Серапион Владимирский о милосердии и любви к ближнему

II

Л Я

I I

I

в о

н л о

вой отечественной «больницей и страпноприимницей» считается основанный в середине XI в. Печерский монастырь. «Почти все мужские и женские монастыри киевского периода находились или в городах, или возле них. Наиболее знаменитым из них был Кие-во-Печерский монастырь — важнейший русский духовный центр этого времени. Согласно учению Феодосия, игумена этого мона­стыря <...> основой монашества были молитва, смирение и благо­творительность» [4, с. 57].

К сожалению, общеизвестный факт заботы Киево-Печерского монастыря об убогих (предоставление им хлеба и крова) советские историки дефектологии своими интерпретациями исказили до аб­сурда. Утверждения о наличии при Печерском монастыре приюта для слабоумных, тем паче об организации тамошними монахами обучения глухих, не более чем вымысел, возникший в контексте идеологической борьбы советской власти с космополитизмом, стремления доказать безусловное превосходство отечественного опыта над иностранным. Документально подтвержденный факт состоит в том, что Печерский монастырь проявлял заботу о нищих и калечных. Благодеяние киевских черноризцев достойно уваже­ния, но в организации призрения убогих пальма первенства при­надлежит не им, история монастырской благотворительности бе­рет свое начало в Византии с IV в., а на Западе с VII в.

Место и роль Киево-Печерского монастыря в становлении рос­сийской благотворительности столь велики, что нет нужды в вы­мысле. Один из первых настоятелей Печерской обители — отец русского мо­нашества преподобный Феодосии¹ — по праву может быть назван и родоначаль­ником церковного призрения убогих на Руси. По словам митрополита Макария: «Многопоучительны были дела мило­сердия Феодосия к бедным и несчаст­ным. Он построил близ монастыря осо­бый двор, <...> принимал туда для жи­тельства нищих, слепых, хромых и про­каженных и для содержания их уделял десятую часть от всего монастырского имения» [24, кн. 2, с. 160].

Феодосии Печерский. Икона

Примерно через 40 лет после смерти Феодосия на территории монастыря строится больница, где со временем пе-черские монахи накопят немалый опыт врачевания. Строилась больница «для слепых, хромых, немых и глухих» ие

¹ Феодосии Печерский (ок. 1036—1074 гг.) — один из основателей и игу­мен Киево-Печерского монастыря с 1062 г. Первым ввел на Руси общежите­льный монастырский (Студийский) устав? Автор поучений и посланий, в ко­торых проповедовал основы христианской морали. Канонизирован Русской православной церковью.

только на пожертвования князя и монастыря, но и, что особенно важно, на средства горожан. Судя по Патерику Киево-Печерского монастыря (XIII в.), немалое число неимущих горожан могли рас­считывать на материальную помощь храма, к приходу которого принадлежали.

Отдавая должное подвигам преподобного Феодосия и князя Владимира Святого на ниве благотворительности, не станем обольщаться относительно числа их последователей. Источники скупы на имена тех немногих, кто прославился попечением убо­гих. «Повесть временных лет» упоминает о личном милосердии к сиротам и страждущим черниговского князя Всеволода I, внес­шего лепту в строительство богадельни вблизи от Печерского мо­настыря, великого князя киевского Мстислава Владимировича да новгородского князя Всеволода Мстиславовича [30].

Весомый вклад в дело организации призрения на Руси внес ве­ликий князь Владимир II Мономах¹, прославившийся не только ратными подвигами, по и нравоучительными писаниями. Киев­ский князь считал благотворительность обязательной миссией власти. В своем известном «Поучении...», адресованном сыновьям-наследникам, Владимир Моиомах убеждал их, что победить дьяво­ла можно с помощью трех добрых дел, одно из которых милосты­ня. Завещание содержит прямое указание престолонаследникам: «Всего паче убогих не забывайте, поскольку вам возможно, по си­ле своей кормите, снабдите сироту» [19]. Деятельной благотвори­тельностью прославилась и сестра Владимира Мономаха княгиня Анна².

Духовные основы благотворительности уходят своими корня­ми в древнерусский период, но, полагаем, прав П. Н. Милюков, пи­савший, что «сознательное отношение к вопросам нравственности и религии было редким исключением среди мирян», люди же, по­добные Владимиру и Феодосию, «встречались только на самых верхах русского общества» [23, с. 23]. «В начале русского христи­анства был момент исключительного порыва к исполнению еван­гельского идеала... Личным, а может быть, и только единоличным

Владимир II Мономах (1053—1125) — великий князь киевский (с 1113 г.). Его матерью была дочь византийского императора Константа Мо-помаха. Автор «Поучения...», автобиографической «Летописи» и «Письма» к князю Олегу Святославовичу. Призывал к единству Руси, миру и согла­сию в княжеском роде, к справедливому суду, милости к бедным и беззащит­ным.

² По мнению А. И. Дьячкова, княгиня Анна «основала в Киеве воспитате­льное учреждение для детей убогих, где осуществлялось не только призре­ние, но и обучение ремеслам и даже начатки грамоты» [12, с. 84]. К сожале­нию, нет данных, подтверждающих это мнение. Действительно, в 1086 г. княгиня открыла при Андреевском монастыре женское училище, но, соглас­но В. Н. Татищеву, «собравши младых девиц неколико, обучала писанию, та-кож ремеслам, пению, швению и иным полезным им знаниям, да от юности навыкнут разумети закон Божий и трудолюбие, а любострастие в юности ишдсржанием умертвят» [В. Н. Татищев. История России с древнейших вре­мен, 1773]. Упоминаний об «убогих детях» текст не содержит.

носителем этого порыва, был наш исключительный князь-крести­тель» [19, с. 129]. Тем не менее подвиг Владимира способствовал вовлечению знати в активное благодеяние и организованное при­зрение, заложил основы традиции терпимого и сострадательного отношения к убогим.

Итак, первые попытки организовать на Руси призрение сирот, нищих, убогих и калек, предпринятые на рубеже Х—Х1 вв., были связаны с принятием православного хрис­тианства и заимствованием византийского опыта цер­ковного призрения. У истоков деятельной благотворительности на Руси стоял князь Владимир I, установивший правила (закон) церковной благотворительности, и настоятель Киево-Печерского монастыря преподобный Феодосии, подавший пример организа­ции монастырского призрения убогих. Распад Киевского государ­ства в первой половине XII в. на полтора десятка самостоятельных княжеств не позволил монастырскому призрению окрепнуть, а го­родской (светской) традиции благотворительности зародиться.

::.■ р ■ '. ■■■"% Ж

развитие церковного призрения, но не разрушает традиции

Киевский опыт официального милосердия не получил широко­го распространения в сопредельных княжествах, да и в самой сто­лице просуществовал недолго. В 1169 г. Андрей Боголюбский за­хватил Киев и подверг его жестокому разгрому, Десятинная церковь и лавра были разграблены и разрушены, а город сожжен. Некогда могучее княжество утратило свое¹ политическое влияние, а его население само оказалось в положении нищих и убогих. Фео­дальные распри, набеги половцев, не прекращающиеся междо­усобные войны, безжалостность отечественных и пришлых сбор­щиков дани делали жизнь Древней Руси суровой, тяжелой и опасной, а для человека с телесным или психическим неду­гом—невыносимой. Монастыри, периодически разоряемые кня­жескими дружинами и кочевниками, не могли предоставлять нуж­дающимся действенную помощь и защиту. «Древнейший, простой до грубости быт народа обозначается тем, что чаша общественного бедствия испивается до дна. В политическом отношении полная покорность врагу и потеря земли, без всякого смягчения уступок переговорами или условиями <...> в виде голода, до истребления всех, кого не сохранит случай до более урожайного года. <...> Все слабое, физически бесполезное для общества, при недо­статке продовольствия, лишалось права делить жизнь с лицами физически сильными и для общества полезными и должно было уступить им свое место в жизни¹. <...>

Выделено нами.

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ЖИЗНЬ

Люди делались хуже, говорит летописец. Не было милосердия, не стало сострадания. Брат не жалел брата, отец и мать делались рав­нодушными к судьбе своих детей» [36, с. 4, 18].

Во второй половине XII в. начинается активное освоение севе­ро-восточных земель (Суздаль, Муром, Смоленск, Новгород, Вла­димир, Ярославль, Москва). Нам не удалось обнаружить докумен­тальных свидетельств о новых княжеских попытках устройства приютов и богаделен, времена для подобных дел оказались мало­подходящими. В XIII в. Русь подверглась нападению монголов. Степняки гибельной лавиной пронеслись по славянским землям, безжалостно подавляя всякое сопротивление, не щадя никого. Взяв Суздаль, печалуется летописец: «татары <...> старых мона­хов, и монахинь, и попов, и слепых, и хромых, и горбатых, и боль-пых, и всех людей убили» [19, с. 20]. Однако, подчинив себе рус­ские земли, «монголы, требуя покорности и дани, считая себя вправе жить на счет побежденных, не думали насиловать ни их ве­ры, ни их народности. Напротив, они оказывали какую-то фило­софскую терпимость к вере и приемам жизни побежденных, но по­корных народов» [21, с. 133].

В эпоху золотоордынского ига калеки и убогие не подверга­лись особым преследованиям и притеснениям со стороны кочев­ников, испытывая лишения наравне со всеми. Позволим себе горь­кую шутку: в ситуации тотального бесправия калеки и убогие обрели те же права, что и прочее население страны. Завоевателей интересовала лишь исправная выплата дани, чужая религия не трогала их чувств, не возбуждала агрессии. «Проведя в 50-е гг. XIII в. общую перепись населения русских земель, наладив систе­му сбора дани и определив ее размеры, ордынские правители вско­ре предприняли следующий шаг на пути упрочнения своего вла­дычества. В 60-е гг. XIII в. устанавливается практика выдачи митрополиту особой ханской грамоты, в которой перечислялись льготы, предоставленные церковным людям: освооождение от уплаты ордынской дани, от постоя ордынских отрядов, от уплаты таможенных сборов» [3, с. 20].

Согласно историческим хроникам, ордынцы не разрушали мо­настыри как культовые учреждения. «По Ясе Чингисхана, — пишет Л. Н. Гумилев, — хан не мог вмешиваться в вопросы веры, а свобода совести всегда понималась монголами как личная свобода челове­ка» [9, с. 141]. В очерках этнической истории России Л. Н. Гумилев неоднократно указывает на особенную веротерпимость ордынцев и отсутствие серьезных конфликтов на религиозной почве между степняками и русскими. Более того, «при монгольском владычест­ве, — убежден Н. И. Костомаров, — монастырские волости находи­лись в наиболее благоприятном положении: огражденные ханами, насколько исполнялись ханские повеления, от поборов и разорений, монастыри умножались непрерывно, но с половины XIV в. умноже­ние их является в несравненно большем размере против прежних времен» [21, с. 159—160].

В эпоху монголо-татарского ига монастыри не прекращали своей благотворительной деятельности, напротив, число людей,

я а*>;»**«■}

'«В _

'•

!

находивших под их крышей духовную поддержку, пищу и кров, увеличилось, поскольку в дополнение к ранее существовавшим за два столетия монгольского владычества возникло более 180 новых монастырей. Помощь убогим и калекам оказывалась по преимуще­ству общежительными монастырями.

Выпавшие на страну испытания заставляли парод вниматель­нее вслушиваться в слова духовных наставников. Многие пра­вославные иерархи объясняли обрушившиеся на русские земли беды наказанием за грехи, за несоблюдение христианских за­поведей. Знакомство со «Словом» Серапиопа Владимирского (XIII в.) позволяет увидеть, сколь настоятельно авторитетный проповедник призывал соотечественников к милосердию и со­страданию.

«Не было кары, которая бы нас миловала, и теперь непрестанно казнимы: обратились мы к Господу, <...> не раскаялись в наших гре­хах, не отступились от злых своих нравов, в ничтожестве пребывая, себя почитаем великими. Вот почему не кончается злое мучение на­ше: зависть умножилась, злоба нас держит в покорстве, <...> к ближ­ним вражда вселилась в наши сердца, ненасытная жадность порабо­тила, не дала нам оказывать милость сиротам, не дала познать природу людей — но как звери жаждут насытить плоть, так и мы жаждем и стремимся всех погубить, а горестное их имущество и кро­вавое к своему присоединить; звери, поев, насыщаются, мы же на­сытиться не можем: того добыв, другого желаем! Что же следует де­лать нам, чтобы грехи исчезли, те, что терзают нас? Вспомните достойно написанное в божественных книгах; что и Владыки нашего самая важная заповедь — любите друг друга, милость имейте ко всякому человеку, любите ближнего своего, как самого себя. <...> Если же в чем совратимся, опять к покаянью прибегнем, любовь в Боге проявим, слезы прольем, милость нищим по силе сотворим, если сможем бедным помочь — от бед избавляйте. Если не станем такими — гнев Божий будет на нас; всегда пребывая в любви, спо­койно мы заживем!» [27, с. 445, 449].

Итак, многовековое монголо-татарское иго разорило русские земли, но не смогло ослабить традицию терпимо-сострадательного отношения к убогим, напротив, она крепнет. Присущее славя­нам-язычникам отношение к немощным, обогащенное идеалами христианского благочестия, начинает оформляться в особую тра­дицию милосердия к убогим — традицию нищелюбия. Развитие же церковной благотворительности сдерживается опустошением зе­мель, обнищанием представителей всех сословий, а также тем, что «внутренний государственный порядок изменился: все, что имело вид свободы и древних гражданских прав, стеснялось, исчезало» [18, с. 134, 135].

Напомним, что «сень варварства <...> скрыла от нас Европу в то самое время, когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались, народ освобождался от рабства, нра­вы смягчались» [18, с. 134].

К№ Средние века печальная эпоха

Население Руси продолжало оставаться носителем традицион­ной — доправовой (в смысле позитивного права) — культуры, госу­дарственный закон не регулировал отношение общества к интере­сующим нас людям. Правила же сострадательного отношения к убогим, предписываемые обычаем и православием, соблюдать становилось все труднее. Гнули и ломали традицию милосердия не ордынцы, а невзгоды и лишения, обильно выпавшие на долю насе­ления средневековой Руси. «К самым несчастным и печальным эпо­хам истории многострадального русского народа» относит Н. И. Ко­стомаров время княжения Дмитрия Донского: «Беспрестанные разорения и опустошения то от внешних врагов, то от внутренних усобиц следовали одни за другими в громадных размерах. <...> К этому присоединялись физические бедствия. Страшная зараза, от которой русская земля страдала в 40-х и 50-х годах XIV в. на­равне со всею Европою, повторилась и в княжение Дмитрия с бо­льшою силою в разных местах Руси. <...> К заразе присоединя­лись неоднократные засухи, как, например, в 1365, 1371 и 1373 гг., которые влекли за собою голод, и, наконец, пожары — обычное яв­ление на Руси. Если мы примем во внимание эти бедствия, соеди­нявшиеся с частыми разорениями жителей от войн, то должны представить себе тогдашнюю восточную Русь страною малолюд­ною и обнищалою» [18, с. 189].

Человеческая жизнь обесценивалась, смерть ребенка, особенно слабого или увечного, воспринималась близкими как облегчение.

Прекрасно иллюстрирует крестьянские нравы народный способ излечения спинной сухотки (таЬез), которую в селах именовали «стенью». По совету знахаря, пишет И. П. Сахаров, «больное дитя несут в лес, ищут раздвоенного дерева, кладут его в этот промежу­ток на трое или менее суток, сорочку вешают на дерево, потом вы­нимают его и ходят трижды девять кругом дерева. После этого при­носят домой, купают в воде, собранной из девяти рек или колодцев, обсыпают золою, собранною из семи печей, кладут на печь... Часто случается, что дитя умирает в лесу, оставленное обнаженным на от­крытом воздухе, или испускает дыхание под обливанием холодной водою. Совет знахаря, это явное убийство, почитается в деревнях благодеянием» [39, с. 104].

Большая часть населения, и прежде всего сельские жители, про­должали следовать языческим предрассудкам. Уже упоминавшийся нами Серапион Владимирский в конце XIII в. с гневом восклицал: «Языческих обычаев держитесь: в колдовство верите и огнем пожи­наете невинных людей <...>. Из книг каких иль писаний вы слышали, будто от колдовства на земле наступает голод или что колдовством хлеба умножаются? <...> Вот нынче три года хлеб не родится не то-л ько в Руси, но у католиков тоже — колдуны ль так устроили? А не Бог правит своим твореньем, как хочет, нас за грехи наказуя? <...> Как можете вы осуждать на смерть, если сами страстей преисполне­ны? И по правде не судите: иной по вражде это делает, другой — же-

'

....<■. ■;

4?г -•-

;.'_>,-',ч_:.:,_л.:.,.,-^А--^-- --^;'--;^

■йм& ^*'^':;

I*"'

Дата добавления: 2015-03-31