходе. Ему хоте­лось, чтобы артисты как можно быстрее знали текст.

У Волкова звучит прямо: «Нашего личного участия все меньше и меньше».

Позднее на Таганке Эфрос поставил пьесу «Вишневый сад». Мнения об этом спектакле разноречивые: одни вспоминают с вос­торгом, другие жестко критикуют. Но дело опять-таки не в резуль­тате. Нас интересует методология. Обращает на себя внимание то, что написала Алла Демидова: «Многие не берут его рисунок, может быть, не успевают». Сама формулировка свидетельствует: на Та­ганке сотворчество режиссера и актеров состояло во многом в том, что актеры должны были «брать рисунок» режиссера. Это, конечно, уже совсем иной метод.

Дата добавления: 2015-03-31